скачать книгу бесплатно
И я уйду – полями, вдоль реки,
верхом иль пешим, в шапке ли, в венце ли,
успев понять, что всё, что вопреки,
на самом деле приближает к цели.
А цель, она виднее в полутьме,
когда свеча едва-едва погасла,
и жизнь в окне, как жизнь на полотне.
Мне через стёкла слышен запах масла –
и шорох туч, которым не указ
любой людской прогноз – и в торжестве том
не знающих о том, что свет погас,
чтоб через миг иным смениться светом.
***
На самой дальней из окраин,
где край земли уходит в воду,
в какие игры ни играем,
а всё одно не скрыть зевоту.
И воздух сер, и небо серо,
и некто в глубине загона
безмолвно поглощает сено –
он получил его законно.
Вдоль моря тащатся провидцы,
они несут узлы и чаны.
В одной из северных провинций
случайно всё – и все случайны.
Лишь крики чаячьи да камень,
часы прилива и отлива
останутся, когда мы канем,
что, несомненно, справедливо.
Всё время ветер, но провисли
просторы серой мешковиной
над самой дальней из провинций,
как минимум – над половиной.
Что мы умели, что имели,
кто был отвержен, кто в фаворе –
всё забывается по мере
того, как в нас вползает море:
барашки в мелкой хвойной сыпи,
валы, склонившиеся к бунту,
не задержавшиеся в сите
булыжников на входе в бухту.
И чайка выполняет сальто,
и рыба ходит под волнами,
и небо глыбою базальта
навеки замерло над нами.
Какие семена ни высей,
как ни размахивай руками,
в одной из северных провинций
земля рожает только камни.
Но эта влага, запах йода,
чернильные овалы мидий,
и чувство близкого полёта,
и вечер, моросью размытый –
всё это въелось, и навеки
ты полон звонким птичьим граем,
и сосны в море мечут ветки
на самой дальней из окраин.
***
Пустой бокал на краешке стола.
Проходит кот с вальяжностью туриста.
Пора признать, что ночь уже была –
и до заката вряд ли повторится.
Пора признать, что новое пора
стоит внизу, у самого порога,
оно другое, нежели вчера,
но схожи и манеры, и порода.
Пора признать, что правда – между строк,
а истины вовек не сыщешь в пойле,
и на затишье выделенный срок –
ещё не повод распускать подполье,
сжигать листовки, резать провода,
тем паче при наличии сигнала.
Мы всё ещё не знаем, как, когда,
какая сила нас сюда пригнала.
Трубят отход или кричат «ура» –
нам важно не втянуться в это, дабы
не пропустить тот час, когда пора
понять – не всё, но многое хотя бы.
И мы молчим, и смотрим из окна,
как туча, точно снежный холм, поката,
и ясно, что ночная тишина
едва ли повторится до заката.
На плечи отступающей зимы
ложится свет, как золотая риза.
Зима утешно шепчет, что и мы
однажды, вероятно, повторимся.
И время выправляет стать и путь,
как точное и крепкое зубило,
в надежде, что поймём когда-нибудь,
каким теченьем нас сюда прибило.
***
Посвящаю памяти моего деда
Павла Гордеевича Денисенко,
ветерана Великой Отечественной войны…
Я шёл в метель, приподнимал
холодный воздух, как попону.
Сегодня деда поминал.
Я ничего о нём не помню.
Почти совсем. Ходил с трудом,
сидел подолгу в старом кресле
