скачать книгу бесплатно
– Ах, вы так прелестно жалостливы! – воскликнул Одзиерский, склоняясь над Василисой. Пахло от него дорогою туалетной водой, бриллиантином и мятным полосканием для рта. Последним – особенно сильно. – И это чудесное, просто-таки чудесное свойство для женщины… женское мягкосердечие воистину готово спасти мир…
Голос его сделался низким, мурлычущим.
И сам он склонился еще ниже.
И показалось, что вот-вот он, ободренный бездействием Василисы, которое вполне можно было бы интерпретировать, как молчаливое согласие, сделает что-то воистину недопустимое.
– А знаете, я проклята, – сказала Василиса, глядя прямо в глаза.
– Простите?
– Проклята. Не слышали? Четыре моих жениха умерли. В муках, – на всякий случай добавила она, потому как просто известие о смерти на Одзиерского, похоже, не произвело впечатление. – Родовое проклятье… семейное… мужчины, которые… мне не нравятся…
Она выразительно посмотрела на Одзиерского, но, похоже, мысль, что он мог кому-то не понравиться, просто не приходила ему в голову.
– …умирают.
– Все? – выдохнул он.
– Избранные, – Василиса осторожно попятилась. Она не сводила с Одзиерского взгляда, уже жалея, что пришла сюда. – Так вы возьметесь?
– Простите?
Он моргнул, верно, приняв какое-то решение и, определенно, не в пользу Василисы. Взгляд его изменился, да и не только взгляд.
– За лошадей, – терпеливо повторила Василиса. – Возьметесь их лечить? Я заплачу…
– Простите, Василиса Александровна, – и голос его звучал иначе, исчезла бархатистая хрипотца, сменившись тоном равнодушным. – Однако к превеликому моему сожалению я не вижу смысла тратить силы на животных, которые в любом случае… бесполезны.
– Что ж, – Василиса подавила в себе желание сказать, что зачастую куда более бесполезны бывают люди, но… не поймет же.
И деньги не возьмет.
И… и, наверное, стоило бы молчать про проклятие, хотя бы пока… у него ведь явно интерес имелся, который можно было бы обратить к собственной выгоде. Вот только Василиса не умела так.
Глупая.
[1]Густав Вильгейм Зандер первым открыл свой спортивный зал, в котором представил 27 специальных приспособлений, цель которых была – улучшить физическое состояние посетителей. Зал был открыт и для мужчин, и для женщин.
[2] Создатель велотренажера.
Глава 6
– Стало быть, зелье… интересно, – Никанор Бальтазарович осторожно, с немалою трепетностью принял темную склянку, которую Демьян прихватил в нумере Беллы Игнатьевны. Та, правда, опомнившись, попыталась было отговориться душевной слабостью и склянку не отдать, но Демьян проявил твердость.
И Белла отступила.
И велела убираться. Обозвала нехорошим словом, однако как-то будто… не всерьёз? И чудились за этой несерьезностью сомнения.
– И перепады настроения. Вспышки ярости… а знаете, дорогой мой, – склянку Никанор Бальтазарович поднес к хрящеватому носу и принюхался. – Вы правы… ни одно укрепляющее зелье, если, конечно, оно вышло из рук настоящего аптекаря, а не какого-нибудь самозванца, который только и умеет, что приличным людям головы дурить, не вызовет такого… да…
– Стало быть, глянете?
– Уже… – он, взявшись за горлышко, легонько помотал склянку, и прищурился, вгляделся в темное стекло. – Но это дело небыстрое… и к дамочке загляну… она ж болезная, стало быть, пригляд за нею нужен. Всенепременно… а вы пока тоже пиджачок снимите, будьте так любезны. И вовсе…
На сей раз осмотр был быстрым и неприятным. Холодом не покалывало, холодом пробивало едва ли не насквозь, будто кто-то взялся загонять в хребет замороженные гвозди.
