скачать книгу бесплатно
Она повела его по катакомбам коридоров в подвал. Подвальное помещение было разделено на две части. Подземная автостоянка и мусорный отсек. В отсек вела дверь, к замку ее подходил любой ключ, который был длиной не менее десяти сантиметров. У советника такой нашелся на связке, им он отпирал нижний отдел засыпного сейфа.
Отправив девушку восвояси, он вошел внутрь и тут же пожалел, что не оставил папку в машине. Мусоросборник напоминал дно большой лифтовой шахты, куда сваливался мусор со всех этажей. Он, зажав папку под мышкой, занялся раскопками. В конце концов, не так уж много в гостинице людей, балующихся креветками. Разыскав среди груды отходов выдернутую из горшка и выброшенную вместе с засохшим фикусом деревянную рейку, которая, по-видимому, этот фикус и поддерживала до самой его смерти, он посмотрел на часы. В его распоряжении был один час и пятьдесят три минуты. Если, конечно, «муниципалитет» пунктуален и приезжает минута в минуту.
Очень быстро он стал классифицировать мусор. Гора отходов с человеческий рост, лежащая перед ним, состояла из разных категорий. Вот этот хлам, с опилками и стружкой, – из столярной, табличку на которой советник успел разглядеть, поспевая по коридору за портье. Сотни черных, свернутых в шар полиэтиленовых пакетов – из номеров, дело рук горничных. Разворачивать придется каждый, и Кряжин, разрывая тугие мешки одним движением, ронял на свои рукава чужие окурки, фантики, пустые пачки сигарет, использованные презервативы и даже белокурый женский парик.
Гостиница живет своей жизнью, немного отличающейся от нормальной. Здесь все проще. И если рядом с презервативами обнаруживается парик, значит, ночь была чертовски хороша и так же необузданна…
Это штык в бок молодым выпускникам юридических факультетов, видящим в работе следователя одну романтику. Борьба со злом предусматривает и такое начало, как розыск золотого зерна в жидком коровьем стуле. Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, стоящий по колено в отходах человеческой жизнедеятельности, ковыряющийся в чужом дерьме, – вот пример добросовестного отношения к делу. Настоящий романтизм, рожденный на желании оказаться умнее, найти и заставить сесть. Романтизм заканчивается в тот момент, когда нож с хрустом начинает скользить по горлу. Красота работы настоящего следователя с золотыми погонами на плечах, в отутюженной форме и сопутствующий этому явлению романтизм присутствуют на совещаниях у Генерального прокурора. Все остальное – ковыряние в дерьме рейкой от старого фикуса.
Через час поисков, ненавидя запах, идущий от него, Кряжин кончиками пальцев выдернул из пачки сигарету и закурил. Отошел к стене и понял, что за остающиеся пятьдесят три минуты, если по дороге с водителем мусоровоза не случится сердечный приступ, он ничего не найдет. Нужен оригинальный ход. Или, на худой конец, просто разумный. Догадка. Наитие с небес, опустившееся в это зловонное, плохо вентилируемое помещение. Но музы сюда не забредают даже по ошибке, им тут нечего делать. Хотя музу можно провести и завлечь сюда обманом.
Креветки, портер… Он перелопатил уже полтонны мусора, шелестящего, чавкающего и сочащегося, но не обнаружил среди этих мешков ни одного, где присутствовала бы упаковка из-под креветок или бутылки из-под портера. С бутылками можно не надеяться. Они сюда не спускаются. Тормозятся наверху, чтобы реализовываться в пункты приема. То же самое – с алюминиевыми банками из-под напитков. Потому он и не нашел ничего, кроме трех фигурных бутылок водки, не пригодных под сдачу, да с десяток таких же емкостей из-под вина.
Один раз ему посчастливилось – он наткнулся на пакет, принесенный из триста семнадцатого номера. Не найдя в нем ничего более примечательного, чем какая-то квитанция, он сунул ее в карман и продолжил раскопки.
Креветки, креветки… Или, как пишет Молибога, – «вареные креветки». Ну, понятно, что вареные. Сырые креветки, это то же самое что живой рак. Кряжин не видел ни одного, кто пил бы портер и закусывал сырыми раками.
Муза, прорвавшись сквозь наглухо запертые двери мусорной шахты, испачкала крылья, порвала подол платья и рухнула, тренькнув лирой, у ног советника.
