СРО

– Витя, мы здесь, ― Рейган помахал Хлопотову пивной кружкой, разбрызгивая пену на окружающих, ― присаживайся, сейчас тебе пару «дринков» принесут. Мы со Светой тоже с крепкого начали, а теперь пивком полируем.

– Заметно, ― Хлопотов безошибочно определил стадию Рейгана: не пьяный, но изрядно навеселе, в таком состоянии он мог удачно острить и придумывать креативные ходы. Света внешне была спокойна, но глаза ее выдавали. Предсказать поведение женщины, выпившей наравне с гуманоидом, практически невозможно. В следующую секунду она могла полезть на сцену и устроить стриптиз, могла свалиться под стол, а могла просидеть весь вечер, тараща осоловелые глаза на Рейгана.

– Чего они все так орут? ― Хлопотов, поморщившись от выпитой водки, разглядывал посетителей.

– Прямой эфир. Сажают зонд на малоизученную планету. Аппарат строили конструкторы из нераскрученного КБ. Букмекеры все еще принимают ставки, ведь хреновина может стать космическим мусором в любой момент.

– Понятно, ― Хлопотов осушил вторую рюмку.

– Витек, ты бы позвонил жене, ведь она работала с этими инженерами. Может, шепнет нам по секрету, чего там, в срошных верхах, решили: сядет зонд или нет?

– Тебе надо, ты и звони. Премию получил за моральный ущерб? Вот и спусти ее на тотализаторе, шальные деньги все равно счастья не приносят.

– Это точно, ― всхлипнула Света, ― гори они огнем эти ипотеки, машины, бонусы. Еще один такой допрос, и я на себя руки наложу.

– Светик, Витек, ну что вы, ― Рейган выглядел бодрячком, будто это не его сильней всех избивал Быков, ― радуйтесь, что все обошлось.

– Зачем ты позвонил в Заветы Ильича и сообщил о бомбе? ― Хлопотова злила непрошибаемость приятеля.

– Тебя хотел прикрыть. Я ведь думал, ты с бабой. На твоем месте любой бы завел подругу, не все же на жену-мегеру дрочить. Ой, извини, Света.

– А если бы тебя Охальник в полицию сдал?

– Не сдал бы, я ведь работник СРО, а корпорации своих не закладывают, потому что мы о космосе слишком много знаем.

– Стратег хренов, ― Хлопотов заметил, что Света как-то необычно смотрит на Рейгана. ― А вам-то, Светлана, Быков что инкриминировал?

– У меня на компьютере нашли секретные документы, к которым у меня нет доступа. Забыла удалить из корзины.

– Это она за мной ошибки поправляла, ― Рейган был явно доволен собой.

– Не стыдно, морда гуманоидная? ― Хлопотов диву давался, как это Рейгану все сходит с рук. ― Подставил ни в чем не повинного человека.

– Нет. Это все Быков, он брат моего мужа. Они оба офицеры космических войск, раньше мы все в одном гарнизоне служили. Однажды, во время полковой попойки, Быков принудил меня к близости с командиром части, угрожая, что в случае отказа мужа переведут в Забайкалье. Мы столько раз переезжали по военным городкам, годами жили в тайге, а тут такое счастье ― дивизия, расквартированная в республиканском центре. Я согласилась.

– Скотина Быков, ― Рейган нежно погладил Свету по волосам, ― надо было, Витек, нам с тобой эту мразь с вертолета тогда скинуть.

– Он и сам поразвлекся после полковника, ― продолжала Света. ― Я благодарила бога, когда Быкова выгнали из армии за воровство. Но он не отстал, в «Космопром» меня устроил якобы в качестве компенсации, мужу помог в академию генштаба поступить. Пятый год мы в Москве, и я терплю ради детей. Здесь ведь школы, институты, а в провинции их бы в гуманоидов превратили.

– Быков заставлял вас шпионить за нами? ― Хлопотов не переставал удивляться страстям, кипевшим в его департаменте.