– Экий вы… – Никанор Бальтазарович укоризненно покачал головой. – Только из-под пригляду выпусти, мигом в куда-то вляпаетесь… говорите, откуда мертвечины понахватались.
– От некроманта, – признался Демьян, пытаясь совладать с желанием спину поскрести. Гвозди чужой силы так и сидели в позвоночнике, хотелось дотянуться и выдернуть их, хотя Демьян и крепко подозревал, что делать того не стоит. – Или еще… от бомбы… и на конюшнях тоже след похожий был. Я, правда, не знал, что это мертвечина, просто думал энергия незнакомая.
– А ведь логично… – Никанор Бальтазарович уставился на Демьяна с этаким профессиональным прищуром, свидетельствовавшим, что в голове целительской рождается некая идея. И эта идея наверняка Демьяну придется не по нраву. – Настолько, что не понятно даже, почему никто не увидел прежде… ложитесь.
Он указал на кушетку.
– На спину. Глаза закройте и расслабьтесь.
Демьян честно попытался, в конце концов, он маг и жандарм, и даже не просто жандарм, а с немалою выслугой лет, и потому негоже вести себя, словно капризной институтке. Но… если в спину входили гвозди, то сердце пробил кол.
Может, не осиновый, но от того было не легче.
Острая боль скрутила. Парализовала.
Лишила возможности дышать.
Демьян только и сумел, что рот открыть… и кол выдернули.
– Дышите, – велели ему строго.
Подняли. Встряхнули так, словно весу в нем вовсе не было. И сунули под нос мензурку с жидкостью, от которой остро пахло канифолью.
И вкус был… препоганый.
Канифоли, конечно, пробовать не доводилось, но появились подозрения, что это она и была.
– И еще…
Содержимое следующей мензурки заморозила рот и горло, Демьян только и сумел, что просипеть:
– Что вы…
– Исправляю собственные ошибки. И надеюсь, вы с пониманием к тому отнесетесь.
Мир поплыл перед глазами, и Демьян как-то отстраненно подумал, что не зря он всегда опасался целителей. Страшные люди.
И что хуже всего, с фантазией.
Он не знал, сколь долго находился без сознания, но когда пришел, то первым, кого он увидел, был некромант. Он сидел на корточках, как-то сгорбившись, упираясь длиннющими нескладными руками в пол. Спина его выгнулась горбом, а в выгоревших до белизны волосах виднелись искорки.
Темные.
– Что… – горло еще было замороженным.
– Интересно, – сказал Ладислав, ткнув в лоб Демьяна пальцем. – Очень интересно.
Он склонил голову на бок и спросил:
– Что видишь?
– Тебя, – Демьян прислушался к себе. Он снова лежал и на животе, а вот спина горела, знакомо так горело, и жар этот захватывал бока, шею… кажется, щеку тоже. Демьян поднял руку, чтобы потрогать, но некромант ее перехватил.
– Лежи, – сказал он. – Узорам нужно стабилизироваться.
Демьян только закрыл глаза.
Интересно, когда это дело закончится, на Демьяне останется хотя бы один клочок чистой кожи? Разве что на пятках. И то не факт.
– Видишь что? – повторил Ладислав.
– Тебя, – раздражение было неуместным, ибо некромант совершенно точно не был виноват в Демьяновых бедах, как и никто, кроме самого Демьяна, но справиться с ним оказалось куда как непросто.
– А еще?
– А что я должен увидеть?
– Не знаю. То, что необычно. Непривычно. Неприятно порой… просто приглядись.
И уставился на Демьяна.
– Глаза, – понял тот вдруг. – У тебя не черные… и не синие, будто… дымом затянуты. И в волосах…
Искры больше не походили на искры, скорее уж на ошметки того самого дыма. Или скорее даже тумана, который окутывал всю фигуру Ладислава. Он колыхался, изредка выпускал щупальца, которые тотчас втягивал. И сам вид этого тумана вызывал отвращение.
Замутило.
