Твоя Мари. Энигма

скачать книгу бесплатно


Я сидел на полу напротив него и, потягивая дым из второго мундштука, слушал, не понимая, как можно отказаться от возможности подчинять себе женщину. Те практики, что я применял здесь с его нижними, заводили меня куда-то наверх, я чувствовал себя властелином, богом, я испытывал совершенно иное удовольствие – и даже секс с ними мне не был нужен для разрядки. Если честно, в этом плане меня абсолютно устраивала Мари – в постели она была хороша и совершенно растворялась во мне, в моих потребностях. Если бы еще она могла так в экшене…

А потом я встретил Нику. Об этом не хочу вообще, эта была самая большая ошибка в моей жизни – ванильная Ника. Жениться я не хотел, так и сказал сразу – если хочешь, будем жить вместе, но штампа не будет. Она согласилась и вскоре объявила, что ждет ребенка. Это был удар, который я пропустил…

А Мари ушла от меня. Не знаю, догадалась ли про Нику, или просто очередная вожжа попала под хвост, но однажды я пришел в дядькину квартиру, а там на столе ключ. И все – ни записки, ни вещей, ничего. Она не отвечала на телефонные звонки, не попадалась мне нигде, хотя работали мы в одной больнице. Как умудрялась – черт ее знает. Я бесился, но сделать ничего не мог.

Ника родила сына, но даже это не заставило меня на ней жениться, хотя фамилию пацану я дал. Но почему-то с его рождением мы все дальше и дальше отходили друг от друга, как будто сын, названный в честь моего отца, не сблизил нас, а растолкал по разным сторонам. Я все реже бывал дома, все чаще заваливался в комнату в дядькиной квартире, притаскивая туда какую-нибудь голодную сабочку, подцепленную у тематических приятелей, которых к тому времени уже было достаточно.

Но это не могло заменить мне Мари, даже не знаю, почему. Мне казалось, что они все делают не так – не так стоят, не так поднимают вверх руки в наручниках, не так опускаются на колени, даже рот открывают не так…

Это было похоже на психоз. Мне нужна была Мари – а ее не было. Она уволилась из больницы и пропала.

Мы встретились вновь через пять лет. Это было нелепо, смешно, по-дурацки. Я приехал в автосервис на окраине, мне кто-то на работе посоветовал тамошнего спеца. Загнав машину, я взял кофе в небольшом павильончике на территории, закурил, пристроившись на лавке рядом. Был апрель, кругом все таяло, самый отвратительный месяц. Но солнце светило уже совсем весеннее, яркое, я нацепил темные очки и покуривал, рассеянно оглядывая большой двор, заставленный КАМАЗами, и довольно большое здание в виде буквы «П», в котором располагались автомойка, автосервис и магазин, торгующий запчастями. И вдруг я услышал голос. Этот голос даже спустя пять лет я не перепутал бы ни с чьим…

Мари, в джинсовом обтягивающем комбинезоне, распахнутой кожаной куртке и высоких кожаных ботфортах стояла посреди двора, уперев руки в бока, и крыла матом какого-то бичеватого мужика. Тот чесал репу и что-то бормотал, но Мари не слушала, поливая его на чем свет стоит. Прислушавшись, я понял, что это сторож, что он запил, а Мари обещает выкинуть его на улицу и даже вещи не дать собрать. Ого… выходит, это все ее, что ли? Не хило так…

– Громко орете, Мария Викторовна, – заметил я вслух, когда сторож свинтил куда-то в угол двора.

Мари резко обернулась, увидела меня и замерла.

– Дэн? Ты как тут?

– Да я-то тачку в сервис пригнал, а вот как тут ты?

Она неопределенно махнула рукой:

– А я тут в аренду все это сдаю.

– Откуда дровишки? – выбрасывая в урну пустой стакан и вставая, поинтересовался я.

– Неважно.

Я подошел к ней вплотную, взял за руку и почувствовал, что она дрожит. Тогда согнутым пальцем второй руки я поднял голову Мари вверх за подбородок и заглянул в глаза:

– Бросить меня решила, значит?

– Перестань, Диня, пять лет прошло… – она попыталась вырваться, но я держал крепко.

– И как – нашла нового Верхнего?

По тому, как дернулось у нее веко правого глаза, я понял, что попал в точку – нет, не нашла, а Голод такой, что сейчас ее на что угодно можно уговорить. Мазохизм – это как наркомания, только тем вещества нужны, а этим – боль.

– Поедем ко мне, – хрипло сказал я, чувствуя, как в джинсах все заполыхало от предвкушения. Давненько со мной такого не случалось… – Поедем, зайка, тебе будет хорошо… тебе ведь нужно, я вижу… поедем, я сделаю так, что ты обо всем забудешь…

Она вообще не сопротивлялась, села в только что выгнанную автослесарем машину, махнула ему рукой и сказала, что приедет через пару дней. Я рассчитался за работу и прыгнул за руль.