– Специально для этого и пристроил, но я вас всегда старалась прикрывать: бутылки выносила, почту подчищала, кофемолку включала, когда вы что-нибудь по поводу Охальника или СРО-проекта шутили.

– Значит, нас слушали?

– Да. Поэтому меня и схватили. Рейган мне все время комплименты делает, вот Быков и подумал, что у нас роман. Я призналась, чтобы перестали бить, хотя между нами ничего такого не было.

– Это надо исправить, ― нашелся Рейган, ― чтобы не было обидно за наказание без преступления.

Света расплылась в пьяной улыбке, а Рейган полез на сцену, где настраивали инструменты музыканты местного ансамбля. Вдруг весь бар заревел, в мониторы полетели пивные кружки, Света крикнула от страха. Главный ньюсмейкер недели ― геодезический исследовательский зонд ― рассыпался на куски, только соприкоснувшись с поверхностью планеты. Ставки росли после каждого успешно пройденного этапа: отстрел крышки, парашют, пуск тормозных двигателей ― и тут ― на тебе. Тот, кто ставил на аварию, разбогател. А владелец конструкторского бюро, наверное, где-то мылил веревку ― СРО-проект отторг его бюро, видимо, инженер поделился не со всеми.

Крики отчаяния и радости сменил равномерный гул. Те, кто ставил на катастрофу, угощали выпивкой проигравших оптимистов. В зале шло повальное братание, грозившее перерасти в массовую драку. «Пора убираться отсюда», ― подумал Хлопотов. Рейган крикнул со сцены: «Песня посвящается девушке Свете ― самому светлому существу в известных нам галактиках!».

«Там, где клен шумит над речной волной

Говорили мы о любви с тобой»

― горланил Рейган беспроигрышную лирическую балладу, когда Хлопотов выходил из бара. Уже через час он стоял на мосту и смотрел на суету вагонного участка.

На тупиках кипела жизнь: пришелицы со шлангами мыли сцепленные вагоны, по тупикам курсировали кары с тормозными колодками и самосвалы с углем. На объездной дороге формировался состав. Пахло углем. Повсюду сновали человечки, вернее, гуманоидики, в оранжевых жилетах. «Ну что, Витек, ― мысленно обратился к себе Хлопотов, ― напряги воображение, представь, что ты ― гуманоид. Ты сможешь, все могут, значит, и ты сможешь». Он постоял еще немного, плюнул с моста и направился в отдел кадров.

Заполняя анкету, Хлопотов немного замялся, но все же указал в графе «происхождение», что является пришельцем. Далее он бегло прочел должностную инструкцию и удивленно отметил, что слесарю вагоноремонтной бригады полагается надбавка за пребывание в «вынужденной позе».

– Что это? ― поинтересовался он у девушки, которая отгородилась от посетителей решеткой.

– Вам же в вагоне на коленках ползать и нагибаться неудобно придется. Это к болезням суставов приводит. Разве вы не знаете? Вы же говорили, что у вас есть опыт работы по специальности?

– Есть опыт, вот держите, ― Хлопотов просунул между прутьев заявление, анкету и паспорт.

– Не возьму, не пихайте, ― кадровичка отбросила заявление Хлопотова, листок упал на пол, пришельцы с интересом наблюдали за сценой, ― у вас же в паспорте четко написано: человек. Мы людей не принимаем ― приказ вышел по московской железной дороге.

– У меня пятый разряд по слесарке!

– Знаем мы ваши разряды: на фотопринтере что угодно слепите. Приходил уже тут один, блогером оказался. Проработал всего неделю, а такого понаписал, будто у нас тут бордель на колесах, а не вагонный участок. Как только руки не отсохнут у таких. Из-за него нашего начальника в СРО «РЖД» вызывали, теперь он с инфарктом в институте Склифосовского лежит.

– Да я же свой, я пять лет у вас работал.

