Поводок

– Нет! Я не собираюсь снова выслушивать от нее нотации, жизненные советы, да упреки. Я уже совсем не мальчик, которого можно просто поманить конфеткой из прощения. В этот день я хочу быть только с ней. Не стоит утруждать себя неловкими улыбками и сочувствующими взглядами. Мы обойдемся без этого. И спасибо, что ты больше не говоришь об этом, как обещала!

Захлопнув дверь, я даже не решился посмотреть в глаза Тиф. Слова мои звучали, как никогда обидными и задевающими душу. Конечно, сейчас на ум приходят более уместные слова с предложениями, которые я мог бы сказать пару секунд назад. Но для меня было уже совсем поздно что-то менять. Мотор автомобиля завелся, холодные руки схватились руля, и колеса медленно покатились по дороге.

Точно не могу вспомнить, о чем я думал, подъезжая к дому. Возможно, мысли были вокруг Тиффани, об Эмме, нашем умершем сыне, а может о всех сразу беспокоилось сердце. Я был так зол на себя, что не мог так просто пойти домой. Она не должна была увидеть меня в таком состоянии. Ей точно станет интересно, о чем мне пришлось говорить с сестрой, как прошел ремонт и так далее. И, конечно, мне не хотелось ее расстраивать своим плохим настроением. И мне не пришло ничего лучше в голову, как поехать в обычный продуктовый магазин, что находился неподалеку от дома. Не зря же иногда говорят, что покупки могут помочь отвлечься от навязчивых мыслей. Да и мне не нужно было много времени, чтобы смыть с себя остатки разговора.

На парковке было не так много машин. Видимо выходной день приковал всех жителей к постелям, да к телевизорам. И только редкие экземпляры можно было увидеть разглядывающими витрины со свежей выпечкой. Я прильнул к их группе, будто и сам хотел отыскать самый аппетитный кусок пирога. Но с прибывающим запахом клубничного джема, в голове бликами всплывали слова, сказанные о маме. Она волновалась… никогда не поверю в это после всего, что она наговорила мне той зимой. Как-то они с отцом обходились без старшего сына, не пытались даже наладить отношения, хотя живут они не так далеко. Странно, что мы даже не пересекаемся. Раньше мы могли разглядеть родные лица даже в толпе шумной улицы, а теперь нам кажутся они совершенно чужими. Отводя взгляд к прилавку с овощами, где стояла милая пара с полугодовалым ребенком в коляске, я вновь и вновь погружался в думы, с которыми пытался бороться каждый день. Сложно оставаться хладнокровным к подобным картинам, когда судьба решила отобрать у тебя ее оригинал. Все было срисовано с нашего с Эммой будущего. Но кто-то в один момент разлил краски на почти готовый шедевр искусства. И все покатилось в мусорное ведро, как и желание творца создать новый эскиз.

Желание уйти возникло сразу. Терапия с покупками обернулась кошмарным провалом. Все стало только хуже, и уверенность в том, что мне не избежать разговора с Эммой, была слишком очевидной, чтобы пытаться убежать прочь. И может все обернётся не так печально, как я себе представляю.

Заезжая в сторону дома, внимание сразу привлекло маленькое существо на пороге белых ступенек. Оно громко тявкало, принимая попытки повернуться на бочок. Белая шерсть смешивалась с благородными черными пятнами. Глаза все такие же кругленькие, слишком незаметные под слоем грязных ворсинок. Сердце даже как-то сжалось при виде пушистого животного, но не дрогнуло, чтобы я так сразу обмяк перед его милой мордочкой.

– Эмма, что ты делаешь?

– Представляешь, этот малыш теперь каждый день приходит к нашему дому полакомиться моими угощениями. Ты представляешь? – радости в ней было хоть отбавляй. В руках она держала пакетик с собачьим кормом, а в другой был небольшой красный мяч с желтыми полосками. По-моему, я видел его последний раз, когда мне было лет десять и даже представить не могу, как он оказался у нас дома.

– Да, вижу, что ты ему понравилась, – на этих словах маленький озорник словно понял их смысл и принялся ласкаться рядом с ногой моей дорогой жены. Странно это говорить, но я даже почувствовал какую-то конкуренцию. Он был маленьким и милым, а я уже не отличался прежней красотой и мог только надеяться на количество прожитых лет вместе с Эммой.

