Клариса. По ту сторону холста

Или Тинторетто-Красильщика, не смогла не сыронизировать я, но правда уже про себя. Ну вот не находила я ничего постыдного в данном прозвище. Для меня наоборот оно звучало более звучно, доступно и узнаваемо, чем это нагромождение трех слов.

– А что послужило толчком к нападению? Почему он выбрал именно эту картину? – спросил мэтр Липринор, так же как и я рассматривавший полотно.

– Да разве этим сумасшедшим актеришкам нужен, какой-нибудь повод? Вот тоже худшее зло в этом мире – это актеры. Все беды от их никчемных пьесок, – с пафосом изрек этот лысый коротышка, а мэтр Липринор вдруг положил мне руку на плечо.

А я с ужасом поняла, что уже собралась его ударить коленкой между ног. То журналисты худшее зло, теперь актеры. Можно я его стукну? Пусть он станет фиолетовым в крапинку. Или та дама из мультика «Тайна третей планеты» как-то по-другому этот цвет получала? Жаль, что уже не пересмотришь. Неожиданно для себя поняла, что сейчас заплачу. Из-за невозможности посмотреть мультик… Я, наверное, реактивов нанюхалась, пока шла по реставрационной мастерской. Точно. Нужно заканчивать осмотр и домой.

– Но объяснил он свой поступок неприятием самой идеи, что таким образом надругались и использовали богиню Геру. Мол, Зевс подонок и мерзавец, Геракл – это вообще не заслуживающий внимания персонаж. А вот Гера что-то вроде обманутой мученицы, – продолжил мэтр Басюдором, не подозревая, какая беда в виде моей коленки только что прошла над его головой и не задела.

– Но где-то он прав. Мне и самому всегда казался диким тот факт, что Зевс принес своего сына от другой женщины к своей спящей жене и приложил его к груди, полной молока. И когда Гера оттолкнула ребенка, молоко пролилось, и образовался Млечный Путь. Это странно, по меньшей мере.

– Не понимаю, что тут странного. Разве жена не должна подчиняться, желаниям своего мужа? А он захотел сделать бессмертным своего сына от смертной женщины. А это был самый простой способ – выпить молоко богини. А то, что она против его желания, это как раз удивительно. Она же женщина, хоть и богиня, но он-то её муж. Значит, имеет право, – заявило это невозможное существо.

– А что говорит по этому поводу ваша супруга? – поинтересовалась я.

– Я никогда не был женат. Когда обладаешь столькими достоинствами и таким богатым интеллектом, сложно найти подходящую женщину, – пафосно сказал он, по всей видимости фразу, заученную наизусть и повторенную множество раз.

– Действительно, – кивнула я, соглашаясь. Где отыскать такую дуру, что согласиться на этот подарок?

– Мастер на картине изобразил много атрибутов страсти, стрелы, зажжённый факел. Но не забыл и сеть в руках одного из ангелочков. Сеть – символ обмана, – продолжил мэтр Липринор.

– Но разве обман – это не признак отсутствия любви между супругами? Не думаю, что они вообще когда-нибудь любили друг друга. Зевс все время её обманывал и изменял, – возмутилась я.

– Клари, ты рассуждаешь как маленькая девочка, или подросток на стадии максимализма. Разумеется, в любви допустим обман. Мне сложно допустить совмещение любви и измены, но полагаю, и это возможно, – покачал головой мэтр Липринор.

– Но…

– Клари, давай ты применишь к картине магию, а все философские вопросы оставим на потом, – прервал меня мэтр Липринор.

Я кивнула, понимая, что веду себя глупо и протянула руку к картине.

В мастерской за мольбертами стояло трое. Тинторетто и двое подростков. Девочка и мальчик. У всех троих были кисти в руках. А у мальчика даже в зубах.

– Мариетта, Доминико, не отвлекайтесь! На что вы там уставились?

А смотрели дети прямо на меня. Доминико открыл рот от изумления и кисточка, выпав, покатилась по полу. Вдруг девочка подошла, и, глядя мне в глаза сказала:

– А как ты назовешь своего ребенка?

– Ребенка? Какого ребенка? – я даже и не подумала, что меня могут не услышать.

– Того, что ты носишь. Ты ждешь ребенка. Ты не знала? Он светится у тебя в животе, – и Мариетта засмеялась.

– Я беременна? Сейчас? – снова спросила я.

Стоя посреди мастерской художника Тинторетто как-то странно об этом услышать.