Креветки… Они вареные! Никто не станет варить креветки в номере! Что он ищет?! Он ищет упаковку из-под креветок, маленьких красных морских тараканов, считающихся деликатесом, разрывая мешки с мусором из гостиничных номеров!
Советник, ты никогда еще не был так потрясающе туп! «Потсдам» – не студенческое общежитие, зайти в которое и не почувствовать запаха горохового супа из концентратов невозможно! В «Потсдаме», как и в других гостиницах, считающих себя пятизвездочными отелями, пища готовится исключительно на кухне!..
Когда он вернулся к горничным, число которых за последний час заметно поубавилось, оставшиеся сдержались изо всех сил, чтобы не наморщить носики. От следователя Генпрокуратуры несло так, словно он пил весь вечер, всю ночь, утром вылез из мусорного бака, похмелился и пришел.
– Где смена поваров, работавшая в эту ночь? – Можно было с этим вопросом зайти напрямую к дежурному администратору, но Кряжин был уверен в том, что сейчас поступает правильно. – Я задал вопрос из области теоретической физики?
Одна из обладательниц тонких длинных ног и коротенького фартучка показала на стену. В этом направлении находился выход из «Потсдама», Донское кладбище, Париж, Куба, Япония и Омск.
Оказалось, имелась в виду комната, расположенная через стену. Там переодевалась для отбытия домой раскрасневшаяся за сутки бригада поваров и поварят. Они должны были уйти через несколько минут, но как раз именно этого времени им и не хватило. Кряжин без стука вошел в комнату и обнаружил там троих людей в городском одеянии, которые стоя ожидали третьего, снимающего белые хлопчатобумажные брюки. Ждали они его, если соразмерять время с содержимым пивных бутылок в их руках, около десяти минут. Но губит людей не пиво, губит людей вода. Та, что вдруг прорвала кран на кухне, и один из отработавших смену кухонных работников остался, дабы перепоручить работу прибывшим слесарям.
– Здравствуйте, господа, – сказал, не скрывая удовольствия, Кряжин. – Вижу, торопитесь. Понимаю. А потому спрашиваю – лезть в карман за удостоверением или на слово поверите? У меня руки, видите ли… Грязные.
Один из четверых, присев на стул, вспомнил! Это он готовил креветки под чесночным соусом в половине одиннадцатого вечера. Пришла Майя и сказала: «Приготовь козлам из триста восьмого креветок». «Почему козлам?» – спросил он, догадываясь по лицу Майи, почему. «Доллар пожалели», – ответила Майя, и повар понял, что ошибся.
Он сварил креветки, выложил на блюдо, украсил зеленью, приготовил в горшочке соус и вызвал Майю. Но той почему-то не оказалось на месте («Номер «люкс», Колмацкий», – быстро вспомнил Кряжин), и заказ унесла Зина.
«Парад имен!» – взревел внутри советника рассерженный демон.
– Она говорила, в какой номер готовится заказ?
Не говорила.
– Кто-то еще этой ночью заказывал креветки? Я ко всем обращаюсь.
Все помотали головами – не слышали о таком.
Кряжин вернулся к горничным. Их стало еще в два раза меньше. Наступала смена, и советнику посчастливилось, что он вообще кого-то застал.
– Где Зина?
Мужиков из Генпрокуратуры не любят по ряду причин. Над самим определением «Генеральная прокуратура» витает какой-то дух всемогущества, вседозволенности и неприкасаемости, позволяющий носителю этого духа совершать серьезные поступки глобального масштаба от имени государства, и в памяти хоть раз связавшихся с этими мужиками граждан не застряло ни одного примера, когда бы всенародно было признано, что поступки совершены ошибочно. Бытует мнение, что в Генеральной прокуратуре работают умные люди. Это тоже порождает сомнение в том, что с ними стоит связываться. Стоит умному мужику дать повод зацепиться в своем ответе хотя бы за одно слово, он вытащит из тебя все, что ты знаешь. Впрочем, для этого мужику необязательно и в прокуратуре работать.
Еще одна причина – это настойчивость. Умный мужик, да еще работающий в прокуратуре, которого невозможно отбрить одними лишь уверениями в том, что дело бесперспективно… То есть – бесполезно, мол, со мной разговаривать, потому что я ничего, мол, не знаю… Это наиболее опасные из умных мужиков, работающих в прокуратуре, для граждан. Так решила старшая горничная, ответив за всех: «Мы не знаем».
