скачать книгу бесплатно
Василиса вытащила второй золотой шарик. Все-таки малина. И верно, она дает легкую кислинку, которая лишь оттеняет чудесную сладость сдобренного ванилью шоколада.
– К бомбам?
– И к бомбам тоже. И к бомбистам… и к тому, что однажды, проснувшись среди ночи, поймешь, что муж твой куда-то да подевался. А он только и записку оставит, мол, не волнуйся, скоро буду… а как скоро? И ты ждешь остаток ночи. И утро тоже. И день… а его все нет и нет. Потом, конечно, появляется и еще спрашивает, гад этакий, с чего это ты, дорогая, так разволновалась? Я, мол, записку же оставил.
Марья зажмурилась и тряхнула головой.
– И к тому, что планы строить никак… собираешься в театр, а он в последнюю минуту говорит, что у него дела и в театр он не может. И на вечер. И никуда-то не может… что порой исчезает на день или два… один раз на неделю даже… что приходит и пахнет гарью, смертью… сколько раз его корежило? В том году шрапнелью весь бок посекло. И выжил-то чудом… а покушения?
– И… – почему-то сестрина семейная жизнь до этой самой минуты представлялась Василисе куда более спокойной. А тут бомбы и покушения.
Кому надобно на Марью покушаться?
– К покушениям я так и не привыкла… особенно, – она села в постели и собрала волосы в хвост, закрутила, забросила за плечи. – Ты… уехала тогда… перед тетушкиной смертью как раз… вот… и решили, что если до меня добраться, то и Вещерского получится согнуть… не знаю уж, чего они от меня хотели.
Лицо Марьи сделалось жестким.
– Взяли… с Никиткой…
– Он же…
Марья кивнула.
– Только-только четыре годика исполнилось… я в поместье как раз… неважно чувствовала… конфликт энергий, приходилось магию глушить, но все одно помогало слабо. Вот они в поместье и явились. Перебили охрану. Слуг… не пожалели… те за оружие, защитить думали… я-то дура… испугалась. И со страху будто… не знаю, оцепенела… а они Олеську, которая за Никиткой ходила, на моих глазах… ей только-только шестнадцать исполнилось…
Василиса осторожно коснулась Марьиного плеча.
– И тогда я поняла, что нам с Никиткой тоже не жить. Что… даже если Вещерский сделает, что ему скажут, все одно не жить.
Марья судорожно вздохнула.
– Я их убила. Всех.
– Как?
– Выпустила силу. И сожгла… пепла и того не осталось… и не скажу, что со страха. Страха не было. Я все-таки княжна… Радковская-Кевич… но ярость была. Такая… оглушающая. Я себя помню будто со стороны, будто и не я это все делала… помню, как они кричали. И мага, который пытался меня задавить.
…только где ему против урожденной княжны, которую с малых лет обучали с силою ладить. А Марья ведь – это не Василиса, которой жалкие крохи достались, ей сполна родового дара перепало.
– Бедная.
– Я не бедная, – Марья посмотрела с возмущением. – Я сильная. И вообще…
– Но все равно бедная… как ты тогда…
– Сама не знаю. Потом… кошмары снились… и теперь вот Любавушка… дар все не открывается.
– Еще ведь рано…
Слабое утешение, потому как дар после трех лет открывается, если сильный, а слабый… со слабым тяжко жить, Василисе ли не знать.
– И Вещерский так говорит, – Марья облизала пальцы. – И… и мне все равно, какой у нее дар. Я ее люблю… только…
– Все будет хорошо, – сказала Василиса и, сама не понимая, почему, обняла сестру. А та, всегда-то холодная, отстраненная, обняла Василису, ответив:
– Конечно. Только бомбу ты все равно не трогай.
– Не буду.
В город выехали на коляске, правда, ныне на облучке сидел смурной господин того профессионально-неприметного вида, который навевал нехорошие мысли.
О бомбах.
На бомбу Василиса посмотрела. Издалека. То есть, сперва, конечно, издалека, но оттуда видно было плохо, и Василиса подошла поближе, здраво рассудив, что, раз уж бомба все равно каким-то чудом оказалась в ее доме, то, стало быть, опасности она не представляет.
Впечатления, к слову, оная бомба не произвела совершенно. Василиса ожидала увидеть нечто опасное, зловещее до крайности, а ей вместо этого подсунули самую обыкновенную музыкальную шкатулку. Правда… тянуло от этой шкатулки чем-то недобрым.
Если прислушаться.
Или не тянуло, но просто нервы с ожиданиями сказались? Василиса так и не поняла, но вот, взглянув на нового кучера, который появился при доме сам собой, снова подумала о той бомбе.
ȅ
О снах.
О невозможно ярких живых снах, в которых текла река лошадиных спин, переливалось на солнце, сияло золото грив. Сухая трава. Пыль под ногами.
Повозки, что катятся слишком медленно, и это злит человека в форме. Он то и дело привстает на стременах и оглядывается. И беспокойство его зримо. Оно связано с лошадьми, повозками и степью, что простирается бескрайним морем белого ковыля. Ветер шевелит это море…
…видела ли эти сны тетушка?
Если и видела, то обрывками, иначе поняла бы, что золотую кровь по капле не соберешь.