– Если будет девочка, назови как меня – Мариетта. А вот если сын, решай сама.

– Хорошо, – промямлила я. Что хорошо-то? Что решу?

И голова закружилась. Очертания мастерской стали расплывчаты, и я, кажется, упала.

Нет, не упала. Мэтр усадил меня на единственный стул и протягивал стакан с водой. Я огляделась и осознала, что я только что узнала и с кем говорила.

– Мэтр, я что-то говорила во время видения?– это было важно.

– Да, Клари. Ты сказала: «Ребенка? Какого ребенка?» и всё. Больше ничего, – ответил мэтр Липринор.

Я облегчённо выдохнула. Мэтру Басюдором вот совершенно не обязательно знать о моем разговоре с детьми и предполагаемой беременности. Может она не сейчас случилась? А в будущем. Может я когда-нибудь забеременею девочкой Мариеттой. Не сейчас.

– Так что за ребенок Клари? – спросил мэтр Липринор.

– Геракл. Тот, что на картине. Мастер что-то говорил про детей. Ему было нужно больше детей для картины. У него там и Геракл, и еще четыре ангелочка. Вот он и говорил про них. Я не расслышала и переспросила. Но он меня не услышал, – поведала я.

– Ну, это ожидаемо. Вы юная неска. Все ваши мысли должны быть устремлены к замужеству, детям и ангелочкам. Но вы подтверждаете, что автор картины Якопо Робусти Комина? – Мэтр Басюдором благостно покивал головой.

–Да. Безусловно, это его работа. Я подробно опишу, что видела, и вы, и мэтр Липринор, как свидетели поставите подписи под моим отчетом. Я думаю, завтра он будет уже у вас, –уверила я.

А потом очень подробно описала мастерскую. Как выглядели дети и сам художник. Даже не забыла упомянуть про девиз на стене мастерской: «Рисунок – как у Микеланджело, колорит – как у Тициана».

– Это его дети. Мариетта Робусти и Доминико Робусти или Доминико Тинторетто-младший. Они оба станут художниками. И прославятся как замечательные портретисты, – задумчиво произнес мэтр Липринор, и как-то странно посмотрел на меня.

– Замечательно. Я очень доволен нашим сотрудничеством. Непременно скажу об этом Его Сиятельству герцогу Рихарду де Алеманьа, – снова покивал мэтр Басюдором.

Мы пришли на выход гораздо быстрее. Нас не сопровождал мэтр Басюдором. Он остался в мастерской. Как его вообще на работе терпят?

Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнула весенний воздух Лютеции. И тут же покачнулась. Голова снова закружилась. Мэтр Липринор подхватил меня под локоть и отвел к скамейке, усадил, а потом спросил:

– Что ты на самом деле увидела?

– Мэтр, я…

– Не морочь мне голову, девочка моя. Я хорошо тебя знаю. И знаю, когда ты врешь. Рассказывай.

И я рассказала. Я хорошо помнила, как почти две недели мучилась, боясь рассказать мэтру о моем первом видении. И какое почувствовала облегчение, когда все ему рассказала. Он покачал головой и сказал:

– Герцогу ты об этом рассказывать не собираешься?

Я энергично замотала головой. Я не готова к такому. Я вообще к этому не готова. Ребенок? К нему я тоже не готова.

– Я, почему-то так и подумал. Клари, не ты ли говорила только недавно про несовместимость любви и обмана? Про амурчика, державшего сети обмана на картине Тинторетто? Даже и за примером далеко ходить не понадобилось.

– Мэтр, я…

– Н-да. А ведь тебя предупреждали. Правда, об этом как-то никто не подумал. Ладно. Что уж теперь. Нужно отвезти тебя к врачу. Я пошлю вестника Арчибальду, пусть отвезет нас на машине…

– Нет! Только не Арчибальд. Он тут же сообщит Рихарду. А я не готова. И потом может это просто слабость после болезни?

Мэтр Липринор на последнюю реплику приподнял выразительно бровь. Да. Мне самой в это не верилось.

– Я пошлю вестника Свену. Он водит машину. Он приедет. Вот увидите.

Я быстро вынула из маленькой сумочки листик магической бумаги и, написав послание, скрутила птичку. Я давно навострилась их крутить. Сначала, это подобие оригами, мне не удавалось, но я научилась. Та взмахнула крылышками и улетела. А я откинулась на спинку скамейки.

– Возможно, так даже будет лучше. Свен может пригодиться, – задумчиво протянул мэтр.

