Инфошок

Преемники Маркуса Сурины в «Теле-корп» попытались подхватить его работы, однако этот подвиг был бы под силу разве что только самому Гераклу. Вскоре выяснилось, что экономические перспективы телепортации были не просто туманными, а катастрофическими. Корпорация быстро умерила аппетиты с журавля в небе, о котором мечтал Маркус Сурина, до более трезвых и приземленных целей. Компания обратилась к Премьер-Комиссии с просьбой защитить ее от кредиторов, и вскоре все производители и продавцы, ожидавшие бума телепортации, улеглись вверх лапками. Сильные волны разошлись во все стороны, оставив после себя плавающие кверху брюхом дохлые компании. В конце концов волны достигли даже Секты Натиск, этого последнего бастиона бывших сливок общества.

Много лет спустя Лора задумалась над тем, сильно ли сопротивлялись рядовые приверженцы Секты Натиск, когда бодхисатвы решили распустить детей. Девочка оказалась в крошечном частном пансионе, неминуемо обреченном на банкротство.

Всего за два года Лора скатилась от многообещающей юной дебютантки до дисс, не имеющей ни гроша в кармане. Она поняла, что с борьбой за право стать Выдающейся личностью придется повременить.

Полностью истощив щедрость последних знакомых своих родителей и распродав все свои безделушки, Лора нашла приют на тридцать четвертом этаже заброшенного офисного небоскреба в Чикаго. Всю обстановку давно растащили, в окнах не было стекол.

– Раз в несколько лет одно из этих зданий обрушивается, погребая под обломками всех, кто находился внутри, – прокаркала одна из ее соседок, жалкая старая карга, которая никогда не знала высшего света и относилась к Лоре с неприязнью за то, что та успела мимолетно им насладиться. – Быть может, наше станет следующим.

Лора быстро освоила «танец дисс», этот неуклюжий двухфазный ритуал, заключавшийся в том, чтобы один день притворяться голодным в длинных очередях за хлебом, а другой изображать солидный деловой опыт на собеседовании при приеме на работу. Найти работу женщине без пользующихся спросом навыков, без опыта работы и без рекомендаций было практически невозможно. Лора испробовала священные тотемы, открывавшие перед ней двери в прошлом, – название улья, имена своих родителей, имя модистки, шившей ей бальные платья. Однако в этом новом мире все эти имена потеряли свое былое волшебство.

И так медленно протянулось несколько лет. Внизу, в царстве дисс, ничего не изменилось. Те же самые безучастные лица встречались на улице, день за днем. На них не было ни боли, ни злости, ни страха; эти люди просто находились здесь: зомби, жующие синтетическое мясо, выращенное в баках. Благотворительные государственные службы разбрасывали с неба био-логические программные коды, содержащие питательные химические вещества и защиту от болезней. А в самих трущобах рождался черный код, программы, позволяющие перемешать тину нейрохимикатов в голове, облегчая скуку.

Изредка у Лоры случался настоящий физический секс с незнакомыми мужчинами, как правило, в заброшенных зданиях. Иногда она со своими соседями отправлялась выплескивать жажду насилия на приходящий в упадок город. Био-логика крайне затруднила задачу нанести человеку серьезную травму камнем или обрезком трубы. Но здания… здания по-прежнему подчинялись естественным законам энтропии, и их можно было разрушить, превратить в пыль.

А затем однажды пошли слухи. Лен Борда, молодой чиновник, занимающий высокую должность в Совете по обороне и благосостоянию, выделил деньги био-логическим феодкорпам. «Эта широкая программа расходов в военной и разведывательной сфере направлена на то, чтобы положить конец Экономическому краху. Вскоре появятся новые рабочие места».

Лора уже почти два года не искала работу. К этому времени она даже редко покидала пределы своего квартала. Но слухи пробудили воспоминания о прежней жизни, об уютном пути с предопределенными карьерой, партнерством и материнством. Покинув чикагские трущобы, Лора отправилась на трубе в мегаполис Омаха в поисках работы.

Через несколько недель ее поиски привлекли к Лоре внимание Серра Вигаля.

