скачать книгу бесплатно
– Случайно? Четыре отливки – случайно? – проворчал Мудрослов и спустился с приступки на пол.
– Он не умеет. Он просто попробовал… – бормотал кузнец.
Никакого разбойника не было и в помине – жалкий ремесленник. Жалкий, перепуганный. Чего он боится? Или он не хочет для сына своей судьбы – хорошей семьи, детей, достатка?
Мудрослов откинул свои отливки в сторону и завязал три бесценных слитка в грязное полотенце. Бесценных? Надо еще проверить, что у них внутри, распилить, попробовать выковать клинок… Но клинок Жмур уже выковал.
Он молча направился к калитке, а кузнец шел за ним и повторял:
– Он просто попробовал. Это случайно… Это случайно…
Мудрослов не мог ничего сказать. Ноги еле-еле несли его, он еще не понял, как к этому надо относиться. Он еще не вполне разобрался. Пройдет немного времени… Ему надо остаться одному.
– Мальчик не умеет, он баловался… – то ли вздыхал, то ли всхлипывал Жмур. – Это случайно.
Мудрослов вышел со двора, убрал в седельную сумку сверток, а кузнец услужливо взял коня за повод и придержал высокое стремя.
Он посмел сказать это с гордостью! Его мальчишка сварил булат, который Мудрослов искал всю жизнь, сварил походя. Он баловался! Пустоголовый шалопай, который напрасно торчал в кузнице отца столько лет, который не научился держать в руках молоток! Грязный оборванец, едва умеющий читать! И кузнец посмел сказать это с гордостью!
Перед глазами стояло лицо ухмыляющегося разбойника.
Ревность стиснула Мудрослову кулаки, конь под ним остановился и принял назад. Его сын должен был сварить этот булат. Его сын, а не сын этого разбойника. Этого ничтожества, во дворе которого воняет кухней и нечистотами. Его сын, который учился металлургии с пеленок, который знает о металлах больше, чем все ремесленники вместе взятые! Почему судьба так несправедлива? Откуда у подлорожденного может взяться талант? От кого он может наследовать способности? От своего отца-ничтожества? Отца-разбойника…
Мудрослов ехал к сторожевой башне и не помнил зачем. Это злая шутка провидения! Такого не должно было случиться. Мальчишка всегда крутился возле Мудрослова, когда тот варил булат. А Мудрослов, уверенный, что никто его не понимает, всегда растолковывал свои действия: ему нравилось объяснять, а не показывать. Мальчишка даже пробовал задавать вопросы, которые доставляли Мудрослову удовольствие: он любил отвечать на вопросы. Но отец неизменно бил того по затылку – чтобы не мешал благородному господину.
Нет, это невозможно! Такого не бывает! Этому нужно учиться, это нужно понимать, одного наития мало! Нужны знания, фундаментальные знания, понимание природы вещей! Мудрослов вспомнил, как после Посвящения первый раз зашел в мастерскую отца. Он увидел Вселенную словно сквозь увеличительное стекло. В кристалле металла он разглядел весь мир. Мир распахнулся перед ним, мир раскрыл ему объятья, мир ничего не скрывал от него. Шевеление крыльев бабочки – и плазма, обращающая камень в текучую ртуть. Голубизна над головой – и слюдяной блеск земли… Мир стал прозрачным, как хрусталь.
Нет! Он учился, он знал это с самого начала! Природа вещей не может открыться ребенку, но количество знаний рано или поздно переходит в качество! Произошел скачок – все в этом мире развивается скачкообразно. Нужен был небольшой толчок, сдвиг.
Сторожевая башня показалась из-за поворота. Зачем ему туда? Ах да…
И тут глаза Мудрослова загорелись, и он подтолкнул коня вперед. Мальчишка – преступник! Такой же разбойник, как его отец! Яблоко от яблони! В глубине души шевельнулось что-то вроде сомнения, что-то вроде стыда. Нет. Ему нечего стыдиться. Талант, как и драгоценный камень, требует огранки. Способности должны прилагаться к знаниям. Как не вовремя пропал медальон! Но к Посвящению Вышемира сына кузнеца должны найти. Талант требует огранки. Бездельнику и оборванцу это попросту не пригодится, он не сумеет им воспользоваться. Что-то внутри говорило ему, что сын кузнеца уже воспользовался талантом и результат лежит у него в седельной сумке. Но эту мысль Мудрослов постарался забыть, загнать обратно внутрь. Мальчишка – преступник, и это неудивительно.
