скачать книгу бесплатно
Нет.
Или красавицею сделаю? Ты-то мужа любишь, а вот он тебя… любит ли? Вправду думаешь? Ты не хороша, а в тягости и вовсе подурнела… девка будет… девки из матери красоту тянут. Вот и останешься рыхлою да дебелой. Нет, бросить тебя муж не бросит. Порядочный он. Но разве легче с того?
Заведет полюбовницу.
Холопок-то красивых без меры, ты же…
Нет.
Жарко.
И холодно. Холод у самого сердца и не дает сгореть вовсе… и Красава в эту искорку холода вцепилась. Знала, что коль отпустит, то и сгорит.
Не желала.
Держала. Сжимала в мертвеющих пальцах. И дышать становилось легче. Женщина исчезла, зато появился дед. Он ничего не говорил, лишь головой качал укоризненно: мол, дура, искала счастья в большом мире. Забоялась судьбы, которая Божиней покладена, так бери теперь и не жалуйся.
Красава не жаловалась.
Терпела.
И жар. И холод. И деда. И сон ее тягостный истончался порой… тогда она слышала разговоры.
– …я утром явилась, а она мечется. – Это Межена говорила кому-то.
Неправда!
Зачем она лжет?
Она ведь ночью пришла… и ложь малая, пустая… ведь не к полюбовнику царица ходила, а к сестре своей… так зачем? И отчего ложь эта самой Красаве кажется важною?
– …целитель мой говорит, что застудилась боярыня. Вышла распаренная, водицы студеной выпила. Или ветерком протянуло…
…еще одна ложь. Красава берегла себя.
На порогах не сиживала.
Волос не резала.
В зеркала по середам не гляделась. И воду студеную точно не пила. Но жар… откудова он…
– Мне жаль, боярин.
Правду сказала. Ей действительно жаль.
– Я посижу тут, с нею… она одна у меня осталась…
Нет!
Но муж дозволял. Его Красава слышала будто бы издали и чуяла слабо… тянулась, а не дотягивалась. И за руку схватить бы, взмолиться, чтоб не уходил, не бросал ее, но…
– Лежи, дорогая… скоро все закончится. – Межена сидела у изголовья и сама вытирала пот со лба Красавы. Мочила тряпицу в душистой воде.
Клала на лоб.
Убирала волосы влажные. Целовала холодными губами.
– Скоро уже… прости… такова цена… я не хотела… и не хочу… но или ты, или мы… и не во мне дело даже… и не в нем… во всех людях… в царстве… растащат ведь на куски. А там, за границей, азары… хлынут рекой лютой. Выжгут землю эту дотла… а пепел развеют.
Не понимала Красава.
Но кричала. Молила отпустить ее или дитя, которое вовнутрях затихло… только не слышали…
– Не сопротивляйся. – Межена заглядывала в глаза. – Чем сильней ты упрямишься, тем хуже… амулет надела… он тебя не спасет…
…не спас бы, верно.
…дед пришел. Когда? Красава не знала. Открыла глаза и увидела его, хмурого, белого. Сидел у изголовья, в посох свой вцепился.
– Живая? – спросил он скрипучим голосом.
– Дедушка… – Вдруг захотелось, как в детстве далеком, залезть к нему на колени, обнять, прижаться и рассказать по секрету великому обо всех обидах своих, великих и малых. Может, и не станет он жалеть, не умеет, а все одно на душе полегчает.
– Дура, – сказал он громко и сплюнул. – Чего с бабы взять… и я дурак, что увезти тебя позволил… теперь-то уж чего?
Красава расплакалась.
Она вдруг осознала, что жива… и что не рада тому, потому как внутри у нее странная пустота, будто кусок из сердца вытянули.
И догадки страшась, она положила руку на живот.
Так и есть.
Пустой.
– А где…
– Поздно я пришел. Силы уже не те… – Дед отвел взгляд. – Мертвого ты родила.
Неправда!
Живое дитя было… это она, Межена… приехала и забрала… и…
– Где… она?
– Царица-матушка? – Дед криво усмехнулся. – Давече отбыть изволила… не пожелала со мной свидеться… спешила очень.
– Это… это она…
Дед вздохнул.