Вигаль, получивший диплом в одном из лучших лунных университетов, открыл в себе прирожденную страсть к нейропрограммированию. Он обосновался в Омахе на той самой неделе, когда верховный управляющий Борда наперекор Премьер-Комиссии начал распределять крупные субсидии на оборонные нужды. Вигаль основал компанию, нацеленную на изучение стволовой части мозга, и отправился в Совет по обороне и благосостоянию за финансированием. Его заявка была одобрена практически без вопросов.

Молодой нейропрограммист решил представить свою компанию на фондовом рынке не как феодкорп, а как мемкорп. Ему пришлось долго выпрашивать государственное финансирование у самых разных правительственных ведомств, однако он считал, что потратил это время не зря, так как в конечном счете его сотрудники оказались защищены от давления рынка.

Выбор структуры компании также позволил Вигалю при приеме сотрудников на работу принимать нестандартные решения.

Первым таким решением стала Лора. Вигаль сразу же понял, что практические навыки ее крайне скудные, однако результат решения логических задач, которые он неизменно давал всем соискателям, оказался просто фантастическим, гораздо выше результатов большинства его породистых подмастерьев. Определенно, эта женщина обладала огромным скрытым потенциалом, и Вигаль был заинтригован. Нейронаука успела далеко уйти от примитивных технологий создания нейронов и размещения дендритов[5]. Вигаль сознавал, что для того, чтобы добиться успеха в этой области, ему требовались творческие люди, которые помогли бы расшифровать скрытое электрическое устройство головного мозга. Он взял Лору к себе в компанию.

К несчастью, первые противоречивые решения Вигаля сразу же породили первый крупный конфликт. Лора схватывала все на лету, однако остальные сотрудники компании не делали ей никаких поблажек. Работа была очень сложной. Подмастерья из кожи лезли вон, стараясь уложиться в сроки, и одни ошибки накладывались на другие. Когда проект был наконец завершен, несколько собратьев-подмастерьев Лоры обратились к Вигалю с требованием выгнать ее.

– В таких условиях работать невозможно, – заявили они. – У нас есть знакомые с гораздо более хорошими рекомендациями, которые по-прежнему остаются в рядах дисс.

Вигаль наотрез отказался разорвать контракт с Лорой, однако двигали им эгоистические соображения.

Он в нее влюбился.

В течение следующего года Лора заняла в компании место музы Вигаля. Один вид ее строгих карих глаз вдохновлял полеты фантазии, уносившие Вигаля в далекие математические земли, где бывали немногие. Однако всего одного прикосновения руки Лоры к его плечу хватало, чтобы опустить его на землю и направить в нужную сторону его блуждающий разум.

Мемкорп переживал невиданный успех. Вскоре Серр Вигаль стал одним из ведущих нейропрограммистов в мире, незаменимым при разработке сетей виртуального обучения, и признанным экспертом в вопросах стволовой части мозга. Подмастерья Вигаля подозревали, что Лора – его любовница, но, видя успехи компании, относились к своему боссу снисходительно.

Лора нередко сопровождала Вигаля на научные конференции и благотворительные приемы. Как-то раз Вигаль отправил ее в отдаленную колонию «Фуртоид» подготовить такую конференцию. Через два дня в колонии началась эпидемия, и вся она оказалась на карантине. Впоследствии никто так и не установил, был ли вирус создан искусственно или просто появился в результате мутации.

Некоторые зоны «Фуртоида» оставались на карантине в течение нескольких месяцев. Эпидемия унесла жизни четырехсот сорока семи человек.

И в том числе жизнь Лоры.

Узнав об этом, Видаль впал в глубокую депрессию. Еще совсем недавно будущее казалось таким ясным, а его амбиции не знали границ. Он только-только начинал замечать в сердце пустоту, которую мужчины обыкновенно ощущают после тридцати лет, пустоту, заполнить которую не может никакая карьера. Видалю эту пустоту заполнила Лора. И вот теперь, когда ее не стало, жизнь показалась ему блеклой и бесцельной.

Однако, когда Видаль прибыл в отдаленную колонию, чтобы забрать тело, его там ожидал сюрприз. Лора оставила после себя ребенка, зачатого вне матки, которого передали в перинатальный центр «Фуртоида». Зародыш поместили в камеру беременности вскоре после зачатия. Ходили слухи, что у Лоры был любовник, однако улью так и не удалось определить отца ребенка.