– Уходите, я сказала, а то вам сейчас ребята бока намнут, ― на Хлопотова хмуро поглядывали пришельцы в промасленных робах и приветливо рассматривали проводницы, по-видимому, принимая его за министерского ревизора.

Пришлось повиноваться. Хлопотов хмуро поплелся к метро. В кармане зашевелился телефон.

– Здравствуйте, мама, ― ответил он теще.

– Витя, ты если не можешь ничего в этой жизни, то так и скажи. А то лезешь везде, только хуже всем делаешь. Ко мне соседка приходила, скандал устроила, ты, когда кран менял, весь потолок ей залил. Специалист, называется!

– Вы не знаете, где сейчас Надя?

– Это у тебя надо спрашивать, ты ― муж. Я ей всю ночь звонила, абонент не доступен. Знаешь, я хоть и ценю добродетель, но если Надюша нашла себе какого-нибудь надежного мужчину, я их благословлю.

– Кому вы нужны после своих Аматидисов и Охальников? А убытки соседке я сам возмещу, пришлите счет. До свидания.

11

«Неразумно, ой как неразумно было приходить сюда вместе с Антигоной. Грек, может быть, и не знает про номер в отеле, но заказчик-то точно в курсе. Еще Мальков. В любую минуту могут нагрянуть атлеты Аматидиса или люди заказчика. Но куда ее было вести ― в нашу малогабаритную однушку?» ― думал Юра, шевеля пальцами ног и разглядывая обои.

Сразу после близости, как только Антигона заперлась в душе, Юра исследовал простынь, но не обнаружил крови. Потом, подчиняясь приступу неконтролируемой подозрительности, он зашел с телефона Интернет и ввел в поисковик фразу: «Кровь при дефлорации». Аргументы корифеев из серии «у всех все по-разному» не удовлетворили Юру, и он пошел по следу. На коленках он повторил путь своей юной любовницы от кровати до ванной и, обнаружив серию капель, почувствовал мгновенный прилив радости, который тут же сменился досадой.

«Как собака, ― корил он себя, ― еще бы понюхал, настоящий мужчина-человек никогда бы не оскорбил партнершу подозрением. Проклятая отцовская кровь, гуманоид, чистый гуманоид». Им овладел приступ самобичевания: «Забыл даже спросить: больно ли ей было? Вместо этого валялся потный и яйца чесал. Животное. Ненавижу себя, ненавижу, она же мне жизнь спасла, а я тут пятна выискиваю».

Юра ударил кулаком по подушке: «Спасла, отдалась мне, теперь бежать со мной готова. А я?» Стыдливое воспоминание обожгло щеки: когда он суетливо целовал живот Антигоны, она легко толкнула его голову вниз, а он… «Боже, как стыдно, зачем я уперся?» ― замешательство Юры длилось недолго, но пока он колебался, вспоминая отцовские шутки про мамино тело и женские запахи, Антигона могла бы обидеться.

Женский мир после знакомства с ним оказался еще более сложным и таинственным. Но один вывод Юра все же сделал: «Девушка отличается от пришелицы тем, что хочет получать от жизни удовольствие и готова ради этого постараться».

Наконец, из ванной вышла голая Антигона. Полотенца на ней не было, она и не думала стесняться своего парня, и это было восхитительно.

– Знаешь, я хотел тебя спросить про ружье, ― Юра подумал, что зря начал этот разговор, можно было отложить, но сейчас его этот вопрос мучил его сильнее всего. Так остро он не переживал даже чувство страха перед Быковым, Мальковым и Аматидисом. «Догадалась ли она, что я пришел, чтобы убить ее отца? ― думал он. ― Если нет, то правда станет причиной нашего разрыва. Не хотелось бы, черт возьми. А если да? Может, она решила взять меня в любовники, чтобы избавиться от сумасброда-Аматидиса? Она же его наследница, я как-то об этом совсем не думал. Почитаешь человеческие книги, так страшно с женщиной в одной постели лежать. Особенно, когда вспомнишь, как Антигона дротики метает. А писатели у них: Кристи, Донцова, Маринина ― все женщины, ни одной пришелицы. Причем, что ни героиня у них, то мокрушница. Может, у людей так принято: не посудой друг в друга кидаться, как отец с матерью, а сразу стрелять?».