Он нашел начальника стражи без труда. Он еще не решил, о чем станет его просить, поэтому начал с расспросов. Начальник стражи мялся и тужился: он не хотел обидеть благородного Мудрослова, но и нарушить приказ Огнезара побаивался. Мудрослов поступил нечестно, он не должен был давить на подневольного простолюдина. Но ему очень хотелось знать, за какое преступление разыскивают сына кузнеца. И, глядя на то, как упирается начальник стражи, неожиданно понял: мальчишка как-то связан с медальоном. Иначе какой резон молчать об этом? Какое преступление подлорожденного может касаться государственной тайны? Он пустился на хитрость и без труда проверил догадку:
– Я знаю, что сын кузнеца замешан в деле с медальоном, мы с Огнезаром говорили об этом. Я хотел выяснить, как он связан с Избором?
Начальник стражи выдохнул с облегчением и после этого легко ответил:
– Избор отдал ему медальон, и мальчишка бежал.
– И какое преступление вменяется ему в вину?
– Укрывательство краденого и пособничество вору.
Мудрослов кивнул. Все правильно. Он подумал немного: все складывается как нельзя лучше! Пока мальчишку не найдут, не найдут и медальона. А это значит, ему некуда спешить. Он подождет. Он не станет марать свою совесть: лишние несколько дней не стоят жизни проклятого кузнеца и его детей. Мудрослову захотелось выглядеть великодушным в собственных глазах. Он не станет подличать.
– Я хотел попросить тебя, – Мудрослов, содрогнувшись, взял начальника стражи под локоть. – Не надо трогать семью кузнеца. Это лучший кузнец в городе, мой надежный помощник. Мне бы не хотелось его лишиться. Ты меня понимаешь?
Начальник стражи кивнул.
– Можешь сказать Огнезару, что я запретил тебе применять к семье кузнеца суровые меры. И если он будет против, то пусть обратится ко мне. Я и сам сейчас поеду к нему и поговорю. Ты меня понял?
Начальник стражи кивнул еще раз.
Перед глазами снова мелькнуло лицо разбойника, его внутреннее свечение, его гордость – и Мудрослова передернуло. Что ж, великодушие иногда требует перешагнуть через самого себя…
Глава VI. Балуй. В башне на холме
Белошвейки опустили Есеню с чердака на простыне – боялись, что он переломает ноги. Любопытство толкало его вперед: девушки ничего не смогли рассказать о медальоне, зато об Изборе поведали много интересного. Ой, как они смеялись над «Забором»! Есене долго еще было стыдно.
Вот почему благородный не пришел за медальоном – он сидел взаперти, и об этом, оказывается, знал весь город! Все, кроме Есени, разумеется! Белошвейки рассказали ему, что высокий замок Избора стоит на холме и найти его нетрудно – Избор один из самых родовитых людей города, его огромный сад спускается к городской стене. Он художник и, говорят, писатель.
Вместе с хозяином заточение делила и прислуга. Днем из замка выпускали только садовника – в сад и кухарку – на рынок; она и рассказала белошвейкам, что происходит в замке ее хозяина. Ночью же замок запирался, и стража ходила под окнами до рассвета.
Есеня еще не придумал, как будет действовать, но ему очень хотелось встретиться с этим Избором – уж он-то наверняка знает о медальоне все! Есеня без труда нашел замок на холме, а присутствие стражи за витой, фигурной решеткой и вовсе убедило его в том, что он не ошибся. Есеня обошел замок со всех сторон и увидел освещенные окна в башне, обвитой плющом, на самом верху. Он почему-то не сомневался, что глубокой ночью благородный пленник не спит; ему даже померещился силуэт на фоне освещенного окна. И, увидев темную фигуру, Есеня еще сильней захотел поговорить с этим человеком. Зачем он украл медальон? Почему все так всполошились? И, главное, что ему, Есене, теперь делать?
