За столом с маньяком. Психологический портрет самых жестоких людей в мире

В общем, не прошло и двух с половиной месяцев с моего вступления в должность, и вот наконец‑то я одет по гражданке и собираюсь встретиться с первым в жизни «випом» – кстати, интересно, что это означает в этих стенах.

– ВИП? – спросил я.

Эрик бросил на мой стол номер газеты Sun и кивком указал на фото на первой странице.

– Вот этот!

Я отхлебнул еще немного чая и посмотрел на фото. До беседы с заключенным нужно было припомнить все, что известно о его деле. Собственно, это моя обязанность по отношению ко всем вновь поступающим в крыло «С». Пока я не очень понимал, как реагировать на то, что теперь этот человек будет находиться в сфере моей ответственности. С отвращением или с интересом? Или с неким сочетанием того и другого?

Деннис Нильсен совершенно точно относился к категории «особо важных заключенных». В период между 1978 и 1983‑м он убил в Лондоне по меньшей мере 12 молодых людей. В прессе его называли не иначе как «монстром» и постоянно муссировали отвратительные подробности преступлений: каннибализм и некрофилию. Буквально накануне Нильсена осудили по шести эпизодам убийств и двум эпизодам покушения на убийство, хотя реальное количество жертв не установлено и по сей день. При аресте он сказал изумленным полицейским, что убил 15 человек – 12 в квартире на Мелроуз‑авеню, где пользовался придомовым садом, и 3 в квартире на Стэнли-Гарденс, где жил на верхнем этаже дома. В большинстве своем жертвы были бездомными молодыми людьми. Нильсен знакомился с ними в окрестных пабах, приглашал домой, накачивал алкоголем до беспамятства, после чего душил. Иногда ненадолго приводил в чувство, прежде чем «добить».

Результаты экспертиз показали: после лишения людей жизни он неоднократно занимался с ними сексом, затем расчленял трупы и избавлялся от останков. На Мелроуз‑авеню это не представляло особого труда: сжигал на костре в саду за домом. Чтобы замаскировать запах горящей плоти, жег на этом же костре старые автомобильные покрышки. На Стэнли-Гарденс это оказалось труднее – пришлось проталкивать куски расчлененных тел в унитаз, что в итоге и привело к разоблачению. Правда, Нильсен не всегда избавлялся от останков полностью. Головы некоторых оставлял в качестве трофеев.

Помимо смакования чудовищных подробностей преступлений, пресса активно критиковала действия сотрудников правоохранительных органов.

И вполне справедливо – несколько молодых людей уцелели после нападений и обращались в полицию.

Двадцатипятилетний повар‑стажер Дуглас Стюарт разговорился в пабе «Золотой лев» с Нильсеном, который пригласил его продолжить выпивать в квартире на Мелроуз‑авеню. Там Дуглас заснул в кресле, а когда под утро проснулся и попытался встать, обнаружил, что ноги связаны, а Нильсен душит его обмотанным вокруг шеи галстуком. Стюарт умудрился ударить агрессора в лицо и вскочить на ноги. В начавшейся перепалке он обвинил Денниса в попытке убийства. Тот предложил ему пойти в полицию.

– Кто ты такой, чтобы тебе поверили? А мне без проблем поверят на слово. Говорил же тебе в пабе – я уважаемый госслужащий.

Дуглас выбежал из квартиры, нашел телефонную будку, позвонил в полицию и дождался приезда наряда. Он продемонстрировал двоим сотрудникам багровые следы на шее и объяснил, что произошло. Один полицейский остался со Стюартом, другой пошел опрашивать Денниса.

Впоследствии Стюарт вспоминал:

– Нильсен отрицал все, что я рассказал полицейским. Он дал понять, что у нас была просто ссора.

По его рассказу полицейские быстро утратили всякий интерес к этому случаю и обратились к нему только после ареста преступника.

Бытовые конфликты и совершенные на их почве преступления – явление, которое встречается сплошь и рядом. Это безусловно способствовало созданию ситуации, в которой Деннис мог безнаказанно убивать на протяжении столь длительного времени. В СМИ гораздо больше интересовались каннибализмом и некрофилией. Всем представителям прессы было понятно, что как убийца Нильсен представляет собой настоящий «хит сезона».

При этом в погоне за сенсационностью СМИ использовали термин – «серийный убийца». Он появился в США в 1974 году, скорее всего благодаря Роберту Ресслеру – одному из психологов‑криминалистов отдела поведенческого анализа ФБР. К началу 1980‑х годов это понятие уже широко использовалось в США и начинало приобретать популярность в Великобритании. Впервые услышав слова «серийный убийца», я был вынужден произвести кое‑какие изыскания, поскольку, как бы удивительно это ни выглядело сейчас, на тот момент такое определение мне ни разу не встречалось. В нескольких статьях, которые я тогда прочитал, цитировались слова агента ФБР о том, что серийное убийство – «совершенно новое явление». «Это точно не так, – подумал я, – похоже, парень никогда не слыхал о Джеке Потрошителе».

После первоначальных изысканий появилось больше вопросов, чем ответов. То немногое, что удалось найти о серийных убийцах, было далеко не однозначным. Двое американских ученых разработали общую типологию. Основываясь на беседах с серийными убийцами, отбывающими наказание в американских тюрьмах, их разделили на четыре типа: визионеры (подчиняются воображаемым приказам), миссионеры (ради избавления мира от тех, кого они считают злом), гедонисты (ради сексуального наслаждения) и, наконец, охотники за властью (ради утверждения собственного превосходства над жертвой).

Эта типология показалась мне проблематичной, но все же стало интересно, к какому типу можно отнести нашего нового подопечного. По внешнему виду на газетной фотографии определить это не представлялось возможным – Нильсен был из незаметных людей: высокий худощавый мужчина в очках, в возрасте ближе к сорока. Даже детектив, производивший арест десятью месяцами ранее, назвал его «мистер Заурядность», и это в точности соответствовало изображению в газете. Середнячок. Типичный. Самый обычный.

Необычным его делало как раз то, за что его осудили. Если бы я знал, что в тот день к нам поступит Нильсен, не засиживался бы накануне. Не стану врать – я нервничал.

– Готов? – спросил Эрик.

Я сделал глубокий вдох и кивнул.

– Нильсен! – с каким‑то избыточным воодушевлением проорал Эрик.

Он был заключенным категории «А», то есть «особо опасным» по тюремной классификации, поэтому вошел в кабинет в сопровождении двух надзирателей. Таким образом, в крошечное помещение набилось пять человек. Эти встречи с вновь прибывшими были самыми скучными из всех официальных контактов с заключенными. Я должен был удостовериться, что человек понимает, где находится и какой приговор получил, а еще выяснить, есть ли у него неотложные личные нужды. Кроме того, необходимо было определить его на работы, исходя из вакансий в трудовых отрядах тюрьмы.

Наверное, цель встречи действительно казалась рутинной, но должен признаться: я чувствовал себя совершенно иначе. Не боялся. В случае чего меня защитили бы двое надзирателей, сопровождавших Нильсена, и безотлучно находящийся рядом Эрик, взявший на себя роль ведущего мероприятия. Я волновался. Мне не терпелось познакомиться с тем, кто убивал жертв, расчленял их и сжигал части тел на костре или спускал в унитаз.

Хотелось узнать, когда в голове человека погас свет, объединявший его с остальными живыми существами, и воцарился болезненный кровавый мрак.

Хотелось расспросить о причинах и попытаться уловить смысл в том, что казалось мне бессмысленным. Я хотел понять.

Нильсена привели, и я незаметно переложил номер Sun в ящик стола. Он заговорил первым. Сейчас я понимаю, что это сразу должно было сказать мне о том, насколько ему нравится контролировать ситуацию. Деннис был из тех, кто задает вопросы, а не отвечает на них.

– Вы психиатр? – спросил он, сверкнув взглядом за стеклами очков.

Наверное, кто‑то из надзирателей сказал, что его ведут к «доктору Уилсону». Я уже убедился: при первой встрече с заключенным от моего ученого звания толку обычно не бывает. И покачал головой. Мне было прекрасно известно, что на последних этапах его процесса преобладали дискуссии по вопросам вменяемости, личностных расстройств, аномалий мозговой деятельности и свободы воли.

Несмотря на признание Нильсена в том, что он не только убил по меньшей мере 12 молодых людей, но еще и покушался на жизнь многих других, его признали абсолютно вменяемым и в полной мере подлежащим правосудию. Тогда его поведение не казалось похожим на действия здравомыслящего человека. Но с годами я убедился: серийные убийцы зачастую совершают поступки, на первый взгляд идущие вразрез с их собственными интересами.

– Я доктор философии, – ответил я.

– О! Ну, ладно. Хотя вы все равно выглядите слишком молодо. Что ж, можем поговорить.

Я улыбнулся и задал несколько формальных вопросов, после чего можно было переходить к тому, что действительно меня интересовало.

– Приговор суда вам понятен?

Деннис утвердительно кивнул.

– Должны ли мы проинформировать кого‑то о том, что вы находитесь здесь?

– Этим занимается мой знакомый, – ответил Нильсен.

Впоследствии я решил, что он имел в виду биографа Брайана Мастерса, который начал писать о нем книгу еще на этапе следствия.

– На данный момент работы у нас нет, но ознакомьтесь с формой, которая даст вам преставление о видах труда, обычно доступных заключенным, и сообщите старшему надзирателю крыла, чем хотели бы заниматься. Тогда я внесу вас в лист ожидания.

А вот теперь появился шанс.

Только я собрался задать вопросы об убийствах, вменяемости и невменяемости, добре и зле, садизме, каннибализме и некрофилии, как один из сопровождавших Нильсена надзирателей кашлянул.

– Я должен отвести Нильсена к врачу.

И его увели. Выглядел Деннис как нескладный школьный учитель географии, пытающийся сохранить порядок на уроке.

Наша беседа была не последней, и уж точно не самой содержательной. Однако, несмотря на краткость первой встречи, она оказалась очень важной. Благодаря ей я утвердился в собственном интересе к явлениям «убийство» и «серийное убийство», а в последующих разговорах с ним и с другими преступниками в местах заключения я наращивал экспертные знания. Кстати, позже я убедился в существовании парадокса – разговаривая с серийными убийцами, нельзя принимать на веру ничего из сказанного ими.

Причудливые отношения с правдой были, в частности, у Нильсена, в общении с которым я начал понимать: серийным и некоторым другим убийцам свойственны нарциссизм, манипулирование и притворство. В действительности они совершенно не похожи на хорошо образованных и харизматичных нарушителей закона, которых так любят показывать в кино и телесериалах.

К концу того дня в тюрьме начали шутить, что новый замдиректора, то есть я, произвел Нильсена в «говнотрубные красноповязочники». Так называли заслуживших хорошую репутацию заключенных, которым разрешалось перемещаться без сопровождения надзирателя. Они действительно носили на руке красную повязку со своей фотографией. Такие есть в каждой тюрьме – они работают почти наравне со штатными сотрудниками. И хотя я не собирался направлять Денниса на работы по очистке канализации, эта шутка ясно намекала на омерзительные способы, которыми «новенький» избавлялся от жертв, и на то, что его разоблачение стало возможным благодаря сантехнику из компании Dyno-Rod.

Итак, он отправился к врачу, а Эрик сказал, что денек выдался чересчур волнительный, надо бы выпить еще чайку и слегка успокоиться. Я охотно согласился.

Тогда я не знал, однако мне предстояли долгие годы работы, в ходе которой я должен был контактировать с сотнями убийц, включая серийных. Некоторые поражали меня, многие удручали, а очень немногие по чистой случайности стали друзьями.

За чаем я думал, что пора освоить азы работы начальника тюрьмы, а опыт и знания, полученные в Уормвуд-Скрабс, – взять хотя бы первую встречу с Нильсеном – серьезно помогут в дальнейшей карьере.

Первое назначение я получил в тюрьму с самым типичным названием.

Все, в которых мне довелось работать, носили названия, вызывающие ассоциации с сельской местностью – звучали как‑то по‑деревенски мило и идиллически. И хотя в свое время они, похоже, действительно соотносились с окружающей действительностью, в наши дни это совершенно не так.

Тюрьма Уормвуд-Скрабс[8] строилась руками заключенных в период с 1875 по 1891 год на поросшем лесом участке площадью около 8 гектаров в западной части Лондона. Даже в то время местные жители возражали, хотя название свидетельствует об относительно укромном расположении.

К 1983 году, когда я прибыл в Скрабс, в пенитенциарной политике страны создались предпосылки для весьма существенных перемен благодаря одному случаю из давнего прошлого. В свою очередь, это имело важное значение для моей карьеры. Этим более давним случаем был побег шпиона Джорджа Блейка.

В 1961 году его признали виновным по пяти эпизодам нарушения закона о государственной тайне и приговорили к 42 годам тюремного заключения. На тот момент это был самый длительный срок лишения свободы в истории британского правосудия.

Во время Второй мировой войны Блейк работал в Управлении специальных операций[9] и в MI6[10]. После войны его направили в Корею для организации местной агентурной сети. Там он был захвачен северокорейскими войсками и провел три года в плену. За это время Блейк превратился в убежденного коммуниста, а после освобождения и возвращения в Англию начал тайно сотрудничать с советской разведкой, передавая секретную информацию о работе британской. Считается, что до разоблачения в 1961 году, ставшего возможным благодаря польскому разведчику‑перебежчику, Блейк сдал не менее сорока агентов, многие из которых погибли.

Во время следствия Джордж находился в тюрьме Брикстон, затем его перевели отбывать наказание в Скрабс. Там он не задержался и в октябре 1966 года бежал. Выломав проржавевшую решетку окна второго этажа, Блейк выбрался на небольшой навес над входом в блок и спрыгнул на землю всего в 18 метрах от тюремной стены. Побег тщательно подготовили, поскольку почти сразу через стену перекинули веревочную лестницу, которую заключенный использовал для побега. Неудачно приземлившись с другой стороны стены, он сломал левое запястье, и сообщникам пришлось помочь ему дойти до машины. Организаторы побега, которые в свое время тоже сидели в Скрабс вместе с Джорджем, прятали его на конспиративных квартирах в Лондоне и окрестностях. Затем, в канун Рождества 1966 года, его тайно переправили в Советский Союз. По состоянию на 2017 год Блейк по‑прежнему жил в Москве на пенсию сотрудника КГБ[11].

Побег сразу же вызвал большой политический резонанс, а в министерстве внутренних дел воцарилась самая настоящая паника, поскольку за пару лет до этого побег совершили участники «Великого ограбления поезда» Чарли Уилсон и Рональд Биггс[12]. Министр внутренних дел того времени Рой Дженкинс попытался успокоить разразившуюся политическую бурю, назначив лорда Маунтбеттена главой комиссии по проверке режима мест заключения.

В своем докладе комиссия рекомендовала минимальный перечень мер, необходимых для обеспечения содержания заключенных под стражей, а также предложила распределить всех лиц, находящихся в местах лишения свободы (кроме женщин и малолетних преступников), на четыре категории содержания в зависимости от степени общественной опасности в случае побега.

Хотя с 1966 года произошло множество изменений во внутренней и внешней безопасности тюремных учреждений, эта классификация существует до сих пор и остается основой для определения условий содержания заключенных. Сегодня эти четыре категории по‑прежнему выглядят так:

Категория А: заключенные особой категории, такие как Нильсен, «побег которых должен быть исключен при любых обстоятельствах либо в силу соображений безопасности, касающихся шпионов, либо в силу агрессивного поведения, которое будет представлять опасность для граждан или полицейских в случае побега».

Категория В: заключенные, «применение к которым самых современных и особенно дорогостоящих мер предупреждения побега может быть неоправданным, но которые должны содержаться в условиях строгой изоляции».

Категория С: заключенные, «у кого нет возможностей и желания совершить попытку побега, но недостаточно стабильные для содержания в условиях, не предусматривающих мер предупреждения побега».

Категория D: низшая категория, «которой можно обоснованно доверить отбывание срока в открытых условиях»[13].

Решение по отнесению к любой из категорий принимается субъективно, что допускает влияние факторов, не имеющих отношения к соблюдению мер безопасности. Так, сотрудник может поменять заключенному категорию с целью ужесточения контроля над ним или воспользоваться классификацией ради избавления от перенаселенности камер.

Однако в пенитенциарной службе не прекращаются дискуссии по вопросу концентрации или, наоборот, рассредоточения узников особо строгого режима содержания.

Что безопаснее и эффективнее – поместить всех в какое‑то одно место (что‑то вроде супертюрьмы) или же рассредоточить по всем тюрьмам страны?

Сегодня действует система рассредоточения, но все же стоит задуматься, действительно ли подобная политика способствует надлежащему порядку и лучше обеспечивает невозможность побегов.

Она постепенно вводилась с 1966 года, однако в 1970‑х годах произошли четыре бунта заключенных особо строгого режима там, где система начинала действовать. Последний в серии бунтов, случившийся в августе 1979 года в крыле «D» тюрьмы Уормвуд-Скрабс, оказал определенное влияние на мое назначение туда четырьмя годами позже. Доклад о том, как начался бунт и каким образом удалось восстановить порядок, опубликовали только в 1982 году, и на момент моего появления его выводы все еще оставались темой горячих споров.