– Всякая волшба цену свою имеет… за одно малым платишь, за другое и цена больше… чтоб жизнь получить, жизнь отдать надобно… вот она к тебе и явилась. Вы все ж родня, как ни крути…
– Жизнь…
– Жизнь за жизнь…
Больше дед ничего не сказал.
Красава сама поняла. Жизнь за жизнь? Жизнь ее ребенка за… то, что зрело в утробе Межены. Размен? И сама она, проклятая – правда, Красава сомневалась, что проклятия ее причинят Межене настоящий вред, – убедила себя, что делает сие не для себя, но для всего царства.
Тварь.
Ненависть была глухой.
А сама Красава – слабой. Она не желала возвращаться. Уж лучше сон. Жар. Горела? Так и сгорела бы… вместо дитяти… почему оно? Потому как защитный амулет был у Красавы? А дитя… как же Божиня, которая милостью своей защищает сирых и слабых…
…не сгорела.
…и отойти не позволили.
Муж приходил, разговаривал ласково… утешал… убеждал, что будут и другие дети… только Красава знала – ложь. Не будет. И ему сие ведомо. Кто сказал? Дед? Межена, когда поняла, что не дано ей обе жизни забрать? Не суть.
Главное, что лишили ее, Красаву, самого желанного…
…и ночами, оставаясь одна – Красава гнала девок прочь, не желая, чтобы видели они слезы ее, – она молила Божиню.
О смерти.
Или благословении.
О мести…
И видно, слишком много было этих желаний, потому ни одно не исполнилось. И когда Красава почти уже решилась сама с жизнью расстаться – уж это-то право у нее не заберут, – вновь пришел дед.
– Дурное задумала, – сказал он и положил ладонь на голову. – Ты это брось. Коль случилось, то так тому и быть…
– За что? Я ведь… я ей ничего не сделала… никогда… она… сестра… была как сестра… а она…
– Не всякое родство во благо.
– Но как же так… – Эта мысль не отпускала Красаву. – За что?
Она расплакалась. Именно теперь, рядом с дедом. И тот, как в детстве, обнял ее крепко.
– Ты… ты ее отпустил…
Она знала и это.
Откуда?
Оттуда же, откуда знала, что родился мальчик и что жил он, пусть и недолго. И что похож был не на мужа, не на Красаву, но на дядьку.
Рыженький.
С глазами голубыми, ясными…
– Отпустил, – согласился дед.
– Ты мог бы остановить ее…
– Убить. Ты хочешь, чтобы я ее убил?
– Да!
Она выкрикнула и… замолчала. Убить? Межену… она… она тварь… она не пожалела Красаву, не пожалела и дитя нерожденное… она пришла, чтобы забрать жизнь, и не сомневалась, не раскаивалась… и почему Красава должна…
– Нет, – выдохнула она, вытирая слезы. – Нет…
И дед поцеловал ее.
– Спи. Боль пройдет…
Солгал.
Глава 3
Безумие Красавы
Красава прижала палец к губам.
– Молчите… человек, в которого заглядываете, Зослава, будет знать, что вы заглянули, но вот понять доподлинно, что именно вам случилось увидеть, он не сумеет. Пока вы молчите.
Я кивнула.
Молчать.
От как есть, молчать… и молчу… стою, силюся управиться с этою чужою памятью. На кой она мне? Мне собственных забот ныне хватает. Вона, бабка капризная, которая рогом уперлася, что не поедет в Барсуки. Мол, здоровье у нее слабое… и Марьяна Ивановна – бабка с нею сдружилася крепко, что мне было не по нраву, – кивает.
И вправду слабое.
Не выдюжит дорогу, хоть ты самолучший возок прикупи.
Арей, с которым бы словом перемолвиться, а он меня сторонится, глядит искоса. Кирей… и третий мой жених, про которого только и ведаю, что монетка у него имеется заклятая. И этою монеткою он мою жизню давече спас. И как быть?
А тут вот еще она…
Стоит боярыня, любуется цветами… ишь, поднялись крокусы… и красные, и лиловые, и белые, в глазах прям рябит. Вот в наших лесах сперва-то подснежники вылазят, а следом – ветреница, и леса тогда белым убираются, будто бы снегом теплым.
