Bottomless Pit

– Испытывали боль? – как попугай повторил за ней шатен, вскинув бровь.

– Да что ты только переспрашиваешь и поддакиваешь? – возмутилась Джина, всплеснув руками.

– Ну, прости уж, меня там не было, чтоб я мог понять, что за околесицу ты несешь, Джи, – хмыкнули ей в ответ, и она смолкла, вспоминая странное видение.

Давид снова подал голос, отвлекая девушку от своих мыслей:

– А рот там был? Ты говорила с этим… Кем он был? Человеком? И вообще, мы до сих пор не определились, к чьему полу относились эти глаза. Может, в самом деле там была грустная, но прекрасная дива? Ты не спросила?

Джина нахмурилась. Почему-то она больше ничего не могла вспомнить.

– Нет…, – она попытался снова, но память словно смели под чистую, и Данте покачала головой, повторив, – Нет, ничего…

– С другой стороны, это уже что-то! – оптимистично заметил Сонье, – Того гляди дело дальше пойдет. Если ты хочешь понять, что из себя представляет рот, – он опустил ее пальцы себе на губы, и они зашевелились, – Я всегда тут как тут, Джина. Мой рот по-о-олностью к твоим услугам.

Данте почувствовала, как смущение ползет по ее лицу, и к щекам прилило тепло, она прочистила горло, откашлявшись:

– Спасибо, дурак, теперь у меня все лицо небось в пятнах.

– Только Ваши прелестные ямочки, Госпожа, – он засмеялся, уворачиваясь от подзатыльника.

"Может, мое воображение разыгралось и это были вовсе не они?"– задумалась Джина, потирая руки и разминая их. Хотелось бы снова это проверить – но как? Сны никогда не были ей подвластны, чтоб показывать только то, чего желала блондинка. Иначе она бы загадывала на ночь быть зрячей хотя бы там..

***

– Госпожа проводит время с Господином Сонье, – отчиталась Берта, склонив голову перед высоким блондином. Он бесстрастно окинул ее взглядом, заведя руки за спину.

– И что же ее раны? – грубый голос привел его слугу в оцепенение, и женщина замялась, не отдавая ему скорого отчета, – Я два раза должен у тебя спросить?

– Н-никак нет, Господин… Раны Г-Госпожи почти затянулись, остались лишь небольшие синяки и кровоподтек под глазом, в остальном все затянулось с наступившей ночью.

Мужчина переступил с ноги на ногу и прошел по свое комнате от одного конца до другого. Его взъерошенные волосы слегка покачивались, и он безмятежно окинул взглядом серых глаз окно, наблюдая за тем, как за ним ветер играл с листвой деревьев.

– Онокрепнет, – констатировал он, – Оно крепнет и требует жертв…

– Она всего лишь дитя…, – промолвила Берта, привлекая к себе его внимание. Мужчина строго посмотрел на нее, сжав челюсть, и она склонилась еще ниже, чем до этого, – Простите, Господин Элрой…

– Ононе "всего лишь дитя". Оно сожрет тебя, как только солнце коснется горизонта, отправляясь вспять. Тогда ты сможешь утверждать, что оно все еще "всего лишь дитя"? Или доведешь до дня, когда ее сущность вцепится тебе в шею и перегрызет ее?

– Нет, Господин, нет…, – повторяла Берта, точно в трансе. Он ухмыльнулся, наслаждаясь тем, что эта ничтожная признавала его правоту. А он оставался всегда прав в своих словах.

– То, что в ту ночь никто не пострадал – настоящее чудо, иначе мы бы искали объяснения тому, почему сын четы Сонье сожран и выброшен куда-то в подвал. Думаешь, мне не больно от того, что это моя дочь? У нас нет другого выбора! – Элрой вздохнул, прикрывая глаза рукой, – Если эти люди попросят ее головы за то, что она совершила, когда молилась, когда окучивала людей, манипулируя их разумом и заставляя нести ей живность, я не встану на защиту этого…этой…этой твари…

Губы Берты сжались, и она прикусила внутреннюю сторону щеки, чтоб не запротестовать в ответ на его обвинения.

