скачать книгу бесплатно
– Вы будете говорить или нет? – спросила девушка за стойкой.
И Сашка вошла в кабинку. Но даже разговаривая с мамой, не могла выбросить Коженникова – и Костю – из головы.
* * *
– Ты своему не даешь, что ли? – озабоченно спросила Оксана.
Она мыла посуду на кухне. Кто бы ни свинячил – Оксана всегда мыла посуду. Бывало, швырялась кастрюлями и орала «Развели срач!», но мыла все равно. Вид жирных тарелок, горой брошенных в мойке, приводил ее в бешенство.
– Они такие гиперсексуальные в этом возрасте, – повторила Оксана, видимо, чью-то фразу. – Ты его так не удержишь, учти.
Сашка сидела над параграфом. В двадцать первой комнате было очень много Лизы, Лизиных друзей и подруг, они сидели повсюду, даже на Сашкиной кровати. Сашка не стала связываться – взяла книги и ушла на кухню, где в этот час никого не было, только Оксана мыла посуду.
За месяцы, прожитые в общежитии, Сашка научилась спать при грохоте и учиться посреди землетрясения. Слова Оксаны выбили ее из колеи. Приходилось то и дело возвращаться глазами к началу абзаца.
– Вообще ты странная, – рассуждала Оксана. Она стояла к Сашке спиной, намыливала тарелку в раковине и не слышала ничего, кроме своего голоса и журчания воды. – Тебе уже восемнадцать скоро? Весной? Пацанка. Портнов тебе автомат ставит, единственной из тридцати девяти человек. А ты зубришь, как попка, с утра до ночи. Костика уведут, он парень симпатичный, а у нас полно красивых девок. Тут и местные девочки, школьницы, очень даже ничего…
Открылась дверь. Прихрамывая, вошел одноглазый Витя – третьекурсник, по-прежнему скособоченный и странный. Трикотажные штаны пузырились на коленях, клетчатая рубашка помнила лучшие дни. На руках у него были огромные кожаные перчатки, лицо закрыто огромными темными очками. Сашка вздрогнула.
– Привет, девчонки, – просипел Витя. – Угостите чайком?
Оксана обернулась:
– Своего нет, что ли?
– Сейчас, – сказала Сашка, отодвигая книгу. Все равно сосредоточиться не получалось.
Зашипел, нагреваясь, электрический чайник. Завоняло паленой изоляцией.
– Вить, а что у тебя с руками? – спросила Сашка как бы между прочим.
Витя посмотрел на свои ладони в перчатках. Пошевелил пальцами.
– Да так… Сессия приближается, девки, зимняя сессия. Пережить бы, вот в чем вопрос.
– Пережить бы, – эхом отозвалась Сашка.
Витя наставил на нее черные стекла очков:
– Вам-то что, первый курс, гуляй и радуйся. Новый год встречай. А вот на третьем экзамен по специальности, девки.
Оксана выключила воду. Обернулась, вытирая руки и без того мокрым полотенцем:
– Что? Трудно?
Витя неопределенно покачал головой:
– Можно сказать и так… Трудно. Мы после экзамена переходим на другую базу… Кто сдаст, конечно.
– Может, там будет легче, – предположила Сашка без особой уверенности.
О том, где находится и что представляет собой «другая база», никто из первокурсников не имел понятия. Говорили, что это какой-то очень продвинутый, технически оснащенный институт с «европейским ремонтом» в общаге и компьютером на каждом столе. Говорили, что это мрачные катакомбы глубоко под землей. Говорили, что это в другом городе.
Кое-кто – Сашка сама слышала – вполне серьезно предполагал, что это на другой планете.
Сама Сашка сказала однажды Косте – в шутку, конечно, – что «другая база» для старшекурсников – нечто вроде загробного царства, о котором никто ничего не знает, потому что оттуда не возвращаются. Костя, помнится, отреагировал странно – побледнел и тихим голосом предложил так больше не шутить.
– Может, и легче, – уныло согласился Витя. – Эх, девки, я ведь в мореходку собирался.