Неожиданно для себя Вигаль оказался на том пути, который когда-то видела перед собой Лора. После обязательной остановки для карьеры и до самого конца простиралось обширное пространство. Расстояние казалось невозможно огромным. Для Вигаля естественным порядком вещей было то, что мужчине предстояло преодолеть такой долгий путь одному.

Когда младенец появился из камеры беременности, нейропрограммист добился того, что его назначили законным опекуном. Затем он перевел ребенка в улей на Землю, в Омахе.

Вигаль назвал ребенка Нэтчем.

(((9)))

Много лет спустя Нэтч не раз заявлял, что его величайший дар – умение наживать себе врагов. И это было шуткой лишь отчасти.

Первых своих врагов он нажил, еще когда ему не было и пяти лет. Говорить он начал почти в три года – целая вечность в эпоху био-логики, – что дистанцировало его от остальных детей. В улье мальчишки повзрослее обратили внимание на его тихое поведение и стремление к одиночеству, на склонность сидеть одному в углу. Они решили исследовать этого странного ребенка единственным известным им способом: кулаками.

Как-то раз Нэтч вышел утром из своей комнаты и обнаружил за дверью пятерых собратьев по улью, поджидавших его. Мальчишки были старше него, все как один некрасивые, угрюмые с самого рождения. Интуитивно поняв, что будет дальше, Нэтч на какую-то долю секунды испытал изумление. «В чем я провинился?» – подумал он. Затем мальчишки набросились на него. Последовало несколько минут ударов кулаками и ногами и царапания, и Нэтч оказался на полу, корчась от боли.

Хромая, он вернулся к себе в комнату, усвоив ценный урок: необходимо всегда быть начеку, поскольку вселенная не нуждается в причинах, для того чтобы наложить наказание.

Возможно, мальчишки ждали только жалобных всхлипываний и криков о пощаде, что придало бы законную силу зарождающимся в них теориям о силе и слабости. Однако Нэтч не дал им этого удовлетворения. На следующее утро он, как обычно, вышел из своей комнаты и без колебаний направился прямо к группе поджидавших его драчунов. У него была возможность уклониться от встречи, однако упрямый ребенок не обошел своих врагов стороной. Он молча терпел, пока драчуны колотили его. Побои продолжались на следующий день, и на следующий, и на следующий.

Наставники всё видели. На том этаже улья, где жил Нэтч, размещалось четыре десятка детей; уединиться было негде. Однако био-логические технологии работали не в пользу Нэтча. Плавающие у него в кровеносной системе КОПОЧ были проверены в деле в гораздо более суровых условиях; они могли в считаные минуты заживлять ссадины и незначительные порезы. Драчуны не могли нанести своему противнику серьезных увечий до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы извлекать из «Моря данных» черный код.

Наставники решили ждать естественного развития конфликта.

«Но как можно просто сидеть сложа руки и смотреть на страдания этого мальчика? – возразила на педагогическом совете одна из наставниц. – Нельзя допустить, чтобы это продолжалось бесконечно!»

Однако ее начальник не знал сострадания.

– Мы здесь не для того, чтобы баловать этих детей, выращивая из них неженок. За стенами нашего улья шестьдесят миллиардов человек с нетерпением ждут возможности наброситься на них и сожрать с потрохами. – Он кивнул на гибкое оконное стекло, словно эта тонкая мембрана могла защитить от суровых реалий окружающего мира. Три ветки жадно скребли снаружи по стеклу подобно когтям хищника.

– Значит, мы стремимся вырастить поколение мучеников. Это так?

Долгая пауза.

– Верь в этого мальчишку, Петаар. Никаких долгосрочных последствий у него ведь нет, правильно? Мы не допустим, чтобы так продолжалось вечно, но давайте дадим Нэтчу еще несколько дней, чтобы разобраться, что к чему. И только потом можно будет вмешаться.