– Закрой глаза и попытайся расслабиться, – Ладислав уселся на пол и скрестил ноги. – То, что ты видишь, это не совсем явь. Просто разум твой преобразует увиденное в привычные тебе образы. Это до крайности неприятный процесс. Потребуется время.
– Сколько?
– Минута. Час. День. Месяцы… кому-то и года мало, чтобы привыкнуть, но такие обычно сходят с ума.
– Спасибо, – сходить с ума Демьян не собирался. И глаза закрыл. Приоткрыл. Снова замутило. Теперь туман окружал не только Ладислава. Ошметки его лежали на столе, виднелись на полу, покрывали стопку книг на полках, и эта стопка одновременно манила и отвращала. Хотелось взять ее в руки.
И страшно становилось от мысли, что взять придется.
Демьян вновь закрыл глаза.
– Интересный эффект… тот единственный уцелевший из экспедиции Берядинского, он ведь не был в полной мере безумцем. В первые годы да, он только прятался и трясся, не способный говорить. Но потом, после, ему частично удалось совладать с нечаянным даром.
– Даром?
Этакий дар, коль будет позволено сказать, Демьяну и даром не надобен был. Его и собственный устраивал в полной-то мере.
– Изначально Эдуард Львович Тихонов был стихийником со сродством к огню. Дар яркий, выраженный, что и весьма способствовало карьере. Третий сын обедневшего аристократа только и мог рассчитывать, что на этот свой дар. И до определенного времени ему везло. Он неплохо показал себя, что в турецкой компании, что в Маньчжурских степях, а вот со столицей не сладил. Имел неосторожность ввязаться в дуэль с человеком, который имел много самомнения и знатной родни. От смерти его не спасло, а вот Тихонову пришлось оставить службу. Это его весьма… огорчило. От огорчения, не иначе, он и примкнул к экспедиции.
– Интересно.
Жжение медленно переходило в зуд.
– А Никанор Бальтазарович где?
– С Вещерским общаются. Ему пока лучше к тебе не лезть. Едва не угробил… Тихонова тоже целители лечили. Как умели. А умели они в то время большей частью силой делиться. И сперва помогало. Да… а потом что-то произошло, и эта самая сырая сила едва не спровадила бедолагу на тот свет. И когда это поняли, от Тихонова отстали. А он неожиданно пошел на поправку.
Зуд усиливался. И чтобы не почесаться, пришлось вцепиться обеими руками в кушетку. А заодно глаза открыть. Туман не исчез, скорее уж побледнел, правда, если не вглядываться. Но вот стоило вглядеться…
С тошнотой Демьян сладил.
– Тогда и выяснилось, что прямое воздействие не всегда полезно… а вот сила очищенная, преобразованная накопителем, принимается куда как легче.
Перед Демьяном лег мутноватый камень, больше похожий на кусок оплавленного стекла.
– Что это?
– Накопитель. Более того, оказалось, что разницы-то особой нет, стихийная сила или вот наша. Но это тоже… официальной наукой не признано.
Демьян накрыл камень ладонью.
Теплый.
И тепло-то такое ласковое, знакомое до боли, хотя Демьян, сколь ни силился, не способен был вспомнить, откуда возникло это ощущение.
– Возможно, если бы рядом нашелся кто-то, способный объяснить Тихонову, что он перед собой видит, он сумел бы привыкнуть…
– К чему?
– К тому, что собственный дар его претерпел изменения.
Тепло уходило в ладонь, ласково покалывая пальцы, растекаясь по крови, принося невероятнейшее облегчение.
– Он утратил сродство со стихией, и обрел способности оперировать энергией мертвого мира. Правда, так до конца жизни и не смирился с этим. Он видел… многое видел.
– Туман?
– Не совсем. Как я понимаю, скорее саму суть людей. И потому ему казалось, что его окружают чудовища. Или ангелы. Или существа, о которых он говорил, что они столь прекрасны, что у него нет слов, чтобы описать.
Но ведь описал же.
Зуд стих.