Когда в чистом поле с копьями наперевес сталкиваются старший следователь по особо важным делам и старшая горничная, это зрелище не может не вызвать интереса у окружающих. Когда-то бабы выходили меж враждующих сторон, бросали наземь белый платок, и кровопролитие прекращалось. Старшая горничная решила бросить платок не наземь, а в лицо «важняку». И теперь всем хотелось убедиться в том, что это тот поступок, который в последующем можно повторять и им гордиться.
– Хотите стать главными героинями сериала «Разочарованные»? – удивился советник. – Не вижу проблем. Рисую перспективы. Через три минуты после того, как я не получу ответа, ни одна из присутствующих дам хранить трудовую книжку в этой гостинице уже не будет. После этого попробуйте только сунуть нос на Тверскую – увезу за сто первый километр.
Кряжин очертил в воздухе круг, означающий МКАД, отмерил от края обеими руками аршин в сторону и показал, где будут находиться упрямые горничные. Если соразмерить масштаб, это было уже где-то под Самарой. Не «сто первый», разумеется, но Кряжин изо всех сил старался дать понять, что ради такого дела бензина он не пожалеет.
Сломав о панцирь советника копье, неугомонная старшая горничная спешилась, выдернула из ножен меч и уже открыла было рот, чтобы сказать знакомое уху следователя «все равно не знаем», как вдруг одна из молоденьких, по всей видимости, та, у которой был заложен нос, и следователь, только что оставивший в покое помойку, по-прежнему казался ей мужиком что надо, по-простецки призналась:
– Зина вместе с Колей пошли к нему домой.
«Я сегодня сойду с ума», – подумал Кряжин, но вслух терпеливо пробормотал:
– Кто такой Коля, где Коля живет, когда Зина ушла с Колей и куда?
На этот раз ему повезло. Не придется ни в мусоре ползать, ни заманивать на свалку уже затаившую обиду музу. Горничная Зина, честно отработав смену, ушла с электриком Колей, имеющим в «Потсдаме» статус Тарзана, к нему домой на Шаболовку. Неподалеку от этого дома пишутся сценарии для «АБВГДейки». А что касается последнего вопроса следователя, Зина – девушка приятной наружности, двадцати двух лет, имеющая каштановые волосы, зеленые глаза и особую примету: ее Коля ужасно картавит и заикается.
– Картавый, заикающийся Тарзан? – переспросил Кряжин. – Ну-ну. Хотелось бы посмотреть, как он колотит себя в грудь и оглашает джунгли победным криком.
В коридоре, на выходе из хозблока в фойе, он вдруг столкнулся с Занкиевым. Не справившись с эмоциями, Сагидулла Салаевич дернул носом, но в основном выдержал неожиданность стойко.
– Почему вы меня не известили, что допрашиваете моих людей?
Кряжин хотел пройти, не заметив управляющего, но его вопрос заставил следователя сбросить обороты и остановиться.
– Вы не видели своего администратора?
– Если я не ошибаюсь, вы содержите его в СИЗО, – подумав мгновение, ответил Занкиев и машинально пригладил усы.
– А Саланцева? Это член моей следственно-оперативной группы.
На этот раз управляющий промолчал.
Кряжин шагнул к нему на неприлично близкое расстояние.
– А с братом своим когда в последний раз связывались?
– С братом? – тихо пробормотал Занкиев. И вдруг сделал несколько шагов назад, выдернул из кармана инкрустированный разноцветными камнями телефон и набрал на нем номер. От его приглушенных, но резких и гортанных чеченских фраз в фойе наступила тишина. Вряд ли кто из подчиненного персонала видел своего хозяина в таком беспомощном и взволнованном состоянии.
– Ты где, Али? – спрашивал младший Занкиев старшего. – Что с тобой? У тебя все в порядке?
– У меня все в порядке, брат, – отвечал старший младшему. – Но два часа назад со мной произошла странная история. На Тверской-Ямской мой «бээмвэ» остановила милиция и заставила выйти из машины. Меня поставили лицом к капоту и обыскали карманы в присутствии понятых. Брат, эти шакалы подкинули и нашли в моем правом кармане пакетик с белым порошком. Я клялся, что он не мой, доказывал, что меня подставили, потому что я с Кавказа, но меня увезли в дежурную часть какого-то отделения милиции Центрального округа, составили протокол и посадили в камеру. Через полчаса выпустили, извинились, сказали, что в пакетике был аспирин, и я должен был сразу сказать об этом милиционерам, а не морочить им голову. Меня выпустили, и я не потратил на это ни единого доллара. Я ничего не понимаю, брат. Менты совсем сошли с ума, брат.
