скачать книгу бесплатно
Меж тем глаза привыкали к сумраку.
Изнутри дом не казался таким уж огромным. Он походил на тоннель, крышу которого подпирали толстенные столбы. Вдоль стен выстроились широкие столы и широкие же скамьи, между ними вклинивалась лента гигантского очага, которая обрывалась, не дойдя до помоста. В очаге до сих пор тускло тлели зеленоватые угли, освещая и помост, и массивный трон, на нем стоящий.
– Кладите ее на скамью, – велела Снот.
Джек был рад освободиться от навязанной ноши. Руки болели, и спина, и плечи, как тогда, когда приходилось таскать со свалки мешки, туго набитые всяческим барахлом, которое Матушка Вала считала достойным продажи.
Ей бы здесь понравилось. Барахла здесь хватает.
На столах стояли деревянные кубки и миски, каждая величиной с колесо. Поднимались к потолку ржавые рогатины с мертвыми факелами. Нарядной белизной проблескивали оправленные в металл рога.
Джек взял один в руки. Рог оказался тяжелым, неудобным. И вонял к тому же.
– Положи! – зашипел Алекс, вытирая руки о куртку.
– Отвянь.
Но рог положил: мало ли. И тени закивали – правильно делаешь, Джек.
– А здесь когда-то восседал сам Хротгар-конунг, – Снот уже взобралась на трон. Она казалась крохотным белым пятнышком между столбов-подлокотников, увенчанных оленьими головами, каждая из которых была больше кошки.
– Пировали воины… пили воины… плясали, – Снот расхаживала по трону от головы к голове. – Шумели. И разбудили чудище.
Алекс присел и принялся щупать девчонке шею, потом оттянул веко и заглянул в кругляш глаза.
– Покрышкина, просыпайся, – сказал он глазу, но стоило ему убрать пальцы, и веко скользнуло на место.
– Его звали Грендаль. Болотное чудище… оставь ее, она спит. Ей хорошо. Музыка Грима – лучшая колыбельная.
Алекс не отступился. Стянув рюкзак, он сунул его под голову девчонке. А потом еще и куртку стянул, укрыл заботливо.
Ну и дурак. Замерзнет – сам виноват будет.
– Ночь за ночью являлся Грендаль в Оленьи палаты, а после и в поселение. Многих убил он. Но встретился и тот, кто убил и Грендаля. Славный, славный Веовульф, сын Эггтеова. Он был героем. И так боялся перестать быть героем, что солгал… посмотрите вверх.
И снова получилось, что Джек не хотел подчиняться, но подчинился.
Столпы держали крышу. А с крыши свисали кости. Много костей. Джек начал считать, но он умел лишь до двадцати, а костей было больше. И все они, обряженные в рванину и ржавые кольчуги, покачивались на невидимом ветру, сталкивались друг с другом, издавая сухой деревянный стук.
– Вот цена его славы. И страха. Умер героем наш Веовульф. Всех одолел он. И море. И Грендаля-людожера. И мать его, морскую волчицу. И дракона… всех одолел. Кроме себя. Слышишь, Джек?
– Слышу. Мне-то что? – Джек сел на скамью рядом с девчонкой.
Живая она? Вроде как да. Спит? Ну и спит. Поспит и проснется.
– Если она умрет, я тебя убью, – сказал Алекс.
Пусть попробует. Джек будет ждать.
Кошка вскочила спящей на грудь и оказалась нос к носу с Джеком. Короткий, но очень внимательный – как у цыганки-барахольщицы, перебирающей принесенные Матушкой Валой тряпки – взгляд сменяется другим, нарочито безразличным.
– Вы тут не сидите, – улыбку Снот не потрудилась скрыть. – Огонь развести надо. Собирайте топливо.
Джек уже понял все, а этот, оставшийся в полосатой майке, только головой крутил, на скамьи поглядывая.
– Они сырые, – сказал он. – Дерево сырое. Гореть не станет.