Нечего было и думать перелезть через решетку: стража освещала факелами красивую лужайку перед входом, и дорожки, посыпанные гравием, и белую ажурную беседку перед входом в сад. А вот в саду было темно. Но, присмотревшись, Есеня понял, что туда можно попасть, лишь миновав городскую стену; он почесал в затылке и побежал к ближайшему лазу. Не может быть, чтобы стена, к которой прилегал сад, не имела ни одного просвета – наверняка в ней есть отверстия и для забора речной воды, и для сточных вод.
Есеня выбрался на берег реки и направился к замку с другой стороны. Пришлось закатать штаны повыше: вода плескалась вплотную к стене. Есеня прошел вдоль стены до того места, где, по его мнению, заканчивался сад, но ни одной дырки так и не нашел. Штаны он все равно промочил – местами вода доходила до пояса. Есеня двинулся в обратный путь, на этот раз прихватив с собой палку – проверить стену под водой. Его расчет оказался верным! Он нашел не одну, а две дыры, как и предполагал! Только чтобы проникнуть в сад, нужно было нырнуть, а этого ну очень не хотелось. Есеня не любил узких проходов и камня над головой, а уж под водой – тем более. И вынырнуть в сточную канаву показалось ему неудачным исходом такого приключения – от него будет вонять так, что стражникам и факелы не понадобятся!
Но со сточной канавой он разобрался быстро: одно из отверстий имело ток внутрь, а другое – наружу. Очевидно, внутрь текла чистая вода! Есеня осмотрелся, примерился и опустился под воду, надеясь разглядеть в темноте, куда отверстие выходит. Конечно, он ничего не увидел, и, набрав побольше воздуха, начал пробираться внутрь ощупью. Днем это показалось бы не таким страшным и опасным, ночью же он не мог предположить, сколько ему надо проплыть под водой и когда подниматься наверх, чтобы не расшибить голову. Он трогал ладонями стены и потолок, пока наконец не почувствовал, что над ним открытая вода. В общем-то, ничего страшного в этом не оказалось: ширина стены не превышала двух саженей. Только в нос набралась вода – ему приходилось поворачиваться лицом вверх, чтоб нащупать потолок. Есеня вынырнул и посмотрел по сторонам: это был даже не пруд, а маленькое озерцо. Хорошо живут благородные! Он представил озеро у себя во дворе – на речку ходить не надо, раков можно ловить прямо из окна! Интересно, тут есть раки?
Он выбрался на берег, разделся и отжал одежду. Не было видно даже света факелов, замок черной тенью поднимался очень высоко, и приходилось задирать голову, чтобы увидеть освещенное окно в башне. Есеня с отвращением натянул мокрые, мятые штаны – до утра не высохнут точно. Рубаху он постарался отжать тщательней, но это не помогло – она все равно осталась холодной, и по спине побежали мурашки. Да еще и ветер поднимался все сильней. Даже внизу, под холмом, рядом с высокой стеной это чувствовалось, а что же будет, если забраться выше?
Сад поднимался наверх ровными ярусами, между которыми лежали широкие лестницы с мраморными ступенями и толстобокими вазами на белых перилах. Есеня подозрительно смотрел по сторонам – красиво, конечно, но как-то… не по-людски. Деревья слишком правильные, кусты пострижены под одну линеечку, дорожки прямые, ровные. Трава, как ковер, словно и не растет вовсе, а пришита намертво к земле.
Разумеется, ни лестницы, ни веревки к башне не вело. Есеня грустно посмотрел на стену, поросшую плющом, – как высоко! Замок поднимался над землей в пять ярусов. С досады он дернул зеленые стебли, устремленные вверх, и оказалось, что они не такие уж и хлипкие, как он думал вначале. Если браться не за одну, а сразу за несколько, пожалуй, лучшей лестницы и не придумаешь! Есеня попробовал – плющ держал его вес. Рискованно, конечно, ну да что же делать? Не зря же он нырял под стену. Ветер здесь дул гораздо сильней. Холодный ветер, осенний, и Есеня почувствовал, что начинает дрожать.
Оказавшись на крыше первого яруса, он увидел каменные ступени, ведущие вверх. Это прибавило ему уверенности. Лестница шла с террасы на террасу и обхватывала замок с четырех сторон. Есене дважды пришлось пройти с освещенной факелами стороны, и, конечно, если бы стража смотрела вверх, то без труда разглядела бы его светлый силуэт на фоне стены. Но кто же мог подумать о такой наглости?
