Каждый день

– Это будет исправлено, просто я не мог в последнее время сделать эти задания…

– В любом случае, иди, вот прям сейчас поговори с учителем и с мистером Бессером тоже!

– А…у…хорошо… До свидания! – Уильям стал заметно нервничать, его этот разговор расстроил его, но он не стал забывать, что перед ним стоит Глен и что ему лучше как можно скорее поговорить с преподавателями.

Родс в легкой панике за свою судьбу отпускает Глен со словами, сказанными очень грубо и злобно по отношению к последнему – ладно…никуда не уходи! Мы еще с тобой об этом поговорим, Петти! Пошел отсюда!

– Эй…Глен! Не забудь, тебе тоже надо записаться на выступление! – кричу в след, быстро уходящему Ену.

– Хорошо! – кричит мне в ответ парень.

– Дурак, ты чего кричишь то в пустоту! Забываешься! Идиот…ух… – тихо, про себя комментирую я действия Глена.

Я поздно спохватился, Родса уже не было, лишь только грохот его был слышен в дальнем уголке коридора, ведущего к лестнице на второй этаж. А его огромная тень будет возможно преследовать Глена со скоростью падения настроения этого юноши. Тут я себя на мысли поймал – так, Глена уже обработал, теперь Уильям, что ты скрываешь… Вы скажите, это умные книги стали давать о себе знать, и в сочетании с тем, что мне нечего делать, я решил раскопать все, что хранит этот антигерой. Это чистейшая правда, мне скучно, а какая жизнь человеческая не может быть интересной? Думаю никакая. Хотя очень быстро с этой идеей я перегорел и очень быстро выкинул ее из головы. Теперь меня волновало другое, что точно зависит от меня.

– Так…Г–Л–Е–Е–Е–Е–Н! Черт возьми! – со всеми этими шпионскими мыслями я забыл, что теперь мне придется учить своего друга на пианино играть мою же песню, ох, я думаю это будет непросто, но как прекрасно.

Господи, мысленно, я уже видел крики, стоны, пот и разбитые клавиши фортепиано. Весело, согласен, на это я и рассчитываю, на зрелище. Учитывая ужасающий фактор того, что друг не играет ни на одном музыкальном инструменте вообще. Этот парень хочет впечатлить девушку, он ее впечатлит. Такой неожиданный финал этой истории с любовью Глена должен быть закреплен приличной, то есть классной, концовкой. Моя песня вполне подходит, плюс мне нужен был тест–драйв, проверка моей песни на прочность, критика и оценка. Ну и запись, как же иначе. Правда, я еще не знаю, уже смирился, что запись песни пройдет без меня. Будем надеяться, что наступит такой момент, когда мой дорогой дружок приедет ко мне в школу, постучит в дверь знакомой каморки и скажет – эй, я тебе кое–что принес. Он достает из своей сумки небольшой сверток, а там запись моей песни, единственная в своем роде. Конечно, если эта песня принесет ему популярность, он ее продаст и она будет жить в чьем–нибудь исполнении тоже хороший плюс к этому и без того шикарному подарку. Помечтать, как говорится, не вредно. Ой, и даст Бог, он оставит мне свой плеер и парочку мелодий, а то на старый проигрыватель рассчитывать не придется, он умрет от старости где–нибудь через год.

Близится вечер, по счету, ой, вспомнить, к сожалению уже не могу. Сейчас, подождите, пока я копаюсь в своей памяти. Вспомнил, это 14223–ый вечер, который проходит совершенно незаметно, скучно и одинаково. Это может иногда и вовсе запутать, ощущение, что это один и тот же день, и ты с повторением проходишь по всем часам, минутам и секундам, из которых он состоит. Но как только ты решишь всмотреться в людей, которые проходят вокруг, ты точно поймешь – о, нет, это не один день повторяется, это повторяется фон, который у тебя за спиной. А на улице опять пошел дождь с каким–то мокрым снегом, напоминающем рис. И погода, которая огромным своим криком в виде теплого ветра словно говорит нет, зиме. Осень никак не может, сдастся, да и никогда этого не будет.