«Тьфу. Самому противно, ― Юре сложно было поверить в эту версию, потому что он знал правильный ответ. ― Горожу ахинею, очерняю ее, а все для того чтобы на ее фоне собственная мерзость не так выделялась».

– Ну, спрашивай же, ― Антигона целовала Юру в шею, в ухо, в ключицу, а он лежал и вспоминал, как его чуть не убили.

Борцы выломали дверь и заломили руки. «Хоть поцеловать успел напоследок», ― мелькнуло тогда в голове, мог ли он знать, что успеет гораздо больше. Казалось, все, вот сейчас перережут горло, и станет темно. Было страшно.

Но Аматидис, на Юрино счастье, любил поговорить с пленниками:

– Напрасно ты, ничтожный гуманоид, задумал дочь мою облобызать, ― слова грека крепко врезались в память.

Ведь говорил он как раз о том, что мучило Юру с рождения. О какой-то мойре, богине судьбы, что дает золотую нить лишь достойным. Таким храбрецам, как Аматидис. Поэтому он живет во дворце, а Юра достоин шерстяной бечевки: «Судьба твоя: лопата, телевизор да пришелица-жена».

– Но ты посмел обнять царевны тело. За это будешь ты убит, ― Аматидис взял долгую паузу.

Юре тогда показалось, что он чувствует ток крови в венах и аортах:

– Мог жить ты долго, но перечить стал ты воле Зевса. Да будет долгой твоя смерть!

Грек долго тряс кулаками над головой и красочно описывал предстоящую казнь:

– Сначала я проткну тебе живот. Не сильно, мы же не японцы. В ту брешь мы напихаем бычьих жил, кишок и требухи. Того добра, что мухи любят. Оно валяется в достатке возле бойни. Затем мы свяжем стопы ног твоих и бампер колесницы, поедем медленно во двор, где будут псы и птицы рады полакомится телом гуманойда.

Юра не смог бы смотреть такое зверство даже по телевизору. Он жалел, что заказчик не вшил в ворот его тенниски ампулу яда. Этот шпионский аксессуар был бы весьма кстати, когда голого Юриного живота коснулось холодное острие копья.

– Не сметь! ― крикнул вдруг чей-то детский голос, нет, не детский, девичий.

Антигона! Она держала в руках Юрину винтовку. Тогда-то Юра и почувствовал, что любит эту девочку. Чувство это было даже сильнее, чем к матери, потому что собственного рождения он помнить не мог, а Антигона подарила ему жизнь здесь и сейчас. Аматидис вынужден был убрать копье, так как в голову ему целилась прекрасная амазонка.

– Юра, ко мне, ― Антигона дождалась, пока он пересечет скотный двор и спрячется за ее спиной, и стала медленно отходить.

– Афина-Паллада, ― взмолился грек, ― укроти мою дочь, как обуздала ты коней Пегаса!

– Папа, я сегодня сделала открытие: у меня под кроватью камеры скрытого наблюдения. Скажи, в душе тоже есть? Твои спартанцы-дагестанцы смотрели, как я моюсь?

– О дочь! Те камеры давно установил я, когда ты девочкой была и пряталась под ложем, шепча свои посланья Дедушке Морозу. Я сделал это, чтобы знать, какой тебе нести подарок.

– Так вот как пропали мои японские комиксы.

– О боги, это порнография была!

– Порнография ― твои космонавты с голыми письками!

– Будь проклята та мать, что родила тебя!

– Отсуди у нее компенсацию за бракованный плод!

