Жизнь как она есть

скачать книгу бесплатно


Далеко впереди сквозь снежную мглу мелькнул несмелый, размытый, словно пьяный, пучок света – это мог быть только прожектор ретрансляционной вышки.

Вскоре и вправду начался асфальт. Стены, в которые превратились обочины дороги, ставали заметно ниже, на дороге виднелась чёткая колея, оставленная колёсами машин, да и ледяная корка здесь не была такой скользкой, как раньше. В самый раз было бы продолжить путь бодреньким шагом, но взрослый человек уже не мог себе этого позволить.

– Папа, у меня снова топик… – виноватым тоном объявил Паша, уставившись на башмак с растерянным видом.

Подошва отлетела вовсе, оставив ребенка практически босым. Не теряя времени на размышления, Алексей велел Маше снять свой сапожок для брата, а ей отдал собственный. Детям будет неудобно, зато обувка не слетит с их ног. Несмотря на несоответствие размеров, она не даст детским ногам замерзнуть.

Для надёжности он крепко обвязал сапожки вокруг ног и теперь дети их не потеряют. Сам же он остался босой. Ощущения были далеко не из приятных, но минут через десять, когда ноги начали неметь, ему стало всё безразлично.

Между тем идти было всё ещё тяжело. Он заметил, что дети устали настолько, что готовы сдаться или уснуть на ходу. Он и сам едва плёлся. Если раньше он периодически нёс одного из наследников, то после перелома ноги делать этого не мог.

Малыш, конечно, оказался слабее и свалился первым. Именно в этот момент сердце Алексея ёкнуло в предчувствии чего – то ужасного, именно в тот миг он испытал прилив неведомого доселе страха перед обречённостью. «Судьба!..» – словно выстрелило в сознании.

Передав палку дочке, он взял Павлика на руки и, едва выпрямившись, попытался нести на руках. Это оказалось чрезвычайно трудоёмкой задачей. Одна нога – босая, занемевшая – скользила по льду, а другая, увечная, не могла выдерживать его вес и норовила подогнуться в любой неподходящий момент. При очередном приступе боли, Алексей не выдержал и выругался. Его охватило чувство непередаваемой злости – злости на обстоятельства, на самого себя, водителей, дороги, государство, – и он, на зло самой боли, ступая на больную ногу изо всех сил, заставил себя идти быстрее. До поры до времени это получалось, – пока боль не сделалась настолько нестерпимой, что упрямец вынужден был остановиться и сесть на обочине.

Когда ощущения позволили ему уравновесить мышление, он посмотрел на Машу и заплакал.

– Простишь ли ты меня, девочка?

– За что, папа?

С выражением покорности судьбе она присела рядом и со слезами в глазах прижалась к нему. Павлик, утомлённый дорогой, сопел, забывшись в тревожном сне. Эти беззащитные создания преподали ему яркий пример того, что почему-то принято называть мужеством – именно так, безропотно и спокойно, следует принимать всё то, что предлагает судьба.

Вскоре девочка уснула на его груди. Его самого убаюкивала странная, всемогущая сила, противиться которой он не находил сил. Веки давно слепились столь крепко, что не было мочи заставить их раскрыться. Плоть уже пребывала в том состоянии, когда перестаёт ощущать холод и ей почему-то становится тепло и уютно. Её охватило странное оцепенение, взгляд замутился непонятной дымкой, как это происходит в те минуты, когда забываешься во сне.

Алексей так и уснул, прислонившись в ледяной стене дорожного туннеля, не желая более ничего. Его полузакрытые глаза неподвижным взглядом смотрели вдаль. Сквозь пелену, застилавшую взор, ему показалось на какой-то миг, будто вьюга прекратилась и в одном месте небосвода в толще облаков образовалась трещина, сквозь которую пробивается мерцание какой – то звезды. Этот слабый лучик далекого холодного света согревал его теплом до тех пор, пока удивительным образом не раздвоился. Это видение увеличивалось, расплывалось в уходящем сознании, пока не исчезло вместе с ним совершенно…

Житейское дело

Этот летний день, как и несколько предыдущих, принёс жару. Несмотря на то, что солнечный диск едва поднялся над горизонтом, люди уже изнемогали от зноя. Даже листья на деревьях поникли с той непередаваемой печалью, которая предвещала обречённость. Да и птицы куда-то исчезли.