– Ух ты, черт возьми…опять забыл про Глена! – вскрикнул я, едва не упав со стула.

Моя походка движется по направлению к выходу, дабы успеть сказать этому парню, что ему необходимо будет сделать. Привычный громкий сигнал, старый добрый школьный звонок. Через пару секунд, здесь будет толпа маленьких детей, детей по–старше, подростков и уставших учителей, у которых на глазах синяки, хуже чем у призрака на портрете. Ой, это же я на картине, но не суть важно. Жаль, но это произошло быстро, сначала два, потом пять, а после десятки. И все так и нарывят ударить меня по ноге, но не тут то было.

– И чего эти дети так сильно носятся, куда–то спешат? Домой что ли так сильно спешат? Ну, спешит конечно можно, но мы рано или поздно с вами встретимся. – злобно комментирую я, но при этом мне очень весело и я улыбаюсь.

– Ты всегда такой сноб, или только вечером?! – вдруг из–за спины мне кричит Глен, кидая в мои ноги свою сумку, иронично думая, что меня это как–то заденет.

– А ты всегда такой мазила, или только вечерам? – глядя себе под ноги, делаю замечание я.

– Ты чего тут забыл…тут много людей…я не могу разговаривать с…растением при друзьях… – тактично шепчет Глен, подмечая, что я и правда стою около цветка.

– Друзья это вон тот Палмер, который несет твою куртку?

– Да, ты правильно угадал…

По привычке, вместе со своим собеседником шептать начинаю и я – где Анна–Мария, ты, горе художник?

– Она с Деборой осталась оформлять стенд к новогодней ярмарке… У нее много дел, сегодня провожать ее не буду… – прошептал юноша.

– У меня только один вопрос… – и тут я ловлю уже себя, собственно, меня то не слышно. – Ох ты…Господи! А я то какого черта шепчу! Это уже становится заразно! Тьфу ты…шептать вздумал.

– Может, ты уже скажешь, что за вопрос? Мне уходить пора…

– А? Что…? Оу…точно! Так вот… А ты, кстати, почему не с ней, мог бы помочь, что уж точно вас бы сблизило. Не подумал?

– Подумал, но я хочу домой…я и так сегодня целый час выслушивал наших так называемых организаторов, что как важны репетиции и что если мой номер будет плох, они меня не выпустят…

– Ой…за этим…собственно…я тебя и искал! Так все–таки записался!?

– А что, у меня был выбор?! Ты же заставил меня.

– Друг мой, если бы ты не захотел, ты бы не пошел. Ты просто хочешь впечатлить свою девушку…вот и все…

– Что ты там шепчешь?

– Ничего… А кстати, я жду тебя завтра, вечером…будем учить мою песню…

– Постой, завтра!?

– А чего ты так возмущаешься? Да завтра! Посмотри, какое сегодня число! Надо уже торопиться! Ладно, слова выучить можно за пятнадцать минут…на это закрыт глаза можно… Но партию фортепиано друг мой, надо учить… – пояснил я, расчесывая руками свои волосы. – Плюс…повторюсь: опять же, сегодня 9, а номер ты им должен показать когда?

– Точная формулировка… – показывает кавычки. – В пятницу мы ждем тебя и твой номер вечером, после всех… И дальше в том же духе, бла–бла–бла…

– Ясно…вот видишь…

– Ты разве за меня не сыграешь?

– Не понял…

– Ну, ты завладеешь моими пальцами, и сам будешь управлять всем процессом, я так думал. Ха–ха–ха!

– Очень смешно… Ха! Ха! Ха! Призрачный юмор, просто обожаю! Но…нет, завтра вечером…

– Но… у меня… А ты не думаешь, что у меня могут быть какие–то планы завтра после учебы?