– Пригодиться? Ну, да, он отвезет и привезет. Я написала, что нужна его помощь как водителя. Если сможет её найти и у него есть время. Он сейчас пришлет вестника, –ответила я.

– И вопросов будет меньше всяких, – туманно сообщил мэтр.

Прилетел вестник. Я развернула его и сообщила, что Свен будет через полчаса. Мы с мэтром пошли в кафе и выпили по чашке чая с пирожным. Болтая о чем угодно, только не о том, что волновало меня сейчас больше всего.

Я ни разу в этом мире еще не была у гинеколога. И весьма смутно представляла себе этот визит. Но все оказалось совсем не страшно. Приятная обстановка, вежливый секретарь и уютная приемная. Нас просили подождать, и мы сели в удобные диванчики. По сравнению с нашей консультацией, здесь все скорее напоминало визит к дорогому психоаналитику. Я у такого не была ни разу, но почему-то воображала себе именно эти диваны, картины, цветы и фонтан. Только скульптур не хватало.

Свен пошел со мной и мэтром. Мэтр кивнул и не возражал. А я так нервничала, что мне было все равно. Свен вообще повел себя странно. И так молчаливый, тут он казалось, вообще язык проглотил. Не высказал ни малейшего удивления. Не задал ни одного вопроса о цели нашего посещения. Просто молчал. Именно поэтому я его и выбрала. Габби тоже смог бы приехать. Друзья с машинами у него тоже были. Но при этом трещал бы всю дорогу. А потом только и разговоров было бы и ненужных вопросов.

Я зашла в кабинет и недоуменно огляделась. Ничего похожего на гинекологическое кресло не наблюдалось. Зато имелся мягкий диван куда меня, взяв за руку, отвел вежливый сверх меры секретарь. Помог улечься как будто я фарфоровая и попросил не волноваться. Мне это вредно.

А потом подошел врач с каким-то прибором, напоминающий шар в шаре. Крутящаяся игрушка, один шар был вставлен в другой побольше. И я даже испугаться не успела, и что-то возразить или спросить, как он приложил эту штуку к моему животу, и она радостно засветилась. Ярко и разноцветно.

– Поздравляю вас, неска Клариса. У вас будет ребенок. И это будет магически одаренный ребенок. Вам очень повезло, учитывая, что папа не маг. Срок примерно шесть или семь недель. И если судить по срокам, малыш будет очень сильным магом, – улыбнулся мне довольный доктор.

– Сильным магом? – пролепетала я.

– Да. У него магии уже сейчас на таком маленьком сроке довольно много. А у вас еще впереди семь с половиной месяцев. Значит, она еще вырастет. И, по моим подсчётам, пока безусловно предварительным, он или она сможет даже с Его Сиятельством герцогом Рихардом де Алеманьа в количестве магии посоревноваться, – и он улыбнулся довольный своей шуткой.

А вот мне было не смешно. Или он узнал во мне любовницу Рихарда? Все газеты об этом одно время трубили. Правда уже давно утихли, но все может быть. Тогда он надо мной издевается. Весело ему. Клари, у тебя паранойя на фоне стресса.

Мне хотелось плакать. Ребенок, рожденный вне брака, здесь носил клеймо незаконнорождённого. И, в отличие от моего мира, это было серьезно. Незаконнорожденного ребенка не брали в престижную школу, Академию как Магическую, так и обычную. С ним неохотно дружили. Их не брали на работу. А девочке было сложно подобрать жениха. Я не могла обречь на это моего ребенка. Малыш не виноват, что его мама глупая девчонка, стремящаяся к удовлетворению своих желаний и не думающая о последствиях.

Как будто прочитав мои мысли врач, посмотрев на мою руку сказал:

– Я думаю, неска Клариса, что вам необходимо вступить в брак. И как можно быстрее. Ваш ребенок магически одарен. Не ломайте ему жизнь. Я думаю, что теперь ваши опекуны не будут возражать против брака с не магом. Вам просто необходима брачная вязь.

Я кивнула, по-прежнему слегка заторможено. Я не могла поверить тому, что сейчас услышала. Мне нужно время. Я же выясняла этот вопрос. И мне и эмакум Кокорина и эмакум Альма в один голос сказали, что забеременеть от мага очень проблематично. И я могу не волноваться по этому поводу. Правда, там были какие-то исключения. Что-то связанное с идеальной совместимостью. Мы идеально совместимы? Смешно. Герцог и дочка лавочника-старьевщика. Ладно, антиквара. Но мне от этого не легче. Главное сейчас не устроить истерику. Клари, возьми себя в руки. Ты справишься.

