Кыргызстан. Это моя земля

Гульнара улыбнулась:

– Знаешь, в моей дипломной работе есть глава о том, как городские пространства формируют идентичность. Было бы здорово использовать твои фотографии как иллюстрации.

– С удовольствием, – кивнул Айбек. – А у меня есть идея получше. Давай сделаем совместную выставку? Твои исследования и мои фотографии. Покажем, как прошлое и настоящее сосуществуют в одном пространстве.

В этот момент дверь кофейни снова открылась и вошел Тимур. Он был не один – с ним пришли еще несколько молодых людей.

– Вот вы где! – воскликнул он, подходя к их столику. – Знакомьтесь, это мои коллеги из IT-компании. Они заинтересовались твоим проектом, Айбек.

Один из парней, высокий и худощавый, протянул руку:

– Мы разрабатываем приложение-путеводитель по Кыргызстану и ищем необычный визуальный контент. Тимур показал нам несколько твоих снимков – это именно то, что нам нужно.

Айбек удивленно посмотрел на друга:

– Ты показывал им мои фотографии?

Тимур смущенно улыбнулся:

– Прости, что без спроса. Но когда я увидел, что у тебя получилось… Это действительно круто, брат. Ты смог показать и традиции, и современность, и главное – связь между ними.

Они проговорили до вечера, обсуждая возможные проекты. Когда стемнело, Айбек предложил всем вместе пройтись до площади Ала-Тоо.

Вечерняя площадь была подсвечена разноцветными огнями. У памятника Манасу играл уличный музыкант, вокруг него собралась небольшая толпа. Где-то в стороне молодежь танцевала под современную музыку. Солдаты почетного караула все так же стояли у флага, сменяясь каждый час.

Айбек достал фотоаппарат и сделал еще один снимок – панораму всей площади с высоты небольшого возвышения. На этой фотографии уместилось все: и монументальная архитектура советской эпохи, и символы независимости, и люди разных поколений, каждый со своей историей.

– Знаешь, – сказал Тимур, глядя на экран фотоаппарата, – я, кажется, начинаю понимать, что ты хотел сказать своими снимками.

Гульнара, стоявшая рядом, тихо добавила:

– Площадь Ала-Тоо – как сам Кыргызстан в миниатюре. Здесь есть место для всех эпох и всех людей.

Айбек молча кивнул, убирая фотоаппарат в чехол. Завтра он возвращался в Талас, но теперь он знал, что скоро вернется в Бишкек – с новыми идеями и новым пониманием своей страны.

Справка об объекте

Площадь Ала-Тоо,

Кыргызская Республика, г. Бишкек

Сердце Бишкека – это его центральная площадь Ала-Тоо, расположенная рядом с Дубовым парком. Архитектурный ансамбль площади относится к советскому периоду, а его центральной частью является здание Исторического музея. Главный памятник Ала-Тоо посвящен Манасу – герою национального эпоса, отвоевавшего у захватчиков исконные кыргызские земли – горный хребет Ала-Тоо. Рядом расположился монумент Дружбы народов, установленный в 1974 году: тогда исполнилось ровно 100 лет с момента вхождения Кыргызстана в состав России. Также нельзя не упомянуть главный государственный флаг, развевающийся на флагштоке высотой 45 метров. Подле него стоят два солдата почетного караула, сменяющиеся каждый час. Традиционно на площади Ала-Тоо проходят праздничные мероприятия, концерты и военные парады.

Источник: https://www.tourister.ru/world/asia/kyrgyzstan/city/bishkek/squares/27449

Шестьдесят минут

Анна Сорокина

Марат поставил штатив на брусчатку и в третий раз перенастроил фокус. Башня с курантами никак не хотела помещаться в кадр целиком – приходилось отходить все дальше, а это значило, что в объектив попадали случайные прохожие, торговцы сувенирами и туристы с селфи-палками.

– Черт, – пробормотал он, вытирая пот со лба. Бишкекское солнце палило нещадно, напоминая, что десять лет в прохладном Берлине не прошли даром для его когда-то привычной к жаре кожи.

Куранты пробили одиннадцать, и над площадью разлилась знакомая с детства мелодия. Марат замер, опустив камеру. Эти звуки он узнал бы из тысячи – сколько раз в юности он назначал здесь встречи, сверял часы, просто сидел на скамейке, наблюдая за городской суетой.