Однако Нэтчу никто не рассказал про это решение, и ему бездействие наставников показалось безразличием. И этот удар оказался болезненнее всего того, что могли причинить ему юные драчуны. Разве наставники не вдалбливают детям в голову изо дня в день, что в мире правят беспристрастные, логические законы? Они твердят, что все происходящее обусловлено какими-то целями. От каждого последствия можно проследить к породившей его причине. Но Нэтч не находил никаких рациональных объяснений своим ежедневным истязаниям, и хотя наставники видели его страдания, они хранили молчание. Мальчик размышлял об этом целыми днями напролет, а ночью он боролся с когнитивным диссонансом.

Однажды Нэтч проснулся еще до рассвета, его рассудок полыхал огнем.

Окружающий мир потускнел и исчез, и остались только его руки, поднесенные к лицу. Затем комната взорвалась красками. Высоко над головой вспыхнули яркие огни, а незнакомые гулкие голоса заговорили с мальчиком о вещах, которые он не понимал. Бессвязные фразы на воображаемых языках. Имена умерших царей. Алгоритмы и зашифрованные сообщения. Нэтч тихо лежал в темноте, поглощенный страхом, захлестнутый нахлынувшими видениями.

Когда рассвело, он уже знал, что делать.

В тот день Нэтч не пришел на утреннюю проверку. Наставница Петаар заглянула к нему в комнату, опасаясь худшего. Она обнаружила мальчика на полу, придавленного тяжелым комодом, с трудом дышащего.

В улье случился страшный переполох. Обработав раны Нэтча, наставники собрали драчунов, мучивших его. Два часа они жарили мальчиков за закрытыми дверями, в конце концов вытащив из них несколько слезных признаний. И все же драчуны в один голос твердили, что не имели никакого отношения к тому, что Нэтча придавило комодом.

– Ну а игрушки, пропавшие из его комнаты? – бушевала Петаар. – Они ушли сами по себе?

Мальчики не могли этого объяснить. Наставники полдня взвешивали доказательства, свидетельствовавшие против пятерых грубиянов, и в конце концов приняли решение исключить их из улья.

Услышав эту новость, Нэтч почувствовал, как у него по спине пробежала холодная дрожь. Впервые он познал вкус победы, найдя этот пьянящий напиток превосходным.

На самом деле мальчики были не виновны в преступлении, которое им приписали; все случившееся было тщательно продуманной постановкой. Нэтч сам устроил так, чтобы оказаться придавленным комодом: он положил его на кубики, а затем осторожно убрал подпорки. Детали плана он набросал в утренние часы с рвением опытного стратега, добившись того, чтобы беглый взгляд не мог обнаружить никаких недочетов. С тех пор он уже давным-давно забыл источник своего вдохновения.

Но его замысел преуспел также в совершенно неожиданном измерении. Наставники, до того не обращавшие внимания на его страдания, теперь ходили с виноватыми лицами. Петаар из кожи лезла вон, чтобы ублажить любую прихоть Нэтча. Слухи о случившемся просочились даже до родителей детей, обучавшихся в улье, что обернулось для заведения большим скандалом. Нэтч был потрясен. Одним ударом он наголову разгромил своих врагов и разоблачил просчеты наставников.

Это происшествие преподало ему также еще один ценный урок: благодаря терпению, хитрости и предусмотрительности любые цели становились достижимыми.

Эта преграда оказалась далеко не последней в череде тех, какие Нэтчу предстояло преодолеть в улье. Другие дети поспешили заполнить пустоту, образовавшуюся после исключения драчунов, и обмануть их было уже не так просто. Они пытались мешать Нэтчу выполнять домашние задания, воровали его вещи и обвиняли его во всех своих невзгодах. Нэтч быстро сообразил, что допустил тактический просчет, спрятавшись за спинами наставников; не вступив в прямое противостояние со своими противниками, он лишь укрепил представление о себе как о слабаке.

У него появились мысли, не окажется ли этот цикл бесконечным. Неужели он обречен до конца своих дней непрерывно сражаться с чередой врагов, каждый последующий из которых более грозный, чем предыдущий, до тех пор, пока наконец не столкнется с равным себе?

В возрасте шести лет Нэтч решил, что единственным выходом для него будет бегство. Он сбежал из улья.