Дальше Антигона показала, что водит автомобиль-колесницу ничуть не хуже, чем бегает, метает и стреляет. Однако от преследователей удалось оторваться лишь в метро, где дочь Аматидиса присела на корточки, а Юра смешался с серолицей толпой гуманоидов.

– Так что ты подумала, когда нашла винтовку? ― Юра решился.

– Я решила, что оружие нужно для того, чтобы мы с тобой могли бежать в Индию или на Тибет. Правильно?

Юра хотел сглотнуть, но слюна вдруг исчезла изо рта:

– Правильно, ― было чувство, что он выхаркнул лезвие, так больно было врать. Но он хотел, так хотел, чтобы она опровергла теорию Аматидиса насчет золотых и шерстяных нитей судьбы и побыла с ним хотя бы еще разок.

Антигона облизала губы и подмигнула Юре:

– Сходи в душ, я тоже хочу тебе кое-что сделать.

Юра не решался:

– А тебе не будет противно?

– Когда любишь человека, любишь его всего.

Юра обомлел: «Человек. Вот так просто. Без всяких операций, без пометок в паспорте. Человек, и все тут!».

12

Хлопотов как мог затягивал беседу с Охальником, в паузах между словами напрягал слух, надеясь услышать шум лопастей спасительного вертолета, но тщетно ― Надя не спешила в мотель. «Эсэмэска доставлена, ― волновался Хлопотов, ― может, она его не ревнует? Может, ей плевать на то, с кем он и где. Тогда я влип».

Словно в подтверждение этой мысли Охальник нежно дотронулся до хлопотовской руки:

– Знаешь, Витя, этот мерзкий допрос, который устроил Быков, кое на что мне приоткрыл глаза. Ты ведь не так прост, как кажешься.

– Серьезно? ― Хлопотов высвободил руку, якобы для того, чтобы сделать глоток вина.

– Признаюсь, не ожидал увидеть в исполнительном клерке думающего человека, да еще с такими познаниями в литературе.

– Это вы про Пелевина?

– Знаешь ли ты, что пару десятков лет назад именно я предложил включить его роман в школьную программу?

– Зачем? Там же намек, да что там намек ― прямое описание фальсификации космических программ.

– Вот именно. Запрети такую книжку, сделаешь ей рекламу, спровоцируешь нелегальное распространение, превратишь шуточную побасенку в библию оппозиции. А под угрозой учительской указки кто ее будет читать? Правильно, две очкастые отличницы, которые получат пятерку и забудут навсегда, что там написано. Удивительно, что у тебя до этой книги руки дошли. Как? Зачем?

– Мне корабельный механик, мой непосредственный армейский командир, посоветовал. Я, когда увольнялся из армии, спросил его, не стыдно ли ему Родину разворовывать? А он ответил: как домой приедешь, возьми в библиотеке «Омон Ра», читай по главе в день перед просмотром новостей. Когда смысл происходящего дойдет, воруй, делай карьеру, баб пользуй или эмигрируй, а то сопьешься.

– Сильно, ― Охальник потрепал Хлпотова по щеке, ― все это называется Кривомазовщина. В честь героя книги «Омон Ра». Мой термин, я ведь с первых дней в СРО-проекте.

– А зачем он, весь этот проект? На фига врать самим себе?

– Ну как зачем? Русский национальный характер подразумевает патетический самообман. Не прищуришься ― не выживешь в России. И до нас врали. Но кто? Хунта кагэбэшников, которая правила между кризисами, что, не врала? Врала, как и вся власть, начиная от первых князей и до наших дней. Но их вранье было без фантазии, они пользовались советской терминологией, у них кроме размытой идеи «единства» ничего не было. «Чтобы сохранить страну в ее географических границах, все средства хороши» ― далеко ли уедешь на таком хлипком тезисе?

– Не знаю, я тогда маленький совсем был.

