Храм любви. Книга 4-я. Соблазн и облом

скачать книгу бесплатно


– Да, они пленительны, – ответил он совершенно равнодушным тоном.

Она хоть вроде как и отвлекла его этим от беседы, но, чувствуя, что он упорно не реагирует на близость её тела, далее всё-таки вновь напомнила о своей привлекательности. Оттого что проявленное равнодушие к ней её обидело, она со всем своим несогласием заметила:

– Поначалу мне казалось, что я вам нравлюсь, но сейчас чувствую, как будто вы ко мне потеряли интерес. Однако я, соглашаясь на помощь вам, свой выбор сделала неслучайно, хотя желание вам помочь не теряет смысл. Безразличие ко мне как женщине навивает грусть. Обидно, за что такая немилость? Неужто моё женское очарование уже вас не волнует? Я же не случайно хочу стать ветром очарования для вашего паруса желаний. Почему же этот парус согласия при всех моих стараниях никак не разворачивается на моё душевное дыхание. Надеюсь, что оставшееся время не лишит меня надежды хотя бы на миг внимания. Мне бы хотелось надеяться на торжество вашего желания для осуществления своей таинственной мечты. Неужели развернуть ваш парус желания можно только чудом, как дар. Не хотелось, чтобы это явилось благодарностью за ту помощь, которую я вам согласилась оказать. Тут соблазн деньгами меня даже обидел бы. Может быть, попытаться получить ваше желание, как победу, через игру?

Он усмехнулся и ответил полушутя:

– О, как всё сложно и туманно. Однако понимаю вашу озабоченность. Если бы все проблемы можно было решить только деньгами, мы бы с вами были уже в другом месте или, скорее, не встретились совсем. Вы мне понравились с первой встречи в ресторане и сейчас. Я к вам неравнодушен, но, чувствую, не хватает какой-то энергии, как будто меня что-то давит грузом некой боли и я не могу от него освободиться.

– Между прочим, у меня здесь и много спальных комнат, и большой участок у дома, есть и другие места, где вы можете расслабиться от тяжести своих проблем. Можем даже и в карты поиграть, чтобы отвлечься, а кон чудом обвенчать. По мне, лучше гореть с риском в огне, чем глотать тину святости на дне.

– Ну, карты я не признаю, а вот что другое, можно подумать, ведь гореть всегда легче на пару, а за компанию и чёрт удавился, если от грехов не откреститься.

– Ну да, за компанию и удавиться можно. У меня здесь иногда собираются странные компании, охотники друг за другом. Двор упирается в лес, вот в нём эти друзья и развлекаются игрой в пейнтбол. Стреляют краской, стараясь как можно больше измазать ею друг друга. Иногда даже раздельные женские и мужские команды собираются. Вот тогда охота друг за другом большой интерес приобретает. Проигрывают большие деньги, но при игре с дамами расплачиваться разрешается и услугами, если перед игрой это оговаривается условиями. Самые дорогие фишки – это фишки с эротическими услугами, и, когда они появляются в условиях игры, она приобретает ещё больший интерес. Особенно занимательно, когда мужикам приходится выполнять волю дам и подчиняться их выбору наказания. Это как игра в бутылочку: крутанул, и эта стрелка счастья указала на тебя, отдавай фантик, или выполняй желание, или отправляйся в Ад.

– Мне кажется, я сейчас уже кручу эту бутылочку счастья.

– Ну, это слишком примитивно. Вы сейчас как в сказке о колобке с тремя желаньями.

– Значит, я, как колобок, качусь по лесу ваших желаний, а ищу только три: покататься, вернуться и живым остаться. Вот закатился к вам, и вы, как лиса, играете со мной, и как будто прикорм уже бросили. Когда кушать будете? Ведь сейчас вами, похоже, управляет некая женская обида.