– Я хорошо понимаю, брат, – сказал Занкиев-управляющий. – Я очень хорошо все понимаю. Я перезвоню тебе, брат.
Он захлопнул телефон и спрятал его в карман.
– С ним все в порядке? – встревожился Кряжин. – У вас пропал с лица загар.
Ни слова не говоря, тот сделал презрительную мину и повернулся к следователю спиной.
– Идите ко мне, Занкиев, – громко, убивая и без того мертвую тишину фойе, приказал советник. – Я не закончил с вами. Или хотите сесть на заднее сиденье моей машины?
Он видел эту муку подчинения, отражавшуюся от лица управляющего, как от зеркала. Это было не просто неприятно. Занкиеву было невероятно стыдно подчиняться и подходить к следователю, словно он решившая вдруг повиноваться вышедшая из-под контроля собака. И Кряжин, чтобы это видели все, сократил расстояние между ними до критического.
– Вы, кажется, обладаете недюжинной фантазией? – Советник пожевал губами и, рассматривая в упор управляющего, стал крутить головой во все стороны. Ему, «важняку» со стажем, было очень хорошо известно, каким оскорблением является это среди южан. – В стране эльфов троллям чудить опасно. Запомните это, управляющий. И никогда более, вы слышите – никогда, – не начинайте разговор со мной с вопроса. Только с приветствия. С улыбки. С радости на лице. С удовольствия на нем. На кафедре философии МГУ есть такой профессор – Лейников. Вы его, скорее всего, не знаете. Так вот он утверждает, что глупость – это дар божий, но злоупотреблять им не следует. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
На входе, перед зеркальной вертушкой, Кряжин повернулся и на этот раз громко сказал:
– Завтра в десять часов утра я жду вас в своем кабинете на Большой Дмитровке. Номер кабинета спросите у Залимхана Тадиева.
Он вышел, закурил, выпустил в воздух первую затяжку и вернулся в фойе. Картина, представшая его взору, советника позабавила, а Занкиева снова привела в бешенство: управляющий только что закончил нажимать на своем телефоне кнопки и снова собирался куда-то звонить.
– Я забыл, Занкиев, не суетитесь. С Тадиевым тоже все в порядке, просто он сейчас в Турции. Впрочем, если вам легче дозвониться до него, нежели поинтересоваться номером моего кабинета в прокуратуре, звоните.
И вышел. Нельзя старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры ловить в коридоре гостиницы, как полового, и требовать отчета о его действиях. Нельзя.
Глава третья
Заколдованный круг имен, фамилий и адресов. Губернатор Мининской области, приехав на пару суток в Москву, окутал свое присутствие в столице тайной. Окружил себя лицами, не имеющими к его присутствию в столице никакого отношения. Удивляться было нечего, ибо чем выше статус объекта преступления, тем шире круг подозреваемых. Это бесспорная истина, открытая Кряжиным давно. С тех самых пор, когда он впервые ступил на крыльцо здания на Большой Дмитровке.
Еще задолго до убийства Резуна он знал, что губернаторов просто так не убивают. Всем известно, что руководители администраций субъектов Федерации по улицам, как в былые годы – царь-батюшка, не ходят, с простым людом разговаривают лишь для телевидения и через мощный кордон личной охраны. И если случилось так, что приехали в Москву инкогнито, то это не для того, чтобы поучаствовать в заседании Совета Федерации или выпросить в Минфине пару сотен тысяч для тренажерного зала в Мининске. Резуна привела в столицу причина, не имеющая к его служебной деятельности никакого отношения. Либо имеющая, но не имеющая ничего общего с его функциональными обязанностями главы администрации.
Губернатора невозможно ограбить. Например, его нельзя избить в темном переулке, отобрав сотовый телефон и портфель с планом строительства дорог в области. Нельзя прирезать в пьяной бытовухе, потому что тот если и пьет, то, как правило, лишь в компании председателя областного суда, начальника ГУВД области да пары замминистров из той же Москвы. И предполагать, что это председатель Мининского областного суда, не выдержав пьяных оскорблений, чиркнул складным ножом по горлу губернатора, по меньшей мере несерьезно.
