Факультет любви

– Вас там было двести человек и вы все были все на одно лицо, как китайцы! И я был в полном отчаянии после этого!

Она опять закатилась смехом до кашля, до слёз.

– Ты знаешь, мне так ни с кем ещё не было весело, я буду по этому скучать, – сказала она отдышавшись и обняла меня руками и ногами.

– Если замужем я не буду ржать как дура каждый день, – сказала она сквозь сон. – Я заведу себе кучу любовников…

Я попытался тихонько освободится от её ног, чтобы было поудобней спать, но она только крепче обхватила меня.

– Ты будешь моим любовником? – спросила она одними губами.

– Пожалуй, что нет.

– Жаль… ковалентная связь… распадётся… через …десять… дней, – сказала она, каждое слово звучало тише предыдущего, изо рта у неё потекла прозрачная слюнка.

Мы ловили каждый свободный миг, и считали, что время принадлежит нам. Работая в ночную смену, у нас оказалось свободное время с часу ночи до шести утра, все быстро побежали спать. Мы же с Людой пошли бродить по полу-пустому комбинату. Это была махина! Забравшись на самый верх, мы смотрели, как одинокая электрокара, размером со спичечный коробок неспешно едет по пустынному цеху. Свернув на какую-то лестницу, мы попали в административную часть. Местами были ковры в коридорах и темные панели на стенках. Нигде никого не было, но кабинеты были открыты. «Приемная». Мы зашли и включили свет, огромный кабинет со столом посередине и приятным запахом. Я посадил Люду на стол заседаний и выключил свет.

На следующий день Люда сообщила приготовила мне сюрприз. Этого я тоже не любил – сюрпризы. Но, сюрприз, так сюрприз! Этот сюрприз был на столько необычен, что пришлось ехать на автобусе, а потом ещё идти пешком. Я молчал всю дорогу, Люда тоже, только улыбалась. Вот и не надо сбивать волну умными вопросами – думал я. Мы подошли к кирпичной пятиэтажке, « Общежититие….» дальше надпись была сломана. Я поднялся за Людой на второй этаж. Нам открыл дверь молодой мужчина, с невероятно раскаченными и рельефными мышцами. Увидев её он обрадовался.

– Людка! – обнял её и приподнял одной рукой.

– Дядь Жень! – заверещала она.

О, как, дядька, ну и сюрприз!

– Ну, заходите!

Мы зашли, я поздоровался, познакомились, рука у него была как кирпич – сухая, твердая, но теплая. В небольшой комнатке огромное место занимали различные кубки, медали, фотографии и грамоты. В углу лежала штанга.

–Ты каким ветром здесь?

– Таким вот! Замуж выхожу!

У меня отпала челюсть, я стоял к ней спиной, разглядывая кубки и фото, но почувствовал, как она смотрит на меня и ржет. Не успел я повернуться, как дядя Женя подхватил меня огромными ручищами и обцеловал всё мою лицо, Людка покатывалась со смеху. Потом он также облобызал Люду.

– Так! Так! Надо это дело отметить! – он засуетился, загремел посудой, достал карточки на водку.

– Ты! – сказал Люде. – Вари картоху! Ты – пошли со мной!

Я только успел кивнуть ей: что это было? на что она только махнула рукой и подмигнула. Мы пошли к вино-водочному, дядь Женя разрешил называть его просто – Евгений. Хитрым образом обменяв талоны на начало очередь, он купил несколько бутылок водки и вина. Позвонив кому-то из автомата на углу дома, он срочно сказал ехать к нему, бросать эту работу и ехать! Да, сказал он, водка будет!

Впятером – пришли ещё знакомаяЕвгения и его друг по спортзалу – мы сидели в тесной кухне и пили невкусную водку, закусывая картошкой и соленными груздями. Люда требовала, чтобы ей наливали столько же, сколько мужчинам. Она хохотала по каждому поводу, плохо закусывала, и иногда её пробивало на слёзы. Она уходила в ванную и приходила, с истерической улыбкой и мокрыми глазами. Так обычно ведут себя люди, которым больно или они заливают горе. В конце концов, это даже заметил Евгений и на вопрос «может что-то случилось?», получил ответ от Люды:

– Наливай!

– Пьяницу в жены берёшь! Учти! – смеясь, сказал Евгений.

На это она разрыдалась и ушла на диван.

– Да что с ней?

– Девичье что-то, – ответил я.

Когда мы поехали на работу в ночную смену, Люде стало плохо, а надо было ехать от Евгения через весь город с двумя пересадками. Через полтора часа, блеванув в двух автобусах, мы добрались до проходной комбината.

– Вода есть? – спросил я у охранника.

Тот протянул кружку, выпив воды, Люде полегчало, но тут же, через минуту, её стошнило струёй, фонтан вырвался из неё дальше чем на метр. Я сбегал еще за водой, она мотала головой, цвет лица у неё был зелёный.

– Пей! Я сто раз так делал! Полегчает!

Она недоверчиво поглядела на меня и выпила ещё, через секунду её опять вырвало ещё больше прежнего. Она замахала руками, мол всё, больше не выдержу! Естественно, она сегодня не работала, лежа тюках с мешковиной. Под звук конвейера, она, то покрывалась потом, то дрожала, то её опять рвало. Я принес ей пять стаканов компота, она тут же с жадностью выпила три и уснула. Девчонки на неё только жалобно глядели.

Ранним утром мы молча ехали в трамвае со смены, у неё даже сосудик лопнул в глазу, она смотрела на меня с растрепанными волосами и потрескавшимися губами.

– Я хотела побыть твоей невестой, хотя бы один день, – сказала она тихим голосом.– Хотя бы понарошку. Ничего не вышло, я просто дура, я всё испортила.

Я обнял её. Она закрыла лицо руками, и что-то шептала. Приехав, она сразу поднялась к себе, и я не видел её до следующего дня…

– У нас есть полчаса до отъезда на комбинат, – сказала она, придя на следующий день ко мне в комнату. – Будем мириться?

Она была как-то строго одета, без макияжа и выглядела совсем по-особому.

– Мы же не ссорились, – начал я.

– Тааак… значит ты не хочешь! А спаивать меня у родного дядьки можно!

– Так ты сама просила полную наливать…

– А ты кто? Мужик или хрен собачий? Не мог меня остановить? Или тебе на меня плевать?– она перешла на крик и подошла ближе. –Отвечай!Яс тобой разговариваю!

Надо было дать выход её эмоциям, накопившимся за эти сутки. Она влепила мне пощёчину, скривила губы и дала ещё одну, потом схватила меня за шею и сильно поцеловала, прикусив до крови мне нижнюю губу.

–…..яааать! – заорал я

– Больно? А мне, думаешь не больно? – и она опять вцепилась в мою губу своим острым клыком.

Я прямо почувствовал, как он медленно входит в плоть губы. Во рту стало солёно от крови, я замычал от боли и схватил её за предплечья и сжал с силой. Люда тоже запищала, но не отпускала меня. Так мы стояли и пыхтели.

– Вот же! Опять у них!– это заставило нас отпустить друг друга, в дверях стояла Ирка, а из-под руки выглядывал её теперь уже верный спутник Лёха, они собрались на работу.Я медленно сплюнул длинную тягучую ярко-красную слюну, тоже сделала Люда, размазав по лицу мою кровь.

– Ёёёёёёё…..! – отшатнулась Ирка, дальше следовала тирада из матерных слов о невозможности смотреть на нас вместе, потому что это вредит психическому здоровью нормальных людей, не могли бы мы просто – тут последовала череда трехэтажных деепричастных оборотов обсценной лексики – как все молодые люди нашего возраста, заниматься просто«этим»! а не орать и не есть друг друга!

Мы тяжело дыша, после таких кровавых поцелуев, несговариваясь, бросились раздевать друг друга, затрещала материя, у меня отлетели пуговицы с рубахи.

– Мексиканские страсти… – покачала головой Ирка.

– Лёха! Подмени нас! Мы задержимся! – крикнул я в закрывающуюся дверь…

До конца нашей работы оставалась три дня, сегодня была зарплата. Заплатили нам вполне приличную сумму, девчонки уже давно потратили в уме все деньги на свои девичьи радости: всякую косметику, бантики и юбочки. Парни прикидывали – купить магнитофон, или всё же не тратить деньги? Я купил два винила – Битлов и АББА. Работать уже не хотелось, и на смене мы только дрыхли и играли в карты. Мы с Людой решили походить по магазинам и пожрать каких- нибудь сладостей с получки. Накупив конфет, мы решили прокатиться на такси.

– Куда? –небрежно спросил водитель.

– Прямо, – так же невежливо ответили мы.

Мы сидели на заднем сиденье и целовались с шоколадной конфетой во рту, как вдруг машина резко остановилась. Впереди стоял постовой с жезлом, водитель вышел, начал показывать какие-то документы, поглядывая на нас. И тут я, положив на сиденье горсть конфет, сказал Люде:

– Выходи медленно, не торопись…

Она большими глазами посмотрела на меня, зажала рот себе рукой и вышла из машины.

– Я там… это… на заднее сиденье положил… мы приехали… – сказал я водителю, тот посмотрел на нас не добро, номилиционер что-то долго смотрел у него в документах. Мы не торопясь прошли мимо них и свернули в первую боковую тропинку с тротуара. Пройдя немного, мы побежали, смеясь и оглядываясь. Оказавшись перед кинотеатром «Луч» мы быстро побежали к кассе.

– Два! На ближайший! Последний ряд! – запыхавшись сказал я

– Десять минут как идёт, – меланхолично сказала кассир.

Я кивнул.

Шла французская комедия с Ришаром и Депардье по поиску своего сына. Мы пробрались на середину последнего ряда и огляделись – народу было мало.

– Ну…ты! Ну… ты… – Люда не могла закончить. – Ну ты…. и авантюрист!

Мы не могли никак отдышаться.Потом, отдышавшись, мы начали перешептываться о том, как на самом деле звучат голоса главных героев, на нас зашикали немногочисленные зрители. Мы смотрели, как сынок ради неразделённой любви громит трубой машину своих незадачливых папаш.

– Дебил! – сделала заключение Люда, и расстегнула мне брюки.

– Ты чего?

– Думаешь, ты один способен на авантюрные поступки? – и она аккуратно села сверху, чуть охнув.

На разборке двух папаш с сыном и его бандой в баре, мы уже тихонько выходили через вход из кинозала с осоловелыми глазами и красными лицами.Проверив, не караулит ли нас таксист в холле, мы на цыпочках прошли мимо кассы и удрали в парк есть мороженное.

Мы сидели под тряпочным зонтиком и ели мороженное из металлических пиал на длинных ножках.

– Мммммм,.. – протянула Люда. – Люблю мороженное! В детстве в Москве ела Баскин Роббинс! Вот это была вкуснотища! До сих пор помню!

– Нееее, самое вкусное- в вафельных стаканчиках!

– Ты Баскин Роббинс не ел!

– Это да, не ел. Название какое-то собачье!

Она звонко засмеялась.

– Ээээх… кто меня так ещё будет веселить? – и она посмотрела куда-то мимо меня.

– Расскажи, что ты прочитала интересное в последнее время, – я перевёл тему.

Она вздохнула и вернулась из своих мыслей обратно.

– Дурацкий местный журнал «Новь»! Каким дебилам разрешили его печатать?

У меня аж ложечка упала на пол.

– Не переживай, я тебе свою дам, – и продолжила. – Открываю этот журнал, эту «Новь», а там неопубликованные письма Сергея Есенина к Дункакн! Ну-ка, ну-ка! Читаю – ничего не понимаю, какая-то билиберда и стихи внизу с надписью «неопубликованные». Так… ага… Моя ты девочка, Дункан. Твоё гнездо, как мой стакан! Я аж офигела! Когда это Есенин такое писал? И что за гнездо такое? И подпись, как сейчас помню, эту дебильную: «сархивами работал Ося Б.». Я потом всё-таки взяла для зачета несколько неопубликованных писем. Сдала, кстати. Поним даже половина девчонок курсовые написали. Вроде сдали все. Но журнал, конечно, дурацкий, хоть и местный.

– А ты знаешь, – заговорщицким голосомспросил я. – Кто это – Ося Бэ.?

– Нет, конечно! Кто?

– Ну, угадай.

– И как я это, интересно, сделаю? – она уже доедала мороженное, как вдруг она подпрыгнула, вазочка с остатками мороженного полетела на пол, она привстала, пластиковый стул упал. – Тыыыы? Ося Бэээ – это ты? Ты пишешь в этот дебильный журнал?

Я кивнул, она залилась смехом, согнулась пополам и облокотилась на стол.

– Погоди, погоди, – проговорила она сквозь смех и кашель. – Сейчас… Ося Бэ… это… это… Остап Бендер?

– Да.

Она просто билась в истерике, на нас смотрели все посетители кафе, к нам подошел официант.

– Девушке плохо? – спросил он учтиво.

– Девушке хорошо, – сказал я. – Если бы всем было так хорошо, на Земле был бы вечный карнавал, как в Рио-де-Жанейро.

Официант посмотрел на нас и скривился.

– Приятного аппетита, – сказал он сквозь зубы и ушел.

Люда поставила стул, села на него, а сама легла на стол.

– Не смеши меня больше… у меня уже живот болит… – простонала она. – А стихи про гнездо, сам сочинял?

– Сам, за пять минут.

– Зачем ты это пишешь? Про гнездо…Ой! Я не могу больше!

– Там платили нормально…

– Ты … пошли домой, Ося Бэ…

– Мой любимый книжный герой.

– Такой же авантюрист и мошенник, как ты…

Мы уезжали домой.

Нас ждал автобус. Багажа прибавилось, особенно у девчонок, они целый день ходили по торговым центрам и набрали всяких дорогих тряпок. На перроне было как-то грустно, причем всем. Для нас закончилась целая эпоха, как Ренессанса илиПросвещение, мы были перерождены и чему-то научены за этот месяц. Наш вагон был плацкартный, и нам даже выдали постельное бельё – забота комбината. Но от такого комфорта веселей не стало, все молча разлеглись по полкам и уставились в окна. Каждый с кем-то расставался, каждый к чем-то прощался.

Лёха купил нарды и ходил по вагону с предложением сыграть. Правил толком никто не знал, и все отказались, кроме Генки. Мы ехали уже час, и я из своего первого купе пошел в последнее, где была Люда с подругами.

– Пойду, поговорю, – сказал я своим соседям по купе.

Она лежала на нижней полке лицом в подушку, рядом с ней сидела Ирка и что-то говорила ей на ухо. Увидев меня, Ирка грубо воскликнула:

– О! Туды-растуды твою налево! – материться она умела и, видимо очень любила. – Явился!

Люда вся напряглась и что пробормотала в подушку.

– Уходи, – просто сказала Ирка.

Я положил на Людину полку погнутую фляжку с одного бока – привет от хулигана – и,глубоко вздохнув, ушел.

– Дышит он! – зло кричала Ирка на весь вагон. – Дома дышать будешь!

И дальше указала мне всем известное направление, по которому мне нужно идти, и прихватить с собой друга Лёху. Хорошие всё-таки подруги у Люды! Не оставят в трудную минуту!

– Поговорил? – спросили меня.

– Послушал.

– Тоже нормально.

Я залез на полку и достал Джека Лондона. Человек хотел жить и уползал от волка, волк тоже хотел жить и догонял человека. Человек потерял нож, а у волка были клыки. Борьба была не равная. Человек полз…

– Физмат опять читает «короля пиратов», – налице у Люды был яркий макияж: глаза густо подведены, векинакрашены, ярко-алые губы, скулы были вычерчены, я никогда такой её не видел. Я повернулся набок, подложил руку под голову и смотрел, как она листает книгу.

…Не видать конца и края –

Только синь сосёт глаза… – процитировал я великого поэта.

Она хмыкнула, достала фляжку с гнутым боком.

– Вы с Есениным оба пьяницы и обаятельные мерзавцы.

Она побултыхала фляжкой.

– Полная?– спросил я

Она кивнула.

– Купила пятизвездочный коньяк.

– Зайдёшь ко мне? А то у тебя подруга меня чуть не съела.

Она шустро залезла ко мне на полку.

– Здесь всё началось?– спросила она

– Здесь.

– Ты слишком задрал планку для моих следующих пассий, – сказала она и отвинтила крышку у фляжки.

– На Земле миллиарды людей, а в институте две тысячи парней, неужто ты не найдёшь лучше меня?

– Ты просто дурак! Мне не надо лучше! – она отхлебнула, потом ещё и даже не поморщившись и не спросив про закуску, проглотила.

– Зачем ты берёшь меня за образец? Я ленивый!

– Все ленивые, – она передала мне фляжку и я отхлебнул, коньяк был отличный.

– Я трусливый, – и передал ей флягу.

– Все трусливые, просто некоторые борются со страхами и преодолевают их, – она многозначительно постучала по вмятине на фляжке, сделала глоток и вернула.

– Я мало сделал тебе комплиментов, – сделав глоток, я вернул фляжку.

– Ну вот это уже враньё! – она привстала на локоть и посмотрела мне в глаза, отхлебнула из фляги и продолжила. – Ты не сделал мне ни одного комплимента!

Мы, уже захмелев, разразились гомерическим хохотом на весь вагон. Я заметил, как на нас внимательно смотрит Генка за боковым столиком, играющий в нарды с Лёхой. Он раздосадовано бросил кубики, послал Лёху, и залез к себе на полку отвернувшись к стенке с какой-то вселенской тоской, которая от него чувствовалась на расстоянии. Мы с Людой продолжали пить и ржать, гоня мысль, что это наши последние шесть часов вместе. Она показывала мне так и не прошедшие синяки на руках, а я ей выпячивал прокусанную ей губу. Мы опять прикладывались к фляжке и смеялись без повода. А потом она закрыла глаза и запела громким чистым голосом на весь вагон:

Ты мне прости этот детский каприз!

Ты мне прости и как прежде вернись!

Я так люблю тебя, жизнь без тебя мне не жизнь…!

Внизу зашмыгали носами девчонки.

Уже на перроне она не сдержалась: обхватив мою шею руками,зарыдала, я не знал, что делать, я никогда не успокаивал женщин, я стоял и просто держал её за талию. Мимо нас проходили наши товарищи и старались нас не замечать.

– Люда! – послышался мужской голос, она оторвала от моего плеча зареванное лицо.

– Родители, – тихо сказала она, взяла свои вещи и пошла к белой машине, около которой стоял высокий седой мужчина и стройная женщина. Мужчина обнял её, видимо начал что-то спрашивать, но она только махнула рукой и отдала ему фляжку. Он повертел её в руках и рассмеялся. Я сидел на своём рюкзаке и смотрел, как она садится в машину, как её лицо видно в заднем стекле, и как она уезжает за поворот. Ну а мне надо было ехать совсем в другую сторону, да ещё и на автобусе…

…Первого сентября в институте это всегда сумасшествие. Никто не идёт на лекции – все встречаются около главного входа первого корпуса.

Прохладно. Зелено. Людно. С утра уже народ успел набраться и некоторые еле стояли на ногах. Нам выпала судьбинушка три недели провести на сборе урожая лука, через десять дней был выезд. Мы уже придумали как сделать складной самогонный аппарат, потому как рядом с луковыми полями был склад патоки, а уж ставить брагу мы умели. Пока мы яростно обсуждали какой змеевик лучше брать – медный или латунный, и спорили про теплопроводность и устойчивость к агрессивной среде – а в этом деле должен был быть только научный подход, ко мне подошла Ирка. Она вроде даже похудела

– Ну что, привет, щучёнок, – она обратилась в её излюбленной грубой манере. – Выйди к первой лавочке.

Парни заткнулись, глядя на эту бой-бабу.

– А ты похорошела за лето, похудела и расцвела, прямо красавицей стала, – сказал я ей в ответ.

Она убрала надменную гримасу, удивленно вскинула брови, и невольно спросила

– Серьезно?

– Конечно! Спроси любого! – показал на своих одногруппников, те в ответ задакали и закивали головами.

– Нууу…. Спасибо…– она заулыбалась.– Но ты всё равно иди.

Я пошел, а Ирка осталась крутиться перед нашими парнями.

– Ну, чего, пацаны, как я вам? – она совершенно не смущалась.

Я её не узнал. Люду. Она подстриглась. Длинных волос по пояс не осталось, появилась короткая стрижка. Она стояла возле лавочки одна и курила. Увидев меня, она дёрнулась было в мою сторону всем телом, но тут же остановилась. Я подошел и обнял её, она сухо ответила. Ковалентная связь не образовалась.

– В колхоз едешь? – спросила она.

– Ну да, лук собирать…

– Тогда я не поеду…

– А чего так? Будет весело!

– Кому? – она потушила сигарету о лавочку

Помолчали.

– А скажи, мы с тобой классно позажигали!– она весело рассмеялась.

– Да уж, будет, что внукам рассказать.

– Спасибо тебе, – уже искренно сказала она.

– Без тебя бы этоговсегоне случилось.

– Какой же ты всё таки сукин сын! Как ты всё это придумываешь? Только не говори, что всё лежит на поверхности и нужно только взять.

– Так и есть!

Мы рассмеялись и обнялись. Крепко.

– Я бы не хотел расставаться друзьями, – сказал я.

– Я тоже. Ну какие мы после всего пережитого друзья?Мы просто, расстаемся, так?

– Так. Расстаемся, может, даже насовсем.

– Насовсем. Это точно.

– Прощай, Ося Бэ…

– Прощай, взгляд в бесконечность…

Её глаза наполнились влагой и она пошла к своему корпусу. Походка у неё была такой же, когда я её увидел в парке, в красном коротком платье. Она раскинула руки в стороны, подняла голову и, качая бёдрами, громко запела:

Ты мне прости этот детский каприз!

Ты мне прости и как прежде вернись!

Я так люблю тебя, жизнь без тебя мне не жизнь…

P.S. У нашего поколения не было отношений, мы просто любили, пусть недолго, но зато по-настоящему.

В истории, произошедшей в 1990 г. в городе Красноярске, за месяц описываемых событий, пострадали все.

Все имена героев изменены, кроме Лёхи.

Секретный рассказ

Лейтенант взбежал по лестнице и позвонил в дверь.

– Здравия желаю! Лейтенант Зарубко! Пакет для майора Неверова! Андрея Павловича! Лично в руки!

– Вольно, и не надо так кричать, лейтенант, проходи,– жена майора пропустила порученца.

– Вырабатываю командный голос!

– Ой, да я тебя умоляю, лейтенант Зарубко, пусть твои сержанты орут, что ж ты как койот глотку надрываешь?

– Голос! Вырабатываю командный голос!

– Тебя как звать, лейтенант?

– Лейтенант Зарубко!