Десять лет. Целая жизнь. Он уехал начинающим оператором с мечтой о большом кино, а вернулся режиссером-документалистом с европейским образованием и парой наград на фестивалях категории B. Теперь продюсер из Франции заинтересовался его идеей фильма о постсоветских городах, и Марат решил начать с родного Бишкека.

– Извините, вы мне вид загораживаете, – раздался за спиной женский голос.

Марат обернулся. Молодая девушка в выцветших джинсах и футболке с абстрактным принтом сидела за небольшим складным мольбертом. Рядом на земле лежал открытый альбом с набросками башни с разных ракурсов.

– Простите, – Марат сдвинулся в сторону. – Вы художница?

– Нет, я космонавт, просто в отпуске, – девушка улыбнулась, смягчая сарказм. – Да, рисую портреты туристов. Хотите? Пятьсот сомов, и вы на фоне курантов, как Хемингуэй в Париже.

– Я не турист, – почему-то эта мысль задела его. – Я здесь родился.

– А выглядите как турист, – она окинула взглядом его модные очки, европейскую одежду и дорогую камеру. – Впрочем, сейчас все так выглядят. Местные от приезжих отличаются только тем, что не фотографируют куранты каждые пять минут.

Марат хотел возразить, но в этот момент заметил, что действительно уже минут двадцать пытается найти идеальный ракурс для съемки башни.

– Я Марат, – он протянул руку. – Снимаю документальный фильм о городе.

– Камила, – она пожала его руку, и он заметил пятна краски на ее пальцах. – И что, эти куранты будут главной звездой твоего фильма?

– Одной из, – кивнул Марат. – Символ города все-таки.

– Символ… – задумчиво протянула Камила. – А ты знаешь, что самое интересное в этой башне?

– И что же?

– Не сама башня, а то, что происходит вокруг нее каждый час, когда звучит мелодия.

Марат заинтересованно посмотрел на Камилу:

– Что ты имеешь в виду?

– Понаблюдай, – она кивнула на площадь. – Каждый час, когда звучит мелодия, здесь происходит маленький спектакль. Люди поднимают головы, сверяют часы, кто-то улыбается, кто-то хмурится, опаздывая на встречу. Некоторые специально приходят к началу часа, чтобы услышать мелодию.

Марат оглянулся. Действительно, после того как отзвучали куранты, он заметил, как несколько человек посмотрели на часы, кто-то сделал фото, пожилая пара на скамейке синхронно улыбнулась.

– У меня есть идея, – внезапно сказала Камила, захлопывая альбом. – Ты хочешь снять фильм о городе? Давай проведем здесь целый день. Двенадцать часов, двенадцать мелодий, двенадцать историй.

– В смысле? – Марат нахмурился.

– В прямом. Останемся здесь до вечера. Будем наблюдать, как меняется жизнь вокруг башни с каждым новым часом. Утром тут одни люди, днем другие, вечером третьи. Разные истории, разные судьбы, а башня – как стрелка часов, вокруг которой все вращается.

Марат задумался. Идея была неожиданной, но в ней что-то было. Он планировал снимать разные локации города, но предложение Камилы могло дать интересный ракурс.

– А ты разве не должна работать? – спросил он, кивнув на мольберт.

– Сегодня не мой день, – пожала плечами Камила. – Я здесь просто делала наброски для себя. Могу и отложить.

Марат колебался. С одной стороны, он привык работать один, по четкому плану. С другой – было в этой идее что-то свежее, неожиданное. И потом, кто лучше местной художницы покажет ему город, который он когда-то знал, но который наверняка изменился за десять лет его отсутствия?

– Хорошо, – решился он. – Давай попробуем. Только мне нужно будет иногда отходить, снимать детали, общие планы.

– Без проблем, – Камила быстро собрала свои вещи. – Я буду твоим гидом по человеческой стороне курантов.

– Человеческой стороне?

– Ну да. Ты смотришь на башню как на архитектурный объект, символ. А я вижу, как она влияет на людей, как становится частью их историй.

Куранты пробили полдень, и над площадью снова разлилась мелодия. Марат поднял камеру и начал снимать: туристов, делающих селфи; офисных работников, спешащих на обед; уличных торговцев, предлагающих сувениры с изображением башни.