– Нет, я ошиблась, вы не в сказке, а вышли из космического корабля на другую планету амазонок любви. На ней всегда предлагается выбор, как в игре, и игру сделать жизнью, но так, чтоб каждый чувствовал себя хозяином своей судьбы. Человек, вообще, должен тянуться к счастью, как ребёнок к игре, так как игра дарит эмоции, а это счастье жизни может быть даже в поражении.

– На воротах Бухенвальда были написаны слова: «Каждому своё», – заметил он. Этим он будто подчеркнул безысходность своего положения с зависимостью от этой, будто играющей с ним в неизвестную игру дамы, не понимая до конца, чего от него она добивается. Стараясь как-то оправдать своё положение, продолжил: – Я как будто в замешательстве, да ещё и глаз разболелся. Сейчас вас вижу только наполовину, а вторая в тумане. Туманом накрывает и сознание. На меня сейчас действует не только смутная энергетика, но и боль глазного осложнения, которые заставляют меня частично соглашаться с вашим упрямством. То, что даже вы в некоторой мере согласились со мной, не проявляя упрямства, говорит о том, что глупость отступает. Такое ощущение, что я, как волк, гонясь за своей добычей, которая нужна мне для разумного выхода из проблем, сумел в чём-то убедить и вас. В то же самое время чувствую, что будто бы идёт непонятный гон за мной. В нём вы заставляете меня соглашаться с вами и прыгать через красные флажки своей совести или сознания. Однако чувствую ещё какое-то требование не бежать, а броситься к вам в объятия.

– Это мнение мне нравится больше, и оно не противоречит реальности. Только как сделать, чтоб каждому досталось своё, по божественному жребию. Если в игре жизни вы своим занятием не перепрыгнете через эти флажки запрета или Бог вас через них не перенесёт, то неизвестно чем всё кончится. Разум или чувства – что первично для удачи? Эту неизбежность не переплевать и не передумать. Есть ситуации, в которых необходимы больше чувства, а в других только разум, и реализация счастья возможна и в том, и другом случае. Счастливее всегда те, кто чувства может подчинять разуму.

– Я, кажется, начинаю вас бояться. Здесь, чую, можно не только свою волю потерять, но и свободу шутя в любой игре проиграть, но не хотелось этого ощутить в споре, в неком страхе от своего экономического бессилия и безысходности.

– Что это у вас от страха сыграло? Не позорьте себя. Перед вами беззащитная слабая женщина. И чего бояться? Что можно было с вас взять, всё взяли. Я просто ныне пытаюсь вам помочь. Вот вместо игры могу предложить на выбор шампанское для разнообразия общения или напиток, который вы уже пробовали, но вас уже шампанским угощали. Поэтому выпьем это вновь позже, но кофе могу предложить сейчас.

Она подошла к стойке у стены и, включив музыку, стала что-то готовить: то ли кофе, то ли ещё что, если не новый коктейль желаний, которым уже потчевала его. По потолку в такт музыке мигали огоньки и оживали изображения неких ангелов. На подобных картинках, что были на стенах, стали видны тоже взмахи их крыльев под фиксированное мигание огоньков. Висевшие, как снежинки, под потолком бабочки и сердца производили движения, и от этого бабочки будто махали крыльями. На картине же, где Бог и дьявол, взявшись за руки, в соперничестве пытались прижать руку друг друга к столу, при мигании света стали поочерёдно побеждать то один, то другой.

– Всё как в кино, – промолвил от неожиданного явления он вполголоса, наблюдая за происходившим.

– Как сказать и посмотреть, но это не кино, кино будет позже, – сказала она, поставив ему приготовленный напиток. – Здесь всё рукотворно, и магия, бесспорно. Это всё же храм и с чудесами, во что вам рано или поздно придётся поверить.

– Богатые ваши фантазии – это одно, а фантазии для удивления как явления чуда и гармонии – это другое. Вся эта ваша магическая иллюминация тоже, наверно, коммерческая затея? Похоже, готовите не только живой товар на продажу, но и помещение, как даму?

– Естественно. Я всю, что есть у меня, и эту красоту сдаю для праздников и развлечений.