– Ты должна только следить за ней, Берта, а не строить из себя ее мать, – блондин горько усмехнулся, – Свою она уже сожрала, так что засунь свои инстинкты куда-нибудь очень глубоко, чтоб она не добралась до них. И огороди сына Сонье от общения с ней, я не буду повторять еще раз.

– Да, Господин Элрой… Я поняла Вас.

Кормилица закрыла за собой дверь, припадая спиной к оной, и разрыдалась, обнимая себя руками.

***

– Нечего смотреть на меня так. Я с самого начала говорил, что она проклята, но вы, два недоумка, решившие, что стоите выше всей пищевой цепи, проигнорировали меня и все сделали по-своему! – сетовал Жак, перевязывая спину Гаспару и смотря на него снизу-вверх, – Что?

– Замолчи, Жак, – только и ответил ему старший из Кьезе, держа кисти на плечах. Пате захотелось добавить еще парочку отверстий в стройное тело перед ним, но он шумно выдохнул, игнорируя свою злость.

– Где Бад?

– С Абель, – последовал равнодушный ответ.

"Они по очереди решили довести меня до белого каления, да?"– спросил он себя, делая последний узел и отнимая руки от Гаспара. Мужчина схватил свою рубашку, накидывая ее сверху.

– Что ведьма может сделать такого, чего не смогу я? – ядовито выплюнул парень, оглянувшись через плечо. Гаспар остановился около двери, посмотрев на него в ответ:

– Ты правда хочешь, чтоб я произнес это вслух или твоя голова додумает все сама?

Жак закатил глаза, скидывая окровавленные бинты в небольшую тару с водой. Конечно, у этой сумасшедшей был дар предвидения, куда ж ему до этой истеричной мастерицы?

– Какой ценой, Гаспар?

Кьезе захлопнул дверь с силой, оставив его без ответа. Но Жак все понял, опустив голову вниз, и не желал верить в происходящее вокруг него. Значит, чья-то мирная семья сегодня лишится жизни по прихоти этой мстительной дряни, чья злость живет веками… И ради чего? Как глупо.

О чем только думал Гаспар, когда они сбежали, не закончив начатое?

"Что же происходит, а, Бад? Ты взаправду умрешь?"

***

Руки обхватили горло, тщетно пытаясь остановить льющуюся наружу кровь. Хрип застрял на пол пути.

– Нет!… НЕТ! НЕТ, БАД, НЕТ! – донеслось до него, и Бад развернулся, чувствуя, как дрожит его нижняя губа. Гаспар раскрыл в ужасе рот, не веря в происходящее.

Когда его дрожащее тело отозвалось последним ударом, и дыхание оборвалось, разум провалился во мглу. Он словно утопал в болоте из вязкой нефти, схожей с цветом его волос. Рот наполнился кровью, и он рухнул на колени, видя перед собой, как Гаспар кинулся на палача своего брата, которого Бад прикрыл собой, заметив надвигающуюся угрозу. Щека коснулась ледяной земли, и вся картинка перевернулась, чей-то носок башмака оказался перед ним, но младший Кьезе не почувствовал боли от удара. Он почувствовал только скользкий холод, взявший его за руки, и свет погас для него в мгновение, бросив тело в жидкую погибель. Ресницы задрожали, он прикрыл веки.

Он понял, что дышать уже не так необходимо, как требовалось до этого.

Зачем вообще…дышать?…

Что только что произошло?…

– …Бад…

Зовут…

Его?…

Зачем?…

Разве он может что-то сделать?

Ведь он сделал все, что было в его силах…

Есть ли вообще в чем-то смысл теперь?

А Гаспар?

Что будет с его братом?

– Какая чистая душа… Такая сладкая… Что я могу предложить тебе за нее? – прошелестел голос над ухом.

Бад подорвался, в ужасе распахнув глаза, и обнаружил себя на берегу небольшого брода. Он в панике обернулся, ощупывая свою шею на предмет раны, и уставился на протянутую железную кружку, наполненную каким-то отваром, дыша громко и прерывисто.

Только что…

Это же происходило с ним, нет?