Разочарование ожидало Есеню на последней террасе: ступени кончились, а до башни оставалось не меньше двух саженей. Но освещенное окно манило его, и пришлось снова воспользоваться плющом. Только на этот раз вылезать на крышу Есеня не собирался.
Пыхтя, он добрался до окна и нащупал ногами довольно широкий уступ – не меньше трех вершков. Словно строитель замка нарочно постарался для тех, кто соберется лезть в башню через окно.
Надо было постучать: наверно, благородный Избор сжалится над ним и откроет. Есеня заглянул внутрь: человек сидел в кресле спиной к нему, так что видна была только его макушка и откинутая в сторону рука, сжимавшая высокий пустой бокал. Столько свечей Есеня не видел никогда в жизни! Да все в этой огромной комнате с окнами на три стороны было удивительным! И блестящий деревянный пол из дощечек, уложенных ромбами, и мебель, и тряпочные стены, тоже блестящие.
Отпустить руку он побоялся и стукнулся в стекло лбом. Человек не пошевелился. Есеня стукнул в стекло еще несколько раз, прежде чем тот догадался посмотреть на окно. Благородный Избор оглянулся недовольно, словно Есеня оторвал его от какого-то чрезвычайно важного занятия, но через секунду досада сменилась удивлением. Он тряхнул головой, как пес, который вылез из воды, а потом вскочил на ноги и успел тряхнуть головой раза три, прежде чем добежал до окна. Есеня думал, что Избор сам догадается открыть окно человеку, который висит на ненадежном плюще безо всякой опоры под ногами, но тот почему-то не спешил это сделать. Кричать Есеня не решился и носом показал на красивую золотую защелку в форме ящерки с собачьей головой.
Избор крикнул что-то, но Есеня его не услышал. Теперь рассмотреть благородного господина он мог отлично: высокий, какой-то нескладный, с широким некрасивым лицом, глубокими залысинами, безбровый и с маленькими белыми глазами почти без ресниц. Он был одет в длинный, до пола, халат темно-коричневого цвета, который чуть расходился на впалой безволосой груди.
Есеня снова показал на задвижку, и Избор наконец отодвинул ее, но окно не открылось. И тогда Есеня понял, что? благородный господин хочет ему сказать: окно было заколочено снаружи! Теперь он сразу увидел два грубых костыля, изуродовавших гладкую раму из дорогого дерева.
Он едва не сорвался, освобождая руку, но успел уцепиться за плющ покрепче. Выламывать из твердого дерева костыли голыми руками оказалось не так просто, но забиты они были не слишком аккуратно, раскрошили дерево тонкой рамы – Есеня расшатал и выдернул сначала один, а потом с его помощью расковырял и другой. Избор легко толкнул окно вперед – оно распахнулось без скрипа и, ударив Есеню по носу, чуть не сбросило его вниз.
– Осторожней надо! – зашипел он и с трудом спустился чуть ниже.
– Давай руку, – предложил Избор.
– Да я сам! – фыркнул Есеня и ухватился руками за подоконник. Да, по сравнению с чердачным окном швейной мастерской это была надежная штука!
– Как? Как тебе это удалось? – Избор отступил на шаг, давая Есене возможность залезть в комнату.
– Да очень просто, – Есеня отряхнул ладони.
Избор вернулся к окну, взялся руками за наличники и глубоко вдохнул.
– Ветер, – тихо сказал он.
– Чего? – не понял Есеня.
– Вольный ветер.
– Холодно там, – пожал Есеня плечами. – Лучше бы ты его закрыл, пока стража не увидела.
Избор оглянулся и пристально посмотрел на Есеню. И не только пристально, а как-то… заносчиво. Словно Есеня его чем-то оскорбил. Но окно закрыл и, не обращая внимания на гостя, прошел внутрь комнаты.
– А что, ты никогда не слышал, что к благородным господам чернь должна обращаться на «вы»? – спросил он, не оглядываясь.
– А хочешь, я щас вылезу обратно и костыли на место вставлю? – хмыкнул в ответ Есеня. Ему не нравилось, когда кто-то учил его, как надо себя вести, – для этого вполне хватало отца.
