скачать книгу бесплатно
– И где это? В какой стороне?
– В противоположной!
– А камеры наружного наблюдения? Вас уже давно отследили! – не сдавалась она.
– Машина без номеров. Уже давно списанная. И здесь тебе не Москва, где камеры на каждом шагу. Еще вопросы?
Катя в отчаянии уткнулась в пахнущую пылью обивку дивана. Вопросов у нее не было, и надежды на спасение тоже…
***
– Я скажу, где они, скорее всего, могут быть! Скажу адрес! – кровавая слюна текла по подбородку. Рябой со страхом посмотрел заплывшим глазом на офицера, стоящего посередине комнаты для допросов. Тот потер кулак и сел прямо на металлический стол.
– Говори!
***
Катя уже в который раз посмотрела в окно. Уже совсем стемнело. В комнате она была одна. Тусклая лампочка еле светила под мазаным известью потолком, в углах развевалась паутина. Было невыносимо холодно. Видно дом не отапливали, словно в этом не было нужды, да и вообще, он больше напоминал временное пристанище – уж больно как-то неуютно и стыло. Открытая настежь форточка также комфорта не добавляла.
За окном слышалась речь. Не в деталях, просто неясные короткие фразы. Катя скатилась с дивана и, усиленно отталкиваясь связанными ногами, подползла к окну. Лежа под подоконником, напряженно вслушивалась в голоса на улице.
– Валить надо отсюда! Твой братишка – товарищ ненадежный, он эту хату на раз сдаст. Да здесь утром не продохнуть будет от мусоров.
– В общем, давай так. Сейчас едешь в город, дежуришь возле крытки. Если пацаны утром не выйдут, шумани мне, мы эту бабу в расход пустим.
– Зря мы в этот блудняк влезли. Ладно бы там простой терпила из местных, за пиндоса они будут жопу рвать, а там и Москва подключится, и федералы.
– Ты глухой?! Езжай в город, говорю. Если что, вали в Поречье и жди нас там.
– Ладно. Как скажешь.
Голоса смолкли. Катя откинулась на запыленном полу, пуская пар изо рта. Хреново… Надо как-то освободиться. Она подползла к краю дивана и прислонилась спиной к ободранному подлокотнику. Приставила связанные руки к углу полированной поверхности, попыталась перепилить веревку. Бесполезно! Веревка скользила свободно, она так будет пилить до морковкиного заговенья.
И тут ночную тишину улицы прорезали автоматные очереди. Почти сразу же раздались взрывы светошумовых гранат. За окном стало светло как днем. Послышались крики, рев мощных двигателей, затем снова выстрелы.
– Всем лежать! Полиция!
Через полминуты в комнату забежали два бойца спецназа в черных масках и бронежилетах. Направили на нее стволы автоматов.
– Живая!
Быстро перерезали веревки. Катя попыталась встать, но ее качнуло на ослабевших ногах. Сильные руки подхватили ее и как пушинку вынесли из дома.
На улице творилось невообразимое. Двор, освещенный фарами двух спецмашин, был изрыт следами ботинок. Всюду стояли бойцы спецназа. Двое амбалов лежали, уткнувшись в снег и положив руки на затылки. Возле открытой двери джипа валялся еще один, навзничь, с приставленным к шее стволом автомата.
И тут она увидела главного. Он лежал на спине, устремив невидящий взгляд в ночное небо. Снег под ним уже пропитался темно-бордовым, почти черным, цветом. Мертвые пальцы сжимали автомат Калашникова. Вокруг, словно впаянные в снежный наст, валялись стреляные гильзы.
***
Гленн Дженнингс, закрыв глаза, откинулся в удобном широком кресле первого класса. Он уже закончил свои дела на буровой площадке и теперь летел домой, в родную Атланту. Перед глазами всплыли воспоминания двухнедельной давности.
Катя сидела в кабинете замначальника местной полиции, в том самом, где они уже встречались ранее. Внешне абсолютно спокойная, как будто не она час назад лежала связанная на полу заброшенного дома, за тридцать километров от города. Пила горячий чай, деловито и обстоятельно отвечая на вопросы полицейских. Он в восхищении смотрел на эту внешне утонченную девушку, но обладающую такой выдержкой, что позавидовал бы любой мужчина.
Она ему нравилась, очень. Ему даже казалось, что он в нее влюблен. Но между тем он понимал, что шансов у него никаких – рядом с такими женщинами должны быть только сильные мужчины, и не обязательно физически – характером. У Гленна Дженнингса было много достоинств: он был богат, хорош собой, мускулист, являлся отличным управленцем, но силы характера у него не было, а значит и шансов завоевать сердце Кати – тоже.