– У меня будет ряд рекомендаций для вас, неска Клариса, по поводу питания, режима. И еще. Ваша магия усилится. Могут появиться необычные ощущения. Не пугайтесь, это нормально. Ваш ребенок сильный маг, и он может иногда влиять, оповещать или усиливать магические потоки, – продолжил доктор.

Да. Сегодня он уже оповестил. Глупая мама. Ты обратишь на меня свое внимание? Только так и смог тебе сказать о моем присутствии в твоей жизни.

Доктор завершил свою лекцию о правильном питании, регулярном сне и отсутствии волнений. Я слушала его в пол уха.

А как я скажу об этом Рихарду?

Наконец доктор выговорился, и я встала с дивана и пошла на выход. А выйдя, я прижалась к мэтру и почувствовала, что мне легче, от того, что его руки ласково гладят меня по голове и он произнес:

– Ну, ну, Клари. Все будет хорошо. Мы справимся, вот увидишь. Все будет хорошо.

Я прижималась к Мэтру Липринору.

Что же мне теперь делать?

Глава 17. «Мнемозина», также «Лампа памяти» и «Рикорданза», Данте Габриел Россетти.

Тайные думы поэта

В сердце его прихотливом

Стали потоками света,

Стали шумящим приливом.

Музы, в сонете-брильянте

Странную тайну отметьте,

Спойте мне песню о Данте

И Габриеле Россетти.

Гумилев Н. С. «Беатриче» 1910 год.

– Нет. Я не буду в этом участвовать, – по-моему, это моя любимая фраза в разговоре с братьями. Ни к чему не приводящая, впрочем. Они все равно уговорят, и я поддамся.

– Клари, ну в этот раз точно ничего не случится. Вот честно. Да и что может случиться на аукционе в центре Лютеции? – спросил Себ.

– Мы просто сходим посмотреть на картину, выставленную на нем. И всё, – вторил брату Габби.

– В прошлый раз вы тоже говорили так и были разбойники – ради принципа возразила я.

Хотя уже знала, что пойду на этот их аукцион. Но врагу не сдается наш гордый варяг. И потом, надо же уважать традиции и поспорить. А то расслабятся.

– Заметь, Клари. Что это не мы на них напоролись. Это Его Светлость попал в переделку, а мы его спасли, – гордо оповестил меня Габби.

– Да. Я вынуждена, признать. Ладно. Какой у нас план? – надоело спорить, и я решила согласиться.

Прошло две недели, но я так и не рассказала ничего Рихарду. Он по-прежнему был чем-то все время занят. Между нами установились странные отношения. Мне стало даже казаться, что он разлюбил меня. Он стал как будто дальше. Может, правы те, кто утверждал, что мы расстанемся очень скоро и дело только во времени. Как быстро он наиграется. Или это и в самом деле всего лишь работа, и я просто накручиваю себя. Да и гормоны вместе с магией вели себя отвратительно. Срок был еще очень маленький, а я то хотела кого-то убить, то рыдала над картиной в три ручья, не решаясь дотронуться. Хотя это и был портрет. Но выражение глаз девушки выражало такую беспомощность, что мне захотелось плакать.

О том, что я жду ребенка, знал только мэтр Липринор. Он молчал, но каждый раз спрашивал, сказала ли я Его Сиятельству. И получив отрицательный ответ, неодобрительно качал головой. А я все ждала подходящего момента. А его всё не было.

После визита к врачу я запоздало подумала, что Свен мог ведь и обо всем догадаться, но он молчал. И ни словом, ни жестом не показывал, что о чем-то догадывается. И я решила, что если он и подозревает, ему до этого нет никакого дела. А секреты Свен хранить умеет.

С магией тоже творилось неладное. Художники оборачивались ко мне и начинали вести долгие пространные объяснения смысла жизни, все время меня предостерегали, поучали, давали советы. Один из художников долго рассказывал, как получить отвар для лечения головной боли и сколько конкретно волосков их хвоста крысы я должна вырвать. А когда выяснилось, что крыса должна быть мертвой, меня стало тошнить. Это очень сильно утомляло. И я почти перестала пользоваться магией. Только если мэтр говорил, что ну очень нужно определить подлинность и принадлежность. Но по-настоящему известных художников в лавке у мэтра и его соседей не было. А из Лувриора запрос на мои услуги пока не приходил. Хотя мэтр Басюдором и уверял меня, что они будут.