– Смирно! Хватит тут мне орать! Имя – отчество! Быстро! – жена майора выкатила на него свои и без того большие глаза

– Вася… Василий Петрович…, – лейтенант быстро утратил командный голос и прижал опечатанный портфель с секретными документами к груди.

– Тут тебе не казарма! Вася…

Лейтенант окинул взглядом казенную квартиру – да, действительно, казармой и не пахло. Стоял запах дома, приятный дух свежей пищи и, он осторожно потянул носом, да, точно, котлетами.

– Ангелина Романовна, – сменила она тон и протянула руку, – поди, жрать хочешь? Садись за стол.

– Никак нет, – и сел на табурет в коридоре, – мне бы майора.

– Да зачем тебе майор? Давно ты котлеты домашние ел, Вася Зарубко?

Лейтенант наклонил голову, вздохнул.

– Давно… Очень…

– Поди у мамки еще..

– Ага…, – лейтенант вздохнул еще глубже.

Ангелина Романовна ушла на кухню, пока она гремела посудой, лейтенант рассуждал о плюсах женатой жизни.

– Шагооом арш! Руки мыть! – вот уж был у кого командный голос, подумал лейтенант. Съев по две порции борща и котлет, лейтенант чувствовал небольшую эйфорию, усталость и то ощущение, что уже пора валить. А секретные документы он и завтра отдаст.

Анжела открыла окно, вечерний майский ветер наполнил квартиру.

– Спасибо, Ангелина Романовна, очень вкусно, а главное… много…

– Да просто, Анжела, лейтенант. Давай мы с тобой сейчас по сто пятьдесят!

– Никак не могу, Анжела Романовна, у меня служба.

– Эх! Молодой ты ещё!

На столе уже оказались две стопки и графин с домашним вином.

– Ну, лейтенант, за твои звезды на погоны!

Вино оказалось такое вкусно, что лейтенант невольно удивился

– Ого! А это что?

– Это для вас тут ссылка и тайга, а для меня радость, какой никто не видит! Вы тут как сумасшедшие бегаете около своих ракет, да от пыли их протираете, а я в тайге как дома – выйду за ягодкой, за грибочками, а потом наливочку поставлю. Ну, ещё по одной!

От наливочки лейтенант захмелел.

– Анжела Романовна, а хотите секретные документы почитаем?

– Да Боже избавь вашу дрянь читать! «Записки сумасшедшего» и то интереснее.

– А вот и неправда, в этом портфельчике не «Записки сумасшедшего» Гоголя, а «Записки охотника» Тургенева!

И рассмеялся своей шутке.

– Хорошо шутишь, почему ещё в лейтенантах всё ходишь? Вроде грамотный малый.

Лейтенант помрачнел, улыбка сошла, голова опустилась ниже плеч, лицо покраснело.

– Понимаете, Анжела, – лейтенант давно хотел выговорится, но было некому: сослуживцы не поймут, ни подруги ни жены у него не было.

– Понимаете, Анжела, я уже подавал три раза рапорт, чтобы уйти с этих «почтарей», с этих разносчиков секретных писем, перейти на управление! У меня ведь специальность! Я ракетчик! А письма разносить и дурачок сможет! Но этот Нечипоренко… мой начспецсвязи… ему я очень подхожу – я исполнительный, не пьющий…почти, не конфликтный, и он мои рапорты заворачивает, пишет на них резолюцию – «не согласен», или ещё какую- ни будь гадость… Как же мне надоело! Я ведь специалист!

Помолчали.

– Знаешь ты кто, лейтенант?

– Знаю, неудачник, который к пенсии еле-еле капитаном станет.

– Хочешь чтобы у тебя всё поменялось?

– Конечно!

Анжела вышла и принесла тонкую книгу

– Наливай по одной, сейчас ты станешь другим человеком.

Зарубко наполнил наливочкой рюмки:

– Ну, лейтенант, за тебя!

Лейтенант закрыл глаза и втянул воздух, нет, новым он не стал.