Ехали молча, но я слышал, как тяжело дышит Мари, отвернувшись в окно, а я мог думать только об одном – скорее добраться. Войти в комнату, запереть дверь, раздеть ее догола, долго-долго целовать всю, а потом толкнуть к кресту… а уж там – ну, как пойдет.

Первым делом, заперев дверь, я щелкнул кнопкой магнитофона, и комнату заполнила «Энигма» – «Mea culpa», я любил эту песню. Мари закрыла глаза, и мне вдруг пришла в голову идея. Я вынул из шкафа маску – такую, как используют для сна в самолетах, но кожаную. Она валялась у меня без дела пять лет. Закрыв Мари глаза повязкой, я начал раздевать ее, стараясь не прикасаться к коже – боялся кончить, как подросток, настолько сильно хотел ее. Под джинсами у нее были чулки – эту дурацкую привычку она подхватила сразу после школы, но сейчас вид этих черных чулок завел меня еще сильнее. Я опустился на колени и прижался щекой к ее обнаженному животу, боясь дышать. Кожа Мари пахла чем-то знакомым, от чего у меня внутри все свернулось в клубок. Нет, надо срочно что-то делать, пока я не похерил весь экшн своей ванилью…

Я зафиксировал ее к кресту, сам быстро переоделся в белую рубаху, закатал рукава и вытряхнул в кресло комплект девайсов. Нет, не могу, надо сначала напряжение сбросить… Я подошел к обездвиженной Мари, просунул руки между ее грудью и крестом, прижался к ее спине, задышал ей в шею и почувствовал, как она подалась назад, навстречу мне, поднимая ногу и закидывая ее мне на бедро. Мне совершенно отвинтило голову, я осторожно опустил руку и вошел, услышав, как она застонала и выгнулась еще сильнее, навстречу моей руке. Черт… я уже не хотел экшен, хотел просто трахать ее, привязанную, так, чтобы она кричала и извивалась, подчиняясь тому ритму, что я могу задать…

Все закончилось довольно быстро, я ждал, что сейчас она отпустит какую-то из своих колких шуточек по поводу моей новоявленной скорострельности, но Мари молчала, только дышала тяжело и прерывисто, упираясь лбом в крест и пытаясь восстановить дыхание.

– Ну что, Машуля, полетели? – я взял с кресла флоггер и взмахнул рядом с ней. – Ты как хочешь – помягче, пожестче?

– Не говори… просто делай… – прошипела она, выгибая спину, и я, размахнувшись, нанес первый удар.

Это всегда как в воду нырять – первый удар, первый ответ, первая красная полоса на коже… Дальше все становится совсем просто – ты увеличиваешь темп, стараясь не сбить ритма, увеличиваешь силу удара, наносишь их по тем местам, где гарантированно нет опасных нервно-сосудистых пучков. Бьешь с паузами до тех пор, пока не устанешь сам – или не выбьешь из нижней стоп-слово. Ну, в нашем случае, конечно, второе практически исключалось…

Мари постанывала под ударами флоггера, но я почему-то чувствовал в этом фальшь – как будто она хочет доставить удовольствие мне, а потому притворяется. Нет, подруга, так не пойдет. Я быстро сменил девайс на две «кошки» – не так давно Олег научил меня работать с двух рук сразу, я еще ни на ком, кроме его нижних, это не опробовал. Получив по два удара вместо одного подряд, Машка попыталась повернуться, забыв, что на ней маска:

– Что это?

– «Кошки», не бойся… – процедил я, нанося удары снизу-вверх и крест-накрест, елочкой – так всегда делал Олег, и мне нравилось, какой рисунок потом остается на коже.

Ей, похоже, зашло – она как-то обмякла, перестала напрягаться и чуть скользила телом вправо-влево, пытаясь угадать траекторию полета плетей. Музыка орала из колонок, заглушая ее дыхание и мои вылетающие из груди непроизвольные звуки. В паузе я развернул ее лицом к себе, перестегнул руки, обхватил груди, приникая к ним губами, и Мари зашипела:

– Не ломай мне кайф!

Она не любила смешивать ваниль и Тему, я знал, но никогда не мог удержаться. Сейчас ее слова меня разозлили, я схватил «кошку», сгреб хвосты в ладонь, и, размахнувшись с запястья, выпустил их ровно на грудь, снова сгреб, повторил. Мари молчала, глаз ее я не видел под маской, но губу она прикусила – значит, ощущение есть. Ладно, продолжим… Под каждым ударом ее тело вздрагивало, на груди выступили капельки пота, и это зрелище распалило меня еще сильнее. Я порол ее до тех пор, пока не почувствовал, как заныло запястье. Отшвырнув плеть в угол, я быстро отцепил руки Мари от крестовины, подхватил обмякшее тело и перенес на диван:

– Не шевелись.