В то же утро Серр Вигаль получил по «Конфиденциальному шепоту» паническое сообщение от наставников Нэтча. Они спрашивали, не вскочил ли мальчик в трубу, чтобы разыскать дом своего опекуна, однако нейропрограммист не видел своего подопечного уже несколько недель. Отменив утреннее совещание, Вигаль отправился к ближайшей станции трубы. Поезд провез его через весь мегаполис Омаха к приземистому полукруглому зданию, внешне действительно напоминающему улей.

– Вы хотите сказать, что мальчик пропал? – озадаченно спросил Вигаль, встретившись с растерянными наставниками. – Я полагал, вы здесь следите за детьми двадцать четыре часа в сутки.

Директор улья склонил голову:

– Так оно и есть.

Вигаль от природы был человек спокойный.

– Вы уверены, что Нэтч просто не забрел на другой этаж? – сказал он, почесав редкие волосы на голове. – У вас ведь есть программы безопасности, разве не так? Определенно, он не мог покинуть здание так, чтобы вы об этом не узнали.

– Теоретически не мог, – подтвердил директор. – Но, похоже, это ему как-то удалось.

Омаху никак нельзя было назвать подходящим местом для маленького мальчика без сопровождения взрослых. Такой любознательный ребенок, как Нэтч, запросто мог бесследно затеряться в огромном мегаполисе с населением в двадцать два миллиона человек. В разгар Экономического краха беспризорники были обычным явлением, но даже постепенное возрождение экономики пока что не могло полностью перекрыть поток детей, убежавших из дома.

Нэтч не тешил себя иллюзиями насчет опасностей большого города, однако он уже научился сбрасывать со счетов страх как ненадежное чувство. Омаха показалась ему зоопарком: куда бы он ни поворачивал, повсюду ему открывались новые чарующие зрелища. Здания расширялись и сжимались подобно дышащим животным, вызывая то, что целые городские кварталы смещались на несколько метров в одну или в другую сторону. Путепроводы труб пересекали город сплошной сетью прожилок. А улицы были заполнены миллионами людей, которые вели разговоры без слов со своими знакомыми, находящимися на удалении тысяч километров.

Нэтч потратил несколько часов, стараясь определить, которые из пешеходов настоящие, а которые – лишь мультипроекции. Разумеется, наставники рассказывали детям про мульти; кое-кто из них сам мультипроецировался в улей из таких отдаленных мест, как Луна. Однако детям, не достигшим восьмилетнего возраста, не разрешалось проецироваться в сеть, и таким образом, они не имели с ней практически никаких контактов. Поэтому Нэтч часами бродил в толпе, крутясь на триста шестьдесят градусов, высматривая краем глаза тех, кто казался нечетким и расплывчатым до тех пор, пока он не сосредоточивал на них взгляд. Затем он подбегал и бросал в них камешек. Те, от кого камешек отскакивал, были настоящими (и иногда они выражали крайнее недовольство); те, сквозь кого камешек пролетал насквозь, были мультипроекциями. К своему изумлению, Нэтч обнаружил, что не видит между ними абсолютно никакой разницы.

Когда первоначальное очарование городом улетучилось, на всем, увиденном Нэтчем, начал сказываться опыт, полученный в улье. Воинственный уличный торговец, ругающийся со своими покупателями. Робкая женщина, семенящая в двух шагах позади своего спутника подобно преданной собачке. Разорившийся бизнесмен, которого выселяли из квартиры сотрудники Совета в белых балахонах. Все это были проявления извечной борьбы Ведущих и Ведомых.

Отыскав на общественной площади укромный уголок, Нэтч уселся лицом к стене. С видеоэкрана над ним каждые десять секунд звучал рекламный лозунг популярной обуви. «Неважно, куда бы ты ни пошел, везде будут задиры и жертвы, – сказал себе Нэтч. – Кем хочешь стать ты?»

А тем временем в улье наставники как могли пытались организовать его поиски. Мальчик отсутствовал уже почти целый день, однако только сейчас директор смог передать его имя и описание службе безопасности местного МСПОГ. В свою очередь, Серр Вигаль был поглощен загадкой того, каким образом Нэтчу удалось преодолеть систему безопасности улья. Все изумленно разинули рты, когда вечером мальчик вернулся в улей, казалось появившись из ниоткуда. Возвращаясь, Нэтч смог ускользнуть от защитных устройств с такой же легкостью, как и когда уходил.