Однако людям невозможно убежать под спасительные крыши домов или тени деревьев, поскольку была в разгаре уборочная страда. Одна за другой машины свозят с полей на ток пшеницу, которую нужно готовить к сортировке. Бабы и мужики, запыленные и потные, трудятся до изнеможения.

Но народ наш тем и отличается от других, что умеет скрасить даже такие неприятные моменты. Как свидетельство сему, то тут то там то и дело слышится жизнерадостный смех.

– Эй, Кирюха! Тебе не жарко в штанах-то?

Это был звонкий голос Ксюхи, бабы молодой и красивой, вроде кустодиевской Венеры.

Позабыв о всяких условностях, большинство женщин пораздевались, оставшись в одних лифчиках. И это было правильно, потому что пыль, скапливаясь под одеждой, проникает в кожные поры и вызывает невыносимое жжение. Мужики, – грязные, загоревшие, чумазые, – тоже ходили если не в шортах, то в одних трусах. Только один из них, претерпевая неудобства, оставался в плотных штанах армейского покроя.

– Какое тебе дело? – ответил он сквозь зубы возмущённым тоном. – Как хочу, так и хожу.

Ксюха что-то промолвила ближайшим товаркам, следствием чего стал взрыв звонкого женского смеха.

Работа продолжалась до самого обеда. Наконец пришли сменщики, благодаря которым бригада смогла позволить себе кратковременный отдых. Для того, чтобы пообедать, недостаточно просто вымыть руки, потому все устремились к Змеёвке. Это, конечно, не Волга, но как раз недалеко от тока она разливается широким зеркалом, что делает её вполне пригодной для купания.

По вполне понятной причине женщины купались отдельно от мужчин, – тем более, что места для таких удобств было предостаточно. Но Кирилл почему-то ушёл даже от мужчин. Он забрёл в камышовые заросли, где, наконец, начал стаскивать с себя штаны, пропитанные потом и пылью, после чего, кряхтя, полез в спасительную воду. Здесь было хорошо. В отличие от мелководья, которое выбрали бабы, в этом месте били ключи, что делало воду прохладной. Тело не только отмывалось, но и отдыхало.

Но в этот день, похоже, Кирюхе не было суждено оставаться в покое. Не успел он выйти на берег, как из-за камышовых зарослей на него набросились женщины. Предводительствовала ими всё та же Ксюша.

– Во, неуёмная! – проворчал один из мужиков, созерцая эту сцену издали.

– Да уж, женское одиночество – не шутка… – ухмыльнулся другой.

– Паша, а может помочь Кирюхе? – нерешительно произнёс третий.

– Как ты себе это представляешь? – ответил тот. – Да и… Дело-то житейское. Оно тебе надо? Ещё самому достанется…

Махнув рукой, он направился в сторону колхозной столовой. Вслед за ним поплелись остальные.

– Как водичка? – поинтересовалась повариха, русоволосая Анфиса.

– Да так себе…Вода как вода… – вяло ответил Павел.

– А чего так грустно? – удивилась женщина.