– Абель…– зло прошипел парень, догадавшись, чьих это рук дело.

– Что? Дурной сон? – спросила его девушка, присев перед ним на корточки. Ее волосы в свете потрескивающего костра отливали рыжим, а зеленые глаза смотрели спокойно, может быть, как показалось Баду, лишь едва заинтересованно. Он взял из ее рук кружку, и почувствовав боль в руке от горячего металла, выпустил отвар вон на землю, совершенно забыв о своей ране. Девушка вздохнула, – Придется еще один сделать, – неодобрительно сетовала она, и отошла к костру, помешивая что-то в котле.

– Ты залезла мне в голову, – раздраженно пробормотал младший из Кьезе.

– А что еще оставалось делать? Ты не особо сговорчивый, – обида проскользнула в голосе рыжеволосой, и она наполнила кружку еще раз, медленно направляясь в его сторону, – В этот раз не пролей, смотри, у меня почти ничего не осталось.

Бад потянулся здоровой рукой, принимая отвар, и подул на жидкость, стараясь немного ее остудить.

– Еще раз ты попробуешь узнать…, – начал он, на что девица легкомысленно махнула рукой.

– Да будет тебе, Бад, с кем мне об этом говорить? С деревьями? За последние шесть лет ты – первый, с кем я могу пообщаться. Разве ты не помнишь? – она открыла рот, и младший брат Гаспара поморщился, резко отворачиваясь. Он и вправду забыл, что их первая встреча оказалась весьма печальной в судьбе этой маленькой ведьмы.

Бад нашел ее в одной деревушке, где простой люд перед расправой решил немного поглумиться над ней. Они отрезали Абель язык, оставив истекать кровью до вечера, чтоб после сжечь на костре. И даже сейчас, когда она телепатически общалась с ним, у нее осталась эта глупая привычка шевелить губами, от чего создавалось впечатление, будто с ней в самом деле все в порядке.

Он чувствовал необходимость в том, чтоб извиниться, но не произнес и звука в ответ, тогда как она, возможно, привыкнув к его поведению, откинула влажные бинты с его ладони, внимательно осматривая свежую рану. Бад пригубил отвар и тут же зажмурил глаза от противного вкуса, разъедающего язык.

– Какая гадость.

– Заткнись и пей, – улыбнулась маленькая ведьма, – Это снимет боль. На некоторое время. И нечего кривиться так, словно я тебе голубиный помет с водой развела!

– Да по вкусу не иначе, чем так и есть! – Кьезе протер рукавом уголок рта, избавляясь от влаги, и перестал дышать, решив залпом выпить отвратительное варево. Раз вкус ему никак не контролировать, то хотя бы с запахом можно было что-то сделать. Чуть погодя ему точно необходимо прополоскать рот, иначе умрет не он, а все, кто почувствуют это зловонное дыхание. Серьезно, что она туда добавила, а?

Бад отставил кружку, протянув к ней ладонь, и девушка обхватила ее ладошками, разглядывая рану. С прошлого раза, кажется, она стала еще больше, словно разрасталась, подобно бурьяну.

– Весьма необычно… И давно твоя рука в таком состоянии?

– Четыре дня. Жак пытался срезать все, полагая вначале, что это обычная инфекция, либо язва…

Рыжеволосая усмехнулась.

– Придурок…, – она ковырнула ноготком края пораженной кожи, и поднесла свою ладонь к носу, вдыхая запах крови. Тонкие ниточки бровей поползли вверх, после сходясь на переносице, и Баду не понравилась ее реакция.

– Что ты чувствуешь? – терпеливость была не лучшей его чертой. Она подняла на него испуганный взгляд, – Абель, что ты увидела?

– Ветер перемен подул…, – ее сухой голос пронесся в голове младшего из Кьезе. Он вздрогнул, услышав знакомую фразу.

– Жак сказал, что от той девчонки разит…

– Ты же понял, что тебя ждет, – перебила она его резко, – Она сказала тебе и сказала достаточно прямо, – за возмущением последовало недолгое молчание. Она щурила свои зеленые глазки-искорки и оскалилась, пихая Бада в бок.

– Ты… Зачем ты пришел? – И тут же помахала рукой в знак протеста, отворачиваясь от него и смотря прямо, – Нет! Не говори, я уже знаю, что ты хочешь сказать! Этому не бывать! Она несет хвору, земля под ней вся сгнила, Бад, и ты тоже в скором времени…!

Ее руки коснулась рука Бада.

– Абель…, – осторожно ( что было удивительно даже для самого себя) начал брюнет, но девушка упрямо замотала головой. Слезы наворачивались на ее глаза, и она отказывалась верить в то, что увидела, в то, что она боялась услышать прямо сейчас.

– Нет, Бад, я прошу тебя…, – настаивала маленькая ведьма, чувствуя, как от бессилия начинает задыхаться, – Не нужно… Что угодно, я даже платы с тебя в этот раз не возьму! Пожалуйста! Просто… Просто уйди!

На секунду, какую-то жалкую секунду, младший Кьезе заколебался. Она обернулась к нему – разбитая, утратившая свое озорство, словно это ни ему угрожала неминуемая смерть, а ей. Одну секунду он мешкал, и после сказал:

– Ты сказала, что вернешь долг.

– Эта девица сродни чумы, Бад! Чумы! – Абель упала ему в ноги, прижимая голову к носкам его ботинок, и ведьмин вой пролетел по округе, будоража птиц, находящихся поблизости. Природа отозвалась на ее внутренние терзания, порывом сильного ветра колыша верхушки высоких сосен.

– Любой ценой, – настаивал Бад на своем, – Я спас тебя!

Она вскинула голову, раскрыв рот, и замычала в ответ.

– Она придет за тобой! Ее кровь уже течет в твоих жилах, Бад! Она зовет ее, – голова Абель вновь упала, и она каталась в грязи, истеря все больше и больше. Брат Гаспара схватил ее за плечи, хорошенько встряхнув, и, распахнув глаза, заставил ее посмотреть на него. Радужка налилась кровью, и он рассвирепел, теряя остатки терпения:

– Приди в себя! Из-за тебя может произойти катаклизм в любой момент! – девушка замерла в его руках, всхлипнула, и тяжелый выдох, словно благоговение, забрал с собой нагнавшие тучи, собравшиеся над их головами. Бад опустил свою ладонь на ее спину и утешающе погладил:

– Ты жеДанте, Абель… Ты должна что-то об этом знать. Я не могу умереть из-за какой-то девчонки…, – он обнял ее, прижимая к себе подрагивающее тело, и зарылся носом в рыжие волосы, вдыхая аромат хвои, исходящий от Абель. Она все еще плакала, – Ее мать, Жак сказал, что она могла быть твоей дальней родственницей…

– Я не знаю… Я никогда не интересовалась ветвью моей семьи… Хотя какая это может быть семья? Они продали меня больше века назад за пару мешков зерна…, – в виски ударила тупая боль, и Бад поморщился, ощущая горечь от слов маленькой ведьмы, разносящихся в его голове. Абель отпрянула от него, с досадой прикусив нижнюю губу, – Прости меня… Но я умру, если сделаю то, о чем ты просишь. Она проклята, и то, что сидит внутри нее, отравляет как тебя, так и ее.

– А яд? – попытался еще раз Бад, – Может, отравить ее?

– Она сама – яд.

– А, если…

Она покачала головой, опуская зелень глаз.

– Ты умрешь, Бад. Девчонка заснет, и ее глаза найдут тебя! Кровь подскажет! Это чудо, что она еще сама не убила тебя!

– Это заслуга Гаспара, – фыркнул младший Кьезе, отворачиваясь от Абель.

Как досадно…

Из-за чертовых золотых монет так нелепо нарваться на саму Смерть…

Бад коснулся сжатым кулаком своего лба, изредка стуча по голове.

Как же так?

И что ему теперь делать?

Неужели нет никакого выхода?

Кулак остановился на полпути.