– Не станет, – согласилась кошка. – Зато кости станут. Если что здесь и горит, так это кости.
Глава 9. Зеленое пламя
Алекс готов был расплакаться.
Его и раньше тянуло плакать, когда становилось страшно. И началось все в детстве, когда его оставляли в комнате одного. Очередная нянька, которая приходила вроде бы навсегда, но на самом деле исчезала спустя месяц-два, готовила Алекса ко сну.
Надеть пижаму, даже когда жарко и не хочется.
Лечь в кровать. Закрыть глаза.
Иногда Алекса целуют, касаясь холодными мокрыми губами щеки, иногда просто натягивают одеяло по самый нос, отчего дышать становится тяжело, душно. Нянька проверяет окна, переставляет тапочки и выключает свет.
– Не надо, – просит Алекс.
Но его никогда не слушаются.
Дверь закрывается с тихим щелчком. Алекса не запирают, но ручка тугая, и в коридоре тоже темно. А нянька уходит к себе, на третий этаж. И если Алекс пойдет за ней, то его накажут.
Он бы все равно пошел, если бы не темнота и тень.
Она появлялась из стен, просачиваясь сквозь дыры в розетках. Чернота капала на пол, собиралась лужицами, расползалась ручьями.
– С-сдравс-с-ствуй, Ш-шурка, – говорила Тень, вбирая в себя всю черноту до капли. – С-с-скучал?
Ее змеиное, невообразимо длинное тело занимало всю комнату. Шелестела чешуя, касаясь обоев, похрустывали модели самолетиков на полке, которым грозило быть раздавленными, трещала, но держалась мебель. А треугольная голова тени ложилась на постель.
– С-скучал…
Раздвоенный язык касался пяток.
Вот тогда-то Алекс и начинал плакать.
Конечно, ему никто не верил. Отец злился, Аллочка вздыхала и пеняла нянек – плохо смотрят за ребенком, няньки злились на Алекса и отправляли спать пораньше, как будто теням было дело до времени.
Однажды Алекс решился и попросил отца купить лампу. Это же немного – лампа. У отца много денег. И ему будет не трудно. А если трудно, то пусть пошлет за лампой шофера… или няньку… или кого-нибудь. Алекс говорил, вспоминал тень и плакал. Ему было стыдно за слезы, но он ничего не мог с собой поделать.
– Сопли подбери, – сказал отец. – И это мой сын… довели. Ревет как баба.
Лампу не купили, зато новая нянька, которая обреталась в доме всего лишь неделю, исчезла, что было не удивительно. Зато другая, вместо исчезнувшей, не появилась, что уже было удивительно. Теперь Алексу приходилось ложиться спать самому.
От кровати до выключателя десять шагов…
На четвертом появлялась тень. На девятом она догоняла Алекса. На десятом он нырял под одеяло, а тень наваливалась сверху.
– Хорош-ш-шо… хорош-ш-шо… – приговаривала она, подбирая Алексовы слезы. – Хорош-ш-шо, Ш-шурка.
Потом Алекс стал старше и научился не плакать. Даже когда тень обвивала шею и дышала в ухо, он держался.
И теперь сдержится. Тень – это… это пострашнее костей.
Но кости свисали с крыши, шевелились, как будто в них оставалась еще жизнь.
Джеку вот плевать. Джек забрался на стол и сдергивает скелеты, как рыбины с крючков. Алекс тоже так сумеет.
Алекс не слабак и не трус.
Не слабак. Не трус. И плакать не станет. Ни за что не станет.
Он выбрал стол у второй стены и, отодвинув блюда и чаши, залез на него. Встал. Прикоснулся к костям. Наощупь те были сухими и тепловатыми.
Ничего. Это просто кости. Нужно поверить, что это просто кости. Схватить покрепче и рвануть. Схватить и рвануть.