И даже несмотря на то, что Катя была довольно дружелюбна и не показывала никакого презрения, он все равно чувствовал перед ней свою вину и стыд.
Чем больше Гленн узнавал Россию, тем тверже становилась его уверенность, что русские женщины по своему замечательные! Искренние в своих чувствах, твердые в своих стремлениях, упрямые в своих желаниях. И вместе с тем такие непредсказуемые! Не знаешь, что от них ждать. Бедный русский мужчина, он, наверное, как на пороховой бочке… А может он, наоборот, очень счастлив? Кто знает? Ему, рожденному под звездно-полосатым флагом и обладающему совсем другим менталитетом, этого никогда не понять.
А еще он раньше не верил, что русские женщины могут сами забить гвоздь и починить кран. Считал это чем-то сродни русским байкам под балалайку. Но сейчас, после встречи с Катей, он верил, что они могут все!
***
В динамиках раздался хриплый голос дежурного.
– Всем патрулям в районе набережной! Перестрелка у Речного вокзала!
Катя поднесла рацию ко рту.
– Девятая вызов приняла! Выезжаем!
Она кивнула сержанту-водителю, доставая кобуры табельный ПМ. Сняла с предохранителя, оттянула и резко отпустила затвор. Палец лег на спусковую скобу, готовый нажать на курок в нужный момент.
Патрульная машина, дымя протекторами, сорвалась с места. Завывая сиреной и мигая проблесковыми маяками, понеслась по улице, разбрызгивая грязную воду из весенних луж. Редкие в этот ночной час прохожие с любопытством проводили ее взглядами.
Хорошо, когда человек нашел свое призвание. Не ложное престижное, навязанное обществом или стереотипами, а истинное, для которого он рожден. То самое, которое у него в крови, ради чего он просыпается каждое утро или, наоборот, не спит несколько ночей подряд, потому, что так надо…
У Кати Томилиной было такое призвание. И звучало оно весьма просто: служить и защищать.
Месть
Женщина была, мягко говоря, неопрятной. Да что там говорить, про нее можно было сказать прямо – бомж! Или бомжиха. Определение – так себе, если честно. Грубое и обидное, с налетом брезгливости, но что поделать… Если раньше, еще в советские времена, аббревиатура означала любое лицо, не имеющее определенного места жительства, то сейчас этим словом называют исключительно всех опустившихся, спившихся люмпенов, коих в любом переходе – хоть отбавляй!
– Сигаретку дай, парняга, – она смотрела нагло, даже вызывающе.
Мужчина вытащил из кармана кожаной куртки пачку.
– О, крутые куришь! – одобрительно сказала бродяжка. – Парочку дай.
Молча вытянул три сигареты, протянул. Она сцапала их грязной рукой.
– Ну, а зажигалку даме?
Он только головой покачал. Наглость в своем первозданном виде…
Щелкнул зажигалкой. Женщина с наслаждением затянулась.
– А ты чего здесь один кукуешь? Такие, как ты – обычно там! – ткнула грязным пальцем вверх, где гудели машины и кипела ночная жизнь.
– От дождя спасаюсь.
– О как! – удивилась она. – Ну, в кабак бы завернул, что ли? А то торчишь тут под мостом.
Он не ответил. Было видно, что разговор начал его раздражать. Не скажешь же правду, что он спустился под этот мост, гонимый обычной физиологией – отлить. И нех..й тут искать сакральный смысл!
– Ладно. У тебя деньги есть? – спросила женщина.
– А тебе не кажется, что ты наглеешь? – занервничал мужчина.
– Нет, не кажется, – она улыбнулась гнилыми зубами.
– Ну есть! Пару тысяч найдется. А что?
– Угости даму водочкой.
– Совсем уже попутала?! – мужчина в изумлении уставился на нее.
– А чё так грубо? – нахмурилась бомжиха. – Перед тобой женщина, между прочим.
Это было уже слишком. Он махнул рукой и вышел под дождь. Подумал. Повернулся. Вытащил из кармана пачку сигарет, бросил ей.
– Кури!
Глядя в его удаляющуюся спину, бомжиха с отвращением выкинула сигарету. Вывернула ворот рваной толстовки, склонилась к миниатюрному микрофону:
– Ребята, отбой! Это не он…
***
– Школа МВД с отличием! Да, вполне. Правда, симпатичная, а это – скорее помеха. И молодая.
– Грим никто не отменял, товарищ подполковник. Оденем в рубище, синяки нарисуем, и нормально будет.