– Честно…думаю, нет… Или ты завтра идешь на свидание со своей девушкой? Что было бы очень хорошим и уважительным оправданием!

– Нет! Не иду! А если сказал что иду, ты бы меня отпустил?

– А вот и нет, никаких причин… Ты, я, завтра, фортепиано! Все ясно? Вопросов нет? (пауза) Вопросов нет…

Пока мы расставляли точки над и, по поводу завтра, с вещами, наконец–то пришел Палмер. Он сегодня был довольно молчалив, настроение у него явно было не очень хорошее, по глазам видно. В его взгляде – был холод, а в его движениях – лишь автоматизм, механика, ничего больше. Хотя, я могу и ошибаться на его счет, кто знает. Но обычно, на этот счет я прав всегда.

– Ты чего такой грустный…? – мое предположение поддержал Глен.

– Эх…скучно…скучно… – вздыхая отвечает на вопрос друга Палмер.

– Это тебе то скучно! Ох…даже так! Тогда что же делать мне…ммм…понятия тогда не имею… Слышал, Глен? – огромным шквалом сарказма в адрес его друга привлекаю к себе внимание Ена я.

А Глен посмотрел на меня так, будто я что–то неуместное сказал. Своим взором он пытался меня заткнуть, что у него, разумеется, не вышло. Ухмыляющееся, ехидное, с дурацкой улыбкой выражало только беспокойство и страх по отношению к другу и явную враждебность моим словам.

– Думаю…что ли на озеро съездить… А то времени полно, а планов никаких… Поехали со мной? Завтра как раз после уроков закупимся для пикника? – внезапно предложил Палмер.

С лица его мгновенно исчезла вся прежняя притворность скуки и грусти. И я понял – он просто устал от учебы, от тренировок, практически эмоционально выгорел, ему нужен был отдых. Да уж, нашел, чем удивить, все люди этим делом болеют, всегда. Я каждый день подобное вижу. Только одно не дает мне покоя, почему Глен так остро реагирует? И если бы его друга не было в данный момент рядом с нами, я уверен, что он бы прикрикнул на меня, так говорят его зрачки. Понимаю, быть может его лучший друг, но все же…

Пока я думал про себя, гладя в окно, Ен снова посмотрел на меня уничтожающим и укорительным взглядом. Я понял это, когда почувствовал негативную энергетику, которая исходила в мой адрес.

– Ты чего так смотришь? – спрашиваю я. Что? Что я опять не так сделал?

– Прости Палмер, завтра…я не могу, у меня…хммм…ПЛАНЫ! – отвечает Глен, не отрывая взгляда от моих полупрозрачных призрачных глаз.

– Ах, да! У тебя планы! И не надо так смотреть, приятель… Будет время, еще столько раз с друзьями поиграешь… Да! Я говорю как твоя мама… Это я за тебя решил сказать, ты же не можешь…сказать в пустоту…

Очень скоро наша легкая конфронтация сошла на нет, Глен и Палмер не спеша переоделись, взяли свои вещи и ушли. Уходя из школы, вместе со своим другом, Глен проводил меня взглядом. А крикнул ему в след – не забудь песню, слова у тебя, учи давай, к понедельнику мы должны быть готовы…вернее ты!

На улице уходят тучи, начинает проглядывать солнце, погода стремительно становиться светлой и по–настоящему праздничной. И тут, стоя на крыльце, я решил обойти как хозяин место своего пребывания снова, пока закат еще не полностью погрузил солнце во тьму. Не обошел я стороной и Дебби с Эн Мари, что еще около двух часов сидели в учительской, подготавливая стенд, пока один из педагогов организаторов что–то заполняла, какой–то очередной документ.

Они смеялись, о чем–то мило разговаривали и Анна Мария, невольно обмолвилась словом об Глене, особо выделила его деятельность как художника. Дебору это зацепило и она стала спрашивать, что и как и где.

– Так–так… На это стоит взглянуть… – я присел за свободный стол, закинул ногу на ногу и стал слушать их разговор. – Эх, только чая не хватает теплого, была бы настоящая идиллия…

– И много Глен рисует? – спросила Дебби.

– Это еще мягко сказано! Ты даже не представляешь, сколько у него всяких набросков, карандашных…мелками, красками… много! И причем везде он старается, даже на карандашных рисунках видны детали, как–будто это фотография…все настолько реалистично прорисовано! – с неподдельным восхищением рассказывает Анна–Мария.

– Серьезно? Кстати…тебя Уильям искал в тот день, даже меня допросить успел… – говорит Дебора.

– И что ты ему сказала?

– Сказала, что ты с родителями уехала…

– Спасибо за помощь…в долгу не останусь!

– Ты же понимаешь, что рано или поздно, тебе придется отказать Уильяму? Ведь он упорно хочет пригласить тебя… А поскольку тебе нравится Глен, то это не имеет смысла… Ведь тебе же…нравится…Ен…?

– А вот это уже интересно… – прислушиваюсь я.

Девушка кокетливо улыбнулась, отвела взгляд в пол, а затем резко подняла глаза, задумываясь о чем–то. Он медленно сняла очки и закручивая прядь своих волос, медленно крутила очками в руке. Глазки стали блестеть и испускать легкое сияние.

– Я…даже не знаю… – улыбаясь, неуверенно произносит девушка. – Мне…нужно подумать…

– А чего глаза то забегали? Подруга, а ну ко признавайся! – упорно настаивает Дебби.

– Ну…что–то такое есть…

– Что–то такое…или все–таки нравится? Брось ты уже, я вижу что нравится. Ты ведь совершенно не умеешь это скрывать от меня…

– Все–то ты знаешь…

– Значит я права?

– Не то чтобы ты права, просто… Когда я нахожусь в его компании, мне кажется, что я нахожусь на своем месте. Ведь он…всегда меня понимает, он как тот самый персонаж из рассказа, о котором я мечтала. Правда…это…ну очень трудно объяснить это смешанные чувства. Я думаю, что это так, хотя есть опасения, что это не так…

– Значит я права, да кое–кто просто трусит… Тогда, у тебя появился отличный повод дать отворот Уильяму, а то он в последнее время какой–то слишком настойчивый и грубый… Даже для себя…

– Вообще да! Лена и Эмели тоже меня уже достали со своим…кхм…Уильямом…

– Ты хоть представляешь, какое лицо будет у Лены, когда она узнает, кто тебе нравится?

– Да это будет забавно. – подмечаю я, сидя уже час и наблюдая за смеющимися подружками. – Но какая разница, это мое дело…

Глену об этом разговоре я, естественно не скажу, он пока что знает все, что ему нужно знать. Плюс его перфоманс с фортепиано будет весьма кстати. Они и об этом успели поговорить.

– Что? Правда будет что–то играть? – удивленная, но радостная спрашивает Анна–Мария.

– Сама не пойму…более того, он петь будет! Представляешь?! – также воодушевленно говорит Дебора.

– Так он еще и играет…ух ты, как интересно… А откуда ты знаешь?

– Он сегодня пришел сюда и резко заявил, что хочет петь. У него есть песня, которую он может исполнить, подыгрывая самому себе на пианино. Организаторы его правда чуть не послали…но его уверенность и упрямство их убедило. Правда они все потребовали от него показать номер в понедельник… Не покажет, не допустят!

– А благодаря кому…эй! Кто его натолкнул…?? – сижу и кричу я.

Время и задание девушек подходило к концу, они готовились уйти. Поменявшись несколькими фразами между собой, девушки стали уходить из школы, оставляя все, что успели доделать на столе преподавателя, а часть объявлений и каких–то плакатов с информацией уже успели повесить на стенд. Да уж, на дворе почти семь вечера, а эти девушку только сейчас из школы уходят, я думал, такого уже давно не увижу, все больше детей домой спешат. Чего им там делать, сидят дома, как я в каморке, их жизнь от моего заточения, таким образом, не особо отличается. Один лишь пункт выделяет их положение, на фоне моего – они сбежать могут из рутины.

Но не только две девушки, слишком ответственные преподаватели и Фрэнк оставались еще в школе…

Обходя со всех сторон школу на улице, я услышал очень громкий разговор, практически крик, который трудно заметить, если ты из плоти и крови. Но мне глухота не свойственна совсем, поэтому я стал невольным свидетелем скандала в стенах школы. Как кстати, на улице стал дуть сильный ветер, от которого даже у меня возникло некое подобие дрожи. Воспев свое любопытство, я немедленно направился на громкие звуки. Точного места я не знал, поэтому пришлось очутиться в коридоре, который ближе всех к сильному жару звуковых волн. Найти это место, было расплюснуть, ведь холл, уже к тому времени практически обесточенный, когда Фрэнк выключал светильники, был освещён лишь с одной стороны. Очень сильно напоминает свет в конце тоннеля, только жёлтый и промышленный, а не ангельский и райский. Путь быть мне указан, и я просто дошел несколько метро до этого места пешком. Не зря я выбрал маршрут – разговоры становятся все выше и громче, пока, наконец, не достигли своего апогея, и я не оказался около распахнутой двери кабинета, который прилегает к спортивному залу. Там, из–за двери, я услышал парочку голосов, вернее, их там было четко три. На меня это очень не похоже, но я медлил с тем, чтобы в него зайти.

– Что–то…один из голосов очень знаком… Вот сильно знаком… Дак это же… – пока я не особо торопился войти, бормотал про себя, причем тихо, но владельца одного из голосов я уже знал. – …Уильям!

В помещении, которое указывалось на табличке как кабинет тренера школьной футбольной команды "Фаст–спиритс" было трое людей: сам тренер, Уильям и какой–то грубый мужик. Небольшое отступление, меня последние лет 20 смешит развание нашей команды (буквально – быстрые призраки). Мне вот интересно, его кто придумал, кто–то, кто явно знаком со мной, или с Эми? Думаю вряд ли, до 1970–ых футболисты звали себя просто призраки еще задолго до меня, а после одной крупной победы прибавили одно слово– быстрые. Веселая и ироничная ситуация. И тем не менее, в своем кабинете сидел мистер Бессер, тренер, и смотрел с каким–то лёгким и холодным удовольствием на то, как громкий мужик орет на Родса.

– Всем привет ребята…! Я что–то пропустил? А где же попкорн? Мистер Бессер, я разочарован… Так! Подождите… – наконец, я набрался наглости и как к себе домой, походкой павлина, вошёл в кабинет к преподавателю и сел за свободную старую табуретку. – Эх…все, можете продолжать!

Рядом со мной стояло небольшое, однако новое радио, или это магнитофон, до конца еще не разобрался, да и не интересно особо. То ли дело зрелище, что я наблюдал с высоты сидящего призрака. Очень быстро я смекнул, что человек, который орет на Уильяма – это его отец. Потому что тренер, периодически рукой чуть–чуть касается его, приговаривая– тихо Джошуа, не ори так сильно на сына!

– Да как же мне не кричать! Если мой собственный сын…полный ноль! – в порыве гнева сказал он. – Черт возьми… Да я…я… У меня слов нет…

– Это всего лишь биология, па… Я легко ее исправлю! – не умело пытается защищать себя Уильям.

– Да чихать я хотел на эту биологию… с этой женщиной я разберусь сам! Я про то…Дилан…в смысле, мистер Бессер не даст соврать, что ты прогуливаешь тренировки…причем не первый раз!

– Это правда… За этот месяц, максимум три из 10… А то и меньше… – сидит и высокомерным тоном говорит тренер.

– Я же говорил…не раз! И еще раз повторю! Мне. Не. Интересен. Футбол! – сказал со страхом Уильям, от которого у него садился голос.

– Вот о чем я хотел вам сказать… – продолжает комментировать тренер.

– Ч–т–о–о–о!!! Да как ты… Ты… – стал еще более грубым мистер Родс.

– Да… Я давно уже хожу в театральную студию и хочу стать актёром… – продолжает Глен.

– Ах ты…я сейчас тебе устрою драму!

– К твоему сведению, наш педагог говорить, что драматические роли у меня выходят лучше всего, плюс он сказал мне, что надо подучить вокал… Если я хочу играть в мюзиклах.

– В…мюзиклах!!!

Дальше их разговор трудно передать. Это было похоже на начало драки между отцом и сыном, во время которого первый не закрывая рот, кричал так, что мне самому стало страшновато. Затем Уилл попытался уйти из кабинета, но папа последовал за ним, догнал его и одним ударом по лицу заставил того упасть на пол.

Отец Уильяма не стал от этого мягче, схватил его за руку и сказал до боли знакомую фразу – запомни, в этом мире есть два вида людей, великие и сырье для великих…и ты сейчас, еще…всего лишь сырьё…

– Вот откуда эта фраза! Черт возьми! – вскрикнул я, затем сунул руку в магнитофон. – Ах…это у вас оказывается семейное…!

От создаваемого мною напряжения энергии, его закоротило, он заискрился и издал сильный грохот на весь кабинет. Все на мгновение остановили выяснение отношений. Но позже, словно маленький взрыв, это создало цепную реакцию. Тренер вскочил как ошпаренный и стал останавливать уже своего друга, мистера Родса, говоря ему, что–то перегибает уже. Знаю я нашего учителя по физкультуре, иногда он радостный, а иногда редкостный садист, за что он получил прозвище "немец", по аналогии с офицерами Гитлера. А тут он, правда испугался, даже такой холодный человек, как Дилан Бессер понимает что к чему. Они все стали загораживать мне вид, и я решил выйти из кабинета. К сожалению, пришлось пройти сквозь них всех и ощутить холод, боль и злобу. Хотя, лёгкий мандраж не позволил мне стоят слишком близко, да и желание уйти возрастало, и я отошел ближе к окну, где холл разворачивал дорогу к стороне столовой.

Еще около пятнадцати минут вся эта чехарда продолжалась, пока они не стали собираться по домам. Да и к слову, там скоро Фрэнк должен сдать дежурство, так что все. Но я долго не мог от такого зрелища отойти, и стоял как столб вкопанный.

– Он часто это делает…поднимает руку на своего сына…думает, раз у него детство было ужасным, то он может сделать своему сыну такое же… Не осознает и эту вещь… – очень знакомый голос услышал я за спиной.

Сначала я не поверил своим глазам, а до этого, своим чувствам. Ведь я чувствовал, что за мной кто–то наблюдает. Кто–то, кто пахнет очень знакомыми запахами каморки, моющего средства и старого американского парфюма, что в купе с запахом мыла дает образ доброго и интеллигентного человека, который за свою жизнь повидал очень и очень много всего. Вы не поверите, ведь это был не ангел смерти, и не Глен, это был Фрэнк.

– Не могу поверить своим глазам…Фрэнк! То есть…кхм…мистер Каннинген! Как…но как?! – не скрывая своего удивления, спрашиваю я.

– Все в порядке Дэвид… – мягко сказал мне уборщик, смотря мне в остатки души своими мудрыми и выразительными голубыми глазами. – Я все понимаю… Тебе, я думаю, многое кажется странным…

– Эх…знаете…после всего, что было за тридцать восемь долгих лет… я уже ничему не удивлюсь… А откуда вы меня знаете?

Мистер Каннинген приятно удивился, улыбнулся. Его слегка озадачил мой вопрос, но на грубый ответ я вряд ли бы нарвался, только не от него.

– А ты не узнаешь меня? – спрашивает Фрэнк.

Я, как и прежде показываю своей мимикой, то не понимаю, о чем идет речь.

– Ну как же? Я тот самый парень, которого в 1968 году девушка изменила! Ты еще тогда кричал тогда по этому поводу… Можно сказать, что ты меня тогда от плохого шага спас… Убить себя я бы не убил…но покалечить смог бы! А когда тебя увидел, как то передумал, особенно, когда ты сквозь стены прошел! – поведал свою историю Фрэнк и когда он стал рассказывать обо всех фактах, смех его было сдержать трудно. – Я так испугался…что забыл даже об этом на долгие месяцы, пока снова тебя не увидел. Очень долго хотел прогнать эту мысль, мы тогда с родителями уехали в Остин.

– Ох… Да, это и правда, смешно. Я ведь много кого спасал…так сказать…от этого дела, мало кого запоминаю… – комментирую я.

– Понимаю… Я когда вернулся вновь увидел тебя, и только потом все о тебе узнал потом…Дэвид Хейли.

– Чего же вы со мной не заговорили?

– Не знал…

– Солидарен, что это похоже на бред сумасшедшего…жаль конечно, ведь я всегда тут и без общения.

– Не хотел нарушать твой покой.Да и ты остался тем, кого я долгое время пытался забыть…боялся наверное… Я думал это не хорошо. Мир мертвых не должен соприкасаться с миром живых…

– Ох, уж это точно…

– В свое время я научился одному правилу – иногда лучше не вмешиваться, когда не знаешь. Поэтому, я – сторонний наблюдатель… Хотя, оказывается это правило работает не всегда, не зная что ты…прошу прощения, из себя представляешь…так не решился с тобой поговорить… – уборщик сделался стыдливым, начал пояснять с большей скоростью речи и интонации, делая паузы для защитной усмешки. – Понимаешь…издержки книг, которые я после прочитал…

– Все хорошо, сэр… Все сейчас хорошо…

– Точно?

– Да…

Мы с Фрэнком вновь посмотрели туда, в сторону того кабинета, где только пять минут назад развивалась нелицеприятная сцена ссоры Уильяма и его папы. Порой, очень противно и страшно видеть такое, и это без преувеличения ужасно. Забавно, но я как–то пересмотрел свое отношение к Уильяму. Чисто как к человеку, как скорее жертве, нежели реальному злодею.

– А бедный Джош так и будет долго мучать своего сына…пока тот не станет таким как он… – проговорил мой собеседник. – Ты ведь его знаешь?

– Ой…сегодня столько вопросов…я знаете, в растерянности… Нет, не знаю. – слегка хихикая про себя, отвечаю я. – Я ведь не всех помню…кого видел в этой школе, понимаете…

– Странно, потому что он учился здесь… Всю свою жизнь здесь пробыл. Его отец был военным, вернулся домой с вдребезги разбитой психикой и травмой ноги. Он часто пил и кричал на маму, но маленький Джош любил его и искренне, восхищался им, считал его настоящим героем. И он долго жил в своих мечтах, в которых папа в красивой форме с медалями ведет своего сына на рыбалку, пока ему эту мечту не разбили…

Чем больше Фрэнк рассказывал мне историю, тем больше перед моими глазами проносились картинки, где мальчика высмеивали в школе, за то, что тот слишком фанатично считал отца героем войны, той войны, которую вскоре ненавидели все «цивилизованные и нормальные слои населения». Да, он сильно вырос, прошло почти тридцать лет.

– Удивительно…насколько комиксы могут быть близки к жизни, казалось бы. Ведь многие из злодеев, на деле являются всего лишь людьми, которые потеряли мечту, которых сильно обидели. И только?! Все так просто! – это мой последний комментарий к данному вопросу. –Ну что же, я тогда пойду прогуляюсь по ночному городу…уж слишком много информации…надо переварить так сказать!