– А я знаю. Непродуманная во всех деталях социальная мифология приводит к политической напряженности. Был момент, чуть до революции не дошло. А в наших условиях ― это катастрофа. И тут пришли мы, вернее, еще не мы, а наши учителя, которые были пиарщиками от бога, постмодернистами, блогерами-миллионниками. Они научили нас, а потом и всех остальных, врать от души. На фоне чиновничьего мракобесия даже идеи Аматидиса, эти культурологические отсылки к античности выглядели свежо, никто ж не знал, что в будущем он свихнется и доведет идею до абсурда.

– Все бы ничего, если б вы полстраны в гуманоиды не записали.

– Кто их записал? Мы? Ха-ха! От них что, кто-то скрывает правду? Порыскай в Интернете ― вся информация в открытом доступе. Пиар-проект «Космическая колонизация» только придал легитимность их собственному ничтожеству. Раньше они в своих бедах обвиняли жидов, коммунистов, олигархов, американцев. А те им в ответ: свиньи, быдло, люмпены! Так и перерезали бы друг друга. А теперь все тихо: одни бедные, потому что пришельцы, для рабов и так неплохо устроились, другие богатые, потому что ― люди.

– Если так, то вся ваша иллюзия держится на соплях и может рухнуть.

– Никогда, Витя, пойми ты, наконец, никогда она не рухнет. Тысячелетия люди молятся богу, то есть просят у духа материальных благ и не видят в этом противоречия. Самый сильный обман ― самообман, и чем иллюзорней реальность, тем более она материальна.

– Как это?

– Полвека назад, после вступления России в ВТО, не стало отечественной промышленности. Но товары были, и собирали их русские рабочие для русских потребителей на территории России. Пусть прибыль шла иностранным концернам ― кто разбирается в этих финансовых схемах? Первые зарплату получают, вторые машины, третьи свои миллионы. Все довольны.

– Но товары были, а ракет-то нет. Нет планет, богатых нефтью, покоренных галактик, нет инопланетных рабов.

– Все есть. Ракеты есть, раз за полеты на них платят зарплаты, надбавки и пенсии. Люди изображающие пришельцев, выжигают поляны вокруг космодромов, имитируя старты ракет, производят нано-трубки, которые пойдут на растопку этих костров. Все продумано. Настоящие гуманоиды России не нужны, ей и своих рабов хватает. А залежи нефти, Витя, имеют природное свойство обновляться. Пелевин об этом тоже писал. Только происходит это без помощи волшебных коров, без всяких там крошечек-хаврошечек. Ученые доказали.

– А вдруг эта гипотеза ― такая же липа, как ваша космическая колонизация? Что, если, геофизики подумали: «Пелевина все равно никто не читает, почему б тогда нам всем не притвориться, что нефть бесконечна?»

– Исключено. Это были британские ученые.

– Странно, ― размышляя слух Хлопотов, ― вы вроде с Амаидисом враги, но доводы у вас одни и те же.

– Когда-то Макарий был моим приятелем, мы вместе работали в идеологическом отделе правительственной молодежной организации, вместе историю колонизации придумывали, вместе проект СРО писали. Он тогда был веселый, спортивный, бабам нравился. Но легкости в нем не было, а в работах его игры. Все он какую-то патетику выдавал, почву искал везде, к корням отсылал. Сначала у него былинные герои в каждом проекте вылезали. Но эту тему ему запретили, сказали, что от богатырей ленью и косностью попахивает, а это с брендом модернизации не вяжется. Тогда он вспомнил про себя, что он краснодарский грек и придумал всю эту чудо-архаику про возвращение к родоплеменной древнегреческой этике. Его правительство за это даже орденом наградило.

– Зачем?

– Ну как, он большое дело сделал: объяснил россиянам, тем, которые в гуманоиды идти не захотели, почему их стало втрое меньше. Он сказал им: «Вы забыли богов, вы потеряли идеалы. Падение патриархального уклада, непопулярность брака, засилье гомосексуализма ― вот что сокращает численность популяции свободных граждан России».