– Смотри, – Камила указала на пожилого мужчину, который стоял, запрокинув голову, и слушал мелодию с закрытыми глазами. – Он приходит сюда каждый день к полудню. Я не знаю его историю, но что-то его связывает с этим местом и этим временем.

Марат навел камеру на мужчину, поймав в кадр его морщинистое лицо, озаренное каким-то внутренним светом. И вдруг понял, что Камила права – за каждым человеком на этой площади стояла своя история, связанная с башней и мелодичным звоном ее часов.

– Ладно, – сказал он, опуская камеру. – Давай попробуем твой эксперимент. Двенадцать часов, двенадцать историй.

К двум часам дня солнце стояло в зените и Марат с Камилой укрылись в тени раскидистого дерева недалеко от башни. Они успели пообедать в небольшом кафе поблизости и теперь наблюдали за площадью, делая заметки и снимая особенно интересные моменты.

– Смотри, – Камила указала на группу школьников, которые высыпали на площадь под руководством учительницы. – Экскурсия. Сейчас будет стандартный рассказ о том, когда построили башню и какой архитектор ее спроектировал.

Марат навел камеру на детей. Они стояли полукругом, некоторые внимательно слушали, другие украдкой проверяли телефоны или шептались.

– Я тоже был на такой экскурсии, – сказал он, не отрываясь от видоискателя. – Классе в третьем. Помню, меня больше всего интересовало, можно ли забраться наверх.

– И что, забрался? – с интересом спросила Камила.

– Нет, конечно. Там же закрыто для посетителей.

– А жаль. Говорят, вид оттуда потрясающий.

Куранты пробили два часа, и национальная мелодия разлилась над площадью. Школьники подняли головы, несколько человек достали телефоны, чтобы записать звук.

– Видишь? – Камила улыбнулась. – Каждый час – маленькое событие. Для кого-то напоминание о встрече, для кого-то – просто красивая мелодия, а для кого-то – часть воспоминаний.

Марат кивнул, продолжая снимать. Он заметил, как пожилая женщина на скамейке достала из сумки таблетки, явно сверяя время приема лекарств с курантами.

– Интересно, – пробормотал он. – Башня как точка отсчета для разных жизней.

К трем часам площадь заполнилась офисными работниками – кто-то спешил по делам, кто-то просто вышел прогуляться в обеденный перерыв. Марат снимал их лица, походки, взаимодействия.

– Ты всегда так наблюдаешь за людьми? – спросил он Камилу, которая делала быстрые наброски в своем альбоме.

– Профессиональная привычка, – она пожала плечами. – Когда рисуешь портреты, учишься замечать детали. Как человек держит голову, как улыбается, как хмурится.

– И что ты видишь в них? – Марат кивнул на проходящих мимо людей.

– Истории, – просто ответила она. – У каждого своя. Вон тот парень, – она указала на молодого человека, нервно поглядывающего на часы, – явно ждет кого-то важного. Первое свидание, может быть.

Марат перевел камеру на указанного парня. Действительно, он выглядел взволнованным, постоянно поправлял волосы и одергивал рубашку.

– А вон та женщина, – продолжала Камила, – приходит сюда каждую среду примерно в это время. Всегда одна, всегда садится на одну и ту же скамейку.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорю – наблюдаю. Когда рисуешь на одном месте несколько месяцев, начинаешь замечать закономерности.

К четырем часам погода начала меняться. Набежали тучи, подул ветер. Люди на площади ускорили шаг, некоторые раскрыли зонты.

– Может, стоит найти укрытие? – предложил Марат, глядя на небо.

– Еще нет, – покачала головой Камила. – Смотри, как меняется атмосфера. Только что все было ярким и солнечным, а теперь – драматичным и напряженным. Отличный контраст для твоего фильма.

Куранты пробили четыре, и мелодия прозвучала особенно пронзительно в притихшем перед дождем воздухе. Марат поймал в кадр, как капли дождя начали падать на брусчатку площади, как люди ускорили шаг, как молодой человек, все еще ждущий свою пару, раскрыл большой зонт, готовясь встретить не только свою спутницу, но и непогоду.