– Значит, храм знакомств одиноких сердец, он же и гарем-салон, от «пажледи» любви с колчеданами чеков на любовь, словно стрел от амуров. Всё для того, чтобы у всех от сексуальных услуг в душе возрождалось гражданское самоуважение. Для этого как минимум стараетесь представлять товар ангелами сердечной страсти или ведьмами его разгула. Эротические концерты, наверно, тоже бывают?

– Разве по-другому нынче что-то возможно? – возмутилась она. – Даже свадьба всегда тоже товарная и театрализованная сделка, как и с частной собственностью, отражает социальное состояние новобрачных, всё равно по-прежнему есть получение в собственность живого товара.

– Вы, наверно, хотели, чтобы свадьбы раскрывали души, а не показывали значимость богатства?

– Это сложно, да и комическое их выражение всегда уместней. С другой стороны, узаконивая право удовлетворения сексуальных потребностей, свадьба может стать и предрешением рождения детей. Удивительно то, что право кушать узаконивать не надо, а сексуальную потребность обязательно нужно узаконить браком, будто других, более упрощённых и не осуждаемых форм в обществе существовать не может.

– Не знаю, не знаю, но можно, видимо, посмотреть на это и как на божественное воздаяние, – заметил он. – Только тогда на близость с человеком религия разрешительное освящение делать должна. Женщин на Руси для семьи не покупали, а всегда получали как дар с приданым. Этим вроде как покупали мужчину, и женщины в семье были более независимы и свободны, чем там, где их покупали. На Востоке купленная жена становилась почти рабыней или драгоценной вещью. Зачастую большинство мужчин просто заставляли жён работать на себя, вместо того чтобы мужчинам работать на них. Иметь секс и отдавать своё тело она может только тому мужчине, который приобрёл это право калымом. Нарушение этого закона карается. Русские мужики потому и перед татарами девками откупались, и дети нормальные рождались. Видимо, скоро нужно будет вводить некую принудительную любовную и материнскую повинность, а детей достоянием отечества считать для тех, кто вовремя не хочет рожать.

– Так почему же, если в обществе нет других узаконенных форм сексуального общения, свободно продавать своё тело на панелях – грех? – возмутилась она. – Чем узаконенная брачная продажа или дар невест отличается от безбрачной продажи их? По-человечески женщин лишают права собственности на своё тело. Даже свободной от брака женщине дарить бесплатно тело хоть аморально и незаконно, но можно, а за деньги – это коммерция и карается. В то же время нынешние секретарши неформально фактически тоже продают своё тело боссам за какие-то льготы. Они, как и раньше фаворитки высоких вельмож, что-то же, как в прошлом содержанки и прочие профурсетки, которые через постель шли и ныне идут к власти. Да и в искусстве, не исключая мужчин, шагающих по морали к своим целям, по сути, торговали и торгуют своим телом.

Однако эта скрытая проституция не запрещается и таковой не считается, а называется свободной любовью, так как это в интересах власть имущих всех уровней и им подчинённых. Разумной последовательной логики во всём этом нет, так как мы давно живём в большом публичном доме, где всё покупается и продаётся официально или скрыто. Я читала в газете, что одна дама продала свою девственность за большие деньги, и это вроде как можно и законом не преследуется, а продажа тела преследуется. Измены нет, как нет и закона, или один раз можно продать тело, а постоянно нельзя.

– В этой логике у нас полный абсурд, – согласился он. – Человеку, действительно, кровь, почку и глаза свои, как донору, продать можно, и даже не осудят, а как благо примут. Продавать кровь, сперму и тело для вынашивания детей и детей для другого материнства можно, а отдавать своё тело для обоюдных удовольствий нельзя и аморально. Действительно и законно встаёт вопрос: где грань и в чём смысл приемлемой морали и логики?