…но куда подевался табун?
Большой ведь.
Тех же арабских лошадей привозили по одной и, если поискать, о каждой найдется запись. А тут целый табун исчез, будто вовсе его и не было.
…а жена осталась.
Нелюбимая, как теперь Василиса понимала, ибо видела эту нелюбовь во взгляде человека, с которым ее… нет, не ее, но ту, другую, связали боги. И не понимала.
– Так, – голос Марьи вывел из задумчивости. – Я побеседую с Сергеем Владимировичем, нужно, чтоб привезли кое-какие документы по… нашему интересу.
Она бросила взгляд на кучера, который казался совершенно безразличным, но отчего-то Василиса этому безразличию не поверила.
– А ты загляни к ветеринару. Потом по лавкам, право слово, я не могу и дальше носить твой халат. И ты тоже.
– Почему?
– Потому что он страшный, – Марья хлопнула в ладоши. – И там уже… может, в гости?
– К кому?
– А тебе не к кому?
– Как-то… неудобно.
…тем паче, что вчера Василиса, оказывается, уснула. Никогда-то прежде с ней не приключалось подобного конфуза, даже на поэтическом вечере, который, мало, что оказался на диво зануден, так еще и затянулся безмерно. Там тоже спать хотелось, но Василиса нашла в себе силы высидеть.
И хлопала даже.
А тут… уснула.
– Глупости, – Марья привстала и велела. – Неудобно будет, если вдруг найдется какая-нибудь ушлая девица, которая решит, что ей удобно увести чужого жениха.
– Какого жениха?
– Твоего.
– У меня нет жениха!
– Это пока. Думаешь, я не заметила, как он на тебя смотрит? Между прочим, так смотреть прилично исключительно на свою невесту.
– Я проклята!
– Пройдет.
– Это же не простуда, – Василисе вдруг стало весело.
– У нас некромант под рукой. Приехал? Вот пусть и разбирается.
– А если… не разберется?
Он ведь ничего-то толком не сказал по проклятью, стало быть, вполне возможно, что и не разберется. И тогда как Василисе быть?
Накатило вдруг.
До слез.
До сбившегося дыхания.
Почему? Именно она, Василиса? Чем она заслужила такое? Почему ей было отказано в том простом женском счастье, которое доступно любой другой женщине? А она, выходит…
– Если не разберется этот, найдем другого некроманта… – спокойно сказала Марья. И Василиса поверила, что найдет. И другого, и третьего, и на край мира отправится, коль в том возникнет надобность. – Но заглянуть в гости следует. Поверь моему опыту, мужчина, оставленный без присмотра, он хуже ребенка, так и норовит в какую-нибудь авантюру героическую ввязаться.
– А… вот так просто… без приглашения?
– Почему? Нас вчера приглашали.
– Я не помню.
Марья отмахнулась, мол, стоит ли заострять внимание на подобных пустяках.
– И вообще, – добавила она. – Нечего нам одним разъезжать. Тут бомбисты, а мы без охраны…
Кучер отчего-то хмыкнул.
Глава 5
Утро Демьян встретил в гимнастическом зале, который имелся при вилле и был оборудован по самому последнему слову техники. Тут даже обнаружилось целых пять агрегатов Зандера[1] и механический велосипед Лоуденса[2], который Демьян, пусть и несколько смущаясь, но все же опробовал.
И обнаружил, что крутить педали не так-то и просто.
Мышцы тотчас заныли, а следом и тело.
Застучало сердце.
Бросило в пот…
– Вы слишком спешите, – произнес знакомый голос, заставив обернуться. – Надеюсь, вы не скажете, что я не в свое дело лезу?
Пахотина Белла Игнатьевна глядела с вызовом, готовая ответить, если вдруг окажется, что Демьян как раз-то и полагает, что она лезет не в свое дело. Но Демьян кивнул.
Сердце стучало так, что и дышать-то было тяжело, не то, что говорить.
– Сперва надо размяться, – Белла Игнатьевна присела, оттопырив зад. И поморщилась. – Заниматься в юбках совершенно неудобно. И кто придумал, что женщинам нельзя носить брюки?
– Не знаю.
Одну женщину в брюках Демьян точно видел, и со всею определенностью мог сказать, что впечатление подобный наряд производит… неизгладимое.
Белла Игнатьевна снова присела, встала и помахала руками над головой, будто мух отгоняя. Потом наклонилась в одну сторону, в другую…
– Повторяйте, – велела она строгим учительским тоном. – Мышцы необходимо подготовить к нагрузкам. Странно, что вы этого не знаете.
– Как-то вот… не доводилось бывать в залах.
Демьян слез с механического велосипеда, в простоте конструкции которого теперь ему мерещился подвох. А то ведь не понятно, с чего это вдруг ему плохо стало.
Может, магия какая?
Хотя… нет, не магия.
Просто возраст. И удар… и досталось ведь не только тонкому телу, то, которое живое, пострадало не меньше. А что Демьян не чувствует слабости, так это потому как к слабости он не привычен.
– Да, к сожалению, в этом плане мы значительно отстали от Европы, – Белла Игнатьевна оседлала тренажер, и на лице ее появилось выражение высочайшей сосредоточенности. – И не только… в этом… а вы идите погребите.