– Знаешь, – сказал Марат, не отрываясь от камеры, – кажется, я начинаю понимать, что ты имела в виду.

К одиннадцати вечера площадь преобразилась. Подсветка окрасила башню с курантами в мягкие золотистые тона, а брусчатка, еще влажная после дневного дождя, отражала огни фонарей и витрин. Марат и Камила, уставшие, но воодушевленные, сидели на скамейке, просматривая отснятый материал.

День выдался насыщенным. Они наблюдали, как менялась жизнь вокруг башни: утренняя суета сменилась деловым ритмом дня, затем вечерними прогулками и, наконец, ночной романтикой. Каждый час куранты отбивали время, и каждый раз мелодия звучала по-новому – то бодро и призывно в утренние часы, то задумчиво в сумерках.

– Посмотри этот кадр, – Марат показал Камиле экран камеры. На видео пожилая пара танцевала под мелодию курантов, пробивших семь вечера. Мужчина неуклюже, но с нежностью вел свою спутницу, а она улыбалась, прикрыв глаза.

– Они приходят каждую среду, – тихо сказала Камила. – Я видела их и раньше. Кажется, это их традиция – танцевать под куранты.

– А тот парень, который ждал свидания? Она так и не пришла?

– Пришла, – улыбнулась Камила. – Ты снимал в другую сторону и пропустил. Они ушли вместе, держась за руки, под одним зонтом.

Марат покачал головой:

– Столько историй за один день. И все они пересекаются здесь, у этой башни.

– Именно, – кивнула Камила. – Для кого-то это просто часы, для кого-то – место встречи, а для кого-то – часть личной истории.

Куранты начали отбивать одиннадцать, и Марат поднял камеру, чтобы снять последнюю мелодию дня. Площадь уже опустела, лишь несколько влюбленных пар и поздних прохожих неспешно двигались в свете фонарей.

Внезапно Камила схватила его за руку:

– У меня идея. Пойдем!

– Куда? – удивился Марат, но Камила уже тянула его к служебному входу башни.

– Мой дядя работает в городской администрации, – объяснила она, доставая телефон. – Он может устроить нам экскурсию наверх. Я давно хотела попасть туда, но все не было подходящего повода.

– Прямо сейчас? – Марат не верил своим ушам. – Но уже поздно, наверняка все закрыто.

– Доверься мне, – подмигнула Камила, набирая номер.

Через двадцать минут они уже поднимались по узкой винтовой лестнице внутри башни. Их сопровождал немногословный охранник, которому дядя Камилы дал специальные указания.

– Только недолго, – буркнул он, отпирая дверь на смотровую площадку. – У меня обход через полчаса.

Они вышли на небольшой балкон, опоясывающий верхнюю часть башни, и Марат затаил дыхание. Бишкек раскинулся перед ними сверкающим ковром огней, уходящих к горизонту, где темной громадой высились горы.

– Невероятно, – прошептал он, доставая камеру.

– Подожди, – Камила положила руку на его запястье. – Сначала просто посмотри. Без камеры.

Марат послушался. Они стояли молча, глядя на ночной город. Где-то внизу продолжалась жизнь – люди спешили домой, встречались, расставались, мечтали, планировали. А здесь, наверху, время словно остановилось.

– Знаешь, – наконец сказал Марат, – когда я уезжал отсюда десять лет назад, я думал, что оставляю прошлое позади. Что буду снимать фильмы о великих городах мира, о глобальных проблемах. А сейчас стою здесь и понимаю, что все эти годы искал истории, которые были прямо у меня под носом.

Механизм курантов за стеной начал движение, готовясь отбить полночь. Они чувствовали легкую вибрацию под ногами.

– Двенадцать часов, двенадцать историй, – улыбнулась Камила. – Как думаешь, получится фильм?

– Уже получился, – кивнул Марат. – Но не такой, как я планировал. Лучше.

Куранты пробили полночь, и национальная мелодия, усиленная высотой, разлилась над спящим городом. В этот момент Марат понял, что его фильм будет не о том, как изменился Бишкек за годы его отсутствия, а о том, что остается неизменным, несмотря на все перемены. О людях, чьи жизни, подобно стрелкам часов, движутся по своим орбитам, иногда пересекаясь в таких местах, как эта башня.