– Если логично продолжать эту мысль, то смерть во благо спасения и общего счастья для всех подвиг, а продавать даму во имя этого же счастья – это позор. Почему женщина продавать свою промежность и себя может только посредством узаконенного брака, то есть с разрешения общества и государства. В любом другом случае могут наказать. Разве это не коллизия, – воскликнула собеседница. – Промежность у нас для того и создана, чтобы её постоянно кому-нибудь отдавали за деньги или за «так», и она этим жива, а глаза и другие органы для этого не созданы. Однако донором глаза и других органов можно стать, а донором тела – низость, даже во имя спасения от одиночества и хандры, это осуждение и позор.

– Да, всё просто в жизни, но не в морали, с которой все играют в прятки. Где же найти и можно ли будет скоро найти настоящих чистых дам, которых не будут интересовать карманы мужиков? Вы со своим подходом их всех святых кремируете. Ах, деньги, денежки, деньжата – они значимость жизни и социальная оценка каждого. Высокая она или низкая – всё величиной кошелька определяется, – с разочарованием произнёс он. – Удивительно, но это факт. Многим дамам даже возможность постоянной смены партнёров нравится, и дело не в том, что они за это получают деньги. Я заметил, что многих любвеобильных устраивает такой образ жизни, и не только молодых, о которых вы упоминали. Не получится ли так, что мы все, с разгулом, как бомжи, окажемся на помойке нравственности?

– Что касается конкретных личностей с любвеобильностью, то это кто и под каким знаком родился. Если по астрологическому знаку можно определить, что данный тип будет любвеобилен, то в этом проявляется его звёздная плоть. В какие святые законы ни заковывай их задницы, звёздная суть такой натуры, по гороскопам небесной силой оголять будет всегда. В это и вы, кажется, верите, если даже не поклоняетесь. Я сужу по вами рассказанному стиху о вашей вере. От небес зависит, кому будет нравиться торт есть хором, кому-то хоть дерьмо, но в одиночку. Искать соответствующую гармонию отношений в тех или иных условиях тоже нужно по расположению звёзд на небесах. Звёзды с неба говорят, что на вкус и цвет товарищей нет, и только они для гармоний душевных свет.

– Тут я, хоть в стихе и признавался в поклонении звёздам, не совсем согласен. Но в чём-то правда, вам, женщинам, это понятней, чем нам. Каждый человек должен быть счастлив в рамках того понимания и того образа жизни, который больше ему в радость и спущен небесами. Обществу не хватает логической и нравственной тямы оценить и узаконить ту или иную меру свобод, определяющих счастье каждого типа. Хотя, я уверен, любое интимное общение должно быть сокрытым и согласованным партнёрами процессом, а придание его огласкё может грозить недопустимым общественным осуждением. Вот по телевизору все пытаются свою интимную жизнь выставить напоказ, а я бы за раскрытие интимной жизни судил.

– Да эта ваша святая суть мне стала ясна сразу как день, когда я увидела ваши глаза. Сейчас вы будете говорить, что любое социальное и физическое несоответствие будет всегда вести к нарушению существующих моральных норм и традиционных отношений, – уверенно продолжила она его мнение. – Это сложно мне понять, но могу точно так же ответить, что даже при полном социальном соответствии мужчин и женщин постоянное сексуальное общение с одним может стать скучным. И нужно ли будет измену осуждать? Ныне нетрадиционные платные сексуальные связи – это трагедия серой семейной морали общества и мозоли половой однообразности или воздержания. Они отодвигают приевшиеся семейные отношения на второй план социального благополучия, а надо, чтобы они оставались первейшим социальным смыслом жизни.

Он тут же отреагировал на её замечание своими доводами, хотя внутренне понимал, что она не только в чём-то права, но и опять как будто его сторону заняла, если не бросила лоща. При этом всём от своих убеждений не ушла.

– Может быть, это и так, и, скорей всего, так, – отвечал он, – но всё равно, если сексуальную свободу когда-нибудь и утвердят, то статус свободного сексуального полёта в иерархии общественной жизни не может быть высок. В любом случае статус такого образа жизни и личности должен быть чем-то ограничен и не может давать чувства превосходства над теми, кто этим не занимается. К столбу позора привязывать их не надо, но равенства допускать нельзя.