Подполковник Еремин с сомнением посмотрел на майора Смолина.
– Думаешь?
– Уверен, товарищ подполковник.
– Добро! – он ткнул пальцем в личное дело. – Проинструктируйте как полагается.
Майор Смолин вышел из кабинета начальника и спустился к себе. Поднял трубку служебного телефона.
– Старшего лейтенанта Егорову ко мне!
Через минуту в дверь постучались.
– Вызывали, товарищ майор?
– Заходи. Присаживайся. Вот что, Егорова! Хватит тебе велосипеды краденые да шарлатанов всяких искать, пора и за более серьезные дела браться!
***
– Зачем убивать бомжей? Когда убивают проституток – это еще можно хоть как-то объяснить, но бездомных… Кому они мешают? – зеленые глаза старшего лейтенанта Оксаны Егоровой смотрели недоумевающе.
– Если честно, то они мешают всем. Если от проституток – удовольствие, то что взять с бездомных? – майор Смолин развел руками. – Но, конечно, убивать – это уже лишнее…
– И сколько эпизодов? – девушка смотрела на фотографии жертв. На черно-белых снимках, в разных позах, застыли женщины, рваная и старая одежда которых, красноречиво выдавала в них принадлежность к деклассированным элементам общества.
– Пять, – ответил майор.
– Думаете, серия?
– Почерк тот же во всех случаях. Орудие убийства – нож. И все жертвы – женщины. Разного возраста. Личность трех удалось установить. Ничего такого, что бы их связывало между собой и за что можно было бы зацепиться.
– И какова моя задача? – спросила Егорова.
– Ты будешь бомжихой!
Через час майор с испугом смотрел на старшего лейтенанта Егорову. Гримеры постарались на славу. Из двадцатипятилетней симпатичной девушки сделали потасканную жизнью и излишними возлияниями женщину. Лицо одутловатое, с землистым оттенком, под правым глазом красовался лиловый синяк, нос поцарапан, волосы-парик спутанные и засаленные. Про одежду можно было вообще не говорить – где они такое достали, можно только догадываться. Наверное, раздели ночующего в обезьяннике бомжа.
– Ну-ка, Егорова, скажи что-нибудь? – потребовал майор.
– А что сказать, товарищ майор? – чистый нежный голос совсем не гармонировал с обликом обитателя мусорных свалок и канализационных коллекторов.
– Не, так не пойдет! – поморщился Смолин. – Твоим голоском только «Прекрасное далеко» петь. Натуральнее давай, не забывай, кто ты! Ты есть лицо без определенного места жительства, беспробудно пьющий и глубоко несчастный человек! Давай!
Егорова сделала свирепое выражение лица. Брови сдвинулись, поцарапанный нос сморщился, нижняя губа вылезла, выпячиваясь. Вставные челюсти оскалились черными провалами вместо зубов.
– Что уставился, красавчик? Монету даме подкинь на опохмел! – проскрипела бомжиха. – Или нравлюсь? За отдельную плату могу порадовать.
Бомжиха плотоядно облизала потрескавшиеся губы, в углу которых, стараниями гримеров, застыли мелкие пузырьки герпеса.
Майор Смолин поперхнулся. Закашлял.
– Ну, что ты тут свои бациллы распространяешь? Иди вон к своим, возле туберкулезного отделения бычки собирай! – грозно продолжала бомжиха.
– Всё, всё! – просипел Смолин, покраснев от кашля. – Верю, Егорова, верю!
***
Она шла по коридору, нагло глядя в лицо каждому встречному. Полицейские с недоумением смотрели вслед женщине неопределенного возраста, с ярко выраженными признаками алкогольной зависимости на грязном лице. Мешковатая, с капюшоном, толстовка с дырами под мышками, заляпанные широкие штаны и ботинки с проволокой вместо шнурков. Позади, в пяти метрах, шли двое сотрудников отдела по расследованию убийств или, как еще говорят с легкой подачи киношников, из убойного отдела. Крепкие парни посмеивались, глядя на эту хабалистую рванину, с которой им придется работать в одной связке.
Оборванка подошла к стоящей у окна дежурного стройной девушке, затянутую в полицейскую униформу. Постучала пальцем по погону. Девушка обернулась. Симпатичное лицо вытянулось от удивления.
– Слушаю вас, гражданка.
– Эй, милочка, а где тут бабский сортир? Ща точно в штаны налью! – голос оборванки был скрипучим, словно несмазанное колесо у телеги. Герпесные губы тронула улыбка, обнажая редкие, словно зубья у расчески, зубы.