Он поднял камеру и начал снимать: огни города, силуэт гор на горизонте и отражение Камилы в стекле смотровой площадки – девушки, которая за один день показала ему его родной город так, как он никогда его не видел.

Год спустя Марат стоял в фойе кинотеатра «Ала-Тоо», нервно поправляя галстук. Через пятнадцать минут должен был начаться премьерный показ его фильма «Шестьдесят минут» – документальной ленты о башне с курантами и людях, чьи жизни пересекаются у ее подножия.

После той ночи на смотровой площадке Марат полностью пересмотрел концепцию своего проекта. Вместо обзора достопримечательностей Бишкека он создал двенадцать коротких новелл – по одной на каждый час, проведенный у Башни. Каждая история рассказывала о разных людях: влюбленных, назначающих свидания у курантов; пожилой паре, танцующей под вечернюю мелодию; уличной художнице, рисующей портреты туристов; школьниках на экскурсии; офисных работниках, сверяющих часы.

Французский продюсер сначала скептически отнесся к изменению концепции, но, увидев первые материалы, загорелся идеей. Фильм был отобран для участия в программе независимого кино на фестивале в Роттердаме и получил специальный приз жюри.

– Нервничаешь? – Камила подошла к нему, элегантная в простом черном платье. За этот год они много работали вместе – она помогала с организацией съемок, находила героев, консультировала по вопросам местной специфики. Их отношения балансировали на грани дружбы и чего-то большего, но оба не спешили давать этому определение.

– Немного, – признался Марат. – Одно дело – показывать фильм на международном фестивале незнакомым людям, и совсем другое – здесь, дома, где каждый зритель может сказать: «Нет, это не мой Бишкек».

– Это и не должен быть «их» Бишкек, – улыбнулась Камила. – Это твой взгляд, твое возвращение. И знаешь что? Многие из героев твоего фильма сегодня в зале.

Марат удивленно посмотрел на нее:

– Серьезно? Ты их пригласила?

– Конечно. Пожилая пара, которая танцует под куранты; тот парень, который ждал свидание под дождем – они теперь, кстати, женаты; даже охранник, который пустил нас на смотровую площадку. Все они часть этой истории.

Двери в зал открылись, и публика начала заполнять кинотеатр. Марат заметил среди гостей известных деятелей культуры, журналистов, представителей городской администрации.

– Пора, – шепнула Камила, легонько подталкивая его к сцене.

Марат поднялся на небольшой подиум перед экраном. Зал постепенно затих.

– Добрый вечер, – начал он, оглядывая лица зрителей. – Когда я вернулся в Бишкек год назад после десяти лет отсутствия, я думал, что буду снимать фильм о том, как изменился город. Но благодаря одному случайному знакомству, – он улыбнулся Камиле, стоявшей в стороне, – я понял, что хочу рассказать о том, что остается неизменным. О месте, которое для многих из нас является точкой отсчета – во времени и в пространстве.

Свет в зале погас, и на экране появились первые кадры: раннее утро, пустая площадь, башня с курантами в лучах восходящего солнца. Затем – первые прохожие, спешащие на работу, сверяющие часы с курантами.

Марат тихо сел рядом с Камилой. Она взяла его за руку и шепнула:

– Знаешь, что самое удивительное? Мы провели у башни всего один день, а сняли истории, которые охватывают целые жизни.

– Потому что время – странная штука, – так же тихо ответил он. – Иногда один день может рассказать больше, чем годы.

На экране куранты пробили полдень и над площадью разлилась знакомая мелодия. Марат почувствовал, как что-то сжалось в груди – не от грусти, а от осознания, что он наконец вернулся домой. Не в географическом смысле – он жил в Бишкеке уже год, – а в каком-то более глубоком, личном.

Когда фильм закончился финальными кадрами с высоты башни, в зале на несколько секунд повисла тишина, а затем раздались аплодисменты. Люди вставали с мест, некоторые украдкой вытирали глаза.

После показа, когда основная часть гостей разошлась, Марат и Камила вышли на улицу. Было почти полночь.

– Пройдемся до башни? – предложила Камила. – Для полноты круга.