– Да так…

Анфиса и Кирилл проживали в одном доме. Но не как муж и жена, – в деревне подробностей такого рода не утаить. У Анфисы был муж Юрий, мужик хороший и вежливый. Он трудился трактористом в том же колхозе. В летнюю пору ему приходилось настолько зарабатываться, что иногда и домой не являлся. Это давало повод злым языкам утверждать, что в отсутствие Юры Анфиса развлекается с Кириллом. Шведская семейка, так сказать… Однако в ответ на подобные предположения, выражаемые в виде почти безобидных шуток, семья лишь улыбалась. Ещё кто-то говорил, что Кирилл может приходиться Анфисе братом. В этом случае становилось всё понятно. Но напрашивался вопрос иного порядка: почему же Кирюха, мужик хороший, здоровый, красивый и хозяйственный, неженат? В Сычёвке полным-полно молодых и красивых баб, но он на них не обращает внимания. Вот уж загадка…

Мужики уже доедали второе, как подъехал УАЗик председателя. Тоже работа не из самых сладких. С утра до ночи носишься по окрестностям, ездишь отчитываться в райцентр, ещё куда-то, и надо всюду успеть, всё проконтролировать…

– Здорово, мужики! – приветствовал он едоков. – Приятного аппетита!

– Спасибо, Петрович! – ответили они. – Ты чего такой грустный? Лучше присаживайся с нами.

– Спасибо, ребятки, – вежливо отказался председатель. – Нет времени. А где ваш Носов?

– Кирюха-то? Да там бабы его донимают… – прыснул со смеху самый молодой.

– Бабы? – как-то настороженно промолвил Петрович. – Снова Ксюха?

– Она самая…

– А зачем тебе Кирюха? – спросил Павел.

– Да вот, транспортёр на ферме сломался. Кто ж его починит, если не он?..

– Это точно…

Сосредоточив взоры на содержимом тарелок, мужики продолжили трапезу.

В это время к столовой начали сходиться женщины. На лицах некоторых из них отражался оттенок задора, другие светились непонятным недоумением, третьи выражали откровенный стыд.

– А где Ксюша, где Носов? – спросил Петрович.

– Там… – неопределённо ответили ему.

В атмосфере образовался тот странный накал, который иногда способен вылиться во что-то недоброе. Воцарилась напряжённая тишина.

– Вот дуры, вот дуры!.. – покачал головой председатель и, сплюнув в сердцах, поспешил к машине.

Усевшись за столом, бабы едва ковыряли в тарелках. Мужики, закончив обед, ретировались прочь. Только Анфиса, тарахтя своими мисками, ничего не замечала в разгаре кухонных хлопот.

В течение этого дня Кирилл больше не появлялся. Его не могли отыскать нигде. На вопросы Ксюха ничего не отвечала, только странно опускала взор… Как будто осознавая какую-то большую вину и угрызения совести.

Не появился Кирилл и на следующее утро. Мало того: пропали и Юрий с Анфисой. Хата, в которой они проживали, была заперта. На недоумённые вопросы сельчан Петрович ничего не отвечал, хотя было заметно, что он вполне осведомлён о причинах.

– Ладно, – сказал он в ответ на приставания одного из любопытных. – Не дадите вы мне покоя, замучите. Да и все равно уже ничего не вернуть… Итак, слушайте. Гуляев Юрий – бывший капитан-танкист. Вместе с Носовым они служили в «горячей точке». Дома Юрия ждала молодая жена, Анфиса. Кирилл был ещё совсем молодым солдатом-срочником. Однажды их машина загорелась. Рискуя жизнью, Кирилл спас всех членов экипажа и своего командира, но сам при этом сильно пострадал. Он долго находился в госпитале, перенёс несколько операций, в том числе и в паховой области. Там всё удалили, понимаете? Ему казалось, будто теперь никому не нужен… Но Гуляевы приняли его в свою семью. Юрий уволился из армии… Вот так. Год назад они поселились в нашей Сычёвке, да видать, не судьба…

С этими словами председатель обвёл присутствующих взглядом, исполненным укоризны.

В эту минуту каждый невольно почувствовал стыд. Почему молчали раньше, почему? Ах, если бы знать… Но разве для того, чтобы относиться к человеку по-человечески, необходимо знать о нём то, что не положено?..

Спустя неделю из села выехала и Ксюха…

История одной болезни

Современный человек есть нечто, что должно быть побеждено.

