Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

Среди одноклассников Карла Маркса четыре пятых составляли католики, большинство – выходцы из низшего среднего класса, сыновья кожевников и ремесленников. Говорят, что Карла «одновременно любили и боялись его товарищи, любили за то, что он всегда был готов к мальчишеским шалостям, и боялись за ту легкость, с которой он сочинял сатирические стихи и пасквили на своих врагов» [28]. В письме к Энгельсу, писанном много позже, он пренебрежительно отозвался о «плотных и великовозрастных» «деревенских мужланах, которые готовились к поступлению в католическую семинарию и в большинстве своем жили на стипендии» [29]. Маркс не завел прочных дружеских отношений в школе, хотя и проникся симпатией к одному из сверстников, своему будущему шурину Эдгару фон Вестфалену, которого его сестра Женни называла «кумиром детства и юности».

Успеваемость учеников была невысокой, и половина из них не сдала итоговый экзамен. В интеллектуальном плане Маркс стоял выше среднего, хотя и не являл собой ничего выдающегося, занимая восьмое место в классе из 32 человек. Он был одним из самых младших в своем классе, где средний возраст учеников к окончанию школы составлял около 20 лет. Больше всего внимания в школе уделялось языкам, и Маркс хорошо знал латынь и древнегреческий, удовлетворительно – религию, слабо – французский и математику, а историю (как ни странно) – слабее всех [30]. Самые ранние из сохранившихся документов, написанных рукой Маркса, – три сочинения для Abitur, выпускного экзамена в немецкой школе. Эссе об императоре Августе малоинтересно. Однако в сочинении на тему «Религия» и сочинении по немецкому языку уже проявляется индивидуальность: оба наполнены идеализмом и энтузиазмом в стремлении к развитию личности путем отказа от власти и самоотверженной работы на благо всего человечества. Темой религиозного эссе была «демонстрация на примере Евангелия от Иоанна, главы 15, стихов 1—14, причины, природы, необходимости и последствий союза верующих с Христом»[8] [31]. Маркс начал с того, что история и «великий учитель человечества» показывают нам следующее: начиная с глубокой древности человеческая природа всегда пыталась подняться на более высокий нравственный уровень. Таким образом, история человечества учит нас необходимости единения с Христом. Кроме того, когда мы рассматриваем историю отдельных людей и природу человека, сразу же видим искру божественного в его груди, энтузиазм к добру, стремление к знаниям, желание истины [32]. Хотя на эти природные инстинкты накладывались греховные желания, союз верующих с Христом мог преодолеть их и дать «счастье, которое напрасно ищут эпикурейцы[9] в своей простой философии и более глубокие мыслители и которое может познать только тот, кто безоговорочно и по-детски привязан к Христу, а через него к Богу, и которое делает жизнь прекраснее и возвышеннее» [33]. Эссе было написано проникновенно и не без слащавой набожности, но имело в основном рациональную структуру, объясняя, что появление христианства было необходимо для полного нравственного развития человечества. У Маркса здесь очень отстраненный и бесцветный деистический взгляд, схожий с представлениями его отца и пастора Йозефа Киппера, который вел религиозное обучение в школе и конфирмовал Маркса в марте 1834 года[10]. Киппер также возглавлял небольшой протестантский приход в Трире и дружил с Генрихом Марксом. Его особенно интересовали этические вопросы, а подход к религии, сформировавшийся под сильным влиянием Канта, заключался в том, что религия является лучшим средством воспитания в людях «истинной человечности». Киппер основывал свое учение на личности Христа и на Библии и, находясь под сильным влиянием рационалистических элементов, избегал какого-либо сектантства [34]. Эссе Маркса во многом отражало подход его учителя, который высоко оценил его – хотя и сделал оправданный комментарий, что «сущность указанного союза не рассмотрена, а причина его возникновения описывается односторонне» [35].