Наскоро содрав с себя джинсы и рубаху, я буквально упал на неподвижно лежавшую Мари, накрывая ее своим телом, впечатывая в себя, зажимая руки наверху за запястья. Мне хотелось любить ее и одновременно разорвать в клочки – такое часто бывало, когда мне казалось, что в экшене я ее не довел до края. Она хрипло стонала подо мной, то и дело облизывая губы. Я перенес одну руку ей на горло, чуть сжал, она замерла на мгновение от нового ощущения, но потом, вывернув из-под меня ноги, обхватила ими мою талию, и я словно погрузился в нее полностью. Я уже забыл, какая она – Мари…

Мы провели в постели весь остаток дня, весь вечер и остались на ночь. Я не собирался ехать домой, где, наверное, ждала Ника, а Мари, похоже, торопиться было некуда – она спокойно сидела у спинки дивана, завернувшись в простыню и покуривая, пока я ходил в кухню за чаем. Я все время ждал, спросит ли она о том, что я делал эти пять лет, но, похоже, моя жизнь интересовала ее мало.

– Ты больше не уйдешь от меня, – буднично произнес я, протягивая ей чашку.

– Это кто сказал?

– Я. И ты не посмеешь ослушаться, – я взял ее за подбородок, понимая, что она сейчас не сможет вырваться – в ее руке чашка горячего чая. – Ты не посмеешь – потому что ты моя.

– Я останусь не потому, что ты так сказал. Я останусь потому, что мне с тобой хорошо.

Это было лестно, но я хотел не этого. Я хотел подчинить ее, сделать своей собственностью – только так я видел теперь свою идеальную Тему. И нужна она была мне только с Мари.

Московское утро как-то совсем бесцеремонно ввалилось в окно квартиры, я открыл глаза – светало. Стараясь не шуметь, поднялся, осторожно глянул на кровать – Мари спала, подложив руку под щеку. На цыпочках я ушел в ванную, принял душ и оделся, решив даже не варить кофе, чтобы не разбудить ее, так и выскользнул за дверь, прихватив ключ – замок запирался только ключом, выбора у меня не было. Ничего, посидит, куда ей идти, да еще с похмелья…

Кофе я прихватил в автомате, спустился в метро и поехал на Каширку. Фамилию врача я знал, видел в телефонной книжке у Олега и на печати, которой были проштампованы выписки Мари, хранившиеся тоже у него – иной раз Олег давал мне их читать, чтобы прояснить для себя какие-то вопросы.

До больницы я добрался довольно быстро, внутрь тоже попал без особого труда и набрал внутренний номер ординаторской отделения, где лечилась Мари. Попросив врача спуститься вниз, приготовился ждать, но моложавый армянин появился буквально минут через пять, начал оглядываться по сторонам, разыскивая, видимо, Олега. Но сегодня ему достался я.

– Вы Тигран Айрапетович? – протянув ему руку для пожатия, поинтересовался я, хотя это было очевидно.

– Да, а вы, простите..?

– А я к вам по поводу пациентки… – я назвал фамилию, и лицо врача сделалось мрачным:

– Вы ей кто?

– Я друг ее мужа, – Олег представился ему так, Машка, помню, орала от злости, но я не мог его судить – никаким посторонним людям информацию здесь не давали, как сейчас могут не дать и мне. – Дело в том, что он получил травму, прикован к постели и не смог прилететь сам, – зачастил я, приукрасив факты. – Ну, в общем, Машу привез я. Кроме того, я врач и хотел бы обсудить с вами текущее состояние дел.

Онколог стянул с носа очки без оправы, сунул их в нагрудный карман халата:

– Идемте в кафетерий. Надо же, какое несчастье… ей сейчас никак нельзя отрицательных эмоций, все должно быть тихо, мирно, празднично и так, как она хочет…

Эта фраза не понравилась мне совершенно – так говорят, когда уже нет надежды: «Постарайтесь скрасить последние дни, пусть проведет их так, как сама захочет». Нет, я не сдамся, если есть хоть какой-то шанс.

Мы сели за столик в кафетерии, доктор сложил перед собой большие руки с истончившейся от частого мытья кожей – у меня были такие же почти, – и, глядя в стол, произнес:

– Похоже, мы с ней движемся к финалу.

У меня так что-то кольнуло в левой половине груди, что я непроизвольно сморщился и потер эту часть рукой.

– У вас что, сердце больное? – заметил мои манипуляции врач.

– Нет… все в порядке, просто…

– Я понимаю, это всегда звучит неожиданно, к подобному не подготовишься. Но я не привык врать и обнадеживать напрасно. У Маши очаг в височной доле.