В «Потсдаме» (Кряжин проверил) на момент убийства, помимо Резуна, находились: президент сотовой компании «Энком» (гуляющий с бабами и сорящий деньгами, как фантиками), управляющий «Зеро-банком» (тоже без охраны и тоже с проститутками) и многие другие, у кого, по определению, наличных было больше, нежели у руководителя дотационного региона страны. Между тем бумажник Резуна, демонстративно брошенный посреди комнаты, был вывернут наизнанку, и все, что там к моменту прибытия Тоцкого оставалось, – это фотография жены и любимой собаки. Кейс, обнаруженный Колмацким, пуст.
Получается, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры должен был увериться в том, что Резуна ограбили.
Но именно по этим установленным фактам советник догадался об обратном. Резуна не грабили, его просто убирали с дороги. Если в кейсе перевозилась взятка из Мининска на предстоящее заседание кабинета министров и убийцам это было хорошо известно, тогда зачем выворачивать кошелек губернатора? Чтобы добавить мелочь к миллионам из портфеля и обогатиться еще тысяч на десять рублей? Да и цепь, позабытая на трупе, стоила гораздо больше той мелочи, что нашли в кошельке.
– Ты бы переоделся, Дмитрич, – робко подсказал водитель.
– Тебя тошнит?
– Да я-то, господи… – отмахнулся водитель. – Ко всему привык. Вот, помню, Тартакова возил. Тот тоже поковыряться любил…
– Я не люблю ковыряться в помойках, Сергей Дмитрич, – досадливо оправдался Кряжин. – Просто день сегодня такой с утра. Да и наплевать на то, что обо мне подумают там, куда я еду. Вон, видишь, дом? К третьему подъезду подай.
– Так бы и сказал сразу, что наплевать, – ухмыльнулся Дмитрич. – А то – «день сегодня», бури магнитные…
Серая пятиэтажка своим состоянием уже прямо свидетельствовала о том, что стоять ей здесь и позорить столицу осталось недолго. Кряжин поднялся на второй этаж и занес над дверью руку. Дернул автоматически в воздухе, как лицо, с детства пораженное ДЦП, и замер. Меж косяком и створкой, обделенной какими-либо излишествами, включая даже дерматин и второй замок, виднелась щель. Советник воткнул в дверь палец и слегка надавил. Створка открылась.
Они начали здесь, в коридоре. Это вне сомнений. Вот левый ботинок Тарзана, вот обе туфли Зины. И лежат они так, словно их сбрасывали с ног движениями, коими вратарь выносит мяч в поле. Защелкнуть замок времени уже не было. Кряжин пошел по следу, удивляясь этапам раздевания. Вот блузка Зины, рядом – трусы Тарзана. А чуть поодаль – брюки Тарзана. Нечего и удивляться тому, что дверь не заперта, коль скоро трусы он успел снять вперед брюк. Очень, очень хочется посмотреть на этого Гарри Гудини.
Торопились, ох, торопились… Не дай бог так оголодать.
Впрочем, вожделение – великий грех и великая сила. Люди, пораженные им, порою ломают руками спинки чугунных кроватей, а после без сварки не могут поставить их обратно.
Квартира двухкомнатная, родителей у Тарзана, как всем известно, нет, а потому события в маленькой комнатке развивались стремительно и мощно. «Укуси, укуси меня!..» Раздавался рык, вскрик, свидетельствующий о том, что просьба исполнена. И скрип ДСП, напоминающий стон дерева в разгар тайфуна, возобновлялся с новой силой. Российские изготовители спальных гарнитуров из ДСП, которыми брезгуют на Западе, уверяют, что те в состоянии прослужить десять лет. Разумеется, в расчет не берется ряд факторов, сокращающих этот срок в несколько раз. Например, не учитывается, что такой гарнитур может служить не больше полугода, если будут совпадать смены понравившихся друг другу слесаря гостиницы и горничной.
«Повег’нись!.. Повег’нись вот т-так!.. Нет, вот т-так!.. Нет, не т-т-ак!.. Да, вот так, кг’ошка!..»
Кряжин вспомнил, что он не ел с самого утра. Тихо вернувшись в коридор, он так же тихо закрыл замок, прошел на кухню и переступил через лежащий на полу опрокинувшийся пакет с провизией. Он был принесен из гостиницы, и сомнений в этом не было никаких: упакованные в целлофан бутерброды, несколько бутылок вина (одну такую он видел в мусорной шахте), зелень и баночки с консервами. На какие шиши это закуплено, было неясно. Скорее не закуплено, а вынесено из кухни в тот момент, когда поваренок чинил прорвавшийся кран и уделять внимания чему-либо другому был не в состоянии.