Сочинение по немецкому языку, озаглавленное «Размышления молодого человека о выборе профессии», отличалось большей оригинальностью [36]. Идея Маркса заключалась в том, что, хотя выбор профессии не может быть полностью произвольным, именно свобода выбора отличает человека от животных. Не следует поддаваться честолюбию или сиюминутному энтузиазму: «Важно использовать предоставленную возможность работать на благо человечества, не увлекаясь при этом абстрактными истинами». Эссе заканчивалось проникновенным заявлением о вере в ценность жизни, пожертвованной ради блага человечества. По теме и структуре эссе во многом совпадает с работами учеников Маркса. В его основе лежат идеи гуманистического идеала немецкого Просвещения и классического периода – полное развитие личности и полное развитие сообщества людей, находящихся во взаимозависимости [37]. В эссе Маркса нет и следа трансцендентного Бога: слова Бог, природа и творение взаимозаменяемы, а процесс истории имманентен. Маркс начал свое сочинение так:

«Всякому животному природа определила его область деятельности, и оно покорно ее принимает, не пытаясь выйти за ее границы и даже не помышляя о том, что за ними что-либо есть. Человеку божественность тоже дала задачу улучшать человечество и самого себя, но оставляет за собой право искать средства, с помощью которых он должен достичь этой цели, оставляет за ним право выбрать наиболее подходящее положение в обществе, с помощью которого он сможет наилучшим образом возвысить и себя, и общество. Этот выбор дает огромное преимущество перед другими существами, но в то же время может оказаться поступком, который разрушит всю жизнь человека, погубит все его планы и обречет на страдания» [38].

Каждому человеку было отведено свое предназначение в жизни, которое подсказывал «тихий, но верный» внутренний голос сердца. Легко заблудиться в амбициях и желании прославиться, поэтому необходимо внимательно следить за тем, для чего человек действительно предназначен. После того как все факторы будут взвешены, следует стремиться к выбранной стезе. «Но мы не всегда можем выбрать тот род деятельности, к которому, по нашему мнению, у нас есть призвание. Наши социальные отношения в какой-то степени уже начали формироваться, прежде чем мы смогли их определить» [39]. Это высказывание называют первым зародышем более поздней теории исторического материализма Маркса [40]. Однако мысль о том, что человеческая деятельность постоянно ограничена предварительно структурированной средой, по крайней мере, столь же стара, как идеи Просвещения и философов-энциклопедистов. Было бы удивительно, если бы даже зародыш исторического материализма уже присутствовал в голове 17-летнего школьника. Было бы ошибкой думать, что в своих ранних работах Маркс ставил вопросы, на которые впоследствии даст ответы: его поздние работы, появившиеся после огромного влияния на него Гегеля и гегельянской школы, содержали совсем другие вопросы – и, соответственно, совсем другие ответы. В любом случае последующие фрагменты эссе с упоминанием физических или умственных недостатков показывают, что Маркс здесь просто имеет в виду, что при выборе профессии нужно учитывать свои обстоятельства.

Далее Маркс рекомендует выбирать такую карьеру, которая приносит человеку как можно больше пользы, позволяя ему достичь положения, «основанного на идеях, в истинности которых мы полностью убеждены, которое открывает наибольшее поле для работы на благо человечества и приближает к всеобщей цели, для которой каждая должность есть лишь средство, – совершенству» [41]. Именно эта идея совершенства должна прежде всего определять выбор карьеры, при этом всегда следует помнить, что «призвания, которые не связаны с жизнью, а имеют дело скорее с абстрактными истинами, наиболее опасны для молодежи, чьи принципы еще не выкристаллизовались, чьи убеждения еще не тверды и непоколебимы, хотя в то же время они кажутся самыми возвышенными, когда глубоко пустили корни в груди и когда мы можем пожертвовать жизнью и всеми стремлениями ради идей, которые в них покоятся» [42].

Здесь же исследователи пытались обнаружить зародыш более поздней идеи Маркса о «единстве теории и практики» [43]. И опять же, это означает, что в эссе Маркса можно прочитать гораздо больше, чем там есть. Маркс имел в виду лишь то, что к профессиям, связанным с абстрактными идеями, следует подходить с особой осторожностью, поскольку «они могут сделать счастливым того, кто к ним призван; но они губят того, кто берется за них спешно, без размышлений, повинуясь моменту» [44]. Проблема была прежде всего практической, а вовсе не поставленной в терминах теорий.

Эссе завершается пышным отрывком, демонстрирующим чистый, юношеский идеализм:

«История называет величайшими людьми тех, кто облагораживает себя, работая на благо всеобщего. Опыт восхваляет как самого счастливого того, кто осчастливил больше людей. Сама религия учит, что идеал, к которому мы все стремимся, пожертвовал собой ради человечества, и кто осмелится оспаривать такое утверждение?

Когда мы выбрали призвание, в котором можем внести наибольший вклад в развитие человечества, бремя не может нас согнуть, потому что это всего лишь жертва для всех. Тогда мы не испытываем скудной, ограниченной, эгоистической радости, но наше счастье принадлежит миллионам, наши дела живут тихо, но бесконечно плодотворно, и сияющие слезы благородных людей будут орошать наш прах» [45].

Эссе было отмечено Виттенбахом, который оценил его как «довольно хорошее» и похвалил Маркса за богатство идей и хорошую организацию, хотя справедливо покритиковал «преувеличенное стремление Маркса употреблять редкие и образные выражения» [46].

Увлеченность чрезмерной образностью и любовь к поэзии, которые Маркс проявил в первые годы учебы в университете, усилились благодаря его дружбе с бароном фон Вестфаленом, который, после дома и школы, стал третьим источником влияния на юного Маркса. Людвиг фон Вестфален был на 12 лет старше Генриха Маркса. Он родился в 1770 году в семье, которая только что получила дворянство. Его отец, Филипп фон Вестфален, честный, прямолинейный и чрезвычайно способный представитель растущего среднего класса Германии, был личным секретарем герцога Брауншвейгского во время Семилетней войны, оказал существенную помощь своему покровителю в нескольких военных кампаниях, кульминацией которых стала битва при Миндене, и был впоследствии облагодетельствован королем Англии Георгом III. Во время войны он женился на шотландской дворянке Джини Уишарт, которая приехала в Германию навестить свою сестру, чей муж, генерал Бекуит, командовал английскими войсками. Джини Уишарт происходила из рода графов Аргайлов и привезла с собой, среди прочего, серебро с гербами, которое Марксу и Женни впоследствии не раз доводилось закладывать [47]. Младший из их сыновей, Людвиг фон Вестфален, унаследовал либеральные и прогрессивные взгляды отца: после поражения Пруссии он поступил на государственную службу в наполеоновское Вестфальское королевство, а затем стал вице-префектом города Зальцведель в Северной Саксонии. Его первая жена, подарившая ему четверых детей, умерла, и он женился на Каролине Хойбель, дочери дрессировщика лошадей.

У Людвига и Каролины было трое детей, старшая из которых, Женни, родилась в 1814 году – за два года до их переезда в Трир, куда Людвиг был переведен на более низкую должность городского советника: он не был полностью согласен с политикой нового прусского правительства, и считалось, что его либеральные взгляды будут более уместны в бывшей французской Рейнской области. Вестфалены поселились в прекрасном доме неподалеку от дома Марксов [48], хотя отнюдь не были богатой семьей [49]. Поскольку Генрих Маркс и Людвиг фон Вестфален работали в городской юридической службе и были членами небольшой протестантской общины, они вполне естественно подружились. Женни очень сблизилась с Софи Маркс, и семьи постоянно общались. Барон, которому уже перевалило за 60, проникся особой симпатией к Карлу. Он был весьма разносторонне образованным человеком, говорил по-английски так же хорошо, как и по-немецки, без труда читал на латыни и греческом и особенно любил романтическую поэзию. Элеонора Маркс писала, что барон фон Вестфален «привил Карлу Марксу энтузиазм к романтизму, и если его отец читал ему Вольтера и Расина[11], то барон читал ему Гомера и Шекспира, которые остались его любимыми авторами на всю жизнь» [50]. Барон уделял много времени молодому Марксу, и они вдвоем совершали прогулки, сопровождавшиеся интеллектуальными беседами, по «удивительно живописным холмам и лесам» в окрестностях. Помимо того что барон был культурным человеком, он увлекался прогрессивными политическими идеями и заинтересовал Маркса личностью и творчеством французского социалиста-утописта Сен-Симона.