    Ницше

Предисловие

Чем выше ты поднимаешься, тем меньшим становишься в глазах завистливых мира сего. Больше всего общество ненавидит парящего над суетой, и особенно друг и любимая женщина. Они пытаются забросать грязью и несправедливостью сильного духом, возвысившегося; но чем больше бросают, тем ярче им нужно светить, – если хочешь остаться звездой хотя бы для себя. Следует остерегаться припадков своей любви к ближнему и дальнему: одинокий слишком скоро протягивает свою руку тому, кто с ним заговорит; а есть масса людей, которым следует протягивать не руку, а лапу, вооружённую когтями. Если человек ищет самоусовершенствования, ему следует вначале сжечь самого себя в своём собственном пламени, – иначе невозможно, – вместе с былыми иллюзиями, наивностью, глупостью и… человечностью.

Вообще-то тот тип государства, который с некоторых пор стал общепринятым на планете, вполне соответствует принципу, по которому устроен животный мир, – с его борьбой за существование и законами джунглей. Только, к превеликому стыду, эти «законы джунглей» применяются не в честных условиях саванны или каких – нибудь гор, а в огромном курятнике, который так напоминает человеческое общество. В нем полным – полно курочек и петухов, которые всегда стремятся стащить друг у дружки лишнее зернышко, используя самые разнообразные методы и средства. Петухи в каждом отдельно взятом курятнике постоянно конкурируют между собой за право спариться с лишней самкой и за первенство, а курочки хитрят, ссорятся, дерутся между собой не менее жестоко, чем мужская половина, и ведут интрижки ради того, чтобы выделиться перед петухами. Все устроено, как у людей – приветствуется стремление выделяться, быть выше, сильнее, «круче»; а курочки, в свою очередь, отдают предпочтение тем петушкам, которые считаются первыми, более сильными, лучше усвоившими мораль курятника. Они поступают так, как их научили мамы и бабушки, отцы и деды…

1

С самого утра настроение у Алёхина было, что называется, ни к чёрту. Таковым оно являлось уже в течение нескольких дней, – ровно столько, сколько на него наседают жена и тёща, требуя проведения ремонта в квартире и поездки в Анатолию. Чтобы всё было «как у нормальных людей»… Собственно, тёще Анатолия не нужна, но она настаивает на этом пункте из чувства солидарности с дочерью. А насчёт ремонта… Как же: Никитины, соседи по площадке, истратили на это свыше пятнадцати тысяч долларов, соорудили навесные потолки, утеплили полы, налепили на стены всякой всячины. Получилось, мягко говоря, безвкусно, даже смотреть противно. Даже последнему шизофренику из числа подопечных Алёхина не мог бы прийти в голову подобный маразм, но зато «дорого». В понимании обывателя дороговизна свидетельствует о статусе хозяев и является их своеобразным лицом, служит неформальным пропуском в элиту стада.

Почти точно такой же ремонт произвели Санины – родственники по линии супруги. Санин – депутат, заместитель городского мэра; его жена, используя связи мужа, занимается бизнесом. У них денег – хоть пруд пруди, вот и могут позволить себе удовольствие выбрасывать их на всякую чепуху. Алёхину волей-неволей приходилось бывать у этих людей. На его взгляд, лучше бы они никакого ремонта не затевали, – настолько неуютно стало в их жилище.

Но Светлана требует… И тёща… Марья Васильевна… Чёрт с ней, он её терпит. А вот жена… Ей трудно привыкнуть к тому, что материальные возможности мужа убавились после его перевода в Винницу. Пока он занимал внушительное положение в Академии медицинских наук, Свете не приходилось о чём-либо беспокоиться. Захотела мебель – получи, взбрело ей побывать в Праге – он её пристроил к делегации в качестве сотрудника своей лаборатории, вздумалось отдохнуть в Сочи – пожалуйста (за счёт резерва)… Тёщи в те годы рядом не было, никто не портил настроение, а внутрисемейные решались плавно, сами собой.