– Подойди, погладь его! Видно, он прирученный. Когда я первый раз увидела, то подумала, что он бездомный и совсем не привык к людям из-за своего возраста. Но он оказался настоящим лапочкой, не так ли маленький незнакомец? – розовые ноготки зарылись в шерсть и прошлись по мягкой мордочке. Черный нос нахмурился множеством складок. Пес был просто счастлив слышать лести в свою сторону. Хвост так и вилял, пока я не наступил громко на каменную дорожку.

– Я в дом. Что-то сегодня неважно себя чувствую.

– Арти, постой! Температуры нет? Как горло? Что болит?

– Не волнуйся, просто устал. Надо немного вздремнуть, – я никогда ей не вру, а тут что-то решил согрешить. Она была так счастлива, так взволнована появлением хвостатого друга, что у меня просто не оставалось другого выбора. Даже если бы я сам захотел, то язык бы за себя соврал.

– Хорошо. Отдыхай, родной, а я пока еще почешу пузико этому хорошему мальчику.

Холодная поверхность кровати казалась лучшим лекарством. Больше я не буду слушать никакие советы, как нужно правильно успокоиться. Вот оно решение- огромное одеяло, да пара мягких подушек. Под тяжестью тела матрац слегка затрещал, постельное белье шептало сонные тирады, пока я старательно пытался найти нужную сторону покрывала. И когда я наконец смог отыскать все, что хотел, даже лег удобно, закрыл глаза, но вот как-то все равно не мог почувствовать покой. За дверью глухо доносился голос Эммы и еще более тихий вопль маленького существа. Вновь что-то яро рвалось в груди. Я упрекал жену, что она не может никак поговорить со мной на больную тему, чтобы как-то помочь себе справиться с грузом на плечах, а сам же не могу отойти от безобидного разговора с Тиф. Зачем же ей понадобилось задавать мне эти вопросы. Три года назад она, как и многие из нашей семьи, согласилась с тем, чтобы эта тема перестала быть главным вопросом наших встреч. Все должны были вести себя так, будто ничего и не было. Мы все жили в некотором обмане, и мне в какой-то момент показалось, что это был больше не обман, а реальность. Но теперь, когда родная сестра перестала держать обет молчания, мой мир вновь вернулся в то время, когда мне не нужно было пить или есть, я погряз в отчаянии, пока моя любимая жена здорово справлялась с тяготами. Это было настоящее доказательство моей мягкотелости. Мне нужно было взять себя в руки, как настоящий мужчина, прикрыть Эмму от беды, заставить себя смириться с прошлым. Но я этого не сделал. Я решил выбрать другую сторону. И только время как-то помогло утихомирить ноющий взрыв в алом сгустке.

Не помню, когда я смог заснуть, но открыв глаза, я увидел на часах два часа ночи. Было очень рано для подъема и поздно, чтобы решить связать маленькую детскую игрушку. Эммы не было рядом со мной. Пришлось встать с кровати и пройти в гостиную, чтобы убедиться в своих предположениях. Она сидела на диване, на своем любимом месте ближе к окну. В руках находились обрывки голубой пряжи. Спицы ловко вязали маленькие башмачки, которые потом станут обувью для гнома. Выглядела Эмма очень задумчивой. В этот момент мне хотелось переступить порог ее мыслей. О чем она могла думать, что даже заснуть было трудно. Хотя конечно, ответ был весьма очевидным и понятным. Сегодня нам обоим пришлось окунуться в воспоминания. Хотя почему-то у меня не было такой уверенности, насчет Эммы. Возможно, она каждый день так сидит на диване, пока я сладко сплю в кровати. И ведь чем больше я об этом думал, тем больше мне казалось это правдой.

– Милый, ты чего не спишь?

– Да вот, не обнаружил рядом с собой законную жену, – я подошел из-за спины и аккуратно поцеловал в розовую щеку. Она слегка вздрогнула, но тут же искристо просияла широкой улыбкой.

– Я что-то совсем не хочу спать… Как-то меня затянуло на ночь глядя. Извини, я не думала, что так получится, – взгляд был другим. Я точно смог это понять. Спросонья я был или нет, от меня не уйдёт ни одна деталь ее перемены. Искорка серебристых глаз куда-то спряталась, а на ее месте пришла подавленность. Да, именно так я мог описать сейчас ее состояние. Эмма была подавлена, погружена в разбитые прошлым осколки, – ты иди спать. Я скоро приду.

– Эмма, прошу, не прогоняй меня сейчас. Скажи, о чем ты думаешь сейчас? – я сел на другой конец дивана, откуда обычно люблю смотреть фильмы. И как только я вновь обернулся в ее сторону, меня в глазах ждала дилемма. Она думала, говорить или нет о своих мыслях. Мне даже стало как-то не по себе. Так долго она прожигала дыру во лбу, что я боялся пошевелиться. А когда наконец тишина была разрушена, я пожалел, что не ценил по достоинству те секунды, когда она просто смотрела на меня.

– Сегодня кое-что случилось, к чему я совершенно не была готова. Как ты знаешь, я иногда люблю заезжать в детские приюты, чтобы отдать им свои игрушки. Никогда до этого мне не приходилось видеть детей. Обычно я отдавала плюшевых мишек воспитательницам или директору, и на этом моя помощь заканчивалась. Они уже сами их передавали детям в руки. А сегодня, когда я снова приехала с подарками, меня вдруг попросили выйти к чудесным созданиям, которые всегда хотели отблагодарить меня, но я, по их словам, вечно куда-то спешила, – серые очи опустились на пол, но тут же вернулись на прежнее место. – Не знаю, наверное, я сама хотела всегда избежать этого момента. Мне было трудно представить, как бы я начала себя вести в их присутствии. И не зря я так переживала. Меня привели в группу, где детям было лет шесть. Все были такими хорошенькими, ты бы видел. Все любили читать книжки, помогали убирать игрушки и раскладывать печенье по маленьким столикам. Я зашла в тот момент, когда как раз они получили мой пакет с игрушками. Глаза их горели… просто пылали озорством. У меня перехватило дыхание, когда все хором ребята принялись благодарить меня. Я была способна только несколько раз улыбнуться и пообещать сделать еще парочку новых подарков взамен на обещание, что они будут чистить зубы каждый день. И все было бы хорошо, я даже хотела похвалить себя за стойкость, да вот только один из них, самый младший, наверное, мальчик решил отдельно от всех подойти ко мне. У него были кругленькие голубые глаза, рюкзак на спине с красным драконом, а еще на носу сверкали зеленые очки. Хороший мальчик… – я спокойно ждал, когда она продолжит. В уголках рта задрожала линия губ, и глаза налились прозрачной жидкостью, – в общем, он сказал мне, что всегда носит пушистого дракона с собой. Никогда не выпускает друга из рук. А еще добавил.. Спасибо, мама!

Никто даже представить не может, какое сейчас выражение лица было у Эммы. Я сам не мог до конца понять, что именно оно выражало. За секунду оно менялось, приобретало контрастные краски. Я должен был что-то сказать, но губы застыли в ровной линии. Возможно, я просто ждал, когда она продолжит говорить, но на самом деле мне было боязно сказать что-то не то. Я мог все испортить, в этом не было никаких сомнений. Облачные глаза бегали то от меня, то к недоделанной игрушке. Шею обвивали голубые ветви. Они душили свою хозяйку, не хотели отпускать ее до самого конца. Скорее всего она действительно хотела что-то еще сказать, как и думал, но ком в горле не мог просто отдать возможность в руки. Я видел ее страдания, я смотрел на нее, когда должен был что-то сделать кроме того бессмысленного теплого касания.

Прошло всего лишь несколько минут, а казалось, что целый час. Мы больше не смотрели друг на друга. Вот чем кончилось наше молчание. Я винил себя, что не мог никак начать разговор, а должен был. Сколько мы можем еще так продержаться? Я люблю Эмму, очень сильно, и поэтому всегда шел на поводу своих теплых чувств к ней. Никогда не давил, не пытался разговорить ее против воли. Но чем дольше эта тема становилась для нас табу, тем сильнее мы отдалялась друг от друга, несмотря на все дни, проведенные вместе.

– Извини меня, я не хотела нагружать тебя. На работе у тебя и так много забот, есть за кого волноваться и переживать. А тут еще я со своими глупостями…

– Эмм, прекрати! Не нужно обесценивать свою печаль. Никто не может быть важнее тебя. Ты слышишь? Я люблю тебя очень сильно и хочу помочь, но не знаю, как именно. Звучит странно, даже страшно. Ты столько времени доверялась мне, а в момент, когда нужно было помочь, я теперь сижу перед тобой и не могу даже ничего сказать. Я должен извиняться перед тобой сейчас. Прости, что я так…

– Ты тоже прекрати! Мне больно слышать такую ложь. Знал бы ты, что для меня нет лучше поддержки, чем просто знать, что ты рядом со мной. Никакие слова не смогут лучше помочь, понимаешь? Я тебя сильно люблю и хочу, чтобы ты знал, что никогда не должен говорить подобных вещей. Это я точно знаю.

Ее рука была холоднее моей. Так было всегда, даже когда мы выбирались летом отдохнуть. Я держал ладонь всеми силами, боясь не удержать.

– Я вот что подумала… может нам усыновить того мальчика? Он бы помогал тебе разбирать двигатель машины, мы бы вместе выращивали цветы в саду, стали бы настоящей семьей, что думаешь? – большая капля рухнула мне на плечо. Эмма дрожала, слегка придерживая расплетенную пряжу. Плечи вздрагивали от тихого всхлипывания, но больше ни один звук не издали алые губы.

– Я думаю, что это просто потрясающая идея. Давай мы с тобой на выходных съездим вместе и поговорим с воспитателями? Ты и я будем свободны. Как тебе?

– Я уже говорила, что очень сильно люблю тебя? – Эмма накинулась на меня со всей силой, оставив в нокауте. Теперь стало ясно, почему до этого момента нам не получалось поговорить и принять какое-то решение. Нам нужно было встретить того мальчика в зеленых очках. Он подарил нам надежду, веру в то, что все не так безнадежно. Я уже представлял, как веду под руку маленького карапуза, показываю полицейский офис, усаживаю за руль автомобиля, читаю сказки на ночь… Все это так ясно сложилось в голове, что мне хотелось поскорее увидеть того мальчишку.

– Говорила и не раз, дорогая. А сейчас давай пойдем с тобой спать. Ты устала, нужно восстановить силы.

Эмма пошла за мной, даже не хотела припираться. Ноги совсем ослабли, она еле могла идти. Каким же я был дураком, когда думал, что с ней все хорошо. Ей так легко удавалось одурманить меня. Любой вопрос мог быть переведен на другой лад, и я становился заложником чар. Но вот только сейчас система дала сбои. Больше Эмма не старалась быть сильной, несокрушимой. Сегодня она могла наконец побыть слабой, не переживая о последствиях.

Утром, после важного разговора, появились некоторые изменения в нашем доме. Вместо того, чтобы незаметно уйти на работу, меня ожидало настоящее чудо. Эмма проснулась за полчаса до моего пробуждения, приготовила завтрак, собрала обед и оставила на моем лице сотню поцелуев. Обычно я всегда был против, чтобы она вставала вместе со мной в семь часов утра. Ей сон был нужнее, чем мне. Но вот сегодня все было иначе. Эмма была еще счастливее, в тысячу раз светлее и ярче. Мысль о нашем решении подарила ей много сил. Глаза горели не просто огоньком, а настоящим пламенем. Больше хрупкое тело не казалось таким ослабленным. Наоборот, оно готово было сворачивать высокие горы.

– Может сегодня мне приготовить тебе что-нибудь вкусненькое? Например, твои любимые блинчики?

– Было бы славно, но не хочу, чтобы ты перетруждавший себя. И так сегодня тебе веселиться с маленькими детьми, а вечером придет еще один большой ребенок. Лучше отдохни, я что-нибудь приготовлю для тебя!

Так мы мерились предложениями до момента, когда мне нужно было все-таки уезжать. Но прежде чем подойти к служебной машине, меня встретило маленькое пушистое животное у двери дома. Щенок удивлённо скосил голову и высунул язык. Выглядел он сегодня куда лучше, чем вчера. Шерсть не была такой грязной и взъерошенной. Может правда у него были хозяева, и он ничуть не нуждался в доме. Но почему-то все равно что-то привело его к нашему дому. И вероятнее всего причина была в моей добродушной Эмме.

– Чего тебе нужно? Чтобы тебя покормили? А где же твои хозяева тогда? Может где-то рядом тут ходят с поводком в руках? – я, как идиот, начал задавать все эти вопросы собаке, веря, что она все же сможет ответить мне как-то. И пока я безрезультатно пытался поговорить с животным, Эмма вынесла пару пакетиков с кормом.

– Может такими темпами он захочет остаться с нами, – мягкими движениями она погладила щенка по голове. – Удачи на работе, любимый.

На протяжении всех оставшихся шести дней мы находились в эйфории. Каждая секунда была пропитана ожиданием выходных. Морально мы оба готовились к предстоящим изменениям, даже смогли поменять детскую комнату. Раньше она была сделана только для маленького ребенка, а сейчас на стенах изгибами светились рисунки с машинками и драконами. Уверен, что тому парню понравится интерьер. Конечно, надо было много чего еще поменять, но это уже были детали. Самое главное, что сегодня мы наконец были свободны от будничных дел и с радостным чувством ехали по дороге, прямиком к нашей мечте.

Здание приюта было украшено большими красочными цветами. Видно, что построено оно было давно, иначе решение в дизайне было бы сделано не таким очевидным и бросающимся в глаза. Бабочки приседали на лепестки, украшая радугой небо. Вокруг квадратного дома была огромная детская площадка. Куча качелей, горок и других развлечений было выстроено хаотично по всей территории. Вызывало это место странные эмоции. С одной стороны, оно источало атмосферу радости и благополучия. Дети, наверняка, тут могли чувствовать себя совершенно отлично. Но, с другой стороны, обветшалые стены несли за собой сплошное горе, да печаль. Помимо смеха каждый день здесь слышался плачь, одинокий и пронзительный. Мурашки бегали по коже от одной лишь такой мысли. Дети были покинуты родными родителями. Конечно, они ничего подобного пока в полной мере не ощущают. Но обязательно через какое-то время не смогут полностью избегать правды. Им станет интересно выслушать о своем прошлом, как в роддоме их безответственная мать решила избавиться от появившейся проблемы. Возможно, неудачи, которые возникли на тот момент в семье, каким-то образом смогут стать достаточным доказательством для детей. Но думаю, что последствия после этого не могут быть некритичными. Правда будет тяжелым ударом. Я, взрослый мужчина, уверен в том, что мне было бы трудно даже спустя годы смириться с подобной мыслью. И эти высокие свободы стали бы настоящей тюрьмой, местом заточения таких же брошеных детей.

Мы с Эммой поднялись на второй этаж. Нас впустили не сразу. В приюте происходила какая-то мебельная перестановка, из-за которой все, включая директора, были на ушах. Мы с Эммой сидели перед кабинетом, испытывая ужасное волнение. Я никому не рассказывал о нашем решении, как и она. Как-то так получилось, что мы решили вдвоем разделить это событие. Мы держались за руки. Эмма дрожала всем телом, я едва дышал. Не думал, что мы когда-либо могли ощущать подобное в нашей жизни. Даже беременность не стояла рядом. Мы так переживали, с трепетом ждали, когда наконец нас пригласят войти. Но они все молчали и молчали. В какой-то момент я просто встал и начал ходить по коридору, рассматривая рисунки на стене. Меня отвлекали изображения слонов, людей рядом с домами и преданными собаками. Кто-то рисовал себя рядом с семьей, кто-то придумывал сюжеты нереальных событий. Каждый рассказывал свою историю, выражая эмоции, глубокие чувства через краски с карандашами. Улыбка не сходила с лица, но когда наконец серьезный голос директора позвал нас, волнение стерло все, что я только что испытывал.

– Артур и Эмма Портер, верно? Вы хотите усыновить у нас ребенка. Вы можете ознакомиться с делом какого-то конкретного дитя, или сейчас мы с вами можем направиться в группу.

– Мы бы хотели узнать про мальчика с зелеными очками. Ему лет шесть-семь, если я не ошибаюсь.

– Ах да, Карл. Хороший мальчик, который любит динозавров. Боюсь вас огорчить, но его усыновили два дня назад.

– Что? Что вы только что сказали? – я решился попросить пожилую даму повторить свои слова. Я не мог просто поверить, что она вообще смогла такое произнести, без капли смущения или неуверенности.

– Карла усыновила другая семья…

« Все в один момент стало другим…»

Больше та пожилая директриса не успела ничего сказать. Эмма вылетела из кабинета, громко шагая по паркету. Доски так скрипели под ее быстрыми движениями, что мне стало страшно, что она сможет провалиться. Но это, к счастью, не произошло. Я не поспевал за женой и только возле машины смог с ней поравняться. Дрожь вернулась с большим напором. Она наворачивала бесконечные круги, затягивала до синих пальцев мягкую шею, разбивала сердце вдребезги. Моя ладонь прикоснулась к ее плечу, но она отстранилась.

– Наверное, мне правда не суждено стать матерью… – холодным льдом слова рухнули на землю. Эмма резала плоть кинжалом, не подбирая при этом нужного выражения. Ноги ее еле держали, но моей помощи она не желала принимать.

– Мы можем посмотреть другого мальчика. Уверен, что дети там просто прелестные.

– Нет, это не магазин, где ты можешь просто взять и выбрать другую конфетку. Они не заслуживают быть вещами, которых вечно бросают. И нужно уметь принимать знаки судьбы. Она давала мне столько попыток понять это, а я глупая закрывала на все глаза. У меня несколько лет не получалось забеременеть… – Эмма наконец повернулась ко мне лицом, набирая в легкие воздуха. – Беременность обернулась смертью. Смертью для моего возможного материнства. И сейчас, когда наконец я вдруг подумала, что имею право на свое маленькое счастье, дорога оборвалась знаком о том, что его забрали у меня два дня назад. Я не понимаю, что такого я могла сделать. Неужели то добро, которое всегда отражалось в моих намерениях, достойно такого кошмара? Арти, лучше бы тогда ты послушал маму и ушел от меня. Я никчемная женщина. Мне не родить тебе ребенка, даже усыновить не получается. На меня наложили проклятие, которое я хочу нести сама. Лучше найди другую, полюби ее всем сердцем, нарожайте детей, а я хочу одна… одна дожить свои лета.

Пальцы хотели коснуться моей щеки, но они остановились в сантиметре и упали вниз. Тонкие струи катились по лицу, огибая серые глаза. Ресницы слипались заостренными наконечниками, еле касаясь век. Она была серьезна как никогда. Между нами за все двенадцать лет происходило многое, что-то можно было сравнить с настоящей катастрофой, а что-то с невероятным чудом. Но несмотря на все невзгоды и счастья, мы были рядом. Никто даже не мог допустить мысли о разлуке. Это было просто невозможно. Я знал, что сейчас ею двигали разочарование и безнадёжность. Конечно, я не мог полноценно понять ее чувств. Мне никогда в лицо не говорили, что я бесплоден, у меня на руках не умирало родное дитя, в это время я в неизвестности плясал у палаты. Ничего этого не было у меня. Я был всегда наблюдателем, тем, что находился рядом с человеком, который хотел стать с моей помощью кем-то большим. Она хотела отречься от всего, что связывало ее с хорошими воспоминаниями, желая обречь себя на вечную горечь. Я мог это понять, но уж никак не мог допустить. Внутри груди тлела пустота. Меня тоже рвали на куски, я истекал кровью, кричал изо всех сил. Да, я не был на ее месте, но зато я верно шел с ней за руку. Мы вместе мечтали, мы вместе хотели иметь ребенка. Судьба распорядилась иначе, но это не означало, что моя любовь хоть на секунду усомнилась в своем выборе. Я любил эту женщину, и буду продолжать ее любить до конца своих дней.

– Ты не можешь просить меня о таком. Ты не имеешь права, Эмма. Я не заслужил такого отношения после всего, что между нами произошло. Неужели ты думала, что я так просто смогу оставить тебя? Как ты только могла об этом подумать? Когда я впервые сказал тебе, что люблю, я уже тогда знал, что никогда не смогу отречься от самого дорогого мне человека. И никакие невзгоды, трудности, неприятности не смогут поменять мое мнение. Ничто, ты слышишь? Ничто! Так что извини, я не уйду от тебя. Не полюблю другую женщину. Не стану заводить детей с другим человеком. Я останусь рядом с тобой до конца. Можешь хоть каждый день просить меня об этом, я все равно не сделаю так, как хочешь ты. Сейчас мы оба услышали горькую правду. К сожалению, его забрала другая семья. Мы не можем с тобой ничего сделать. Возможно, ты права, что стоит принять наконец превратность судьбы и наконец перестать кормить себя бессмысленными надеждами. Но это не означает, что жизнь на этом кончается. Я продолжаю тебя любить и верю, что все у нас будет не так плохо. Главное, чтобы мы были друг у друга!

Голос был сам не свой. Мышцы заболели от резкого эмоционального всплеска. Мне стало не по себе от громкого тона, но ничуть не пожалел, что был груб с Эммой. Иначе она не стала бы даже слушать меня. А так она застыла со слегка приоткрытыми губами. Цвет кожи стал бледнее тающего снега. Я испугался, что сейчас может случиться действительно непоправимое. Она может упасть в обморок, получить сердечный удар, упасть замертво. Ноги ее уже почти подкосились, но голова не коснулась земли. Она неожиданно легла мне на плечо.