Избор резко оглянулся и смерил Есеню взглядом.
– Ах ты… Жмуренок… – посмеялся он.
– Меня зовут Балуй, – гордо ответил Есеня.
Лицо Избора на миг исказилось гримасой отвращения, и он качнул головой:
– Балуй… Надо же… Ну заходи, Балуй. Садись.
Есеня растерянно осмотрелся – куда тут садиться? Но решил не ударить в грязь лицом и выбрал наиболее похожее на лавку сооружение, только низкое и с высоким зеркалом сзади.
Избор поморщился:
– Погоди. Во-первых, здесь не сидят. Это трюмо. Во-вторых, ты слишком мокрый и грязный.
– Под стеной проплыл, вот и мокрый, – обиженно буркнул Есеня. – А грязный – так это у тебя такие стены, не у меня.
– Пойдем, – Избор направился к двери, и Есеня увидел белую стену, измазанную углем. Наверное, это был рисунок. Несколько секунд он рассматривал странное изображение и спросил на всякий случай:
– Это ты сам нарисовал?
– Нравится? – Избор снова чем-то остался недоволен.
– Вообще-то не очень… Непонятно ничего. – По спине пробежали мурашки: в рисунке Есене почудилось что-то нехорошее.
Избор махнул рукой и распахнул дверь в другую комнату. Там тоже горели свечи, она оказалась еще более роскошной, чем первая: много мебели, странное сооружение посередине – всё в занавесках. Избор открыл следующую дверь, за которой было совершенно темно, и пока он возился с масляной лампой, Есеня разглядывал обстановку. Да, благородные жили, конечно, хорошо, но он бы и дня не протянул в таком месте. Слишком… чисто.
– Иди сюда, – позвал Избор, и Есеня оглянулся.
Такого он не видел никогда в жизни. Маленькая комната без окон со всех сторон была отделана цветными изразцами, они отражали свет яркой масляной лампы, сияли, блестели… Золотые ручки, подставки, крючки – там сияло все! У дальней стены стояло белое каменное корыто на ножках – глубокое и широкое. И тоже сияло. Есеня пригляделся – на каждом изразце была нарисована картинка, маленькая, но очень красивая. Он подошел поближе: грудастые девки с козлятами, деревья, пастухи, одетые как благородные, целующиеся парочки…
– Вот это да! – выдохнул он.
– Что тебе так понравилось? – поинтересовался Избор.
– Девки, – Есеня облизал губы. – Это тоже ты сам рисовал?
– Это называется «пастораль», – вздохнул Избор, – и я такого не пишу.
– А корыто зачем?
– Это ванная комната. Тут моются. Раздевайся, вода еще не остыла.
– Моются? – Есеня озадаченно посмотрел вокруг. Однозначно, благородные не вполне нормальные люди.
– Да, моются, не вижу в этом ничего удивительного. Или ты никогда не мылся?
– Мылся, конечно.
– Раздевайся, я наберу тебе воду.
– Да зачем? Сейчас обратно полезем, опять весь испачкаюсь.
Избор остановился и присел на край ванны.
– Обратно? Я… я не подумал об этом. Мне даже в голову это не могло прийти. Как странно. Я так хотел свободы, а когда у меня появляется возможность освободиться, я не знаю, что делать… Как странно.
– Да я вообще не понимаю, почему ты не высадил эту раму и не ушел, – пожал плечами Есеня.
– Действительно… Но ведь высоко? – лицо Избора было задумчивым.
– Да две сажени до террасы, а потом лестница. Можно подумать, здесь я живу, а не ты! – Есеня хохотнул.
– Послушай, а медальон все еще у тебя? – неожиданно спросил Избор.
– Я его спрятал, – Есеня хитро прищурился.
– Почему? Зачем? Почему ты не отдал его страже?
– Ну, не они мне его дали, не им и забирать. А надо было?
– Нет, конечно не надо. Ты что, хотел получить от меня деньги?
– Да зачем мне твои деньги! Золотой и разменять-то трудно, не то что потратить. Дал бы тогда серебреник, вот я бы развернулся!
Избор посмотрел на него с жалостью, но все же продолжил расспросы:
