скачать книгу бесплатно
Предисловие от хранителя рукописи (1912)
19 мая 1886 года сенатор, инженер-генерал барон Андрей Иванович Дельвиг обратился с следующим письмом на имя Василия Андрее вича Дашкова[2 - Дашков Василий Андреевич (1819–1896) – из потомственных дворян Рязанской губ., этнограф, деятель культуры и просвещения, меценат, коллекционер, жертвователь, даритель, сотрудник Румянцевского музея, директор. Окончил юридический ф-т Имп. Моск. ун-та.], директора Московского Публичного и Румянцевского музеев:
Милостивый государь Василий Андреевич!
Прилагая пять томов «Моих воспоминаний», имею честь покорнейше просить Ваше высокопревосходительство принять их на хранение в Московском Публичном и Румянцевском музее с тем, чтобы они были вскрыты в 1910 году. При сем имею честь заявить, что исключительное право на печатание «Моих воспоминаний» я предоставляю этому музею, равно как и всю могущую получиться выгоду от их продажи, о чем значится в моем нотариальном духовном завещании, совершенном 5 мая сего года у Петербургского нотариуса Рёриха.
В этом же завещании назначена мной выдача безвозвратно тысячи рублей для воспособления музею по печатанию означенных воспоминаний.
Прошу принять, милостивый государь, уверение в совершенном моем почтении и таковой же преданности.
Барон Андрей Дельвиг
Полученный пакет с «Моими воспоминаниями» был передан в Отделение рукописей, где и хранится под № 3018.
В январе 1887 года барон А. И. Дельвиг скончался, и 24 февраля того же 1887 года духовное завещание его было утверждено С.-Петер бургским окружным судом. 20 марта 1887 года прокурор С.-Петербургского окружного суда препроводил директору музея выписку из утвержденного духовного завещания, по которому музею предоставлялись: 1) исключительное право на печатание составленных бароном Дельвигом «Моих воспоминаний», имеющих храниться в музее; 2) право на всю могущую получаться выгоду от их продажи и 3) одна тысяча рублей безвозвратно на воспособление музею по печатанию «Моих воспоминаний».
Во исполнение воли умершего душеприказчик его Я. И. Утин[3 - Утин Яков Исаакович (1839–1916) – тайный советник (1885), предприниматель, финансист, окончил юридический ф-т Имп. С.-Петерб. ун-та (1860), участвовал в издании рукописного журнала «Студенческий мир», потом служил в Министерстве юстиции, затем член правления Петерб. учетного и ссудного банка (1885–1916), директор правления общ-ва Московско-Виндаво-Рыбинской ж. д. (в каковом статусе он, вероятно и познакомился с автором), входил в руководство многих акционерных обществ и фирм. Был близок к правительственным кругам, поддерживал дружеские и деловые связи с графом В. Н. Коковцовым, участвовал в переговорах с представителями франц. деловых кругов в Париже о предоставлении России займа (1906). См. о нем: Колышко И. И. Великий распад. Воспоминания. СПб.: Нестор-История, 2009. По указателю имен на с. 455.] 27 апреля 1887 года препроводил музею одну тысячу рублей на воспособление по печатанию составленных бароном Дельвигом «Моих воспоминаний».
18 января 1911 года запечатанный пакет с «Моими воспоминаниями» был вскрыт в Отделении рукописей, в присутствии его сиятельства г. директора музеев князя В. Д. Голицына[4 - Голицын Василий Дмитриевич, кн. (1857–1926) – художник, воен., обществ., музейный деятель, директор Румянцевского музея (1910–1921). 10 марта 1921 на основании ордера Моск. ЧК был арестован, вскоре отпущен без предъявления обвинения, после освобождения и до дня смерти был заведующим художественным отделом Гос. Румянцевского музея.], и тогда же приступлено было к выполнению воли барона А. И. Дельвига по печатанию его воспоминаний.
В настоящее время под моим наблюдением напечатан первый том воспоминаний барона А. И. Дельвига и подготовляются к печатанию следующие тома.
21 августа 1912 г. Хранитель Г. Георгиевский[5 - Георгиевский Григорий Петрович (1866–1948) – род. в семье священника, окончил Смоленскую семинарию, Петерб. духовную академию. Историк, археограф, книговед, библиотечный и музейный работник, сотрудник Румянцевского музея (помощник хранителя Отдела рукописей и славянских старопечатных книг с 1892, потом хранитель Отдела рукописей и славянских старопечатных книг с 1903, заведущий Отделом рукописей до 1935), эмиссар Наркомпроса по вывозу рукописных материалов из национализированных и бесхозяйных имений (1918–1922). До конца жизни оставался научным консультантом Отдела рукописей.]
Глава I
1813–1826
Родился я 13 марта 1813 г. в с. Студенец, в двух верстах от большого села Патриарши, в Задонском уезде Воронежской губернии[6 - Ныне на территории Задонского района Липецкой области недалеко от с. Верхний Студенец. Имение принадлежало его деду по матери, надворному советнику князю Андрею Александровичу Волконскому (1753– до 1817).]; назван я Андреем в честь отца моей матери.
Предок отца моего, родом из Вестфалии[7 - Hermannus de Dalewick – один из первых упоминаемых в печатных изданиях родоначальников рода Дельвиг. Известно, что в 1238 он был свободным человеком и имел свой собственный укрепленный дом в местечке Мартен, Вестфалия. В Россию Дельвиги попали через прибалтийские страны, и первым, по всей видимости, был Мельхиор I фон Дельвиг, который в составе германского Тевтонского рыцарского ордена крестоносцев принимал участие в Тринадцатилетней войне (1454–1466) за установление германского контроля над Литвой и Эстонией. См.: Steinen J. D. von. Ev. Luth. Pred. zu Fr?mern … Westph?lische Geschichte mit Kupfern: Historie von der Stadt und Amt Bockum Westph?lische Geschichte. Lemgo: Verlag Meyer, 1757. S. 325; Materialien zu einer liefl ?ndischen Adelsgeschichte, nach der bey der lezten dasigen Matrikul-Commission angenommenen Ordnung: Nebst andern k?rzern Aufs?tzen etc. Der nordischen Miscellaneen … / Hrsg. von A. W. Hupel; von L. A. Mellin, von J. G. Klinger (Ill.). Ryga, 1788. S. 715.], в XV столетии присоединился к тем рыцарям, которые в XIII и XIV столетиях завоевали Прибалтийское прибрежье, населенное литвинами, эстами и латышами, – частью язычниками, а частью уже принявшими православие. Мечом обратили они все население в католиков, а впоследствии, перейдя сами в лютеранство, обманом обратили все туземное население в лютеран. Часть этого прибрежья, принадлежащая России, составляет ныне Эстляндскую, Лифляндскую и Курляндскую губернии. О предках моих со стороны отца я очень мало знаю, так как меня никогда не занимала моя родословная; скажу однако же о них несколько слов.
При покорении первых двух провинций Петром Великим многие из нашей фамилии были на государственной службе в Швеции, которой эти провинции тогда принадлежали; один из Дельвигов[8 - Дельвиг Бернгард Рейнгольд (Delwig Bernhard (Berend) Reinhold Frhr. von; 1679–1746) – в 16 лет доброволец Хельсинкского полка, через год сержант, через 4 – лейтенант. Отличился в битве при Лесной (Liesna) при защите крепости Митау в 1708, отразив с 50 гренадерами атаку наступающих русских частей численностью около 500 чел. В этом бою получил множественные пулевые и штыковые ранения и около полусуток пролежал на поле брани без сознания. Грамотой шведской королевы Ульрики Элеоноры от 17 янв. 1720 полковник Бернгард Рейнгольд фон Дельвиг возведен, с нисходящим его потомством, в баронское достоинство Королевства Шведского. Родители: Berend Reinhold von Dellwig и Sofi a Elisabet von Ramm. Жена: Anna Christina von Wrangell. Дети: Berend Reinhold Frhr. von Delwig; Hedwig Ulrike Freiin von Delwig; Carl Ludvig von Dellwig и Friederike Wilhelmine Freiin von Delwig. См.: Stackelberg M. O. von. Genealogisches Handbuch der estl?ndischen Ritterschaft. Bd. 3. G?rlitz: Verl. f?r Sippenforschung und Wappenkunde C. A. Starke, [1930]. S. 91–96.] был полковником и принимал какое-то участие при заключении Ништадтского мира[9 - Ништадский мирный договор (30 авг. 1721 подписан в шведском городе Nystad) завершил Великую Северную войну 1700–1721 гг., которую вел Петр I за завоевание прибалтийских стран. По этому договору шведский король Фридрих I передал России часть Эстляндии, Лифляндии, Карелии с Выборгом, Ингерманландии и два острова Эзель и Даго. Россия выплачивала Швеции денежную компенсацию и передавала ей Финляндию.], конечно, со стороны Швеции.
Фамилия наша принадлежала к матрикулированному дворянству Лифляндской губернии в Риге[10 - Герб баронов Дельвигов в настоящее время находится в музее истории Риги и мореходства (фондовый номер 53660; размер 47 x 34,2 см). До 1920-х гг. он, вместе с гербами других лифляндских дворян, находился в главном зале Дома дворянства в Риге.]; кажется, в Домкирхе теперь еще красуется наш герб[11 - Герб баронов Дельвигов: «Щит разделен на 4 части; в 1-й и 4-й частях, в голубом поле, лев держит в поднятой лапе дворянскую корону; во 2-й час ти, в серебряном поле, меч, острием к правому верхнему углу, окружен четырьмя красными шарами; в 3-й части, в серебряном поле, черная стена с тремя зубцами. Посреди герба щиток с древним родовым гербом фамилии Дельвиг: в серебряном поле голубая диагональная полоса, от левого верхнего угла к нижнему правому, на ней, во всю длину ее, красная волнистая линия. На всем гербе баронская корона, на ней два шлема с баронскими же коронами. На правом шлеме два страусовых пера, правое красное, левое белое; на левом шлеме 4 знамени, из коих 1-е знамя белое, 2-е и 4-е голубые, 3-е золотое. Намет справа голубой, в середине красный, слева черный; подложен справа золотом, слева серебром». См.: Российская родословная книга, издаваемая князем Петром Долгоруковым. Ч. 3. СПб., 1856. С. 342.] [см. Приложение 2 первого тома] между прочими гербами потомков рыцарей ордена меченосцев, но я его не видал.
Фамилия наша в старину была богата. Моему предку в прошедшем столетии принадлежали имения: Грос-Пунчерн, Клейн-Пунчерн и еще какие-то; но один из предков, под именем Дельвиг Пригожий (der H?bsche)[12 - Дельвиг Отто Генрих фон (Delwig Otto Heinrich Viktor von) (ум. 1764) – прадед автора; родители: Wolter von Delwig (1658/60–1742/48) и Katharina von Delwig; жена: (1) Christina Eleonora von Stahlen (1704–1745); (2) Hedwig Elisabeth von Grothuss (1722–1787).], был большой мот и ничего не оставил своему сыну. Оставшиеся у него имения он принужден был для уплаты значительных долгов на 50 лет передать мужу дочери своей (кажется, графине Штакельберг[13 - В 1747 лейтенант Отто Генрих фон Дельвиг (Otto Heinrich Viktor von Del-wig) (ум. 1764) заложил имения Permisk?ll, Kunnigk?ll, J?entack, Городинка, Pag gar, и Klein-Pungern предводителю дворянства (Ritterschaftshauptmann) Отто Магнусу фон Штакельбергу (Otto Magnus von Stackelberg) (1704–1765). Уже к 1750 сделка в отношении по крайней мере последних трех имений была переоформлена в купчую. См.: Archiv der Familie von Stackelberg. Bd. 1. Quellen aus dem Majoratsarchiv zu Isenhof nebst einem Anhange. St. Petersburg: Buchdruckerei der «St. Petersburger Zeitung» (A. Lashinsky), 1898. S. 12, 52, 53.]). Срок этот истек в 20-х годах нынешнего столетия, но в семье нашей не осталось никаких документов об означенной сделке, и имения нам возвращены не были. Об этой сделке я узнал, когда мне было лет 14 от роду, от двоюродного брата моего барона Антона Антоновича Дельвига[14 - Дельвиг Антон Антонович (1798–1831) – надворный советник, чиновник Министерства иностранных дел, поэт, лицейский друг А. С. Пушкина, издатель альманахов «Северные цветы» (1825–1832, вместе с О. М. Сомовым, всего 8 книжек), «Подснежник» (1829–1830, 2 выпуска), а также «Литературной газеты» (1830). Член «Вольного общ-ва любителей российской словесности». Масон, член ложи «Избранного Михаила». Член преддекабристской организации «Священная артель» и литературного общ-ва «Зеленая лампа». По делу о декабристах Антона Антоновича Дельвига «высочайше повелено оставить без внимания». Жена: Софья Михайловна Салтыкова (1806–1888); дочь Елизавета (1830–1913).]. Отец мой никогда не говорил моей матери об этом деле, вероятно, потому, что, при отсутствии документов на вышеупомянутую сделку, считал его потерянным.
Не имея никакого состояния, отец мой барон Иван Антонович[15 - Дельвиг Рейнгольд Иоганн фон (Delwig Reinhold Johann von; 1783–1815) – отец автора, брат Антона Антоновича Дельвига, в России известен под именем Иван Антонович. Участвовал во франц. кампании 1807 майором Калужского пехотного полка, был ранен в бок, стал кавалером прусского ордена «Pour le Mеrite» («За заслуги») и был вынужден оставить службу с мундиром и полным пансионом. После войны стал надворным советником и определен герцогом Ольденбургским первоклассным смотрителем по водяной коммуникации в Моршанск Тамбовской губ., а затем в Ярославль по той же должности. Родители: Otto Israel Delwig и Anna Maria G?nterhack. Жена: княжна Александра Андреевна Волконская; дети: Александр; Андрей (автор «Воспоминаний»); Александра и Николай.] поступил очень рано в военную службу, в 1807 г. в войну против французов был сильно ранен, так что принужден был оставить военную службу в чине майора.
У него был один брат барон Антон Антонович[16 - Дельвиг Отто Якоб Израэль фон (Delwig Otto Jacob Israel von) (1772–1828) (в России известен под именем Антон Антонович) – отец поэта Антона Антоновича Дельвига, родной дядя автора. Родился в своем владении Саллентак Гарриенского (Ревельского) уезда, Эстляндия; похоронен в своем имении Белино под Тулой. Генерал-майор, плац-адъютант и помощник коменданта Кремля в Москве, был окружным генералом 1-го и 2-го округов Отдельного корпуса внутренней стражи. Жена Любовь Матвеевна Красильникова (см. примеч. 22 наст. тома).], две родные сестры и одна сестра по матери от первого ее брака. Одна из родных сестер Христина[17 - Дельвиг Кристина Шарлотта Елизавета Антоновна фон (Delwig Christina Charlotte Elisabeth von) (род. 1775); муж Паткуль Карл фон (Patkul Karl von) (майор л. – гв. Гренадерского полка).] была замужем за Паткулем[18 - Паткуль Карл Васильевич – из обедневшего лифляндского дворянского рода, служил в Перновском гарнизонном батальоне, затем был произведен в прапорщики с переводом в Великолуцкий мушкетерский полк, участвовал в Русско-шведской войне (1788–1790) и получил чин капитана, а в 1806 подполковника, командир Витебского 21-го резервного Динабургского-Оровайского батальона (полка) (1811–1817). В 1812 – воен. комендант Витебска. Жена: Кристина Шарлотта Елизавета Антоновна Дельвиг, детей не имел. См. о нем: Кручинин А. М. Российский полк с финским именем: Очерки истории Оровайского полка (1811–1920). Екатеринбург: Издательство УМЦ УПИ, 2000 (гл. первая, с. 7–11). В этом и последующих примечаниях не проставлены даты рождения и смерти там, где они неизвестны составителю.], другая Катерина[19 - Дельвиг Катарина Елена Антоновна (род. 1779); муж отставной саперный подполковник Куцевич.] за Куцевичем, а последняя[20 - Дельвиг Ядвига Шарлотта Антоновна (род. 1782); муж Егор Михайлович Гурбандт.] за Гурбандтом[21 - Гурбандт Егор/Георгий (Георг Вильгельм) Михайлович (1768/69–1832/34), штаб-лекарь (1798), статский советник (1817). В русской службе с 1786. Служил лекарем в Софийском мушкетерском полку, артиллерийском госпитале в Петербурге, а в 1812–1814 – в инспекторском департаменте Воен. министерства. Ординатор Петерб. военно-сухопутного госпиталя (1821–1826), прикомандирован к канцелярии Воен. министерства (1826–1832). Масон. Жена Ядвига Шарлотта Антоновна Дельвиг (род. 1782). Сын Фридрих (1798–1852).].
Дядя мой был гораздо старше отца, состоял в 1807 г. в должности московского плац-майора, которую он занимал до 1816 г. Он был женат на Красильниковой[22 - Красильникова (в браке Дельвиг) Любовь Матвеевна (1777–1859) – дочь помещика Тульской губ., директора Моск. ассигнационного банка, статского советника Матвея Андреевича Красильникова (род. 1739), внучка астронома и геодезиста Андрея Дмитриевича Красильникова (1705–1773). Дети: Антон (поэт), Мария, Варвара, Анна, Глафира, Любовь, Дмитрий, Александр, Иван.], которая приходилась двоюродной сестрой моей бабки, а следовательно, теткою моей матери. Здесь встретил ее мой отец. Он был очень красивый и ловкий мужчина и умел понравиться моей матери, которая отличалась красотой и многими необыкновенными достоинствами; состояние же ее было весьма ограниченное. Она полюбила страстно моего отца, что будет видно из дальнейшего рассказа, но уже ясно из того, что она решилась выйти замуж за человека без всякого состояния, за лютеранина, с которым сверх того состояла в свойстве, что было не совсем правильно по тогдашним понятиям. При твердости характера моей матери и ее религиозных убеждениях эта решимость еще более имеет значения.
Схема генеалогического древа семьи Дельвиг.
Имя автора «Моих воспоминаний» Андрея Ивановича Дельвига выделено красным. В верхнем правом углу представлен герб российской ветви семьи, к которой принадлежал автор
По Высочайшему повелению. Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского, из Правительствующего Сената Эстляндскому Дворянскому Депутатскому собранию. По Департаменту Герольдии
По указу Его Императорского Величества, Правительствующий Сенат слушали: предложенный Господином Министром Юстиции список с Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета следующего содержания: Государственный Совет в Департаменте гражданских и духовных дел, по рассмотрении определения Правительствующего Сената Департамента Герольдии, о баронском титуле Эстляндской дворянской фамилии фон Дельвиг мнением положил: утвердить по сему делу заключение Правительствующего Сената. Его Императорское Величество воспоследовавшее мнение в Департаменте Гражданских и Духовных дел Государственного Совета по делу о баронском титуле Эстляндской дворянской фамилии фон Дельвиг Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить. Подлинное подписал председатель Государственного Совета Константин 13 Мая 1868 года и справку по коей оказалось, что Правительствующий Сенат по выслушании записки из дела о баронском титуле фамилии фон Дельвиг 29/15 Ноября 1867 года определил: Из дела сего видно, что в 1852 году Правительствующим Сенатом сделано было распоряжение о приведении в положительную известность всех тех прибалтийских дворянских фамилий, кои полагали себя вправе пользоваться баронским титулом, и, по рассмотрении полученных от Эстляндского Дворянского представительства списков таким фамилиям, некоторым из них в 1855 году предоставлено было право на означенный титул, на том, между прочим основании, что члены тех фамилий были наименованы баронами в актах русского правительства, состоявшихся до издания положения Комитета Г. г. Министров 7 Марта 1833 года. За тем Высочайше утвержденным 8 июня 1859 года мнением Государственного Совета постановлено причислить к числу публичных актов, кои поименованы в ст. 28 ч. II Св. мест. остзейск. узаконений и принимаются в доказательство пользования баронским титулом, и другие, всякого рода публичные акты, в которых пользование сим титулом было оглашено и подлинность которых не подлежит сомнению, не делая при том различия между актами, состоявшимися прежде положения Комитета Министров 7 марта 1833 года или после оного. По поводу сего, и в исполнение Указа общего Собрания первых трех Департаментов и Департамента Герольдии Правительствующего Сената, от 10 июля того 1859 года Эстляндский Губернский Предводитель Дворянства представил списки дворянским фамилиям: Гемфрейх, Сталь фон Гольштейн и Дельвиг. В отношении последней фамилии из списков и документов оказывается, что предок ее Полковник Бернгард-Рейнгольд фон Дельвиг грамотою Шведской Королевы Ульрики-Элеоноры от 17 Января 1720 года был пожалован в баронское достоинство, и другой член фамилии, также Бернгард-Рейнгольд, в грамоте Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Федоровича, данной в Ораниенбауме, от 30 августа 1758 года, о принятии его в службу и о назначении Тайным при посольстве Советником, наименован бароном, Эстляндский же Губернский Предводитель Дворянства удостоверяет, что фамилия фон Дельвиг принадлежит к числу древних дворян времен Гермейстеров, и внесена в Матрикулу после присоединения Эстляндии к России, так как до того Матрикулы там не существовало. Сообразив таковые документы и сведения с законными (Св. зак. том IХ о сост. изд. 1857 г. прилож. к ст. 56 прим. к § 3 Св. мест. остз. узак. части II ст. 23 и Высочайше утвержденное 8 июня 1859 года мнение Государственного Совета о доказательствах на баронский титул Остзейских дворян), и находя, что хотя одним из условий предоставления дворянским фамилиям Прибалтийских губерний баронского титула и постановлено, чтобы фамилия была внесена в Матрикулу до присоединения Остзейского края к России; но как возбужденный в 1860
году вопрос о том, могут ли Эстляндские дворянские фамилии, внесенные в Матрикулу после чем Эстляндия вошла в состав Российской Империи, пользоваться баронским титулом, разрешен положительно Высочайше утвержденным 20
декабря 1865 года мнением Государственного Совета по делу о 22
Эстляндских баронских фамилиях; то, руководствуясь сим мнением Государственного Совета, и принимая на вид, что документы о баронском достоинстве фон Дельвиг соответствуют требованиям закона, – Правительствующий Сенат определяет: о дозволении сей фамилии пользоваться баронским титулом представить на Высочайшее Его Императорского Величества соизволение. Приказали: О вышеозначенном Высочайшем повелении дать знать Эстляндскому Дворянскому Собранию указом. Июня 4 дня 1868 года. Подписал: Товарищ Герольдмейстера Кор…… Скрепил: Помощник Секретаря Грасс. С под. верно Барон Штакельберг – Секретарь Эстлян. Дворянства. (Послед. строка. нрзб.)
Российский государственный исторический архив (СПб.). Ф. 1343. Оп. 46. Д. 1789. Л. 61–63 об.
Мать моя, урожденная княжна Волконская[23 - Волконская (в браке Дельвиг) Александра Андреевна (ок. 1788–1844) – мать автора. Дочь надворного советника князя Андрея Александровича Волконского (1753– до 1817) и Александры Филипповны Ярцовой. Муж – Иван Антонович Дельвиг (Reinhold Johann von Delwig); дети: Александр (1810–1831), Александра (в браке Викулина) (1811–1877), Андрей (1813–1887), Николай (1814–1870).], следовательно, была одного из бесчисленных потомков[2 - …была одного из бесчисленных потомков… – так в рукописи.] Рюрика, св. князя Владимира равно-апостольного[24 - Святой равноапостольный великий князь Владимир (978–1015) – креститель Руси, внук святой равноапостольной Ольги, сын Святослава, князь Новгородский (970–988), князь Киевский (978–1015).] и замученного в орде св. Михаила Черниговского[25 - Святой благоверный князь Михаил Черниговский (1179–1246) – участник съезда русских князей в Киеве по вопросу о помощи половцам против надвигавшихся татарских войск, князь Черниговский (1223), Новгородский (1225), Киевский (1235), способствовал укреплению мира между удельными князьями. В 1246 благоверный князь Михаил и боярин Феодор прибыли в Орду для ведения переговоров, однако, после того как он отказался исполнить языческие обряды, он был замучен до смерти. Мощи мученика хранятся в Архангельском соборе Моск. Кремля.]. Отец ее, князь Андрей Александрович[26 - Волконский Андрей Александрович, кн. (1750–1813) – служил в Воронежском наместничестве, а затем в губерн. правлении, в отставке надворным советником. Жена Александра Филипповна Ярцова (род. 1762); дочь Александра – мать автора. В 1801 г. Андрей Александрович узаконил родовой герб.] (умер в 1813 г.), был сын князя Александра Григорьевича[27 - Волконский Александр Григорьевич, кн. (ум. 1773) – коллежский асессор. Жена Прасковья Алексеевна Львова (1718–1783). Дети: Николай (род. ок. 1740), Лев (1744–1817) и Андрей (1750–1813), Пелагея (ум. после 1811) (зам. за кн. Амилахваровым), Мария (1740–1808) и Анастасия (1748–1813), последние две умерли девицами.] и внук князя Григория Ивановича[28 - Волконский Григорий Иванович (1666–1715/18) (23-е колено от Рюрика) – сподвижник Петра I, ярославский и тверской обер-комендант, воевода в Козлове в чине полковника. В 1709–1711 Петром I ему были дарованы земли в Воронежской губ. (ныне Задонский р-н Липецкой обл.), впоследствии сенатор и начальник оружейного производства Тульского завода, так что в конце жизни «имел в своем ведении все оружейное дело вообще». По обвинению в «причинении тягости народу» и «посрамлении Правительствующего Сената» бит кнутом и подвергнут пыткам. Через несколько лет после смерти восстановлен в правах.], бывшего при Петре Великом боярином, а впоследствии генералом от кавалерии, начальником всех драгунских полков и обер-комендантом Москвы, Тулы и Ярославля. Он получил за свою службу несколько имений от Петра Великого и, между прочим, вышеупомянутый Студенец, в котором я родился. За скорое сформирование девяти драгунских полков и приведение их под Азов Петр Великий пожаловал ему богатую кружку, которая хранится у меня. В семействе покойного моего двоюродного брата Николая Александровича Замятнина[29 - Замятнин Николай Александрович (1824–1868) – тайный советник, российский гос. деятель, губернатор Самарской губ. (1862–1863), управляющий Земским отделом Министерства внутренних дел России и один из главных организаторов земской реформы (1864); окончил С.-Петерб. Имп. училище правоведения (1843), единственное в то время, выпускавшее профессиональных юристов. Родители: Александр Гаври(и)лович Замятнин (1798–1868) и Прасковья Андреевна Волконская, кнж. (сестра матери автора) (ум. 1873). См. о нем: Алексушин Г. В. Самарские губернаторы. Самара: Самарский Дом печати, 1996. С. 81–86.] хранится целая книга писем временщика князя А. Д. Меньшикова[30 - Меншиков Александр Данилович, светл. кн. с 1707 (1673–1729) – гос. и воен. деятель, ближайший сподвижник и фаворит Петра I, генералиссимус (1727). С Г. И. Волконским его связывала дружба, благодаря которой Волконский был назначен одним из первых девяти сенаторов в Сенат (1711).] к князю Г. И. Волконскому. В этой же книге имеются и два письма Петра Великого к нему же. Из писем Меньшикова можно видеть, какие многосложные поручения возлагались на князя Волконского и как с постепенным возвышением временщика изменялся тон его писем, бывший вначале самым почтительным, а при конце сделавшийся повелительным.
Довольно значительное имение князя Григория Ивановича делилось между его потомками, и на долю внука его, а моего деда, досталось около тысячи душ крестьян в Московской, Воронежской, Орловской и Пензенской губерниях, из коих выделена моей матери, при ее замужестве, законная часть, 14-я доля, 70 душ в Саранском уезде Пензенской губернии. У нее было три брата: Александр[31 - Волконский Александр Андреевич, кн. (1774/81–1847) – дядя автора (родной брат матери); майор, учился в Имп. Моск. ун-те. Вписан в родословную книгу Моск. губ.; в Воронежской губ. владел имением в с. Верхний Студенец совместно с братом Дмитрием. После ранней смерти первой жены Екатерины Григорьевны Ломоносовой (1801–1820) был во втором браке с Софьей Васильевной Урусовой, кнж. (1809–1884).], Николай[32 - Волконский Николай Андреевич, кн. (1792–1829) – дядя автора (родной брат матери), капитан 23-й конноартиллерийской роты; умер на позициях от холеры в ходе Русско-турецкой войны 1828–1829 гг.; холостой.] и Дмитрий[33 - Волконский Дмитрий Андреевич, кн. (1792/94–1859) – дядя автора (родной брат матери), был в «статской» службе: губерн. секретарь в Воронежском губерн. правлении. Пользовался репутацией помещика самой дурной нравственности. Во время следствия по факту нанесения ему крепостными увечья были доказаны факты привлечения крестьян к сверхурочным работам. В 1846 переехал в Москву, как говорили – чтобы положить конец слухам. Похоронен на кладбище Задонского Богородицкого монастыря.] и четыре сестры: Татьяна[34 - Волконская Татьяна Андреевна (ок. 1792–1871) – родная тетка автора, проживала в Задонске в собственном доме и, по воспоминаниям автора, отличалась неуравновешенным нравом; владелица с. Студенец Задонского уезда и имения в Нижнедевицком уезде. Находилась в переписке с затворником Георгием Задонским.], Надежда[35 - Волконская Надежда Андреевна, кнж. (род. в к. 1790-х гг.) – дочь Андрея Александровича Волконского (1750–1813) и Александры Филипповны Ярцовой; муж – нежинский грек Сосанопулос. Автор пишет во втором томе, что Надежда Андреевна «посвятила всю жизнь свою молитве и улучшению положения своего племянника, моего двоюродного брата H. A. [Николая Александровича] Замятнина» и вышла замуж в возрасте 50 лет.], Прасковья[36 - Волконская Прасковья Андреевна, кнж. (1800–1873) – дочь Андрея Александровича Волконского и Александры Филипповны Ярцовой. Муж Александр Гаври(и)лович Замятнин. Ее сын Николай Александрович Замятнин являлся двоюродным братом автора.] и Настасья[37 - Волконская Анастасия Андреевна, кнж. (1805–1824) – дочь Андрея Александровича Волконского и Александры Филипповны Ярцовой. Окончила Моск. Екатерининский институт, похоронена в Задонске в Богородицком монастыре.]. Последняя умерла в начале 20-х годов, вскоре по выходе из Московского Екатерининского института[38 - Моск. училище ордена св. Екатерины (Моск. Екатерининский институт благородных девиц) – институт для дочерей потомственных дворян, был основан по инициативе императрицы Марии Федоровны (1802) по образцу существовавшего в С.-Петербурге Екатерининского института. Был упразднен в 1917, с 1928 – Центральный дом Красной армии, в наст. время Культурный центр Вооруженных Сил Российской Федерации.], а князь Николай, служивший в конной артиллерии, умер во время Турецкой войны 1828–1829 годов. Весьма ограниченное состояние моих родителей побудило их вскоре после свадьбы ехать в Петербург для приискания отцу моему места в государственной службе. Граф Аракчеев[39 - Аракчеев Алексей Андреевич (1769–1834) – ближайший сподвижник императоров Павла I и Александра I. Граф (с 1799), генерал от артиллерии (1807), воен. министр (1808–1810), член Гос. Совета (с 1810), с 1815 – фактический руководитель Гос. Совета, Комитета министров и Собственной е. и. в. канцелярии; начальник военных поселений.], к которому обратился мой отец с означенной просьбой, отказал ему, основывая свой отказ на том, что отец мой, как человек молодой и молодцеватый, был бы полезен для службы, но что полученная им рана не только не дает права на получение места, но служит к этому препятствием, хотя рана вовсе не была такого свойства, чтобы отец не мог исполнять всякого рода службу, кроме фронтовой.
В это время учредилось Главное управление путей сообщения, и первым главным директором был назначен принц Георгий Ольденбургский[40 - Ольденбургский Петр Фридрих Георг, принц (1784–1812), в России известен как принц Георгий Ольденбургский. Принадлежит к Голштейн-Готторпской линии дома Ольденбургских (потомки Георга Людвига Голштинского, вызванного на русскую службу императором Петром III, которому он приходился двоюродным дядей). Был женат на великой княжне Екатерине Павловне, являлся тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором и главным директором путей сообщения. Дети: принцы Александр (1810–1829) и Петр (1812–1881) Георгиевичи.], муж В. К. Екатерины Павловны[41 - Екатерина Павловна, вел. кнж. (1788–1819) – дочь Павла I и Марии Федоровны; была замужем дважды: за принцем Петром Фридрихом Георгом Ольденбургским (1809–1812) и Вильгельмом I Вюртембергским (также Виртембергским) (1816–1819); дети от второго брака: Мария (1816–1887), замужем за имперским графом Альфредом фон Нейппергом (1807–1865), и София (1818–1877), замужем за королем Нидерландов Виллемом III.]. Он принял отца моего к себе на службу и впоследствии назначил смотрителем судоходства в Моршанске. В этой должности мой отец оставался недолго, вышел в отставку надворным советником и умер в начале 1815 г. в имении тетки моей Прасковьи Андреевны, состоявшей тогда под опекою старшего своего брата Александра, – с. Шарапове[3 - 1) С. Шарапово в текущем 1871 г. продано моею теткою. Здесь и далее цифрой-номером с закрывающей скобкой обозначены примечания автора.] Подольского уезда, Московской губернии, а похоронен в Москве на старом лютеранском кладбище. Матери моей было тогда 26 лет от роду. Она осталась вдовою с четырьмя малолетними детьми: Александ ром[42 - Дельвиг Александр Иванович (1810–1831) – брат автора, поэт, писатель: автор повестей «Маскарад. Истинное происшествие» (СПб., 1829) и «Село Ивановское» (СПб., 1930), переводчик «Ундины» Ф. де ля Мотт-Фуке (СПб., 1831). Печатался в альманахе «Подснежник», который издавался поэтом А. А. Дельвигом, и в альманахе «Царское Село». С 1828 прапорщик л. – гв. Павловского полка. В августе 1831 был ранен во время штурма укреп лений в предместье Варшавы. Умер в госпитале после ампу тации ноги.] 5-ти лет, Александрою[43 - Дельвиг (Волконская, кнж.; в браке Викулина) Александра Ивановна, баронесса (1811–1877) – дочь Ивана Антоновича Дельвига (Delwig Reinhold Johann von) (1783–1815) и Александры Андреевны Волконской (ок. 1788–1844); муж: Семен Алексеевич Викулин (1775–1841). Дети: Валентина (род. 1837) (в браке Засецкая), Эмилия.] 3-х лет, мной 2-х лет и Николаем[44 - Дельвиг Николай Иванович (1814–1870) – брат автора, русский генерал, участник кавказских походов (1817–1864), Крымской войны (1853–1856), венгерской кампании (1848–1849). В 1863 произведен в генерал-лейтенанты и утвержден в должности с зачислением в Генеральный штаб. Жена: Александра Борисовна Прутченко (1827–1875). Дети: Дмитрий, Сергей, Борис, Ольга, Александра.] 5-ти месяцев, почти без всякого состояния, так как в продолжение последних лет родители мои должны были войти в некоторые долги. Брата моего Николая по смерти отца, в воспоминание о нем, прозвали Иваном, и он слыл все время детства Ванечкою, так что многие и не знали его настоящего имени. По производстве его в офицеры он всем, кроме матери, выказывал неудовольствие, когда его назовут не Николаем, а Иваном, так что с этого времени почти все начали называть его Николаем. По истечении некоторого времени имя Ивана было совсем забыто.
…была одного из бесчисленных потомков… – так в рукописи.
При твердости характера и значительном уме мать моя поняла, что не может продолжать жить в свете, а должна посвятить всю свою жизнь воспитанию детей и устроиться так, чтобы проживать сколь возможно менее. Вследствие этого она решилась нанять небольшую келью в Московском Никитском монастыре и не снимать траура. Она слишком любила моего отца и, будучи еще молода и очень хороша собою, конечно, принятым ею решением избегла предложений о вторичном замужестве, которого для нее, конечно, желали родные и близкие.
Я ничего не помню о жизни нашей в Никитском монастыре. Помню только, что в бытность Императорской Фамилии в Москве мать со всеми четырьмя детьми подала на дворцовом крыльце Императору Александру I прошение о помещении старшего моего брата Александра в Царскосельский лицей, откуда только что вышел двоюродный брат мой. При подаче прошения мы все стояли на коленях и были обласканы Императором. Однако же брата в Лицей не определили, а назначили кандидатом в Кост ромской кадетский корпус.
После этого мы поехали в нашу Пензенскую деревню. О пребывании в ней также ничего не помню, кроме того что брат Александр был в то время весьма опасно болен и что он был спасен от смерти уездным доктором.
Отделенные матери моей при ее замужестве крестьяне были поселены в деревне, которой большая часть, по смерти моего деда, досталась брату ее князю Дмитрию. Ему она продала и свою часть и жила впоследствии процентами с полученного ею капитала, менее 30 руб. ассигнациями. При всей бережливости и умении жить, конечно, этих процентов было весьма недостаточно, и потому мать со всеми нами, по приглашению ее брата Николая, переехала жить в доставшееся ему по наследству после деда село Студенец, в котором я родился. Часть же зимних месяцев мы проводили в Москве, где останавливались у кого-либо из родных, а именно: у брата моей матери Александра, вышедшего из гусаров в отставку майором еще в 1811 г., у сенатора Волчкова
[4 - Здесь и в дальнейшем буква
означает, что дополнительных сведений установить не удалось.] и у Моисеевой[45 - Красильникова (в браке Моисеева) Александра Матвеевна (род. 1767) – дочь Матвея Андреевича Красильникова и Татьяны Ивановны Таушевой.], жившей в доме Рахманова[46 - Рахманов Алексей Степанович (1755–1827) – генерал-майор (1801).]. В ту зиму, в которую мы останавливались у дяди Александра, была его свадьба, которая показалась мне тогда очень пышной. Он женился на Екатерине Григорьевне Ломоносовой[47 - Ломоносова (в браке Волконская) Екатерина Григорьевна, кнг. (1801–1820) – родители: Григорий Гаврилович (Андреевич?) Ломоносов и Каролина Семеновна Волчкова. Муж Александр Андреевич Волконский (1781–1847).], которой мать была урожденная Волчкова. Княгиня после замужества скончалась через год. У сенатора Волчкова помню длинные накрытые столы, к которым ежедневно приходили обедать и мало знакомые Волчкову лица. Рахманов вел большую карточную игру и жил открыто. Его брат был женат на Красильниковой[48 - Его брат был женат на Красильниковой… Рахманов Федор Степанович (1759–1820) – родители: Степан Миронович Рахманов и Прасковья Васильевна Рахманова; жена Елена Матвеевна Рахманова (Красильникова) (род. 1765).], родной сестре жены дяди моего барона Дельвига и Александры Матвеевны Моисеевой, которая жила в это время в одном доме с Рахмановым. Она была бездетной вдовою и, получив после смерти мужа хорошее состояние, воспитывала вторую дочь сестры своей баронессы Дельвиг, Варвару[49 - Дельвиг (в браке де Тейлс) Варвара Антоновна (1809–1828) – дочь генерал-майора Антона Антоновича Дельвига (1773–1828) и Любови Матвеевны Дельвиг (Красильниковой) (1777–1859). Муж: помещик Крапивенского уезда Никита Дмитриевич де Тейлс (de Theyls) (род. 1805). Дети: Николай, Дмитрий.]. По смерти игрока Рахманова он оставил огромное состояние трем племянникам, детям его брата, женатого на Красильниковой. Самая большая часть досталась младшему племяннику Михаилу Федоровичу[50 - Рахманов Михаил Федорович (ум. 1871) – родители: Федор Степанович Рахманов (1759–1820) и Елена Матвеевна Рахманова (Красильникова) (род. 1765).], известному гастроному. Он, по приказанию дяди, оставил службу немедля по производстве его в инженер-прапорщики, не кончив курса в Институте инженеров путей сообщения, где еще должен был бы учиться в двух высших классах, прапорщичьем и подпоручичьем. Он метал банк и вообще вел картежную игру за своего дядю.
В деревне мы вели жизнь очень тихую. Помню, что часто гостили в с. Борках, Задонского же уезда, у откупщика Алексея Федоровича Викулина[51 - Викулин Алексей Федорович (1752–1823) – известный задонский помещик, основатель Богородице-Тихоновского (Тюнинского) женского монастыря. Построил усадебный ансамбль в селе Хмелинец, владел им и домом Ульриха (ныне Задонский краеведческий музей).], бывшего в молодости простым целовальником и нажившего очень большое состояние. Он постоянно считал себя обязанным нашему семейству. В люди он вышел с помощью родного деда моей матери Филиппа Ивановича Ярцова[52 - Ярцов Филипп Иванович (ок. 1732– не ранее 1801) – из дворян, генерал-майор (1783), подканцелярист (1752), впоследствии начальник счетного отделения Департамента мануфактур и внутренней торговли, обер-секретарь Воен. коллегии (1773) и с 1779 по 1793 воронежский вице-губернатор. Жена: Наталия Ивановна Таушева; дети: Елизавета, Александра, Мария, Марфа, Анна, Иван, Екатерина, Татьяна, Надежда.], бывшего долго воронежским вицегубернатором в чине генерал-майора. От первого брака Викулин имел двух сыновей, Семена[53 - Викулин Семен Алексеевич (1775–1841) – действ. статский советник, обер-провиантмейстер, помещик села Хмелинец и имения в Липовке. Жена: (1) девица Кусовникова, дети: Алексей, Петр, Семен, Настасья (Анастасия) (в браке Вадковская) (ок. 1805–1887), Татьяна (в браке Норова), Александра (род. 1811); (2) Александра Ивановна Дельвиг (Викулина) (1811–1877); дети: Валентина (род. 1837) (в браке Засецкая), Эмилия (см. Приложения 4, 5 первого тома).] и Андрея[54 - Викулин Андрей Алексеевич (ум. 1780) – из родителей известен отец, Алексей Федорович Викулин, о матери обоих братьев сведений не найдено; жена: Анна Сергеевна Подобедова.], и нескольких дочерей. Он вступил во второй брак с внучатной сестрой моего деда княжной Кугушевой[55 - Родная сестра Марии Григорьевны Замятниной (урожд. Кугушевой), матери Александра Гаври(и)ловича Замятнина, чье бракосочетание с родной теткой автора, Прасковьей Андреевной Волконской, – одно из впечатлений «тихой деревенской жизни».], от которой имел трех сыновей: Владимира[56 - Викулин Владимир Алексеевич (ок. 1790–1867) – задонский помещик, построил церковь в с. Круглом. Присутствовал при вскрытии мощей св. Тихона, и у него хранилось изображение святителя, написанное с мощей. Родители: Алексей Федорович Викулин (1752–1823) и кнж. Кугушева. Жена: Юлия Дмитриевна Волконская (1814–1840) (дочь Дмитрия Александровича Волконского и Анны Сергеевны Измайловой).], Сергея[57 - Викулин Сергей Алексеевич (1800–1848) – знакомый В. А. Жуковского. См.: Н. В. Гоголь. Комментарии к письмам. М.: Директ-Медиа, 2014. С. 338 (к письму В. А. Жуковскому).] и Ивана[58 - Викулин Иван Алексеевич (1804–1880) – знакомый В. А. Жуковского (см. предыдущее примеч.). Похоронен на кладбище Донского монастыря в Моск ве, участок 1.] и нескольких дочерей
. При вступлении во второй брак А. Ф. Викулин не был еще дворянином. Подобная женитьба показалась бы необыкновенной и в наше время, а тем более считалась такою в прошедшем столетии. Старший сын его Семен, также пользуясь покровительством моих родных, рано был зачислен в службу и в 20 лет состоял обер-интендантом в подполковничьем чине, что и дало возможность его отцу купить на имя С. А. Викулина село Хмелинец[59 - Село Хмелинец отстоит от Орла на 230 верст, от Ельца на 30 верст; в полутора верстах от села протекает р. Дон; в 16 верстах проходит жел. дорога. Приход состоит из села Хмелинца и деревень: Нечаевки, Полюбиной, Колосовой, Павленки, Ливенской, Барышовки, Апухтиной, Студеной и сельца Петропавловского-Парусного. Количество прихожан обоих полов 5296 душ. Храм построен помещиком С. С. Викулиным в 1805 в честь Покрова Пресвятой Богородицы: кроме этого престола еще 4: два внизу – в честь Василия Великого и Алексия человека Божия и два на хорах – в честь Казанской Божией Матери и св. мученицы Анастасии. К достопримечательностям храма должно отнести частицы мощей св. Симона Дивногорского и св. Пантелеймона и две иконы с Св. горы Афонской – копия с чудо творных 1. «Утоли моя печали» и 2. «Достойно есть». Церковные документы имеются с 1780. Причт 2-штатный. Церковной земли 102 1/2 дес. В приходе 2 земских школы и 1 грамоты (См. сайт «История Ельца»: Елецкий уезд: Извальская волость: село Хмелинец).], ныне принадлежащее сыну последнего Семену Семеновичу[60 - Викулин Семен Семенович (ум. 1891) – действ. статский советник, владелец свеклосахарного завода в селе Хмелинец Елецкого уезда Извальской вол. Пожертвовал значительные средства на строительство церкви преп. Симеона Дивногорца (Дрезден) и храма Рождества Пресвятой Богородицы (при С.-Петерб. гос. консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова). Основал Фонд Семена Викулина (Semen-von-Wikulin-Stiftung) —1874 (главный распорядитель, ex offi cio, по должности – настоятель дрезденского прихода).]. В начале текущего столетия А. Ф. Викулин, получив Владимирский крест, сделался, по тогдашним узаконениям, дворянином и купил с. Борки с другими деревнями. Крестьяне в этих имениях не хотели повиноваться своему новому владельцу по причине его низкого происхождения. Дошло до бунта, как тогда принято было называть всякое ничтожное непослушание со стороны крепостных людей, и усмирения его войсками. Чтобы избегнуть подобной беды на будущее время, все значительное населенное имение А. Ф. Викулина было им переписано на имя моего деда князя А. А. Волконского, без всякой гарантии со стороны последнего в том, что имение это принадлежит Викулину, с представлением, конечно, самому Викулину всех доходов с имения. По прошествии нескольких лет, когда можно было надеяться, что крестьяне покорятся их действительному владельцу, имение снова было передано А. Ф. Викулину, и это незадолго до смерти моего деда.
Из деревенской моей жизни мне очень памятны только: свадьба моей родной тетки княжны Прасковьи, вышедшей замуж за Александра Гаврииловича Замятнина[61 - Замятнин Александр Гаври(и)лович (1798–1868) – дядя автора; рязанский помещик, подполковник, жандармский губерн. штабс-офицер в г. Рязани, штабс-офицер 2-го Моск. округа в Рязанской губ. Жена: Прасковья Андреев на Волконская, кнж. (1800–1873). Оба супруга похоронены на кладбище Троицкого монастыря, Рязань.], сына Гаврилы Александровича[62 - Замят(н)ин Гавриил/Гаврила Александрович (род. 1767) – коломенский помещик, майор, надворный советник; воспитывался в Шляхетном кадетском корпусе 1770–1785, участвовал в походах в 1787 в Польше; в 1788 при осаде и взятии Хотина; в 1789 в Молдавии, Бессарабии и под г. Измаилом; в 1790 в Молдавии и Валахии. Жена: Мария Григорьевна Замятнина (Кугушева), дочь надворного советника кн. Григория Дмитриевича Кугушева. Сын: Александр. Сестра: Пелагея Александровна Левашова (Замят(н)ина) (двоюродная сестра Н. В. Левашова).] и жены его Марии Григорьевны, урожденной княжны Кугушевой, родной сестры жены А. Ф. Викулина, и частые посещения Задонского монастыря, куда для богомолья неоднократно ходили мы с матерью пешком. А. Г. Замятнин служил в Переяславском конноегерском полку, стоявшем в Ельце. Мать моя всегда говела в Задонском монастыре, во время говенья мы останавливались в монастырской гостинице; в другое же время останавливались в Задонске в доме Викулина или в небольшом домике Авдотьи Федоровны Румянцевой
, дочери провинциального секретаря, прибывшего на службу в Задонск при самом открытии Воронежской губернии и Задонского уезда. В монастыре особенно уважаемы были чудотворная икона Божией Матери и могила святителя Тихона[63 - Святитель Тихон Задонский (в миру Тимофей Савельевич Соколовский) (1724–1783). Родился в селе Короцко Валдайского уезда Новгородской губ., и в 1758 году он был пострижен в монашество с именем Тихон, а уже через год был назначен архимандритом Тверского Желтикова Успенского монастыря и ректором Тверской духовной семинарии, учителем богословия и присутствующим в духовной консистории. В 1761 году он был хиротонисан в епископа Кексгольмского и Ладожского, викария Новгородской епархии и затем председательствовал в Синодальной конторе в С.-Петербурге; в 1779 переехал в Задонский монастырь, где писал свои сочинения.]. Перед первой моя мать служила часто молебны, а на могиле Тихона – панихиды. Тело его лежало в особенной пристройке к храму, куда оно перенесено в 1810 г. из могилы, в которой было погребено по кончине святителя. Мать моя была свидетельницей этого перенесения и неоднократно говорила, что сама удостоверилась, что тело не подверглось тлению. Это было в то время, когда еще никто не мог предвидеть, что оно, по официальном осмотре, будет найдено нетленным. Мать моя была также свидетельницей перенесения мощей Тихона из упомянутой пристройки к храму в соборный храм на то место, где, по причислению нашею церковью святителя Тихона к лику святых, они положены в богатую раку под изящным серебряным балдахином.
В 20-х годах текущего столетия многие еще помнили святителя, которого очень уважали, в том числе был Семен Алексеевич Викулин, муж моей родной сестры, у которого сохранился портрет святителя, рисованный с натуры. Он вовсе не похож на изображение святителя, висевшее над его мощами и поступившее в продажу в нескольких десятках и даже сотнях тысяч экземпляров. Впрочем, теперешний архимандрит Задонского монастыря Дмитрий[64 - Архимандрит Дмитрий (Самбикин) (1839–1908) – настоятель нового Задонского мужского монастыря (высочайше утвержден Александром II в 1873) и старого Богородицко-Тихоновского монастыря в Задонске, ректор Воронежской семинарии. Родители: протоиерей Иоанн Тимофеевич Самбикин (1814–1901) и Анна Михайловна. Окончил Воронежскую духовную семинарию (1861) и С.-Петерб. духовную академию (1865).] брал упомянутый портрет святителя у сестры моей, у которой он находился после ее мужа, и снял с него копию для гравирования. Стечение богомольцев в Задонске в 20-х годах было постоянно значительное. Много говорили тогда о разных чудесах и в особенности о чудесных исцелениях больных, притекавших с верою ко гробу святителя. Из лиц, бывших тогда в монастыре, памятны мне: Григорий затворник[65 - Затворник Задонского монастыря Георгий Алексеевич Машурин (1789–1836) – один из самых значимых русских духовных писателей XIX в. Выходец из дворян, участник Отечественной войны 1812 г. Будучи послушником в Задонском монастыре, 17 лет провел в затворе, после чего был тайно пострижен в монашество под именем Стратоника; известен, в частности, своими письмами.], которого жизнь описана в напечатанной брошюре, – он очень любил мать мою, меня, моих[5 - моих вписано над текстом.] братьев и сестру; архимандрит Самуил[66 - Архимандрит Самуил II (Самуил Стебловский, в миру Стефан) (1776–1833) – архимандрит (1814), настоятель Задонского Богородицкого третьеклассного мужского монастыря, строитель Коротоякского монастыря, способствовал открытию в Задонском Богородицком монастыре 4-классного приходского духовного училища (1819). Был известен как строгий настоятель и бережливый хозяин.] и иеродиакон Филарет
. Торжественные обряды православной церкви, конечно, производили сильное впечатление на детские натуры, и мне очень нравилось служение последнего, тогда молодого и красивого мужчины, которого впоследствии я видел уже старым иеромонахом. Еще замечателен был в монастыре иеромонах Ириней, который служил панихиды при гробе святителя каким-то свойственным ему одному напевом, поминая имя Тихона и другие имена, о которых ему пред началом панихиды подавались записки молящимися. Впоследствии брат мой Николай, служа в конноартиллерийской батарее, стоявшей в Задонске, очень верно передавал этот напев и много этим смешил нас.
В одно из наших хождений из Студенца в Задонск (расстояние 25 верст) с нами произошло следующее: в то время еще было много леса на этом протяжении. Мать моя очень рано начала терять зрение и шла с повязанными платком глазами. Старший брат мой и я бежали впереди, и, когда мы потеряли из виду мать с сестрой и младшим братом и других лиц, шедших с нею, брат Александр предложил мне взойти в лесок, из которого ко времени прихода матери, как он мне говорил, мы успеем вернуться. В лесу была поляна, на которой паслось стадо; быки, коровы и собаки не должны были бы нам, живущим летом в деревне, показаться чем-либо новым или страшным, но, не знаю почему, испуганное наше воображение приняло быков и коров за диких свирепых животных, виденных нами на картинках, а собак за волков. Когда собаки нас увидали и побежали к нам, брат Александр сказал мне, что волки едят людей только когда голодны, и потому чтобы я ложился на землю, а что он ляжет на меня, они его съедят и будут сыты, а я буду спасен. Так мы и сделали; собаки, подбежав к нам, обнюхали нас и ушли, из чего брат заключил, что они не были голодны. Я рассказываю это происшествие для того, чтобы обратить внимание на благородные чувства моего брата, которые нисколько не изменились в продолжение всей его кратковременной жизни, о чем будет неоднократно упомянуто далее в моих воспоминаниях. Отойдя несколько шагов от того места, где обнюхивали нас собаки, мы встретили цыганку, которая расспрашивала нас, чьи мы дети и куда идем. Брат отвечал, что мы такие-то, потеряли мать и идем в Задонск к Викулиным. Цыганка взялась нас проводить. Вскоре встретилась нам какая-то крестьянка и, удивясь, что два хорошо одетых барчонка идут с цыганкой, подошла к нам с теми же вопросами и, вследствие ответа брата, сказала нам, что цыганка ведет нас вовсе не в Задонск, а в цыганский табор, и советовала идти с нею. Завязался сильный спор между крестьянкою и цыганкою. Брат рассудил, что лучше верить русской бабе, чем цыганке, и мы пошли за первой. В это время цыгане крали маленьких детей, ломали им руки и ноги и вообще уродовали, чтобы, нося их на своих руках, вызывать сострадание и получать более обильную милостыню. Вот какая участь могла бы ожидать меня, если бы брат не предпочел послушаться крестьянку. По его возрасту, они его верно где-нибудь бы бросили, а я мог бы им очень пригодиться для вышеупомянутой цели. Мы пришли с крестьянкою в Задонск, в котором Викулиных в это время не было, и нас отвели в дом А. Ф. Румянцевой. Там уже знали о нашей пропаже; мать хватилась нас вскоре после того, как мы своротили с дороги в лесок, и, когда сопровождавшие ее не нашли нас, она послала в город и в ближайшие деревни нанять подводы и людей для отыскания нас, объявив, что не выйдет из леса, пока нас не найдут. Немедля по приходе нашем в дом Румянцевой послали об этом объявить матери, и она, расплаканная и встревоженная, вскоре приехала. Конечно, нас побранили, и мы ожидали, привыкнув к строгости матери, сильного наказания, но оно ограничилось обещанием, что для пристыжения нас о нашем поступке напечатают в «Московских ведомостях»[67 - «Московские ведомости» («Московскiя В?домости») – газета в Российской империи, принадлежавшая Имп. Моск. ун-ту (до 1909 года), издававшаяся в Москве (1756–1917). В 1863–1875 редакторами газеты были М. Н. Катков и П. М. Леонтьев.], выходивших тогда два раза в неделю, и мы с братом каждую почту ждали того номера, в котором будет о нас напечатано, пересматривали каждый номер и только по прошествии долгого времени решили, что верно нас совсем простили и потому ничего не печатали.
Мать сама начала учить нас очень рано; брата Александра когда ему было 3 года от роду, а меня вместе с сестрой когда мне было 4 года. Учили нас целый день и требовали очень строго, чтобы мы были внимательны и знали задаваемые нам уроки. Вообще вели нас, и в особенности старшего брата и сестру, чрезвычайно строго; никакая вина, даже ошибка не проходила без наставления и взыскания; доходило и до телесных наказаний. Странно, что я никогда не подвергался последним; только раз были приготовлены уже розги, не помню за какую вину, но тетка княжна Татьяна, моя крестная мать, меня избавила от наказания, что при самостоятельности моей матери было не легко. Эта тетка постоянно жила в Студенце у брата своего князя Николая, как равно и две младшие сестры ее, находившиеся под руководством моей матери. Тетки не только не баловали нас, но еще своими требованиями, жалобами матери и доносами ухудшали наше положение, за исключением тетки Прасковьи, которая если иногда и вредила нам, то по причине необыкновенно вспыльчивого характера. Старшая же тетка, Татьяна, была очень холодна и требовательна, а вторая, Надежда, нападала на нас исподтишка, а в особенности на меня, потому что ей вообразилось почему-то, что я очень хитрый мальчик.
Учение наше было начато так рано и шло так успешно, что я даже не помню себя не знающим арифметики. Помню только, как брат Александр показывал мне, шестилетнему мальчику, тройное правило и нахождение наибольшего общего делителя. Мы знали много наизусть: стихов, басен и почти всего «Дмитрия Донского» Озерова[68 - Озеров Владислав (Василий) Александрович (1769–1816) – русский драматург и поэт. Самый популярный автор трагедий начала XIX в. Наибольший успех имела трагедия «Дмитрий Донской», поставленная первый раз в 1807.]. Нас весьма часто заставляли говорить стихи перед родными и знакомыми, из которых многие нас экзаменовали и постоянно удивлялись нашим знаниям. В числе последних был командир конноартиллерийской батареи, стоявшей в Задонске, часто бывавший у Викулиных и у нас, Николай Онуфриевич Сухозанет[69 - Сухозанет Николай Онуфриевич (1794–1871) – генерал от артиллерии, генерал-адъютант, командующий Южной армией (1856), воен. министр России с апреля 1856 по нояб. 1861, наместник Царства Польского (1861).] (впоследствии бывший военным министром). Он командовал батареей в чине капитана и в то время произведен был в полковники. Перемена его эполет меня очень занимала: я любил играть жгутами его полковничьих эполет. Впоследствии он долго не встречался с нами, но и сорок лет спустя, встретив брата или меня, сейчас же вспоминал о тетеньке Паше, о тетеньке Наде, как мы их тогда называли.
В начале 1820 года мать моя поехала в Кострому, оставив младшего брата моего в Студенце на попечении тетки Татьяны, а меня завезла в Тулу к моей бабушке (grande tante) Александре Матвеевне Моисеевой, жившей в нижнем этаже дома, который занимала сестра ее Любовь с ее мужем, родным моим дядей, Антоном Антоновичем Дельвигом. У А. М. Моисеевой, довольно богатой вдовы, воспитывалась вторая дочь дяди Дельвига, Варвара, которую она страшно баловала и которая, несмот ря на это баловство, впоследствии была примерной женщиной во всех отношениях. Она была старше меня одним годом; мы, как дети, часто[6 - часто вписано над текстом.]ссорились, и я, в глазах Александры Матвеевны, был постоянно виноват; но я нашел себе защиту в тетке моей Любови, которая, напротив, постоянно обвиняла свою дочь в наших ссорах с нею. Это возбуждало частые несогласия между сестрами; уступала всегда моя тетка, по необыкновенной своей кротости; от этого мне было не легче.
Дядя мой был добрейший человек, очень кроткий; его все любили, в особенности были к нему расположены дамы за его веселость и добродушие; такой отзыв о нем я постоянно слышал в Москве, где его многие знали, так как он прослужил в ней двадцать лет. Помню, что после производства меня в офицеры, когда я, в 1831 г., приехал в Москву, несколько дам, уже в то время старых, говорили мне, что я очень похож на моего дядю, но только далеко не так красив собою. Он по своей кротости не мешался в распри сестер. Из жизни моей в Туле, кроме этих распрей, помню только, что дядя мой иногда ездил после обеда осматривать караулы с целью найти какие-либо беспорядки, и когда находил их, то, возвратясь домой, рассказывал о том, что караул не так выбежал, как следовало, что барабанщик пробил дробь неправильно, и о взысканиях, им наложенных. Конечно, провинившемуся барабанщику и нижним чинам отсыпалось известное количество палочных ударов. Как понять в таком кротком и хорошем человеке, каким был дядя, ту легкость, с которою он приказывал бить палками солдат? Это объясняется только тем, что не только тогда, во время учреждения военных поселений[70 - Воен. поселения – форма организации войск Российской империи в 1810–1857, введенная императором Александром I Павловичем в ряде губ. с целью сокращения воен. расходов, что предусматривало совмещение воен. службы и сельскохозяйственной деятельности.], но и гораздо позже наказание нижних чинов палками было для многих не только вещью очень обыкновенной, но даже и удовольствием. Последнему трудно верить, но, к сожалению, это было так. Страшно вспомнить об этом времени.
Мать моя отдала старшего брата в Костромской кадетский корпус; она там познакомилась с богатым купеческим семейством Солодовниковых[71 - Солодовников Дмитрий Иванович (1735–1817) – костромской купец первой гильдии, бургомистр (1767–1770, 1779–1784) и городской голова (1785–1787). Во владении имел: солодовенный завод (1775), полотняные мануфактуры (1787), два каменных дома на Пятницкой улице, 6 лавок в хлебных и 2 лавки в овощных рядах.], которые пригласили ее жить в их доме, где она оставалась несколько месяцев, часто посещая жен лиц, начальствовавших в корпусе.
Директором корпуса был генерал-майор Ушаков[72 - Ушаков Петр Сергеевич (1782–1832) – генерал-майор (с 1817), участник Отечественной войны 1812 г. и Бородинского сражения, командир л. – гв. Волынского полка (1817); с 1823 директор Смоленского кадетского корпуса, который до 1825 стоял в Костроме.], жена которого была в это время очень молодая женщина[73 - Тарбеева (в браке Ушакова) Мария Антоновна (1802–1870) – жена генерал-майора П. С. Ушакова, после его смерти на содержании камергера и действ. статского советника Константина Павловича Нарышкина (1806–1880).] и, несмотря на кучу детей, была очень красива собой. Впоследствии она была известна всей Москве, сохранив до старости замечательную моложавость и красоту. Также известны были всей Москве и ее дочери.
Проездом в Кострому мать моя оставила дочь свою в Ярославле у князя Василия Алексеевича Урусова[74 - Урусов Василий Алексеевич, кн. (1751–1832) – генерал-майор; жена: (1) Анна Филипповна Ярцева; дети: Наталья и Анна; (2) Анна Ивановна Урусова (Семичева); дети: Алексей, Александр, Вера (в браке Петрова), Елизавета (в браке Моисеенко-Великая), Николай, Петр, Софья (в браке Волконская).], который был в первом браке женат на родной тетке моей матери, Анне Филипповне Ярцевой[75 - Ярцева (в браке Урусова) Анна Филипповна, кнг. (1767–1791) – дочь Филиппа Ивановича Ярцова и Натальи Ивановны Ярцовой (урожд. Таушевой). Ее сестра кнг. Александра Филипповна Волконская (урожд. Ярцова) приходилась бабушкой автора по материнской линии. Муж: Василий Алексеевич Урусов. Дети: Наталия (1791–1856) (замужем за Иваном Степановичем Коптевым), Анна (в браке Моисеенко-Великая).], давно умершей. Служа в Воронеже, он женился во второй раз на бедной дворянке Анне Ивановне Семичевой[76 - Семичева (в браке Урусова) Анна Ивановна (1777–1862) – дочь бригадира Ивана Семичева. Муж: кн. Василий Алексеевич Урусов (1751–1832); дети: Алексей, Александр, София, Вера, Елизавета, Николай, Петр.]. Она в особенности понравилась ему, страстному охотнику драматического искусства, в трагических ролях, которые она разыгрывала на домашних спектаклях.
Князь В. А. Урусов имел от первого брака двух дочерей: Наталью и Анну, бывших замужем первая за [Иваном Степановичем] Коптевым[77 - Коптев Иван Степанович (1790–1856) – жена: Наталия Васильевна Урусова (1791–1856); дети: Василий (1819–1888) (действ. статский советник) и Дмитрий.], а вторая[78 - Моисеенко-Великая (урожд. Урусова) Елизавета Васильевна, кнг. – родители: кн. Василий Алексеевич Урусов и Анна Ивановна Урусова (Семичева); муж: майор Яков Акимович Моисеенко-Великий (1789–1852); сын: Василий (1822–1875).] за Моисеенковым-Великим; а от второго брака несколько сыновей и двух дочерей Софью[79 - Урусова Софья Васильевна (в монашестве Сергия), кнг. (1809–1884) – родители: кн. Василий Алексеевич Урусов и Анна Ивановна Урусова (Семичева); муж: кн. Александр Андреевич Волконский; после смерти мужа в 1847 и смерти четырех малолетних детей сначала проживала в Бородинском монастыре, а потом по желанию митрополита Филарета постриглась в монахини; в монашестве Сергия, 2-я игуменья Спасо-Бородинского монастыря, потом игуменья Моск. Кремлевского Вознесенского монастыря.] и Веру[80 - Урусова Вера Васильевна, кнг. (1810–1835) – родители: кн. Василий Алексеевич Урусов и Анна Ивановна Урусова (Семичева). Муж Петров.]. Первая была одним годом старше моей сестры [Александры], которую оставили у кн. Урусова для воспитания вместе с его дочерьми. Сестра оставалась у них четыре года. В 1824 г. мать ее взяла для баллотирования в Московский Екатерининский институт, но баллотировка была для нее неудачна; несмотря на живое участие заведовавшего этим институтом почетного опекуна Саблина[81 - Саблин Алексей Николаевич (1756–1834) – сенатор, действ. тайный советник, выпускник Морского кадетского корпуса, службу начал мичманом, служил в Балтийском море. Принимал участие в Русско-шведской войне 1788–1790. Командир кораблей «Саратов» и «Алексей» (1796–1797), капитан Ревельского порта. Контр-адмирал (1805), вице-адмирал, гл. командир Свеаборгского порта (1809). В 1831 почетный опекун Моск. опекунского совета. См., напр.: Энциклопедия воен. и морских наук. В 8 т. / Сост. под гл. редакцией генерала от инфантерии Леера, засл. проф. Николаевской академии Генерального штаба. Т. 7. С.-Петербург: типогр. В. Безобразова, 1895. С. 71.], хорошего знакомого матери, сестре не удалось попасть в институт в число пансионерок, плата за которых производится из особых сумм. Мать отвезла ее тогда в Нижний Новгород, к своему другу и дальней родственнице Софье Петровне Боборыкиной[82 - Боборыкины Софья Петровна (урожд. Емельянова, ум. до 1834), дочь Пет ра Федоровича Емельянова, и Василий Дмитриевич (1783–1840), на службе с 1798 (поручик), в отставке с 1825, нижегородский (1825), затем лебедянский (1831–1834) уездный предводитель дворянства. Жена – подруга матери автора.], женщине весьма умной. Ее муж Василий Дмитриевич, в это время нижегородский уездный предводитель дворянства, был довольно богат. У них было много детей и, между прочими, две дочери, с которыми и должна была воспитываться моя сестра, но она осталась у Боборыкиных только один год. Известный теперь романист Боборыкин[83 - Боборыкин Петр Дмитриевич (1836–1921) – почетный академик Петерб. академии наук, известный беллетрист, романист-хроникер; печатался в журналах «Отечественные записки», «Вестник Европы», «Северный вестник». С 1890 жил за границей. Жена: Софья Александровна Зборжевская.] внук Василия Дмитриевича.
Самые близкие наши родные в Задонском уезде были три сына брата моего деда, князя Льва Александровича Волконского[84 - Волконский Лев Александрович, кн. (1746–1817) – помещик, владелец с. Варваро-Борки Задонского уезда (749 крепостных), капитан артиллерии, принимал участие в войне против турок в Крыму, при отставке в 1777 получил чин майора фузилерного полка. Уездный предводитель дворянства Задонского уезда Воронежской губ. (1785–1794).], и сын его сестры[85 - Волконская (в браке Лопухина) Надежда Федоровна, кнж. – из старинного рода Рюриковичей, внучка кн. Григория Волконского. Замужем за калужским помещиком Ардалионом Гаврииловичем Лопухиным (с 1755). Дети: Анна, Федор, Дмитрий, Николай.] Федор Ардалионович Лопухин[86 - Лопухин Федор Ардалионович (ок. 1757–1821) – премьер-майор. Жена: Анна Алексеевна Воронец (род. 1794) (дочь Алексея Герасимовича Воронца, надворного советника, и его жены Ефросиньи Михайловны Энгельгардт); дети: Екатерина, Елизавета.]. Князь Л. А. Волконский, женатый на своей крепостной женщине, не дал сыновьям никакого воспитания; они слыли в уезде за очень дурных людей, чуть не за разбойников, и мать моя, ее братья и сестры не только с ними никогда не видались, но постоянно избегали встречи с ними.
На долю бабки моей [Надежды Федоровны] Лопухиной досталась небольшая часть Студенца, которую наследовал упомянутый сын ее [Федор Ардалионович] Лопухин. Его усадьба была в расстоянии менее версты от нашей; он был большой чудак, ходил всегда в полушубке, и мы редко виделись. Он был стар, женат на девице Воронец, очень недурной собою; она его оставила, и я ее в деревне не помню. Они имели дочерей[87 - Екатерина и Елизавета Федоровны Лопухины.], которые были хороши собой; впоследствии и мать, и дочери сошли с ума. Лопухин имел в Москве богатую родственницу вдову Дарью Николаевну Лопухину[88 - Лопухина (урожд. Павлова) Дарья Николаевна (1777–1830) – жена бригадира Федора Адриановича Лопухина (1768–1811), будучи племянницей св. кн. Г. А. Потемкина-Таврического, она по его смерти 5 (16) окт. 1791 получила долю Смелянского имения (всего 10 наследников). О ее существовавшем много лет совершенно частном учебном заведении знали многие. На свои средства Дарья Николаевна воспитывала множество необеспеченных молодых людей из дворян. Заведение ее располагалось по современному адресу: Большой Трехсвятительский переулок, д. 1.], которой досталась часть огромного имения князя Потемкина[89 - Потемкин-Таврический Григорий Александрович (1739–1791) – русский гос. и воен. деятель, дипломат, генерал-фельдмаршал, фаворит Екатерины II Великой. В течение 17 лет являлся главным советником Екатерины II и активно участвовал в гос. делах.]. Д. Н. Лопухина имела двух сыновей: Петра[90 - Лопухин Петр Федорович (1802–1840-е гг.) – родители: Федор Адрианович Лопухин и Дарья Николаевна Лопухина; жена: Мария Евстафьевна Удом; дети: Анна (в браке Исакова), Николай.] и Андриана[91 - Лопухин Адриан Федорович (1805–1872) – родители: Федор Адрианович Лопухин и Дарья Николаевна Лопухина; жена: Юлия (Илия) Евстафьевна Удом; дети: Федор, Владимир, Николай, Адриан, Юлия.] Федоровичей, женившихся впоследствии на двух родных сестрах красавицах, дочерях генерала барона Удома[92 - Удом Евстафий Евстафиевич фон (Udam – im Original: II., Gustav/Astafi j Evstaf.) (1761–1836) – генерал-лейтенант, родился в Лифляндии, участник боевых действий с 1788, неоднократно отличался в сражениях. Участник Русско-турецкой (1787–1791) и Русско-польской (1792) войн. Будучи шефом Галицкого мушкетерского полка, в чине полковника, в 1809 ходил с ним против австрийцев. Отличился, напр., при взятии крепости Ловча (1811), при переправе корпуса Маркова на правый берег Дуная; ранен в деле под Высоко-Литовском. Участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода 1813–1815 гг., комендант Риги (1827), с 1833 в отставке. См. о нем: Энциклопедия воен. и морских наук. В 8 т. / Сост. под гл. редакцией генерала от инфантерии Леера, засл. проф. Николаевской академии Генерального штаба. Т. 8. С.-Петербург: типогр. В. Безобразова, 1897. С. 29.], и двух дочерей: Екатерину[93 - Лопухина (в браке Скордули) Екатерина Федоровна (1796–1879) – дочь статского советника Федора Андриановича Лопухина и Дарьи Ивановны Павловой (1777–1830). Е. Ф. Скордули владела сельцом Васильево (недалеко от села Кудиново) с пустошами. Муж: генерал-майор Скордули (ум. 1855). См.: Московский некрополь / [В. И. Саитов, Б. Л. Модзалевский]; [Авт. предисл. и изд. Вел. кн. Николай Михайлович]: В 3 т. СПб., 1907–1908. Т. 3. С. 111.], вышедшую впоследствии замуж за генерал-майора Скордули, и Прасковью
, умершую в девицах. Сначала Лопухина приняла нескольких воспитанников и воспитанниц из бедных дворян для обучения вместе с ее детьми. Но впоследствии число этих воспитанников и воспитанниц увеличилось первых до 12-ти, а вторых до 20-ти. Они были на полном ее иждивении, так что образовалось два учебных заведения: мужское и женское. Курс мужского заведения равнялся бывшему тогда гимназическому курсу, но новые иностранные языки, французский и немецкий, были и практически и теоретически лучше изучаемы; воспитанники говорили довольно свободно на обоих языках. Окончившие курс в этом заведении легко выдерживали экзамен в студенты Московского университета, где они продолжали пользоваться денежным пособием от Д. Н. Лопухиной, а некоторые получали эти пособия, состоя и на службе.
Понятно, что мать моя желала определить меня в это заведение и хлопотала об этом через общего ее и Д. Н. Лопухиной родственника, но последняя решительно отказала, ссылаясь на то, что она не хочет увеличивать комплекта мужского заведения, {а выхода из него вскоре не предвиделось}[7 - Фрагмент текста, отсутствующий в издании Румянцевского музея 1912–1913 гг.; далее такие случаи не оговариваются.], что она принимает только самых бедных детей и что я имею, по ее мнению, богатых дядей и вообще богатых родственников, которые могли бы меня воспитывать. Наконец она согласилась посмот реть на меня, но не хотела принимать моей матери. В феврале 1821 г. мать моя привезла меня в ее дом; нас приняла старшая ее дочь, и меня скоро позвали к Дарье Николаевне. Дом[94 - Особняк Морозовых (Большой Трехсвятительский пер., д. 1–3, стр. 1) – усадьба принадлежала поручику Нарбекову (середина XVIII в.), потом князю Кантемиру, а позже здесь находилось училище Лопухиной.] ее, близ Солянки, в Лопухинском пер. (по крайней мере так он назывался тогда), впоследствии принадлежавший Кокореву, а теперь Морозову, довольно большой, но мне, ребенку, привыкшему видеть небольшие дома, он показался громадным. Из анфилады комнат, обращенных в большой сад, открывался прекрасный вид на Кремль, и так как в обоих концах этой анфилады стояли большие зеркала, то мне казалось, что комнатам нет конца.
Д. Н. Лопухина провела меня по всей анфиладе. Выраженное мной удивление при виде такого дома было ей приятно. По этой причине или по какой другой я ей понравился, и она выслала сказать своей дочери, что принимает меня в свое учебное заведение, но не желает видеться с моей матерью. Несколько дней спустя мать моя привезла меня для поступления в это заведение, в которое я был отведен старшею дочерью Д. Н. Лопухиной, так как она сама никак не хотела видеться с моей матерью, вскоре уехавшею в Студенец. Директором заведения был Юлий Петрович Ульрихс[95 - Ульрихс (Ulrichs) Юлий Петрович (1773–1836) – лектор, а затем проф. нем. языка (1807–1823), проф. всеобщей истории и статистики (с 1823) Моск. ун-та. В 1832 оставил ун-т, был инспектором в Моск. воспитательном доме и инспектором классов в училищах ордена св. Екатерины и Александровском. Напечатал: «Систематическое собрание прозаических и стихотворных сочинений, изданных в пользу российского юношества» (М., 1817; 4 изд.), «Опыт энциклопедического обозрения словесных, исторических, естественных, математических и философских наук» (М., 1820) и «Нем. грамматику» (для воспитанников Благород. унив. пансиона, М., 1822).], бывший тогда инспектором классов в Московском воспитательном доме и лектором немецкого языка в Московском университете, а впоследствии профессором всеобщей истории. Он был человек очень добрый, сколько я могу помнить, не дальний, но занимавшийся ревностно принятою на себя обязанностью. Он очень любил меня.
Для преподавания наук и языков были приглашены лучшие учителя гимназии, лекторы и даже адъюнкт-профессоры Московского университета. Учителем Закона Божия был законоучитель Екатерининского института протоиерей Василий Иванович Богданов[96 - Богданов Василий Иванович (1777–1849) – протоиерей, духовный писатель, окончил курс Моск. духовной академии, впоследствии преподавал в этой академии, назначен законоучителем и священником Моск. училища ордена Св. Екатерины (1802), затем состоял протоиереем в церкви Св. Никиты на Басманной (Москва). Основные труды: 1) Руководство к щастию и блаженству. СПб., 1798; 2) Речи при выпуске благородных воспитанниц Моск. училища Св. Екатерины. M., 1810.], бывший впоследствии долго протоиереем церкви Св. Никиты на Старой Басманной. Он был человек ученый, любил наряжаться и постоянно носил пояс и нарукавники, вышитые его многочисленными воспитанницами.
Впоследствии место законоучителя в нашем заведении занял священник нашей приходской церкви во имя Св. Владимира[97 - Церковь Св. равноап. кн. Владимира в Старых Садах. Построена в начале XVI в. Алевизом Фрязиным, который известен строительством Архангельского собора в Москве.], далеко не ученый. Церковь эта стоит на пригорке против Ивановского монастыря. Разграбленная в 1812 г., она вновь устроена Д. Н. Лопухиной, которая положила и особое содержание причту. Приход церкви состоял всего из трех домов: Лопухиной, доктора Шнейдера лютеранина и какого-то армянина, так что церковь эту она считала как бы своею домашней, хотя церковь была довольно отдалена от ее дома. Взяли к нам приходского священника в законоучители, вероятно, для улучшения его содержания, так как, по отъезде Лопухиной в киевскую деревню, церковь оставалась[8 - оставалась вписано над строкой.]почти без прихода.
Нас водили в эту церковь и в лютеранскую церковь Св. Павла[98 - Лютеранская церковь Свв. Петра и Павла в Старосадском переулке. Существует до настоящего времени на одном месте с перерывами с 1819.] через воскресенье, так как между нами были лютеране, а дежурный надзиратель был один. Пастор последней церкви Геринг[99 - Гёринг Фридрих Христофор Юстус (1780–1847) – пастор лютеранского Кафедрального собора святых апостолов Петра и Павла в Москве (1811–1842).] учил в нашем заведении Закону Божию; меня всегда поражали в его проповедях разные выражения и жесты, которые мне казались вовсе неуместными в церкви.
Классы наши ежедневно начинались чтением Евангелия на славянском языке. Воспитанники, как православные, так и лютеране, читали его по очереди.
Танцевать учил Иогель[100 - Иогель Петр Андреевич (1768–1855) – знаменитый московский танцмейстер, преподавал искусство танца в Университетском благородном пансионе, проводил многолюдные балы, для чего снимал большие залы в домах вельмож.], впоследствии замененный очень искусным и красивым французом Флаге
.
При вступлении моем в заведение мне было почти 8 лет; я оказался всех моложе и посажен в низший класс. Я так хорошо приготовлен был дома, что учение в этом классе было для меня весьма легко, так что я, даже ленясь, был первым учеником и любим всеми учителями. Легкость, с которою я мог быть первым в этом заведении, еще более развила во мне природную всем Дельвигам лень. Мужское заведение помещалось в половине нижнего этажа большого дома, ближайшего к воротам в Лопухинский переулок, а женское в особом флигеле, также ближайшем к означенным воротам. Для непосредственного надсмотра за воспитанниками были приставлены два надзирателя: француз и немец, дежурившие через день. Старшие воспитанники были поручены первому, младшие второму. Я был в числе последних. Добрый немец Арнольд
, очень недальний, полюбил меня. Воспитанникам позволялось говорить по-русски только по воскресеньям; в остальные дни говорили один день по-французски, а другой по-немецки. За нарушение этого правила вручали билет, и тот, кто его имел к обеду или к ужину, ел только одно блюдо. Кормили хорошо. Конечно, воспитанник, имевший означенный билет, всеми силами старался передать его другому, в особенности перед наступлением обеда и ужина, что было часто причиной ссор. Я не учился дома языкам, но выучился им вскоре по поступлении в заведение. Учителя постоянно удостоверялись в знании воспитанниками уроков и делали отметку: «превосходно, отлично хорошо, весьма хорошо, очень хорошо, хорошо, изрядно, посредственно, дурно, очень дурно». Такие же отметки делали ежедневно надзиратели о нашем поведении. По субботам Ю. П. Ульрихс внимательно, в нашем присутствии, рассматривал эти отметки, хвалил получивших хорошие, внушал лучше учиться получившим посредственные, а получивших дурные бранил и подвергал разным взысканиям, даже иногда сек розгами. Но и в этом заведении, в котором я пробыл пять лет, я избегнул телесного наказания.
Товарищи мои были действительно дети весьма бедных родителей. Никто из них впоследствии не занимал на государственной службе, на которой они все состояли по выпуске из университета, даже сколько-нибудь видного места. Я укажу только на четырех из них: двух сыновей директора Ульрихса, Федора[101 - Ульрихс Федор Юльевич (1808–1878) – тайный советник, цензор; первый переводчик Департамента внутренних сношений Министерства иностранных дел (до 1804), старший цензор Петерб. почтамта, руководивший перлюстрацией, президент С.-Петерб. Евангелическо-лютеранской консистории, член от правительства в Управлении училищ Евангелической лютеранской церкви Св. Павла.] и Карла
, Андрея Щепина
и сына умершего генерал-лейтенанта Аполлона Бострем
. Первые двое не жили в заведении, а ходили только в него учиться. Старший брат [Федор] по выходе из Московского университета долго служил в почтовом департаменте, был в оном по 1863 г. председателем комитета, цензуровавшего иностранные периодические издания, а теперь состоит в чине тайного советника председателем С.-Петербургской Евангелической лютеранской консистории и членом от правительства в Управлении училищ Евангелической лютеранской церкви Св. Павла.
Щепин был экспедитором в канцелярии Государственного Совета и вышел в отставку действительным статским советником; он также был старше меня.
Карл Ульрихс и Бострем, почти одних лет со мной, были моими товарищами во все время, проведенное в означенном заведении.
В женском заведении воспитывались также дочери бедных родителей и, несмотря на хорошее образование, ни одна из них впоследствии ничем не была замечательна. Помню из них Волкову
, очень хорошенькую собой, Решетинскую
и Жилинскую
. В то время жила еще в женском заведении уже кончившая в нем курс, но не знавшая ни своих родителей и никого из родственников баронесса Надежда Иустиновна Дельвиг
. Мать моя очень старалась разузнать, к какой отрасли нашей фамилии она принадлежала, но разыскания ее были тщетны. Впоследствии она жила в доме сенатора Малиновского[102 - Вероятно, речь идет об Алексее Федоровиче Малиновском (1762–1840) – историке, архивисте, писателе, переводчике, академике Петерб. академии наук (1835), тайном советнике. Происходил из семьи священника, окончил Имп. Моск. ун-т (1778), после чего всю жизнь проработал в Моск. архиве Коллегии иностранных дел. Сенатором он не был.] и вышла замуж за дальнего его родственника и однофамильца, весьма бедного чиновника, ныне уже умершего. Она жива еще и теперь; имела несколько детей, всегда жила и теперь живет очень бедно.
В первые месяцы моего пребывания в заведении до отъезда Д. Н. Лопухиной с семейством в ее киевское имение я был под особым покровительством ее старшей дочери [Екатерины], которую она, впрочем, не любила; это была одна из многих странностей этой женщины, делавшей много благодеяний и воспитанием бедных детей, и ежемесячной раздачею значительных сумм бедным семействам. Д. Н. Лопухина меня одного из всего заведения иногда призывала к своему столу. Помню, что в июле 1821 г. я был призван к обеденному столу, к которому приглашены были митрополит Серафим[103 - Митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский) (1757–1843) – учился в Троицкой семинарии с Матвеем Десницким (будущим митрополитом), возведен в сан архимандрита Лужицкого монастыря в Можайске. В 1798 назначен настоятелем Заиконоспасского монастыря. С 1799 по 1804 года викарий Моск. епархии. 1819–1821 митрополит Моск. и Коломенский.], переведенный в это время в С.-Петербург, и назначенный на его место Московский архиепископ Филарет[104 - Архиепископ Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) (1782–1867) – крупнейший богослов России 1-й пол. XIX в., настоятель Троице-Сергиевой лавры (1821–1867), митрополит Московский и Коломенский с 1826. В 1841 избран академиком Академии наук. В 1994 канонизирован. Написал более 200 произведений, как, напр., «Пространный православный катехизис Православной кафолической Восточной церкви», участвовал в переводе Библии на русский язык, находился в переписке с А. С. Пушкиным.]. В другой раз к обеду был приглашен Авраамий Сергеевич Норов[105 - Норов Авраам Сергеевич (1795–1869) – родился в семье отставного майора, саратовского губерн. предводителя дворянства. Участвовал в Отечественной войне 1812 г., в частности в Бородинском сражении – защищал Семеновские (Багратионовы) флеши. В этом сражении был тяжело ранен (ядром оторвало ступню). В 1850 назначен товарищем министра народного просвещения, и в 1853–1858 был министром народного просвещения. В 1851 выбран действ. членом Имп. Академии наук по отделению русского языка и словесности. Путешественник, ученый, масон. Хорошо известен и в дальнейшем как автор сочинений о своих путешествиях.], бывший впоследствии министром народного просвещения. Его благородная наружность и деревянная нога (потерял ногу при Бородине) очень меня поразили. После обеда были призваны и другие воспитанники; Норов сделал нам беглый экзамен и очень был доволен вообще и в особенности моими ответами.
В начале августа, после молебна о благополучном путешествии в присутствии Д. Н. Лопухиной, ее семейства, всех воспитанников и воспитанниц ее заведений, ее управляющих, многочисленной прислуги, которой вообще при доме было, сколько помнится, до 200 человек, и многих знакомых, она с семейством уехала в имение свое Шполу, Киевской губернии. Отъезд ее мотивировали желанием сократить расходы, ближе наблюдать за этим значительным имением, а главное быть ближе к богатому своему дяде Высоцкому[106 - Высоцкий Николай Петрович (1751–1827) – брат матери Дарьи Николаевны Лопухиной (Екатерины Петровны Павловой, урожд. Высоцкой). Будучи племянником св. кн. Г. А. Потемкина-Таврического, по его смерти 5 (16) окт. 1791 получил вместе с Д. Н. Лопухиной 2 доли Смелянского имения.] в надежде получить от него наследство.
Я очень мало знаю об ее пребывании в Шполе; знаю только, что младшая ее дочь Прасковья вскоре по приезде в Шполу умерла, что оба сына ее с нею вскоре поссорились; дядя ее Высоцкий принял их сторону и после смерти предоставил свое имение не ей, а ее сыновьям, которых она хотела лишить наследства, и предоставив большую часть своего имения дочери Екатерине, вышедшей после ее смерти замуж за генерал-майора Скордули.
Братья последней завели с нею процесс; она с своей стороны заявила о незаконном их браке на двух родных сестрах-баронессах Удом, несмотря на то что известный Киевский митрополит Евгений[107 - Митрополит Евгений (в миру Евфимий Алексеевич Болховитинов) (1767–1837) – митрополит Киевский и Галицкий, историк, археограф, библиограф.] не только не преследовал Лопухиных за эти браки, но и ее уговаривал не начинать дела, которое очень долго длилось, стоило Лопухиным много денег и принесло им много нравственных потрясений. Кончилось тем, что генерал Удом отказался от той из дочерей, которая вышла позже замуж, утверждая, что его настоящая дочь вскоре по рождении умерла, но, чтобы не огорчить его жены, бывшей очень слабою после родов, она была подменена другой девочкою, в чем и представил свидетелей. В числе последних был благороднейший и честнейший Сталь[108 - Сталь Карл Густавович фон (von Staal) (1778–1853) – генерал от кавалерии (1843), сенатор (1838); участвовал в Отечественной войне 1812 года, адъютант цесаревича Константина Павловича (1812), комендант Москвы «с оставлением по кавалерии» (1830), комендант Моск. Кремля. В книге упоминается дочь Шарлотта, в замужестве Цурикова (род. 1816).], бывший в то время московским комендантом, который подтвердил показание Удома, сколько помнится, под присягой. В бытность мою на службе в Москве молодым офицером П. Ф. Лопухин[109 - Известно, что с 1835 по 1838 П. Ф. Лопухин был уездным предводителем чигиринского дворянства. Он и жена умерли в 1840-е гг.] приезжал в Москву с женой. Я бывал у них, и нельзя было насмотреться на жену его, истинную красавицу. Она вскоре умерла, а потом умер и муж ее. Их дочь впоследствии вышла замуж за Николая Васильевича Исакова[110 - Исаков Николай Васильевич (1821–1891) – генерал-адъютант, генерал от инфантерии (1878), попечитель Московского учеб. округа (1859–1863), главный начальник военно-учеб. заведений (1863–1881), член Гос. Совета (1881); с 1873 член совета Имп. человеколюбивого общ-ва, почетный член Имп. Академии художеств, Технического, Русского музыкального общ-в, Общ-ва истории и древностей российских и др. Окончил 1-й Моск. кадетский корпус, участвовал в кавказской и венгерской кампаниях, обороне Севастополя.], в настоящее время генерал-адъютанта и начальника Главного управления военно-учебных заведений.
В 50-х годах, когда я жил в Москве, А. Ф. Лопухин[111 - Следует добавить, что братьев Лопухиных хорошо знали и в Чигиринском и Звенигородском уездах Киевской губ., где они владели 30 тыс. дес. земли и 9 тыс. душ крестьян и были крупнейшими меценатами; напр., свою «резиденцию» в городке Златополь они отдали основанному ими же дворянскому училищу.] с женой и детьми и Е. Ф. Скордули с мужем жили также в Москве и уже помирились.
В Москве Скордули умер, а А. Ф. Лопухин и его жена, имея несколько детей, из которых старшие сыновья были на службе, а старшая дочь взрослая девица, разошлись и говорили друг про друга такие вещи, что я не хочу и передавать их, не зная, насколько было в них правды, и тем более, что я пишу не их, а свою биографию. Общественное мнение, впрочем, обвиняло А. Ф. Лопухина в страшном преступлении. Всего страннее то, что после многих лет разлуки и постоянных скверных рассказов мужа о жене, а жены о муже они сошлись.
Перехожу к описанию моего пребывания в заведении Д. Н. Лопухиной. По отъезде ее мужское заведение было переведено в бельэтаж, в половину, выходящую во двор, и большая зала сделалась нашею рекреационной залою. Вообще помещение наше значительно улучшилось. Мы играли ежедневно в большом саду, который расположен на крутом уклоне горы, так что зимою мы устраивали в нем от террасы дома до забора ледяную гору, по которой катались на салазках. В этом заборе были большие полукруглые отверстия с железными решетками, обтянутыми проволокой. В этих отверстиях мы покупали у разносчиков разные сладости, мороженое, сбитень и т. п. и часто в долг. Из этих же отверстий мы смотрели на проезжающих. Бывший обер-полициймейстер генерал-майор Александр Сергеевич Шульгин[112 - Шульгин Александр Сергеевич (1775–1841) – окончил Шляхетский корпус. Службу начал в Сумском легкоконном полку. Принимал участие в швейцарском походе А. В. Суворова. Принимал участие в наполеоновских войнах. С 1808 адъютант вел. кн. Константина Павловича. В ходе Отечественной войны 1812 г. занимался задержанием дезертиров и мародеров, получил первые навыки полицейской работы. В 1814 произведен в генерал-майоры. С 1816 московский обер-полицмейстер. В 1825 переведен на ту же должность в С.-Петербург. Уволен от службы (1833) с мундиром и пенсионом полного жалованья, жил в Москве до кончины.], очень тогда известный по переустройству московской полиции и в особенности по устроению пожарной команды, жил в Мясницком частном доме[113 - Дом графа Федора Остермана (Хитровский пер., д. 4, стр. 10) – частный дом Мясницкой полицейской части.], вблизи дома Лопухиной. Он по нескольку раз проезжал мимо нас с двумя и даже тремя скакавшими за ним казаками. Это всегда нас очень занимало. Из этих же отверстий мы видели, как большою процессиею провезли из деревни известного графа Дмитриева-Мамонова[114 - Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович, граф (1790–1863) – генерал-майор, поэт, публицист, масон, один из богатейших людей своего времени, обер-прокурор 6-го (Моск.) департамента Сената (1810), участник Отечественной войны 1812 г. (Бородино) и Заграничного похода 1813–1815 гг. Вышел в отставку (1816). В 1820-х гг. встречался с членами тайных обществ в Москве. В 1826 отказался присягнуть Николаю I, был объявлен сумасшедшим и над ним установлена опека. Один из основателей преддекабристской тайной организации «Орден русских рыцарей» и автор «Проекта преподаваемого в Ордене учения».] в Москву, где его лечили как сумасшедшего, капая на бритую голову холодной водою. Причина ареста Дмитриева-Мамонова осталась до сего времени для меня неразгаданной.
Фруктовый сад меньшего размера, находившийся близ женского заведения, был предоставлен для прогулки воспитанниц.
Оба заведения, мужское и женское, были поручены непосредственному надзору Ю. П. Ульрихса, который исполнял свою обязанность с постоянной ревностью. Хозяйственная часть по всему дому была поручена Кенике
, главному надзирателю Московского воспитательного дома, бывшему, кажется, впоследствии почетным опекуном. Мы его видали очень редко.
Наш надзиратель или гувернер Арнольд оставался в заведении очень долго; надзиратели же из французов менялись; из последних был замечателен Перон
по влиянию своему на Ю. П. Ульрихса, по строгости к воспитанникам и по разным проделкам, из которых приведу следующие.
Между воспитанниками многие хорошо рисовали; в этом искусстве я был, кажется, ниже всех. Хорошие рисунки воспитанников обделывались в рамки и висели на стенках классных комнат. Один из таких рисунков, поясной портрет французского короля Людовика XVIII, висел на видном месте в зале высшего класса. Перон, проходя мимо этого порт рета, всегда в присутствии воспитанников бранил короля выражениями неудобными для повторения на письме и многим из нас тогда непонятными. Раз по прочтении поутру {по заведенному порядку} главы из Евангелия он начал ругать короля и пустил чем-то в висевший портрет, так что разбил стекло в его рамке.
По влиянию Перона на Ю. П. Ульрихса, немец гувернер Арнольд так его боялся, что не смел отвечать на постоянную брань Перона (опасаясь, конечно, потерять место), хотя Арнольд был сам очень вспыльчив и имел своего рода благородство. Перон разными средствами застращал всех воспитанников; приведу в пример одно из этих средств. Он всех воспитанников поодиночке спрашивал, не преданы ли они известному пороку, {столь сильно, к сожалению, распространенному между детьми}. Некоторые из воспитанников, и в том числе я, даже не понимали, о чем он спрашивал. Сознавшимся он, конечно, пригрозил сильным наказанием и даже исключением из заведения. Не понимавшим же его вопросов он объявлял, что видит по глазам, что они преступники, и грозил тем же. Зная его влияние на Ю. П. Ульрихса, и те и другие ему покорялись, исполняя все его требования и вынося всякую брань и несправедливые взыскания, между прочим битье линейкою по телу, часто по руке и кончикам пальцев и долгое стоянье на коленях, иногда на сухом горохе. Он имел постоянные ссоры вне заведения и иногда вызывал некоторых своих знакомых в заведение и тут же, при воспитанниках, ругал их и даже бил, а потом выгонял. Однажды позвал он какого-то француза, своего знакомого, в нашу рекреационную залу; после нескольких слов он накормил этого француза оплеухами, повалил его на землю, топтал ногами, таскал за волосы по всей зале. Мы все стояли как ошеломленные.
Француз жаловался полиции, и вечером к нам пришел пристав Мясницкой части. К этому времени прибыл Ю. П. Ульрихс, вероятно вызванный Пероном, так как Ульрихс по вечерам бывал у нас очень редко; с ним приехал и Кенике. Частный пристав рассыпался в вежливостях перед Кенике и Ульрихсом; они вчетвером пошли в особую комнату, и я не знаю, что там происходило и чем кончилось это дело; воспитанников ни о чем не спрашивали, и Перон оставался у нас надзирателем еще долгое время после этого побоища. Снисхождение Ю. П. Ульрихса к Перону тем более необъяснимо, что это происходило после того, как Перон, ходивший часто к одной из гувернанток женского заведения, {пользуясь этими посещениями}, соблазнил одну из старших воспитанниц, очень красивую и лучше других учившуюся. По открытии ее беременности ее отвезли в Шполу к Д. Н. Лопухиной, а Перон отделался тем, что дал Ульрихсу обещание на ней жениться, которое исполнил, но спустя лишь несколько лет, когда, потеряв место, он поехал в Шполу, потому что рад был как-нибудь себя устроить. Оставаясь все еще нашим надзирателем, он успел соблазнить еще одну из воспитанниц, заставляя другую воспитанницу сторожить во время его любовных свиданий.
Только после этого Перон был прогнан и заменен другим надзирателем французом, а женское заведение переведено в Шполу, где число воспитанниц было еще увеличено.
По отъезде женского заведения нас перевели во флигель, который прежде был занят этим заведением, но для нашего гулянья по-прежнему был предоставлен большой сад.
Отпуск из заведения воспитанниц по воскресеньям и праздничным дням вовсе не допускался, а воспитанников был допускаем только к родителям и в исключительных случаях к другим лицам, вполне известным Ю. П. Ульрихсу. Ночевать вне заведения не дозволялось. Мать моя уехала вскоре по вступлении моем в заведение; близких родных в Москве не было, и потому я находился безотлучно в заведении. По воскресным и праздничным дням нас водили гулять в городе на берег р. Яузы или в ближайшие окрестности: в Сокольники, на Воробьевы горы, в Петровское, в Бутырки, Останкино, Кунцево и т. д.
В 1823 году узнал я о переводе из Костромы в Москву кадетского корпуса, в котором был старший брат мой [Александр]. Я узнал, что кадет водят гулять в Анненскую рощу, находящуюся перед зданием корпуса, и уговорил моих товарищей упросить дежурного надзирателя вести нас также в эту рощу в надежде увидеть брата, которого не видал более трех лет.
Увидев {брата}, мы бросились обниматься, но вскоре раздался грубый голос дежурного офицера, который приказал брату вернуться к своим товарищам и не хотел слушать никаких объяснений и просьб {брата}. Это грубое обращение офицера с кадетом произвело на меня, привыкшего к лучшему обращению, так как Перон был не всегда дерзок, самое грустное впечатление, тем более что брат мой, тогда только 13-летний мальчик, {но по хорошему и раннему его обучению дома и по необыкновенно хорошим способностям} был уже первым учеником. Тогда же я невзлюбил военных заведений и не желал поступить в них. Впрочем, впоследствии брат, оставаясь за малолетством и малым ростом в корпусе еще несколько лет и все первым учеником, поставил себя в другое положение. Ближайшие начальники, а за ними и ротные офицеры, говорили ему «вы» вместо вообще употребительного «ты». Брат позволял себе разные вольности, одевался в корпусе не по общей форме, читал книги, что вообще запрещалось, был с младшими офицерами запанибрата, вставал позже других кадет и не ходил с ними во фронте.