– А на самом деле?

– А на самом деле ― больше не нужно. Нефть ― есть кому добывать, газопроводы ― есть кому обслуживать, а остальным по стакану водки на дорожку и добро пожаловать в гуманоиды.

– И Аматидис в курсе? Просто он так искренне сокрушается, что люди вырождаются, молодежь клянет…

– Поэтому я с ним и борюсь: он поверил в свой лжедискурс. Он предал СРО-проект, перестал подмигивать и поэтому стал опасен. У власти должны стоять трезвенники. Мозги надо, как порох, держать сухими, а у него просто крыша поехала.

– А вы не думали, что весь ваш проект сводит на нет назначение человечества?

– Ты знаешь, в чем оно?

– Я думал так: человек меняет планету. Процесс этот «терраформирование» называется, вы в курсе. Земля терпит. Для чего? Может, думает, что мы разовьемся до такой степени, что сможем остановить суперастероид, который когда-нибудь прилетит, чтобы сбить ее с орбиты. Тогда вся ваша космическая профанация ― могила человечества.

– Витюша, ты идеалист. После эпохи постмодерна, после эры СРО это просто смешно. Смешно, но мило. Ты мне этим очень нравишься. Потому я и предлагаю тебе занять место супруги в совете директоров и в моем сердце, ― Охальник приблизился для поцелуя, вцепился взглядом в глаза Хлопотова. ― Ты готов?

– Господин Охальник, а вы в душ разве не пойдете?

Охальник пошел мыться, пообещав по выходу из ванной стать хлопотовским господином по-настоящему. Виктор тем временем несколько раз повторил отправку сообщения Надежде. Когда вода в душе перестала шуметь, он все понял и просто попросил жену о помощи.

– Ты еще одет? ― поинтересовался Охальник и сбросил полотенце.

– У вас телефон пиликал, может, что-то важное по работе? ― Хлопотов тянул время, цеплялся за последнюю соломинку, вдруг Надя все-таки прилетит.

Охальник прочитал сообщение и рассмеялся:

– «Надя, бери вертолет и прилетай на сто третий километр Минского шоссе. Придорожный мотель. Комната 101. Там ты увидишь своего любимого Охальника в неожиданном амплуа. Вряд ли после этого у тебя останется хоть капля восхищения по отношении к своему любовнику. Твой муж Виктор».

Хлопотов обомлел.

– Конечно, я читаю всю вашу переписку, ― признался Охальник, ― и разговоры слушаю. Вас ведь только оставь без присмотра, сразу интриги начинаете плести. Даже ты. Эх, переоценил я тебя, Витек. Посмотрим, что ты тут еще понаписал: «Надя. Умоляю. Спаси!» Нет, Витя, никто тебя не спасет. Твоя жена меня разлюбила лет эдак десять назад, а в последнее время я вообще перестал ее контролировать. Жаль, ваша пара подавала надежды.

Охальник присел на край кровати:

– О люди, вы ― неправильные приматы! Витя, ты слышал что-нибудь о бонобо?

Хлопотов помотал головой:

– Эти обезьяны не знают насилия, их самцы не подавляют самок, спаривание для них не акт агрессии, а инструмент разрешения всех конфликтов. Все члены популяции ласкают друг друга, играют гениталиями, резвятся даже с представителями своего пола. А когда на их границы нападают другие обезьяны, они вместо войны устраивают оргии. Такой прием обескураживает воинственных обезьян, и те удаляются в джунгли, полагая, что победили. Разве это не прекрасно?!

Рассуждая, Охальник надевал на голое тело резиновый костюм:

– К сожалению, люди предпочли произойти от предка шимпанзе, пестующего культ насилия и сексуального подчинения. Печально, Витек, но придется и тебе подчиниться. Как говориться, назвался груздем ― снимай штаны!