Сашка налила дымящийся кипяток в эмалированную кружку. Плюхнула внутрь чайный пакетик на веревочке.
– Сколько тебе сахара?
– Две ложки. Нет, три.
Сашка поставила чашку на край стола. Витя неуклюже поднял ее обеими руками – в кожаных перчатках – и вылил в себя горячий чай, как воду.
Сашка задержала дыхание. Витя поставил пустую чашку на стол, улыбнулся, облизнул губы:
– Спасибо.
– Не горячо? – тихо спросила Сашка.
Он помотал головой:
– Не… Пойду я учиться, девчонки. Спасибо, не поминайте лихом.
И вышел.
* * *
Сашка вошла в комнату с учебником под мышкой. Света было чуть – одна настольная лампа да еще огоньки сигарет. В табачном дыму трудно было разглядеть лица, Лиза сидела на столе рядом с магнитофоном, еще человек десять – первокурсники, второкурсники – устроились где придется. На Сашкиной кровати сидели двое – крупная полузнакомая девушка тискалась со своим парнем. Ее звали Ира, его, кажется, Слава.
– Отбой, – сказала Сашка. – Одиннадцать часов. Все вон из комнаты.
Ее не слушали и не слышали. Она подошла к столу и сбросила магнитофон на пол.
Отскочила крышка. Вывалилась кассета. Разговоры смолкли.
– Обалдела, Самохина? – в полной тишине спросила Ольга из тридцать второй комнаты.
Сашка включила свет. Все прищурились; Сашка смотрела широко открытыми, даже чуть выпученными глазами.
Только что, на кухне, под смех и чужие голоса, она закончила двадцать пятое упражнение.
Хотя Портнов задал ей номера тринадцать – семнадцать.
Так вышло, что, отработав семнадцатое, Сашка прочитала следующее – просто из любопытства – и ничего не поняла.
Вместо того чтобы просто закрыть книгу, она прочитала задание еще раз. Понятные слова. Более-менее понятные образы. А вот что с ними надо делать и как – представить было совершенно невозможно.
И тогда у Сашки проснулся давний «бзик». Может быть, стиль отличницы и «зубрилки». Может быть, инстинкт исследователя. Но она мысленно протянула ниточки от семнадцатого упражнения к восемнадцатому, потянулась, как в полную темноту, и через несколько минут нащупала то, что привыкла называть «контуром» упражнения.
Вот оно.
Она по-настоящему обрадовалась. И осторожно принялась разминать восемнадцатое. От него потянулись нитки к девятнадцатому и дальше к двадцатому. А потом внутри Сашки наступило будто озарение, и она кинулась вперед по номерам, от одного к другому, и свет становился все ярче, пока наконец на двадцать пятом упражнении она не ослепла.
Внутренний свет вспыхнул очень ярко и померк. Сашка протерла глаза; она не видела ни учебника, ни кухни. На секунду ей показалось, что она – внутри упражнения. Она – темный контур в пространстве без верха и низа; она не успела испугаться. Хлопнула дверь, потянуло сквозняком, открылась дверца холодильника.
– Суки! Кто мою селедку жрал?!
– Дурак, ты что, в общем холодильнике оставил?
– А я не могу ее в комнате хранить! Она воняет!
– Ну съел бы сразу…
– Гады… Чья это колбаса? Сожру, сволочи, все.
– Брось, это Ленкина, она с душком… В посылке еще испортилась…
Сашка слышала голоса, раздававшиеся совсем рядом. Ощущала ветер на лице. Ощущала запахи. И ничего не видела.
Почувствовала, как соскальзывает с колен учебник. Успела подхватить. Страха все еще не было; Портнов что-то такое говорил… про зрение, которое может измениться…
А вдруг она ослепла навсегда?!
Сашка чуть не взвыла от ужаса. Принялась тереть глаза, будто желая их выдавить, и через несколько секунд различила белое пятно холодильника. А еще через минуту увидела селедочную голову на кафельном полу, чьи-то ноги в тапочках, осколки чашки…
Зрение вернулось.