Кряжин распечатал один из бутербродов. Был он с красной икрой, и хлеб под ней был хрустящ и вкусен. Проверил холодильник, принюхался к одной из бутылок, чтобы не оскоромиться спиртом вместо минералки, и с удовольствием перекусил.
В зале советник, под вопли из запертой спальни: «А теперь ты мне так!..», расположился на диване и подтянул к себе распахнутые и позабытые хозяином нарды. Расставил фишки и стал бросать кости не на доску, дабы не стучать, а на диван.
Кряжин был мужчиной. Появиться в дверях с папкой в руке в эти мгновения было ниже его убеждений. Он не столько понимал Тарзана, сколько саму суть происходящего. Даже если бы за дверями сейчас находился не слесарь «Потсдама», а убийца, он, наверное, дал бы процессу закончиться в нормальном режиме. Есть принципы, переступать через которые некоторые мужики не могут, и Кряжин к этим мужикам относился. Он продолжал бросать кости даже после того, как вопли прекратились и по спальне стали расплываться глубокие стоны.
«Давай еще, но по-дг’угому»…
«Э, нет», – решил советник, встал и уже стоя выбросил кости. Выпало два и один. Не беда, все равно проиграл. Себе.
Теперь можно было в тактичность не играть, и он резко толкнул дверь. Она отлетела, взору его предстало то, что он увидеть ожидал, и Зина закричала дурным голосом. Так же, наверное, вопила Майя, когда ею, слушающей Селин Дион через наушники, пытался овладеть со спины Яресько.
– Спокойно, – предупредил Кряжин, не глядя на Зину, пытающуюся из бутылки ситро сделать дерево, за которым можно было спрятаться. Взгляд его был прикован к очумевшему от послесексового стресса слесарю. – Я – старший сле… Словом, пара ответов на мою пару вопросов, и я ушел. Не нужно спрашивать, кто я, иначе мне придется представиться. Считайте, что я – ваша скромность.
– Я сейчас тебя и пг’и… пг’и…
– Пристыжу, что ли? – попытался угадать Кряжин.
– Пг’ибью, – озверело пообещал Тарзан Коля и встал с кровати.
Вид его, лишенного одеяний, за исключением черных носков, почти как у Резуна, был не впечатляющ. Кряжин мог бы и ему, как Занкиеву, объяснить, что не нужно подходить вот так к следователю, но вместо этого выбросил вперед ладонь, и царь джунглей, перелетев через низкую спинку кровати, рухнул на нее, и под ним что-то треснуло. Оставалось надеяться, что это все те же доски из ДСП.
– Я же попросил – спокойно, – напомнил Кряжин и поднял с пола кроватную накидку. – Зина, повар из кухни приготовил этой ночью креветки под чесночным соусом. Куда вы доставили блюдо?
– Креветок? – вращая дикими глазами, она куталась в накидку, словно ее пробирал холод. – Господи, дура я. Я не туда унесла? Простите, ради бога… Передайте Анатолию Сергеевичу, что больше этого не повторится.
«Анатолию Сергеевичу?.. Это Дутову, что ли?!»
– Зина, я не из службы безопасности вашей гостиницы. Я из Генеральной прокуратуры. – Увидев в глазах девушки настоящее отчаяние, советник подавил в себе досаду. – Да мне плевать на этих креветок! Я спрашиваю – куда вы их унесли?
– В триста восьмой номер… – с трепетом в голосе пролепетала горничная. Ее вера во всемогущество Дутова стала еще сильнее.
– Кто там находился, когда вы принесли блюдо?
Мысли девушки читались с ее лица, как с листа бумаги. Поверить в то, что перед нею следователь прокуратуры, она не может. Сейчас она думает о том, что за ней следила СБ «Потсдама». Ей сделали заказ, она его исполнила, да не по тому адресу. Дутов за такие промахи карает жестоко, он чтит авторитет гостиницы. И сейчас он послал своего головореза, дабы окончательно разобраться с делами.
Это было все, что читалось на лице горничной, замотанной в кроватную накидку.
Быть может, она обязательно бы соврала. Перед прокуратурой за подобные мелочи отчитываться необязательно. Однако с Дутовым шутить не стоит, до сих пор никто так и не нашел Лизу, исчезнувшую из гостиницы сразу после того, как у одного банкира пропал из номера кейс с деловыми бумагами… И она заговорила.