Генрих Маркс одобрял привязанность сына к барону и напутствовал его: «Тебе выпала такая удача, какая выпадает немногим молодым людям того же возраста. На первом важном отрезке жизни ты обрел друга, и очень достойного, старше и опытнее себя. Будет лучшим испытанием твоего характера, духа и сердца, более того, твоей нравственности, если ты сможешь сохранить эту дружбу и быть достойным своего старшего товарища» [51]. Благодарность Маркса за дружбу барона была такова, что в 1841 году он посвятил ему свою докторскую диссертацию в самых пылких выражениях:

«Простите меня, мой дорогой, подобный отцу друг, за то, что предваряю столь незначительный труд таким дорогим мне именем, но я слишком нетерпелив, чтобы ждать другой возможности доказать вам свою любовь. Пусть всем, кто сомневается в силе духа, посчастливится, подобно мне, восхищаться старшим товарищем, который сохранил свои юношеские порывы и с мудрым восторгом приветствует всякий прогресс. Отнюдь не отступая перед реакционными призраками и зачастую мрачным небом нашего времени, вы всегда были способны, вдохновляясь глубоким и пламенным идеализмом, разглядеть за скрывающими его завесами святыню, которая горит в самом сердце этого мира. Вы, друг моего отца, всегда были для меня живым доказательством того, что идеализм – не иллюзия, а самая настоящая реальность» [52].

II. Пора  студенчества

В октябре 1835 года, в возрасте 17 лет, Маркс уехал из дома учиться в университет. Вся его семья собралась в 4 часа утра, провожая его на пароход, который за 16 часов спустился по Мозелю до Кобленца; там на следующий день он пересел на другой пароход, спустившийся по Рейну до Бонна; на третий день Маркс записался в Боннский университет на юридический факультет. Энтузиазм к романтизму, который барон фон Вестфален пробудил в нем, вытеснив в какой-то степени воспринятый дома и в школе рационализм эпохи Просвещения, после года, проведенного в Бонне, лишь усилился. Сам город был едва ли больше Трира. Но университет, в котором обучалось 700 студентов, являлся интеллектуальным центром Рейнской области. В нем преобладало романтическое мировоззрение, а самыми популярными (которые посещал и Маркс) были лекции по философии и литературе тогда уже пожилого Августа Шлегеля. В целом политика обсуждалась мало: в начале 1830-х годов в университете, как и во всей Германии, наблюдалась волна свободы слова и антиправительственной активности, но она была решительно подавлена. Маркс начал обучение с большим энтузиазмом, записавшись на девять курсов, которые впоследствии по совету отца сократил до шести: три из них были посвящены литературе. В его первом отчете по окончании семестра говорится, что он с усердием и вниманием посещал все шесть курсов. Однако во втором семестре, после болезни от переутомления в начале 1836 года, он сократил количество курсов до четырех и уделял гораздо меньше времени формальным занятиям.

Его отец постоянно жаловался на неспособность сына держать семью в курсе своих дел: по прибытии в Бонн он оставил их на три недели без новостей, а затем за три месяца написал всего два коротких письма. Кроме того, он тратил гораздо больше денег, чем могла позволить себе семья, что стало его характерной чертой на всю жизнь. В течение первого семестра Маркс жил в одной комнате с очень уважаемым философом из Трира (который поступил в университет годом ранее), стал одним из 30 членов Трирского трактирного клуба и вскоре одним из пяти его председателей. Деятельность клуба в основном сводилась к распитию спиртных напитков, и Маркс настолько проникся этим духом, что был наказан университетским начальством за «нарушение ночного покоя дебоширством» [53] – правда, его заключение длилось всего сутки. Университетская «тюрьма» была вполне уютной, ведь друзья осужденного имели право приходить и помогать ему скоротать время за пивом и картами. В 1836 году в университете разгорелась борьба между студентами из Трира и молодыми прусскими аристократами из студенческой корпорации Borussia-Korps. Иногда они перерастали в открытые столкновения, и в августе 1836 года Маркс был ранен на дуэли, заполучив шрам над левым глазом. На него также написали донос университетскому начальству, в котором говорилось, что он «владел запрещенным в Кёльне оружием» [54], но расследование прекратилось.

В свободное от пьянства и дуэлей время Маркс писал стихи и посещал клуб студентов-единомышленников. Клуб, вероятно, имел политический подтекст: среди его членов был Карл Грюн, один из будущих основателей «истинного» социализма; он находился под наблюдением полиции и поддерживал контакты с другими университетскими поэтическими клубами, которые также находились под подозрением. К редким письмам домой Маркс обычно прикладывал образцы своих сочинений, которые отец находил совершенно непонятными. На просьбу взять на себя расходы по их изданию он предупредил сына, что «хотя я очень рад твоему поэтическому дарованию и возлагаю на него большие надежды, мне будет очень жаль, если ты станешь в глазах публики поэтом мелкого пошиба» [55]. Задолго до окончания учебного года Генрих Маркс решил, что одного года в Бонне вполне достаточно и что его сын должен перевестись в Берлинский университет.

Однако еще до того, как Маркс отправился в Берлин, возникла другая проблема. «Едва закончилось дикое буйство в Бонне, – писал ему Генрих Маркс во время летних каникул 1836 года, – едва были выплачены твои долги – а они действительно были самого разнообразного характера, – как, к нашему огорчению, возникли горести любви» [56]. Женни и Карл были друзьями с самого раннего детства. Женни, с ее темно-русыми волосами и зелеными глазами, в Трире считалась красавицей и даже была выбрана «королевой бала». Юный Маркс, который позже описывал себя как «по-настоящему неистового Роланда» [57], был настойчивым поклонником: отношения между ними начали развиваться еще до отъезда Маркса в Бонн, а летом 1836 года было объявлено об официальной помолвке. По меркам того времени, помолвка была крайне необычной: Марксу было всего 18, Женни была на четыре года старше, к тому же имелась определенная разница в социальном статусе. Поначалу в тайну были посвящены только родители Маркса и его сестра Софи, которая выступала в роли посредника между влюбленными. Отец Женни дал свое согласие в марте 1837 года. Родители Маркса были не в восторге (по крайней мере, поначалу) от этого брака; кроме того, паре пришлось выдержать «годы ненужных и изнурительных споров» [58] с семьей Женни. Позже Маркс решительно опроверг заявление своего зятя в одной из газет о том, что противодействие со стороны Вестфаленов объяснялось антисемитизмом [59], более вероятно, что конфликты возникли из-за реакционных взглядов некоторых членов этой семьи.

Укрепив свой вкус к романтизму и поэзии благодаря успешному, хотя и полутайному ухаживанию, Маркс в октябре 1836 года уехал из Трира в Берлин. Столица почти во всем отличалась от Бонна. Позднее Энгельс с горечью вспоминал Берлин того времени: «С едва сформировавшейся буржуазией, с крикливой мелкой буржуазией, такой беспринципной и склочной, с еще совершенно неорганизованными рабочими, с массой бюрократов и прихлебателей из дворян, со всем характером простого “места жительства”» [60]. Берлин являлся действительно очень захудалым городом, в котором не имелось ни давно сложившейся аристократии, ни прочной буржуазии, ни нарождающегося рабочего класса. Тем не менее, с населением более 300 000 человек, он был крупнейшим городом германоязычного мира после Вены и располагал университетом, в три раза превосходящим Боннский по размерам и совершенно иным по атмосфере. Десятью годами ранее студент Людвиг Фейербах писал своему отцу: «Здесь нет и речи о пьянстве, дуэлях и приятных совместных прогулках, ни в одном другом университете вы не найдете такой страсти к работе, такого интереса к вещам, отличным от мелких студенческих интриг, такой склонности к наукам, такого спокойствия и такой тишины. По сравнению с этим храмом труда другие университеты кажутся публичными домами» [61].

О первом годе пребывания Маркса в Берлине (где ему предстояло пробыть четыре с половиной года) мы имеем исключительно полную информацию благодаря его единственному сохранившемуся письму к отцу, написанному (при свечах, ранним утром) в ноябре 1837 года. Это необычайно задушевное письмо, в котором он подробно описывает духовный маршрут своего последнего года.

«Когда я покинул вас, – начинает он, – для меня только что начал существовать новый мир, мир любви, который поначалу был напоен желанием и отчаянием. Даже путешествие в Берлин, которое в противном случае полностью очаровало бы меня, вызвав во мне восхищение природой и воспламенив меня жаждой жизни, оставило меня холодным и, как ни удивительно, даже подавило; ибо скалы, которые я видел, были не грубее, не суровее движений моей души, широкие города не более полны жизни, чем моя кровь, столы трактиров не более переполнены и их еда не более неудобоварима, чем запасы фантазий, которые я нес с собой, и, наконец, ни одно произведение искусства не было так прекрасно, как Женни» [62].

Как только добрался до Берлина, он с неохотой совершил несколько необходимых визитов, а затем полностью уединился, чтобы погрузиться в науку и искусство. Написание лирических стихов было его первой заботой; по крайней мере, как он сам выразился, это было «приятнее и легче всего» [63]. Его стихи, написанные во время пребывания в Бонне, и другие, написанные осенью 1836 года в Берлине, не сохранились. Последние были собраны в три книги под названием «Книга любви» (Buch der Liebe) (части 1–2) и «Книга песен» (Buch der Lieder) – все три были посвящены Женни фон Вестфален, которая, по словам Софи Маркс, «плакала от восторга и боли» [64], получив их. Она бережно хранила их всю жизнь, хотя ее дочь Лаура рассказывала, что «отец относился к этим стихам без особого пиетета; всякий раз, когда мои родители говорили о них, они смеялись над этими юношескими глупостями» [65]. По мнению социал-демократического историка Меринга, все эти стихи, за одним исключением, были сплошь любовной лирикой и романтическими балладами. У него была возможность прочитать их до того, как значительная часть оказалась утеряна, и он оценил их как «нечто бесформенное во всех смыслах этого слова» [66]. Вирши эти полны гномов, сирен, небесных светил и отважных рыцарей, «романтические по тону, но без присущего романтизму волшебства» [67]. Они были, писал Маркс:

«…В согласии с моим мировоззрением и всем моим предыдущим развитием, чисто идеалистическими. Мои небеса и искусство стали далекими, как и моя любовь. Все реальное стало растворяться и терять свою конечность, я нападал на настоящее, чувство выражалось без меры и формы, ничто не было естественным, все строилось из лунного света; я верил в полную противоположность между тем, что есть, и тем, что должно быть, и риторические размышления занимали место поэтических мыслей, хотя, возможно, в них присутствовала и некоторая теплота чувств и стремление к изобилию. Таковы особенности всех стихотворений первых трех томов, которые Женни получила от меня» [68].

Большинство из немногих сохранившихся стихотворений написаны в первой половине 1837 года, вместе с фрагментами драматической фантазии и комического романа. Маркс попытался опубликовать некоторые из этих стихотворений и послал их Адельберту фон Шамиссо, редактору ежегодника Deutscher Musenalmanach[12], но номер уже вышел из печати. Хотя стихи были посвящены отцу, они не пришлись ему по вкусу, и Генрих Маркс даже призвал сына написать оду, которая «должна прославить Пруссию и дать возможность восхвалить гений монарха <…> патриотическую, эмоциональную и написанную в германской манере» [69]. Однако образцами для Маркса были Гейне, Гёте и Шиллер, а его стихи содержали все известные темы немецкого романтизма, за исключением политической реакции и национализма. Они были полны трагической любви и рассуждений о человеческой судьбе как игре таинственных сил. В них присутствовал привычный субъективизм и крайнее возвеличивание личности художника-творца, обособленного от остального общества и в то же время стремящегося к сообществу единомышленников. В результате его любви к Женни:

С презреньем перчатку я брошуМиру в лицо безоглядно,И падет исполинский кроха,Мой пыл не уняв изрядный.Я буду – бог и герой – бродитьМеж старого мира развалин.И речью, и бойкой силой быть:В сотворчестве я богоравен [70].

В других стихотворениях прослеживается тоска по чему-то бесконечному и любовь к смерти, как у Новалиса[13], в то время как другие полностью состоят из мира мистических фантазий. К эстетическому идеализму этих стихотворений добавилась серия типично романтических иронических нападок на филистеров-обывателей, в том числе на таких людей, как врачи и математики, которые выбирают сугубо утилитарные профессии, использующие рациональный подход к проблемам.