Заскрежетало и рухнуло с облаком зеленоватой пыли, воняющей прелым мехом. Но Алекс не заплакал. И не заплачет. Он перешел к другому скелету, а потом к следующему… стол казался бесконечным.
– Хватит, – сказала Советница Снот, возникшая на пути. – Вам хватит этого. На некоторое время.
Алекс остановился и молча спрыгнул. Джек – все-таки он подонок и гад – уже собирал кости с пола. Черепа он расставлял на столе, грудины разламывал, выдирая тонкие ребра. Ноги и руки тащил целиком, чтобы бережно уложить в каменное ложе очага.
– Все равно зажечь нечем, – деревянным голосом произнес Алекс, когда под ногой хрустнул позвонок. – Нечем зажечь.
Черепа внимательно наблюдали за ним, как та тень – вдруг да заплачет. Ни за что.
Снот выудила из кучи челюсть с ровными белыми зубами, и вторую такую же.
– Ударь хорошенько. Вот увидишь, сразу и вспыхнет.
Пусть Джек бьет. Он не брезгливый.
Ну конечно, это не страх. Алекс просто брезгует прикасаться к этим совершенно посторонним ему костям. Вдруг они заразные? Чума там… или язва сибирская. Да и мало ли что еще.
– Бери, – велела Снот. – Ты же не хочешь, чтобы она замерзла? Посмотри.
Крышкина, продолжавшая спать, свернулась калачиком. Лицо ее побелело, а губы так и вовсе синими стали.
Ее одежда промокла. И Алексова куртка не спасет. Огонь нужен.
И Алекс решился. Он взял шершавые кости с гладкими камушками зубов, опустился на колени и ударил.
– Еще бей. Сильнее.
Он и так сильно бьет! Кошка просто издевается!
– Бей.
Алекс ненавидит ее. И Джека. Тот присел на корточки, руки до земли свесил, и пялится на Алекса. Смешно ему? Или ждет, что Алекс отступит? Не бывать такому!
Он не баба. Он не будет плакать.
И отступать тоже.
Кости встретились с оглушительным грохотом. Зубы рассыпались от удара, а из ладоней Алекса на костер выпала зеленая молния, больше похожая на жирную гадюку.
Огонь вспыхнул, высокий, жадный, он плясал, то силясь дотянуться до ржавых цепей, свисавших с кровли, то растекаясь по костям нервной зеленью.
Алекс подумал, что зеленый огонь – это ненормально.
Зато тепло.
– Все хорошо, – сказала кошка. – Страх надо убить раньше, чем он убьет тебя.
– Девчонку перетащим? – Джек поднялся и первым подошел к Юльке. Небось, стыдно ему… если так, то Алекс его простит. Сегодня ему больше не хочется драться.
Крышкину уложили как можно ближе к странному огню. И зеленые отблески заскользили по лицу, словно знакомясь. Огонь – не тень, вреда не причинит.
– Отдыхайте, – велела Снот. – Я ненадолго… удалюсь.
– Куда? – вяло поинтересовался Джек, вытягиваясь на лавке по другую сторону костра.
– Не важно. Главное, дождитесь. И не вздумайте пускать друг другу кровь. Она вам еще пригодится.
Алекс смотрел, как кошка пятится, растворяясь в черной тени. Последними исчезли глаза. Сначала желтый, потом синий.
Алекс очень надеялся, что кошка вернется раньше, чем погаснет огонь.
– Ты только совсем не умирай, Покрышкина, ладно? – попросил он шепотом.
Юлькины веки слабо дрогнули, а улыбка исчезла.
Часть 2. По эту сторону мира
Глава 1. Встречи
Кошка выбралась из норы меж корнями старого ясеня и, оглядевшись, сказала:
– Мяу.
На зов ее откликнулись не сразу.
Задрожали колючие плети шиповника, побелели алые лепестки, а иглы и вовсе подернулись инеем. Земля же треснула. Нити корней пытались удержать края раны, но та расползалась, пропуская существо крайне уродливого вида.