– В наше время, если осторожно, можно скрыть всё, чтоб не испытывать стыда и позорного столба.

– Ну, эта риторика аморальна, – отвечал он ей, допивая и расхваливая предложенный ею напиток. – Хотя и открытость не менее аморальна. Даже мысли не всегда можно предавать огласке. Сексуальное общение должно быть тайной веры, а вера – определять святую значимость и тайну каждого.

Тут же выразил предположение о том, насколько государство и религия могут диктовать личности, как распоряжаться каждому тем, что не может быть предано общественной огласке.

Стараясь далее уйти от нежелательных вопросов по мнению на эту тему, вспомнил её предыдущее утверждение и решил вернуться к нему. То мнение, где она утверждала, что жизнь человека и его тело – это его собственность, и запрет на торговлю им спорен. Напомнил про некое утверждение, что и красота – это не только личное, но и народное достояние, как и божественное дарование. Тут же вновь заметил, что их разговоры – сущее представление, а порой и абсурдны.

– На это философское утверждение можно мне, как даме, не отвечать? – торопливо ответила она и уже после раздумий добавила: – По-моему, каким бы это право ни было, надо делать так, чтобы красота с голоду не умирала, а в противном случае на любую притянутую за уши мораль святости можно член с кисточкой положить. Наше общество погрязло в изменах, и даже супруги порой, как страусы, прячут свои головы в песок, делая вид, будто не замечают этого друг за другом. Стараются скрывать и не выставляют напоказ эту двойную жизнь, чтобы не оскорблять себя в глазах общественности. Жизнь идёт сама по себе, мораль в ней существует тоже сама по себе. Кому нужна такая мораль, с которой можно не считаться, а жизнь в грехе считать негласной нормой существования? Это же наша правда, не так ли?

Она села за пианино, стоявшее за художественно скрученными шторами, и, замолчав, стала наигрывать что-то из лёгкой весёлой музыки. Он любовался ею, но не знал, как ответить на поставленный вопрос. Задумчиво молчал, слегка почёсывая свои волосы на склоненной к рукам голове.

Её голова тоже шла кругом, и она в мыслях невольно вернулась опять к тому жгущему его вопросу собственности на своё тело. Ей показалось, что понимания свободы над своей движимой и живой плотью, как собственностью, у неё нет. Решение этого вопроса могло дать оправдание права продажи тела и снять с души тяжкий груз греха. Её сексуальный либерализм был похож на уличный силовой эгоизм, который не считался ни со свободой других, ни с необходимостью согласованного единства сознания и страсти.

– Давайте отбросим все наши ваши фантазии и убеждения в корзину безысходности, – наконец отреагировал он. – Ваша архитектура Храма меня где-то не устраивает, но ровно настолько, насколько архитектура моих представлений не устраивает вас. Из этого значит, что у каждого должно быть своё. В том и другом случае позиции и у вас, и у меня относительно собственности на тело, вопрос не разрешён. Тело может быть как достоянием общества, так и самой личности, но когда и на сколько право распоряжения и владения им можно продать или отдать кому-то? Если вы склонились и плача пытаетесь оживить труп сексуальной свободы, однажды поднятой А. Коллонтай, то знайте: она ещё при своей жизни её предала публичной кремации в трагедии своих чувств. Свободы, независимой ни от чего, нет и не может быть. Мы не свободны от погоды, так же как и от природы общества, в котором находимся. Тело свободы дано богом в рамках радости его влияния, то и власть над ней должна быть тоже божья. Дамам, как и мужикам, оно дано, как храм души, а значит, распоряжаться им должна душа, а душой – небеса.