Потребовалось несколько дней, чтобы администрация вернула контроль над крылом «D», и порядок вернули только с помощью специально обученных сотрудников Группы тактических действий с минимальным применением силы (MUFTI), которую сформировали после предыдущих бунтов. Изначально сообщалось, что никто из заключенных не пострадал от действий MUFTI в ходе операции. Лишь через месяц директор представил министерству внутренних дел письменный отчет, где раскрывалось истинное количество раненых – 53 человека. В результате официального запроса относительно бунта выяснилось:

«Существуют основания полагать, что члены комитета РОА больше, чем следовало, вмешивались в процесс принятия оперативных решений, при том что заместитель директора, дежурный врач и заместитель директора по управлению крылом «D» либо вообще не участвовали, либо получали недостаточно информации и советов».

Когда я начал работать, последствия все еще чувствовались. Многие сотрудники живо описывали события. Особенно откровенно высказывался Эрик, считавший, что узникам крыла «D» дали слишком много поблажек. В результате режим стал «чересчур мягким», поэтому, как он выражался, «если ребята из MUFTI раскроили несколько бошек, то и ладно, зато показали, кто тут рулит». Откровенно говоря, такая культура преобладала. И хотя я был безмерно благодарен Эрику за поддержку, все же понимал: нужно искать других союзников, если в планах задержаться на должности в Скрабc и начать внедрять именно те перемены к лучшему, возможность которых привлекала меня в этой работе.

Поразмыслив об этом тогда, я понял, что здравомыслие диктует необходимость заручиться расположением Иэна Данбера, многоопытного и охотно идущего навстречу предложениям директора тюрьмы. Однако здравомыслие не всегда берет в расчет суровые трудовые будни человека, старающегося управлять «пенитенциарной помойкой».

Данбер был по горло занят решением административных и бюрократических вопросов функционирования «заведения». После увольнения Джона, случившегося всего пару лет назад, ему пришлось возвращать Скрабc к определенному порядку и в то же время стараться справляться с подспудными и, похоже, бесконечными проблемами управления зачастую открыто враждебно настроенной частью персонала.

Могу точно сказать: временами его это сильно утомляло.

После встречи с Нильсеном я задумался о том, что делаю в этой тюрьме. И осознал: мне совершенно недостаточно быть просто надсмотрщиком над людьми, находящимися в моем ведении. Я искренне верил – и продолжаю верить – в возможность исправления и в то, что это реально лишь через понимание людей, которых ты стараешься исправить. После нескольких недель раздумий я пришел к Данберу с просьбой порекомендовать мне подходящего наставника. Он предложил переговорить с главным психологом тюрьмы по имени Робин Сьюэлл, а также, с учетом моего академического прошлого, «попробовать навести справки о больничной пристройке и познакомиться со стариной Максом Глэттом».

Он был внештатным психотерапевтом тюрьмы и первопроходцем в области оказания помощи алкоголикам. Глэтт видел в них не источник неприятностей, а людей, нуждающихся в первую очередь в лечении, и еще в 1952 году организовал в Национальной системе здравоохранения самое первое отделение для лечения алкоголиков. Оно, как и открытые им впоследствии, работало по принципу «терапевтической общины», то есть лишенной иерархии поддерживающей среды, в которой пациенты принимают на себя ответственность за собственные поступки. Мне предстояло познакомиться с этой практикой поближе. Ее цель состояла в том, чтобы избавиться от формальных подходов, а тюрьма – как раз то место, где формализацией пронизаны все стороны жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Статистика Великобритании. (Прим. ред.)

2

Главный герой британского детективного телесериала. (Прим. пер.)

3

Персонаж детективов Агаты Кристи. (Прим. пер.)

4

Дорогой район на юго‑западе Лондона. (Прим. пер.)

5

От англ. Young Urban Professional Person – определение успешных молодых людей, появившееся в начале 1980‑х годов, своего рода противоположность понятию «хиппи». (Прим. пер.)

6

В банковско‑финансовый сектор экономики. (Прим. пер.)

7

Эпоха премьерства Маргарет Тэтчер между 1979 и 1990 гг., для которой был характерен крайне либеральный подход к экономике. (Прим. пер.)

8

В буквальном переводе – «полынная глушь». (Прим. пер.)

9

Британское агентурно‑боевое подразделение спецназначения во время Второй мировой войны. (Прим. пер.)

10

Британская служба внешней разведки. (Прим. пер.)

11

Умер в Москве в конце 2020 года. (Прим. пер.)

12

Ограбление почтового поезда 8 августа 1963 года, в результате которого была похищена рекордная по тем временам сумма в 2,6 млн фунтов стерлингов. (Прим. пер.)

13

Покидать камеры без сопровождения сотрудников тюрьмы. (Прим. пер.)