– Что с этим можно сделать?

– Хотите конструктивно? Уважаю. Сразу видно, что вы врач. А кто, простите, по специальности?

– Травматолог-реабилитолог, есть специализация спортивного терапевта. Диплом… – тут я назвал американскую школу реабилитологии, которую закончил, живя в Штатах, и кустистые брови онколога взмыли вверх:

– Солидно. Практикуете?

– Да. Но давайте не обо мне, пожалуйста.

– Не о вас… не о вас… – пробормотал он, снова уставившись в стол. – Ситуация такова, что я предложил ей точечное облучение – очаг локальный, можно попробовать гамма-нож, это должно помочь.

– Сколько времени ей это даст?

– Точно сказать сложно… Если организм справится с побочными эффектами, то от шести месяцев до полутора лет.

– А если не справится?

– До полугода, может, меньше.

Я почувствовал, как у меня из-под ног уходит пол. Шесть месяцев. Сейчас наступает октябрь, в марте ее не станет. В марте – не в апреле, который она уже не увидит. Очередной апрель, в котором Мари не может жить по моей вине… В марте… Она успеет отпраздновать день рождения Олега, свой и даже Новый год встретит… В марте…

Стоп! А почему я беру по минимуму, почему настраиваюсь на худший исход? Ведь есть еще другой срок – полтора года. Почему я не беру в расчет его? Потому, что онколог смотрит на меня с сочувствием? Только поэтому? Ну, так же нельзя! Есть полтора года – надо бороться, а дальше будет видно.

– Погодите… она что же… Отказалась?! – до меня вдруг дошел смысл этого печального взгляда.

– Отказалась, – кивнул врач. – Наотрез, так, как она умеет – ну, вы наверняка знаете.

– Наверняка знаю, – машинально повторил я.

– Если вы каким-то чудом уговорите ее, мы можем сделать все перед отъездом, чтобы она смогла долететь.

– Я сделаю! Клянусь, доктор, я это сделаю! – решительно заявил я, вставая из-за стола. – Спасибо, что поговорили со мной.

– Как вас зовут? – вдруг спросил он, и я чуть не ляпнул «Мастер», но спохватился:

– Денис.

– Попробуйте, Денис, но я не уверен, что у вас получится.

Я ничего больше не сказал, ломанулся из кафетерия как с пожара, выскочил на улицу и, рванув вниз «молнию» куртки, задышал часто. А в голове вдруг зазвучала «Энигма» – «Амэн»…

Мне нужно было срочно взять себя в руки, я не мог явиться к Мари в таком раздрае, который творился сейчас в душе. И даже поделиться этим я ни с кем не могу – Олег не знает, что я здесь. Надо пережить это самому, в одиночку, справиться. И – поработать с Мари, прочистить ей мозги. Не хочет ради себя – пусть напряжется ради нас, ради меня и ради Олега. Я готов рассказать ей все, что она захочет, я даже назову тех, кто был тогда с ней в подвале – но только пусть согласится на лечение. И я не полечу домой до тех пор, пока она не сделает процедуру, и я не смогу забрать ее с собой. Черт с ними, с работами, деньгами, с Лерой – да вообще со всем. Сейчас я готов был обещать Мари что угодно, хоть голым с моста в Москва-реку нырнуть, лишь бы она согласилась.

Выйдя из метро на Павелецкой, я свернул к цветочному магазину, но потом одернул себя – нашел повод цветы дарить… Нет, тут надо как-то иначе… Поведу-ка ее, пожалуй, в «Якиторию» – она тут недалеко, и погуляем, и поедим, время уже к обеду, наверняка Мари выспалась и теперь мечется по квартире, отчаянно желая разорвать меня в клочки. Пусть… даже это позволю, если захочет.

К моему глубочайшему удивлению, она еще спала, когда я вошел в квартиру. Я понял это по какой-то гробовой тишине и испугался в первый момент, кинулся к кровати, но Мари спала, свернувшись в клубок и подтянув к груди колени. Меня словно отпустило немного – ничего не случилось, она просто спит. Я потихоньку включил чайник, сварил кофе, стараясь не греметь посудой, сел у стола, закурил и задумался. Надо будет что-то говорить, когда она проснется, а что? И как разговаривать с человеком, принявшим решение? А если этот человек – Мари? Это всегда и все усложняло, характер этот дурацкий и упертость… Не понимаю, как можно отказаться от шанса еще пожить. Но, с другой стороны, как раз я-то отлично понимаю, через что она проходит всякий раз здесь и потом дома, когда несколько месяцев борется в последствиями. За столько лет она просто устала, и я не могу ее осуждать, не имею права – я, здоровый бык, болевший максимум простудными. И я честно не знаю, как мне заставить ее лечиться…