Они неспешно шли по ночному городу, и Марат думал о том, как странно устроена жизнь. Он объехал полмира в поисках историй, которые стоило рассказать, а самая важная ждала его здесь, в городе, где каждый час куранты отбивают не просто время, а ритм человеческих судеб.

Башня встретила их привычным величием. Минутная стрелка приближалась к двенадцати.

– Загадаешь желание? – спросила Камила, глядя на часы.

– Уже нет необходимости, – улыбнулся Марат. – Кажется, все, чего я хотел, уже сбылось.

Куранты пробили полночь, и национальная мелодия разлилась над спящим городом, соединяя прошлое и настоящее, истории и судьбы, время и пространство.

Справка об объекте

Башня с курантами,

Кыргызская Республика, г. Бишкек,

Чуйский пр., 96

Вот уже более 60 лет бишкекцы приходят к башне с курантами, дабы сверить часы. Башня, возведенная в советскую эпоху, сегодня считается одним из главных символов кыргызской столицы и часто изображается на открытках, магнитах и различной сувенирной продукции. Часы, если не считать ремонтов, бесперебойно работают с момента своего запуска. О наступлении нового часа куранты оповещают жителей города звучанием национальной кыргызской мелодии, что придает им особого шарма и колорита. Старожилы рассказывают, что с вершины башни открываются прекрасные виды на Бишкек, но проход туда, увы, закрыт.

Источник: https://dzen.ru/a/ZHc_L-aa2VwhIm1I

Встреча у Вечного огня

Петр Соловьев

Аскар Джумабаевич поправил галстук и взглянул на часы. Без четверти девять. Он всегда приходил на площадь Победы раньше основной толпы – так было спокойнее. Семьдесят пять лет прошло, а он до сих пор не любил шума.

Утренний Бишкек встречал его прохладой и тишиной. Старый учитель неторопливо шел по аллее, опираясь на трость. Ноги уже не те, что раньше, но пропустить Девятое Мая он не мог себе позволить.

Площадь была почти пуста. Только дворники заканчивали свою работу, да пара полицейских негромко переговаривалась у входа. Аскар Джумабаевич кивнул им и направился к центру площади, где возвышался арочный мемориал с Вечным огнем.

– Здравствуй, отец, – тихо произнес он, останавливаясь у огня.

Ответом ему было лишь легкое колебание пламени. Аскар никогда не видел своего отца – тот ушел на фронт, когда мать была беременна. Не вернулся. Затерялся где-то под Курском, оставив после себя только фамилию и несколько выцветших фотокарточек.

Аскар достал из внутреннего кармана пиджака потертый конверт. В нем хранилось единственное письмо отца с фронта. Он не перечитывал его – знал наизусть. Просто держал в руках, словно через пожелтевшую бумагу мог почувствовать тепло отцовских рук.

Скульптура женщины-матери смотрела вдаль, туда, где для нее навсегда остался 1941 год. Аскар понимал этот взгляд. Его мать так же смотрела в окно каждый вечер, даже когда ему, Аскару, было уже за пятьдесят.

Он сел на скамейку напротив мемориала. Отсюда открывался вид на всю площадь. Скоро здесь будет не протолкнуться – придут ветераны с орденами, школьники с цветами, чиновники с речами. А пока можно посидеть в тишине, слушая, как город постепенно просыпается.

Сорок лет преподавания истории в школе, и каждый год – этот ритуал. Коллеги давно перестали удивляться его настойчивому желанию проводить уроки о войне. «Зачем детям эти старые раны?» – спрашивали они. Аскар не спорил. Просто продолжал приходить сюда и рассказывать своим ученикам не о датах и сражениях, а о людях.

Солнце поднималось выше, площадь постепенно заполнялась людьми. Аскар Джумабаевич наблюдал за происходящим с привычной внимательностью учителя. Семьи с детьми, пожилые пары, школьники в парадной форме – все они двигались в своем ритме, создавая пеструю картину праздника.

Внезапно его внимание привлек молодой человек, который явно выбивался из общего настроения. Парень лет двадцати в джинсах и простой футболке стоял у края площади, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он то доставал телефон, то снова прятал его в карман, словно не решаясь что-то сделать.

Аскар невольно улыбнулся. За годы работы в школе он научился распознавать это выражение лица – так выглядят студенты, которые не подготовились к занятию и теперь лихорадочно придумывают оправдание.