Она приостановила игру и прислушалась к его мудрёному высказыванию. Он опёрся на рояль и продолжил:

– Через душу бог управляет телом, душой и делом. То, что мы считаем своей собственностью и неотъемлемым правом, не должно отрицать божьего повеления с карантином на любовь, – произнёс он, будто говорил уже не ей, а рассуждал сам с собой. – У государства пока, как ни крути, никаких функций из этого права собственности теоретически вроде и нет. Если бы владение, пользование и распоряжение, определяющие право собственности, была ещё общественная функция контроля, то право на продажу тела с разрешения государства было бы обосновано. Таким образом, право на свободу своего тела не должно быть государственной задачей, а осуждение только у церкви. Вот если божья мораль станет основой права с делегированием морального преследования государству, то тогда оно и имело бы юридические основания запрещать. Только с признанием необходимости контрольной функции собственности можно говорить о возможностях существования и моральных судов под божьим покровом. Бордели могут быть легализированы, только право собственности на женщину они иметь тоже не должны, как и права продажи. Продавать своё тело женщина может лишь сама с божьего позволения, а за услуги борделя, как за услуги рынка, достаточно платы за место в нём. Всё должно быть, как на рынке, если мы уж решили строить рынок.

– Оригинально вы мне обосновали свой взгляд и подход, но сложно для простой дамы. Это, скорее, не совсем так, – возразила она, прекратив музицировать. – Почему дама не может быть арендована, куплена и продана по контракту, как футболист, клубом желающим? Тогда клуб может стать её владельцем. И получается единая для всех картина.

Он усмехнулся и вспомнил байку:

– Помню советский анекдот про жену, которую муж отправил на курорт, и она возвратилась с деньгами. Стоит, считает и мужу подаёт.

– Ты же хотел, чтоб я зарабатывала, вот, возьми.

– Как и чем сумела? – удивился он.

– Торговала телом.

Он посмотрел на её фигуру и пошутил:

– Я бы больше рубля не дал.

– А я больше и не брала, – услышал в ответ.

Она от души рассмеялась на этот анекдот и, отсмеявшись, что-то возразила ему, на что он заметил:

– Вот и я думаю, тут право дал ей муж, как собственник, а может, надо было посоветоваться с богом? Общество, которое не может устроить счастье людей, ломаного гроша не стоит. Однако цену на красоту и нравственность установить невозможно ни богу, ни дьяволу. Она может доходить до стоимости жизни, которой за неё и жертвовали поклонники и соперники.

– В этом случае красота и нравственность, как народное достояние, могут ли иметь какую-то официально обоснованную цену? По своему дамскому понятию мыслю: если продаваемый футболист остаётся достоянием страны, то почему красота не может сохранять тоже как её алмазное достояние?

Арабес приобнял слегка её и с юмором произнёс:

– Мимо этого вопроса нам без шуток не пройти, – и, задев стоящий графин с ею приготовленным напитком, налил в бокал, а выпив, продолжал: – Если серьёзно говорить, то что это всё? – он показал на убранство комнаты, в которой они находились. – Это какое-то восхищение души. Вот в такой красоте, видимо, должно происходить слияние душ. Это мгновение счастья у каждого своё. В нём могут совпадать желанья и возможности. В этом миге совпадения есть та значимость жизни, к которой каждый должен идти. Если в это время с небес спустят за какие-то душевные дела права, в святой ранг любви вознеся, статусом душевного совершенства знаменуя, то в этом и должно выражаться мгновение счастья. Вот такое счастье должно вершиться в Храмах. Могут ли дамы по вызову быть под крышей такого Храма – большой вопрос. Ведь значимость личности должна иметь цену, рождённую общественной полезностью, с мерой доступности до благ, а значит, и до некоторых форм общения. В зависимости от статуса каждого, одним может что-то диктоваться, а другим нет. Только тогда добро душ заменит коварство диктатуры денег.

Анна, ответив ему любезностью, тоже выпила и с милым выражением лица, не возмущённо произнесла:

– Святой не спорит со скоморохом, и я об этом не хочу серьёзно думать, хотя это и может иметь какое-то отношение к совершенству архитектуры моего храма и к моим девочкам. Вы тоже не заморачивайтесь этим, стараясь докопаться до сути. Всю полезность ныне определят рынок и спрос.

