скачать книгу бесплатно
В классе повисла сосредоточенная тишина, поскольку все занялись записками. Игорь с независимым лицом раскрыл тетрадь по алгебре, посмотрел на последний пример, поменял в одном месте минус на плюс, зачеркнул ответ и написал рядом другой. Потом осторожно скосил глаза на сидящую сбоку от него Кристину Кирьянову. Она, опустив голову к очередной «валентинке», улыбалась тому, о чем писала. Игорь скользнул взглядом по ее гладко зачесанным и завязанным в хвост на затылке волосам, по нежному профилю, остановил его на глубоком вырезе яркой кофточки и отвел глаза. Он покрутил в пальцах ручку, а потом прямо в тетради напротив домашней работы написал: «Ты мне нравишься», – затем зачеркнул это двумя жирными чертами и вывел чуть ниже: «Я тебя люблю». После снова зачеркнул написанное, раздраженно и зло, и опять повторил: «Ты мне нравишься». Еле двигая рукой, чтобы никто не видел, он, смяв тетрадный лист, оторвал от него свою записку, закрутил ее трубочкой, примял, чтобы не разворачивалась, и надписал сверху: «Кирьяновой К.».
* * *
А с Кирьяновой К. в это время разговаривала Таня Казакова.
– Ну и кому ты пишешь? – спросила она подругу.
– А то ты не знаешь! – ответила Кристина.
– Герману?
– Танька, отстань! Ты в курсе моих дел!
Казакова огляделась вокруг и наткнулась взглядом на Игоря, который тут же отвернулся к окну.
– А этот все смотрит и смотрит!
– Кто?
– Краевский. Он как-нибудь подожжет тебя своими бинокулярами. Это же не очки! Это натуральный гиперболоид инженера Гарина!
– Отнеси лучше «валентинки» в ящик, – попросила подругу Кристина, никак не прореагировав на «гиперболоид». – А то мне как-то неудобно второй раз.
– Да запросто! Только давай сначала над Краевским прикольнемся.
– Как?
– Напишем ему душераздирающее письмо про любовь.
– Зачем?
– Для юмора! Скучно ведь!
– У меня уже ни одной «валентинки» не осталось.
– У меня тоже, но тем лучше! Напишем ему на листке и закапаем слезами!
– Ты, что ли, будешь над письмом рыдать?
– Вон на окне лейка стоит!
– Знаешь, Танька, сама пиши, если тебе охота.
– Ну и напишу! Хоть посмеемся! – ответила Казакова и склонилась к тетрадке.
* * *
– Кристинка! Это опять тебе! – прочитал на записке Серега Степанов, а Кравцов бросил послание в целый ворох других, лежащих на столе перед Кирьяновой.
– А эта кому же… так неразборчиво написано… А! Игорек! Тебе! – Серега передал листок из тетради, сложенный квадратиком, Кравцову, а тот сунул его Краевскому.
Игорь вздрогнул, с опаской посмотрел на письмо и слегка дрожащими пальцами развернул его. Перед глазами оказался довольно большой текст, написанный гелиевой ручкой. Многие буквы расплылись, будто на лист попала вода. Прочитав первую строку, где речь шла о любви, Игорь, не читая дальше, уже без трепета раздраженно смял лист и сунул его в карман. Очень смешно! Думают, его так просто разыграть! Дурехи! Да не родилась еще та, которая сможет его одурачить!
* * *
– Похоже, он не прочитал, – констатировала Таня.
– Ты про что? – оторвалась от вороха записок Кристина.
– Да все про нашего инженера Гарина, про Краевского. Только открыл листок и сразу смял. Я за ним специально следила. Наверно, я все-таки переборщила со слезами. Понимаешь, из лейки неожиданно так полилось…
– Ну и наплевать! Что тебе за дело до этого Краевского?
– Если честно, мне нет до него никакого дела, но что я, зря надрывалась? Хотелось бы иметь результат! Ну да ладно… Наплевать! – Таня пошевелила рукой кучу записок, лежащих возле подруги, и спросила: – Ну, и кто тебе пишет?
– Да… – отмахнулась Кристина. – В основном чушь всякая без подписей; одна явно от Степанова, хотя тоже неподписанная, а три штуки – наверняка от девчонок, потому что злобные и ядовитые.
– А от Герки есть?
– Скорее всего, нет.
– Ну неужели среди этой кучи, – Таня опять пошевелила рукой записки, – нет ничего интересного?
– Представь, ничего! А у тебя?
– Тоже ничего стоящего. Две записки от Кравцова. Он хоть и не подписался и даже почерк пытался изменить, но я уже давно выучила, с какой дурацкой петлей он пишет «б». В общем, скукота! День влюбленных! Ждешь его, как не знаю чего, а толку?!
* * *
В начале двенадцатого Женя вышла из дома. Февральский день был по-весеннему ярким и солнечным, но зима, совершенно не собираясь сдаваться, дохнула молодой женщине в лицо морозно-дымчатым колючим воздухом. Женя зябко поежилась, подняла воротник дубленки, вышла из двора на Тверскую улицу и направилась к торговому дому «Ока», в котором можно было купить абсолютно все, начиная с продуктов и заканчивая мебелью.
Огромная зеркально застекленная двухэтажная «Ока» уже вовсю развернула свою торговлю. Зал был украшен гирляндами разноцветных шаров и обклеен по стенам самыми разнообразными сердцами из цветного картона, фольги и какого-то неизвестного Жене смешного пупырчатого материала. К ее неудовольствию, кроме гипертрофированно огромного числа сердец, торговый зал «Оки» был заполнен еще и большим количеством народа. Православные россияне действительно намеревались праздновать католический День святого Валентина со всей широтой своей славянской души.
К каждому прилавку пришлось постоять в очереди. Женя устала и распарилась в душном торговом зале, так что вынуждена была снять шерстяную вязаную шапку и засунуть ее в пакет рядом с курицей, но, в конце концов, все-таки купила все, что намеревалась. Оставались подарки. Надо было сделать наоборот: сначала купить подарки, а потом – продукты, но теперь уже поздно об этом сокрушаться. Сейчас она выберет Сергею какую-нибудь грандиозную плитку шоколада «с преимуществами» и потащится с кошелками на второй этаж, где продаются промтовары. Там она купит Игорю несколько пар хороших носков. Поскольку праздник он не признает, то это будет и подарок, и не подарок одновременно.
Довольная собственной сообразительностью, Женя встала в очередь в кондитерский отдел. Она присмотрела в витрине шоколадную плитку в виде летящей птицы, завернутую в голубовато-синюю фольгу, и поняла, что это именно то самое, что ей хотелось бы видеть. Сумки с продуктами оттягивали ей руки, по спине текла липкая струйка пота, а мозг работал как компьютер, рассчитывая время: сколько его понадобиться на курицу, салаты, душ и новый макияж. По всему выходило, что времени впритык.
От вожделенной шоколадной плитки в виде птицы Женю отделяла всего одна женщина, которая заказала килограмм зефира и полкило трюфелей, когда около прилавка возник мужчина в лоснящейся кожаной куртке и обратился непосредственно к Жене:
– Вы не позволите мне без сдачи купить вон тот вафельный торт?
Женя, которая чувствовала, как по лицу у нее расплываются остатки звездных глаз и мокрого блеска губ, набросилась на мужчину так, будто он хотел отнять у нее ее выстраданную в такой же очереди курицу:
– Без очереди, да? Какой прыткий! А совесть-то есть? Мне тоже нужна всего лишь плитка шоколада, а я, между прочим, без очереди не лезу!!
– Я тоже не лезу, – миролюбиво сказал мужчина. – Я просто спросил.
– И нечего спрашивать, – продолжала горячиться Женя. – Я ни за что вас не пущу! Может, кто сзади найдется пожалостливей, только не я. – И она гордо отвернулась от нахала, потому что впереди стоящая женщина уже засовывала в свою сумку зефир и трюфели.
Шоколадная птица оказалась такой блестящей и красивой, что счастливая Женя тут же забыла про нахала, который пытался пролезть без очереди, бережно засунула подарок в сумочку, висящую на плече, и поплелась на второй этаж за носками. Когда она уже спускалась назад по лестнице с тремя парами элегантных носков (Женя решила одну приложить к шоколаду «с преимуществом»), ей неожиданно вспомнился мужчина, которого она отчитала и не дала купить торт. Почему-то вдруг ей стало стыдно. И чего она на него вызверилась? Она сама совсем недавно так же просила разрешения у очереди купить без сдачи пачку чая, поскольку дома не было ни чаинки. И люди в очереди оказались хорошие. Добрые. Никто не кричал на нее, как она сегодня на мужчину, и все как один позволили купить ей чай.
Надо же, как легко испортить себе настроение! Тот незнакомец про злобную Женю, наверно, и думать уже забыл, потому что купил себе торт в другом, более приятном месте, а у нее теперь на душе осадок. Праздник ведь, а она разоралась, как базарная баба.
Женя пристроила свои сумки на конец прилавка с макаронными изделиями, вытащила из-под курицы изрядно помятую серую шапочку, встряхнула ее, надвинула на глаза, тяжело вздохнула и пошла к выходу из магазина. Черт возьми! Как на душе отвратительно! Поскорей бы забыть этот неприятный инцидент!
Женя вышла на улицу и зажмурилась от солнечного света. Нет! Решительно ничто ее не радует! Даже яркое солнце в феврале! Она подошла к лестнице крыльца и, ослепленная снежным блеском, сделала неверный шаг. Женя летела вниз по ступенькам торгового центра и думала о том, что так ей и надо. Она этим падением сейчас расплатится за свой грех с тортом, и дальше все пойдет хорошо. С надвинутой чуть ли не на пол-лица шапочкой она уже сидела на снегу и шарила вокруг себя в поисках самого важного, а именно: сумочки с деньгами, ключами от квартиры и с шоколадной птицей «с преимуществами», когда ей протянул руку мужчина.
– Не надо сидеть на снегу, – сказал он. – Встать можете? – И, не дожидаясь ответа, предложил: – Давайте попробуем! Обопритесь на меня!
«Есть же еще джентльмены в наше время», – подумала Женя, оперлась о предложенную руку и встала.
В правой коленке и в боку довольно сильно саднило, но сосредоточиться на этом она не смогла, потому что держалась за руку того самого мужчины, которому не позволила купить торт.
– Ну как? – участливо спросил он.
Женю окончательно парализовало, когда она наконец разглядела незнакомца при свете дня. Там, у прилавка, она толком и не смотрела ему в лицо. Она сразу раздражилась его «наглой» просьбой, уверенным голосом, слишком новой хрустящей курткой и сознательно отворачивалась от него. Теперь она четко видела, что это был ОН, тот самый, о котором она…
– Извини…те меня, – пролепетала Женя, поправляя шапочку, а заботливые прохожие уже подавали ей сумку, пакеты и рассыпавшиеся продукты.
– Что за ерунду вы говорите? – смущенно улыбнулся мужчина. – В чем вы передо мной провинились?
Женя поняла, что он не узнал в ней хамку из очереди, потому что у прилавка кондитерского отдела она стояла без шапки, а сейчас эта шапка самым отвратительным образом лезла ей на нос, сколько она ни пыталась ее поправить. Узел волос на затылке раскрутился, и держаться головному убору было не на чем.
– Я… я не позволила вам купить вафельный торт… да еще и без сдачи… простите… – жалобно продолжила Женя. – Не знаю, что на меня нашло. Там, – и она махнула рукой в сторону входа в торговый комплекс, – было так душно.
– Бросьте, – опять улыбнулся он. – Я все понимаю. К тому же торт я все-таки купил. – И он показал на коробку, выглядывающую из-за пазухи.
– Тетенька, возьмите, – раздался откуда-то снизу детский голосок.
Женя обернулась. Выскочившую из пакета курицу крепко держал за ногу мальчишка лет семи.
– Спасибо, – слабо улыбнулась ему Женя, перекинула все пакеты в одну руку, другой, освободившейся, схватила за скользкую ногу свой будущий праздничный ужин и опять подняла глаза на НЕГО.
– Идти-то можете? – спросил мужчина. – А то могу подвезти. Я на машине.
– Да я живу тут… недалеко…
– Ну и что! Все равно пойдемте к машине, подброшу! – И он, не дожидаясь ее согласия, взял в одну руку все пакеты, а другой, поддерживая Женю под локоток, повел ее к бежевому «BMW».
Так и держа за ногу курицу, Женя послушно шла за ним. Когда они уже уселись в салон машины и бедная битая птица была упакована подобающим образом, мужчина весело спросил:
– Ну! Вам куда?
Женя наконец вышла из ступора и вместо ответа спросила сама:
– Вы… вы Александр?
Он бросил руль, на который уже положил руки, повернул к ней все такое же веселое лицо и согласился:
– Александр!
– Вы… Саша Ермоленко, да?
Улыбка на лице мужчины из веселой превратилась в вопросительную.
– Да… я Ермоленко. И именно Саша. А вы откуда…
– А я Евгения, – перебила она его. – Женя Богданова! Вы меня разве не помните?
Мужчина покачал головой. Она видела, что он силится вспомнить, но это ему никак не удается.
– Я Женя Богданова с улицы Вокзальной, из дома с башенкой, из средней парадной… Ну вспомните, пожалуйста! «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три: на месте фигура замри!»
Ермоленко действительно замер, улыбка сползла с его лица, и он недоверчиво покачал головой.
– Женя? Женька Богданова? Н-не может быть!
– Ну почему же не может! Это я! – Она наконец сдернула с головы сползающую шапку, и тугие волны волос рассыпались по плечам. – У меня, наверно, вся косметика размазалась, – предположила она и повернула к себе зеркальце заднего обзора.
Но ничего не размазалось ни при падении с лестницы, ни в духоте торгового комплекса. Хорошую все-таки последнее время она покупает косметику. И эффект звездных глаз на месте, и даже сексапильный мокрый блеск для губ. Женя подняла все волосы кверху и добилась еще одного эффекта – эффекта детского хвостика-фонтанчика на макушке.
– Не может быть… – повторил Ермоленко. – Женька из двенадцатой квартиры!! Какая же ты… вы… ты…
– Ну конечно же, «ты»! – подсказала ему Женя.
– Ты… Какая же ты стала красавица, – выдохнул он. – Совершенно невозможно узнать.
– Что? Не ожидал, самый красивый мальчик нашего двора? – улыбаясь, спросила Женя, хотя сердце у нее билось весьма учащенно.
– Не ожидал, – повторил за ней самый красивый мальчик и еще раз окинул ее восхищенным взглядом.
Не о таком ли его взгляде мечтала она тогда, когда они, разъезжаясь из коммуналок в новые квартиры, договаривались встретиться в двухтысячном году? Она вспомнила себя на привокзальной площади, в кустах напротив памятника Ленину. Она сидела тогда на коленях на газоне и сооружала «секрет», главной деталью которого была картинка из журнала «Юность», который ОН ей подарил. Интересно, осталось ли хоть что-нибудь от этого «секрета»? Наверно, только фольга и бутылочное стекло…
Женя не пришла на привокзальную площадь в условленный день двухтысячного года, потому что и тогда, естественно, была уже замужем и даже не вспомнила о назначенной встрече… а ведь они планировали увидеться как раз четырнадцатого февраля… Надо же! У Ермоленко же сегодня день рождения!
– Саша! У тебя день рождения! – выкрикнула она и всплеснула руками.
– Да, – как-то не очень весело улыбнулся он. – Тогда мы не могли даже подумать, что он через много лет совпадет с днем какого-то монаха.
– Тоже не жалуешь этот праздник?
– Скорее не жалую. Праздную не его, а собственный день рождения.
– Ну… я тебя поздравляю, – смущенно проговорила Женя. – Не знаю, что тебе пожелать, потому что, в общем-то, тебя сегодняшнего я совсем не знаю.
– Да я все тот же, – рассеянно ответил он, и оба они на несколько минут задумались каждый о своем.
…О Саше Ермоленко из прошлого Женя думала довольно часто. Он очень нравился ей тогда, в детстве. Впрочем, он нравился абсолютно всем девчонкам их двора.