Аукцион проходил в шикарном особняке, стоящем на одной из центральных улиц. Мы решили, что придем туда пешком. Машину герцога мне брать не хотелось, так же, как и оповещать его о чем бы то ни было. Он последнее время не слушал меня. Что бы я ни говорила, натыкалось на глухую стену. Он не слышал или не хотел слышать. А машина приятелей Свена и Габби были не самыми подходящими для поездки на аукцион. Да и идти от замка Рихарда было недалеко.

Оделись мы, как и было запланировано, совершенно сногсшибательно, как и планировалось. Чтобы ни у кого и мысли не возникло, что мы не можем себе позволить купить картину. Я была обвешена с ног до головы драгоценностями и в одном из своих самых дорогих платьев с золотой вышивкой по подолу и лифу. Габби с нами не шел. В самый последний момент у него образовалось срочное дело в адвокатской конторе, где он работал. И пропустить он не мог. Поэтому мы шли втроем. Я, Свен и Себ.

Свен, как только узнал о нашем походе, от болтуна Габби заявил, что либо он идет с нами, либо мы никуда не идем. Мы не возражали. Я так уж точно. Со Свеном было надежно. Самый разумный из нас. Самый физически сильный. Он сохранял спокойствие, даже под взрывами на горе и в склепе с призраком. Себастьян и Свен выглядели замечательно. Я никогда не видела их обоих в парадных костюмах, и это, как оказалось, незабываемое зрелище. Два таких внешне непохожих, но оба великолепных. Я позавидовала самой себе при мысли, что у меня на аукционе будет два таких кавалера.

Мы медленно, не торопясь, поднялись по мраморной лестнице и прошли внутрь после того, как перед нами услужливо открыли двери. Все входящих сразу же приглашали в зал предварительного ознакомления с лотами сегодняшнего аукциона. Их было немного. Организаторы явно напирали на качество, а не на количество.

Я была с мэтром на нескольких аукционах, но там даже предварительного просмотра не предусматривалось. Раздавались всем желающим за день списки товаров с номерами, и ты уже на месте пытался понять: стоит этих денег вещь, или ты погорячился. Но как правило, мэтр знал все и так. Мир антиквариата – это особенный мир. И найти лазейки, чтобы разузнать все, что тебя интересует, всегда возможно.

На аукционе, что мы почтили своим присутствием сегодня, выставлялось всего десять лотов. Несколько картин, драгоценности с брильянтами и изумрудами. И жемчужина сегодняшних торгов, ради которого всё, по сути, и затевалось – «Великий герцог Цветущей Флории». Огромный желтый бриллиант. «Цветущий» был просто огромен. И сверкал так, что хотелось зажмуриться. Просто маленькое солнце лежало за стеклом.

И вот тут-то и начались проблемы. Не только знаменитый «Цветущий» был за стеклом. За стеклом были все экспонаты. В том числе и интересующая нас картина. Мы переглянулись. Такого поворота мы не ожидали. Мы надеялись, что только бриллиант будет защищен сверх меры. На то, что они поместят и картину за стекло, мы не рассчитывали.

– И что нам теперь делать? – спросила я.

– Клари, нам её не купить даже в складчину. Его сиятельство, наверное, мог бы. Но не думаю, что… – начал Себастьян, но я прервала его.

– Нет. Рихард занят. И я не хочу его о чем-либо сейчас просить. Может позже поговорить с будущим владельцем на предмет её осмотра? – внесла я предложение.

– Я предлагаю остаться на аукцион. Все равно у нас нет другого выхода. А там посмотрим, – согласно кивнул Свен.

По плану мы не собирались оставаться на сам аукцион. После того, как я бы дотронулась до картины, мне должно было стать плохо, и мы удалялись. Но все опять идет не по плану.

Вышел распорядитель и торжественным тоном попросил нас проследовать в зал, где состоится сегодняшний аукцион. Зайдя в основной зал, я с удивлением обнаружила отсутствие стульев и наличие диванчиков на изогнутых ножках. На одном диванчике вполне себе вольготно расположились мы трое. В зал вошли официанты и предложили мужчинам по бокалу шампанского, а мне сок свежевыжатый четыре вида на выбор. Я заметила, что многие отказались от спиртного. Наверное, побоялись, что купят лишнее. Но мы все трое выбрали сок и с интересом принялись ждать начало аукциона. Ничего необычного не было. В зал вносили по три предмета, один ставился на центральный стенд, и аукционер начинал выкрикивать начальную стоимость.