– Классную штуку ты провернул, – сказал нейропрограммист, и в его голосе прозвучали нотки гордости. После чего, чувствуя на себе сердитые взгляды наставников, добавил: – Ты ничего не хочешь нам сказать?

Нахмурившись, Нэтч покачал головой и, не сказав ни слова, скрылся в своей комнате.

На следующий день с мальчиком произошла разительная перемена. Нападки и издевки одноулейников он встретил такой зверской усмешкой, что тем стало не по себе. После чего на его врагов обрушилась череда неприятных случайностей.

Один мальчик, который постоянно издевался над Нэтчем из-за его красивой внешности, скатился кубарем по длинной лестнице. Девочка, любившая опрокидывать поднос Нэтча с обедом, оказалась заперта в пустой кладовке и просидела там весь вечер. И так далее.

Все эти расправы были тщательно спланированы так, чтобы получить максимальный резонанс среди живущих в улье детей. Нэтч интуитивно понимал, что наказание его обидчикам должно быть непропорционально жестоким. Эта новая разновидность психологической войны привела в ужас остальных детей, до сих пор не овладевших искусством скрытности, которые пока что умели выражать свои чувства, размахивая кулаками или обращаясь в бегство. В конце концов даже самые тугодумные дети в улье заметили закономерность: тот, кто обидит Нэтча, непременно за это заплатит.

Нэтч добился желаемого. Остальные дети оставили его в покое. Он усвоил еще один ценный урок: ум имеет решающее значение.

Нэтчу быстро стало тесно в улье. Это заметил даже рассеянный Серр Вигаль, хотя ему потребовался для этого откровенный разговор с наставницей Петаар.

– Таким детям, как Нэтч, обязательно необходимо на чем-либо сосредоточиться, – сказала та. – И вам лучше позаботиться о том, чтобы ваш подопечный нацелился в нужную сторону, иначе он сосредоточится на чем-нибудь плохом.

Вигаль нахмурился. Человек, изо дня в день работающий с многозначными уравнениями нейронауки, встал в тупик, столкнувшись с такой двузначной переменной, как «хорошо» и «плохо».

– Ну а этот новый улей, который вы предлагаете, – там Нэтча нацелят в нужную сторону?

Петаар кивнула со знанием дела.

– И это еще не все. Нэтчу предстоит десять лет учиться – усердно учиться, – а затем последует один год посвящения.

– Посвящения? Ульи до сих пор этим занимаются?

– Тот, о котором я говорю, занимается.

Нейропрограммист в замешательстве пробежал взглядом многостраничную рекламную брошюру.

– Похоже, образование действительно обширное… а мой счет в Хранилище в настоящий момент весьма скромный…

– Вот почему Нэтч может подать заявку на стипендию Премьер-Комиссии.

Через несколько дней после неуклюжей прощальной проповеди от Петаар (и еще более неуклюжих прощальных объятий) Нэтча перевели в улей «Гордый орел» в Кейптауне. «Гордый орел» славился тем, что в нем все было устроено по-другому. В отличие от большинства других ульев, там не было центров беременности и родов, не было штата советников, не было никаких единых образовательных программ. В «Гордый орел» попадали те дети, которые переросли границы традиционной системы ульев и нуждались в чем-то большем. Наставники заставляли их напрягаться, проводя занятия по десять часов в день шесть дней в неделю. Таким образом, времени для безделья, скуки и проказ почти не оставалось.

Нэтч не скучал по детским играм и примитивным урокам морали, отнимавшим много времени в его прежнем улье. Где-то в далеком будущем маячило посвящение, но эту проблему он собирался решать тогда, когда придет время. В новой обстановке мальчик чувствовал себя как рыба в воде: следующие несколько лет он провел, жадно впитывая знания.

На уроках истории наставники рассказывали про мыслительные машины, из-за которых во время Восстания автоматов численность человечества сократилась чуть ли не в десять раз, о последовавшем за ним смутном времени и о золотом веке научного пробуждения, началом которого стала созданная Шелдоном Суриной дисциплина био-логики. Они рассказывали про исчезновение и объединение древних национальных государств, про взлет МСПОГ, про учреждение Премьер-Комиссии и Совета, про непрекращающуюся борьбу государственников и либертарианцев.