Пошатываясь, Сашка побрела в свою комнату. С ней что-то происходило. Что-то серьезное. Она не могла – и не желала – это остановить. Она распахнула комнату, увидела огоньки сигарет и парочку, восседавшую на ее постели; она не думала ни о чем, а поступала инстинктивно.
– Все вон. Оглохли?
– Ты переучилась, детка? – мягко спросил парень, сидевший на ее кровати.
И посмотрел ей в глаза.
Сашке показалось, что прошло несколько секунд. На самом деле, когда она очнулась, было уже полдвенадцатого и она была в комнате одна. Валялись окурки на полу. От табачного дыма тошнило; Сашка добралась до окна, ободрала бумагу, которую они клеили вместе с Оксаной, повыдергивала поролон и распахнула створку, хватая ртом ледяной ноябрьский воздух.
* * *
– Знаешь, я буду тебя бояться, – сказал Костя. – У тебя иногда такой взгляд…
Они сидели на подоконнике в закоулке коридора неподалеку от тридцать восьмой аудитории. Костя вышел с индивидуальных десять минут назад. Еще через пять минут к Портнову предстояло идти Сашке.
– Саш… Что там было-то? Что-то ведь было, а они не признаются, будто им стыдно…
– Ничего, – вяло отмахнулась Сашка. – Я их послала.
– Ты изменилась, – сказал Костя.
– Мы все меняемся.
– Да, но ты… Может, ты гений? Или еще чего похуже? – Костя пытался шутить.
– Мне пора, – сказала Сашка.
Она остановилась перед дверью аудитории. На самом-то деле у нее было еще две минуты как минимум; за дверью что-то громко и резко говорил Портнов. Как будто стегал кнутом или гвозди вколачивал. Сашка подумала, что ее-то сегодня ругать не будут. Сегодня она принесла не пять, а двадцать три новых упражнения. Двадцать три… Ей стало страшно и весело, как в детстве на «чертовом колесе».
Женя Топорко вышла из аудитории, странно сгорбившись, сдерживая слезы. Получила, подумала Сашка без сочувствия. И вошла к Портнову.
– Доброе утро, Самохина. Сделала?
Сашка кивнула. Оперлась о высокую спинку стула – и взялась за мысленную работу, начиная с тринадцатого упражнения.
Сбилась на четырнадцатом. Начала снова. Сбилась на пятнадцатом и снова начала сначала; Портнов смотрел, скептически поджав губы. Сашка, готовая запаниковать, начала еще раз и сбилась на тринадцатом; Портнов молчал.
– Я сейчас. Мне надо собраться.
– Собирайся.
– Я…
Сашка запнулась. Ей вспомнился вчерашний день. Оксана с ее посудой. Витя с его перчатками. «Ты своему не даешь?» Горячий чай… Огоньки сигарет в темноте…
Она начала тринадцатое – и поняла, что упражнения скользят. Одно за другим. Как звенья цепи. Как привычные мысли. Безумные. Чужие.
Она миновала шестнадцатое. Семнадцатое. Без паузы перешла на восемнадцатое. Девятнадцатое. Заходилось сердце; Сашка чувствовала себя канатоходцем, танцующим по проволоке над орущей толпой, она почти слышала восторженные вопли – хотя на самом-то деле в комнате было тихо, где-то в коридоре переговаривались студенты, она стояла, вцепившись в спинку стула, и смотрела в пространство, а напротив сидел Портнов и смотрел на нее и каким-то образом – каким? – знал и видел ее пляску на проволоке, он был единственный зритель… слушатель? Соучастник? Что происходило с ней и как он мог это ощущать? И какими ее мысли-упражнения виделись ему?
Сразу после двадцать пятого она ослепла. Как и вчера, на кухне. Вспышка – и тьма, как в закрытом ящике. Темнотища.
И тишина. Портнов не шевелился.
– Сядь.
Держась за стул, она обошла его и села. Скрипнуло сиденье.
– Тебе какие номера были заданы?
– Тринадцать – восемнадцать.
– Тогда какого лешего ты взялась за двадцать пятое?
Сашка сглотнула.
– Отвечай!