Однако всему на свете приходит конец. Алёхин, психолог с мировым именем, кому-то не угодил, его лабораторию закрыли, согласно настойчивому требованию когорты политиков, недавно пришедших к власти. Звание академика, конечно, не отняли, зато кое-кто счёл, что он ещё слишком молод для того, чтобы состоять в ВАКе (аттестационной комиссии, присуждающей учёные степени). Он мог бы остаться вообще без работы, если бы не былые друзья. Ему предложили временно возглавить одно из отделений винницкой психиатрической больницы. Соответственно, доходы и возможности Алёхина значительно снизились, что немедленно сказалось на качестве взаимоотношений со Светланой. С момента переезда в этот город он долго не мог понять, как и почему отношения, в течение многих лет безукоризненные и чёткие, вдруг дали трещину. Как будто между двумя людьми, понимающими друг друга с полуслова, пробежала неуловимая мрачная тень.

Тень… Как тучи, нависавшие над городом несколько дней. Нынешний май выдался удушливее иного июля – ни росы, ни дождика, ни резвого чириканья птичек по утрам. Противные испарения от асфальта, пыль, копоть от тысяч автомобилей – и больше ничего. Желанного дождя тучи не принесли. Скорее наоборот, – они как будто образовали над городом непроницаемый купол, сквозь который не могли проникнуть ни ветер, ни влага, ни вообще какие-либо изменения. Состояние казалось жутким, напряжённым, утомительным, размягчающим сознание. Даже больные, которым, казалось бы, всё безразлично, вели себя нестандартно. Среди них встречались разные люди. Одна женщина пыталась покончить с собой. Раздобыв откуда-то кусочек лезвия, она искромсала себе обе руки так, что хирургам пришлось провозиться с ней всю ночь. До наступления проклятой облачности она производила впечатление почти здорового человека, – настолько «почти», насколько можно считать «здоровыми» миллионы её сограждан «по ту сторону» больничного забора.

А Никитка из шестой палаты (на самом деле Никита Акимович, математик высшего уровня) отказывался от еды и целыми сутками записывал сложнейшие формулы. Вот они, эти листы, покоятся в отдельной папке на столе. Если кому-то и суждено в них разобраться, то не сейчас и вовсе не ему, Алёхину.

Боже, когда, наконец, рассеется эта проклятая облачность, разъедающая саму душу, как кислота? Изволит ли она когда-нибудь разразиться дождём? Как это надоело! На работе все ходят, словно сонные. «Как мухи в дихлофосе», – выражается «Деникин», один из пациентов отделения. Возомнив себя знаменитым генералом, он всё время требовал деятельности.

Есть и «Колчак». Это бывший географ, талантливейший человек тридцати пяти лет, изъездивший весь СНГ. Географ от Бога, но невостребованный обществом. Он мог бы организовывать экспедиции, как в своё время адмирал Колчак, совершать открытия или, в худшем случае, трудиться рядовым учителем в школе. В глухой деревушке, одной из сотен, где не хватает педагогов. Мог бы вести монотонный образ жизни и умереть в своей постели от старости, если бы не война в Чечне. В то время он, как гражданин России, был призван в ВДВ, воевал… Честные ребята, прошедшие сквозь горнило опасностей, возвращаются «оттуда» с болезненным чувством справедливости. Уволившись в запас, этот человек поступил на географический факультет, закончил его с отличием, но вынужден был отказаться от перспектив и уехать на Украину. Здесь живёт его больная мать, которой противопоказан климат России. Увы, здесь не пахло ни работой, ни возможностью выжить. Средства, которые ежегодно выделяются правительством на географические исследования, бесстыдно присваиваются членами того же правительства. Даже на работу в школу парня не принимали, требовали взятки. Пожалуй, Украина – единственная страна, где умудряются делать бизнес на этом. Для того чтобы устроиться рядовым учителем на ничтожную зарплату, следует дать «на лапу». Поскитавшись по кабинетам, «Колчак» однажды сорвался: «Ах вы, крысы тыловые!..» Избив нескольких чиновников, он оказался в стенах уютной палаты…