Торги проходили довольно вяло. Когда мы бывали с мэтром на аукционах, там кипели страсти. Один раз дошло дело до драки. И все старались перекричать друг друга. Суммы выкрикивались звонко и четко. Чем громче гаркнешь, тем вернее получишь свой лот. Мэтр Липринор не кричал, но его звучный голос и так был слышен на весь зал.

Здесь же вялым движением руки поднимались таблички и иногда слабым скучающим голосом задавались уточняющие вопросы. Табличку нам тоже выдали одну на всех. Мне очень захотелось тут же сесть на нее. Вдруг Себастьян ее уронит нечаянно, и нам придется что-то купить. Так как аукционер решит, что это мы, таким образом, ставку подняли.

И вот в зал внесли последние три лота. Среди них и была интересующая нас картина. Еще был набор драгоценностей: ожерелье, серьги и браслет. И главный лот – «Великий герцог Цветущей Флории». Аукционист громко выкрикнул, пытаясь оживить интерес к полотну. Но все смотрели только на бриллиант. Без защитного стекла он был еще великолепнее.

– Обратите внимание. Одна из последних работ Габбриела Росети. Полотно называется «Мнеморина», также «Лампа истины» и «Рикорданза». Мастер написал её на заказ, но, к сожалению, заказчик так и не объявился, и в связи с обширными долгами художника, картина оказалась у нас.

Ему все-таки удалось привлечь внимание публики и отвлечь всех слегка от бриллианта. Воодушевленный он продолжил:

– Картина была обнаружена уже после смерти мастера в его мастерской. На картине мы видим прекрасную греческую богиню памяти Мнеморину с сосудом, из которого полагается испить из вечного источника. Что означает прикоснуться к познанию истоков мудрости и знаний. Впрочем, назначение сосуда в ее руках мнения расходятся. В другой руке богиня держит лампу, освещая нам путь в темноте невежества.

Про невежество это он перестарался. Многие восприняли это на свой лад и скривились. И еще мне кажется, в моем мире богиню звали по-другому. Похоже, но как-то не так. Не помню. Но аукционист продолжил:

– Как известно, натурщицей послужила прекрасная Джайна Морис. Последняя возлюбленная поэта и художника. Именно она послужила прообразом для создания знаменитой комедии «Моя прекрасная неска или новый Пигмалион». Итак, начальная цена лота…

Договорить он не успел, в зал стремительно ворвались люди в черных масках на лицах. Тут же завопила тревога. А ворвавшиеся в зал бандиты кинули под ряды диванчиков вращающийся мячик, от которого шел в разные стороны дым. Мячик задорно отскакивал от пола, ударялся в резные ножки диванов и летел вперед, распространяя жуткий запах.

Себ принюхался и вскочил. Впрочем, все вскочили, и началась паника и жуткий ор. Нески и эмакум вопили. Да и мужчины не отставали.

– Быстро к стене, Свен. Хватай Клари. Сейчас все рванут на выход. Будет давка и паника, – завопил Себ, перекрикивая шум, стоящий вокруг.

Но Свен уже и так это понял, потому что меня схватили и, прижав к стене, защищали от хаоса, начавшегося в зале.

– Прижмите платок к носу и дышите через него. Я знаю этот газ. Он не вызовет сильного отравления. Глаза заслезятся и в горле по першит. Он скорее применен для создания паники, – уверил нас Себ.

Люди стали ломится к дверям. Все бежали, толкались и пихались. Было забыто все. Существовал один лишь инстинкт самосохранения. Кто-то упал, и побежали уже по нему. Я отвернулась и спряталась за широкой спиной Свена и стоящего рядом Себа. Не хочу я на это смотреть.

Но вскоре все стихло. Топот ног прекратился, и установилась гнетущая тишина. После криков и шума её слышать было жутко. Я аккуратно выглянула из-за спины Свена. Но что-либо разглядеть, было сложно. Все по-прежнему обволакивал вонючий газ, который разросся и укрыл помещение то ли туманом, то ли дымом.

– Клари, прими универсальное противоядие из помандерома, – спокойно сказал Свен. Не выпуская меня из-за спины.

– Там на всех не хватит, только на одного, – ответила я, доставая одну из долек апельсина на цепочке.