– И нашему спору? – заметил он.

– Да.

– Но тут есть серьёзное обстоятельство, имеющее отношение к вашему утверждению. Сейчас получается так, что, отдаваясь за большие деньги, продажные дамы живут и чувствуют себя превосходней любой другой праведной дамы. Какая же тогда мораль должна иметь смысл для цены? Почему рынок оплачивает грешные интим-услуги лучше, чем труд простой труженицы, можете мне объяснить? – демонстративно вопрошал он. – Заниматься сексом по заказу в эскорт-услугах ведь большого ума не надо. Возможно, и право на занятие этой деятельностью нужно у богов вымаливать, чтобы не преследовали власти?

– А если жрица всё-таки умнее всех остальных женщин? Наверно, надо считать, что дарить любовь – это работа, ради которой многие и живут, и работают. Это же конечный пункт жизненной деятельности, и потому она должна оцениваться выше любой другой.

– Очень сомневаюсь. Правильнее здесь, наверно, разряд определять, только по каким критериям оценку производить?

– По красоте, конечно, да и деловые знания по психологии любви иметь надо. Может также учитываться и масса других сексуальных особенностей. Энергия любовного соития, говорят, равна разгрузке вагона, и если эту энергию принять за денежную единицу, то почему не может существовать валюта любви, как эталон стоимости? Ведь любовь – это счастье, если она конечная цель ощущения и смысла жизни. Разве невозможно создать виртуальный банк любви с электронной валютой, где любовный спрос и общение станут основой социального развития будущего общества. Создать движение, сообщества и его религию со своими деньгами – это предел моей мечты. Любая вера – это дорога душевного выражения.

Один человек мне говорил, что миром правит сначала секс, потом любовь, потом деньги, если ты это поймёшь, то всегда будешь при деньгах. Вот я и думаю, почему нельзя зарабатывать на половых инстинктах, а точнее на душевном даре и тепле, без безумного поглощения и уничтожения окружающей природы, ведущего мир имущественного потребления к краху? Это же гораздо гуманнее, а этот мир считает, что я веду его к разврату. Может, совсем всё наоборот?

Она опять пробежала по клавишам пианино и, воспроизведя замысловатый аккорд, прислушалась к тишине. Тут же нарушив её, продолжила:

– Есть энергия тишины, но есть и красоты, а если считать, что любовь – высшая форма красоты и доброты, то почему невозможна валюта любви и доброты? Значимость энергетической валюты любви не оценена людьми. Когда это случится, все люди будут стремиться делать любовь, как высшее добро, потому что от этого они становятся богаче, а значит, значимее.

Тут она рассмеялась, а потом рассказала стих:

«Миром правят любовь и сила, —
Доброте валюта, смеясь, твердила. —
И ты не будешь править никогда, —
Утверждала с издёвкой она, —
Зло боится лишь большего зла,
И тебе и коварство, и сила нужна,
Ведь без неё тебе никуда,
Как без воды, ни туда, ни сюда.
Может быть, я, валюта, порой и свинья,
Но без меня ни любовь, ни война.
Я для той и другой нужда».
И, пнув добро, надменно пошла,
Со снисхождением добавив: «И в этом беда,
Без меня жизнь зарежет тебя,
Как декабрьского кабана.
Возрожденье твоей души
Ищет вечности и красоты.
Ты за этим бежишь, как за Богом,
А тебе всё выходит боком.
Уваженья к себе не ищи,
Эту дань от меня получи.
И на плахе судьбы своей
Не спасёшь ты весь мир душой.
Без меня ты не станешь судьбой.
Или будешь ползать змеёй.
На могиле с такой же бедой».
И ответила ей доброта:
«Сильной стану я только тогда,
Когда любовь эмиссией добра
Валютой станет на века.
И не надо кричать, что она без цены,
Есть энергия и добра, и красы.