– Ты сказала, глаза найдут, покуда она заснет…, – повторил за ней брюнет, – А, если… Если она никогда не заснет? – обернувшись назад, спросил Абель парень, – У меня будет время обмануть Смерть?…

***

Джине не спалось. Она перевернулась с одного бока на другой, в надежде найти удобную позу для сна. По ощущениям – целую вечность. Что ее беспокоило? Что так сильно удерживало ее рассудок, не желая отпустить Данте в сладкие объятия Морфея? Она рассержено выдохнула, запустила пальцы обоих рук в волосы и взъерошила их, мучительно взвыв.

Ссадины больше не тревожили. Давид говорил, что на ней все заживает, как на собаке, и блондинка недовольно надула губы на такое его заявление. Теперь друг сравнивал ее с… Бенилом? Великолепно. Того гляди, парень поговорит с Бертой, чтоб та подавала Джине еду в миске, лежащей около ее кровати на полу.

Господь, чем только забита ее голова…

– Джина…, – прошелестел голос вблизи, и девушка резко отняла от себя руки, распахнув глаза.

– Здесь кто-то есть? – чуть привстав, спросила блондинка. Из открытых окон подул ветер, ворвавшись в теплое пространство. Шторы возмущенно зашелестели, и Данте поежилась. Наверное, показалось…

Она опустилась обратно, закинув руку за голову, и вздохнула, прикрывая глаза обратно. Была ли вообще разница – с открытыми она глазами лежит или закрытыми? Иногда ей казалось, что лучше бы ее глазницы и вовсе оставались пустыми. Тогда бы не приходилось думать ночами о том, что, возможно, когда-нибудь у нее будет такая же возможность видеть, как и у всех остальных.

"Черт… От чего же обидно…"

– ....Джина…, – Данте подскочила, хватаясь за край одеяла.

– Кто здесь? Скажи, кто ты! – взвизгнула она, подбирая под себя ноги и оборачиваясь то влево, то вправо. Тихий смешок коснулся ее слуха, и она вновь обернулась, ощущая себя в ловушке.

Весь дом спал.

Даже, если бы она сейчас подняла шум – вряд ли кто-то оказался достаточно быстро рядом, чтоб защитить ее.

А отец… Он и в обычное время обходит ее комнату. Но знал ли об этом тот, кто был около ее кровати?

– Я-я закричу, – предупредила Джина ночного гостя. Смешок перерос в хохот, и блондинка вжалась головой в плечи, чувствуя, как страх объял ее со всех сторон, – Кто-то придет… Кто-то об-бязательно придет…

– Я не враг тебе, Джина, – шепнули ей на ухо, и девушка прикрыл его ладонью, пока голос не прошептал тут же в другое:

– Ты должна доверять мне…

– П-почему я д-должна делать это?…

– А ты открой глаза, дитя, – довольно протянул неизвестный. Данте зажмурилась сильнее.

Что же это?

Кто это?

Неужели Господь расслышал ее мысли о том, что Джине не нужны были глаза, и теперь пришел, чтоб забрать их?

– Не хочу, не хочу, – растушевалась блондинка, безостановочно бормоча под нос, – Я была не права, п-простите меня, я не хотела думать об этом так…

– Давай… Тебе понравится…, – подначивал незнакомый голос. Джина замотала головой, веря, что все это происходит не с ней, как вдруг что-то прохладное и влажное коснулось ее щеки. Она запуталась с перепугу в своих конечностях, отталкиваясь от неприятного ощущения, и толкнув туда, где по идее должен был находиться ночной гость, запоздало поняла, что того там нет, от неожиданности вскрикнув и полетев на пол.

Потирая ушибленную поясницу, Джина зашипела и неосознанно раскрыла глаза, тут же прикрываясь от яркого света люстры, бьющего в лицо. Расплывчатые очертания приняли резкую форму, и она ошарашено уставилась на горящую свечу, расположенную ближе остальных к ней. Нижняя губа задрожала, и она прикоснулась к ней такой же дрожащей рукой.

– Я-я-я-я...., – как заведенная шептала она, не веря в то, что перед ней расположилась вся ее комната.

От деревянных расписных тумб до стола около окна и огромного книжного шкафа, с собраниями ее любимых писателей, которых ей читала перед сном Берта. Она перевела взгляд в противоположную сторону, натыкаясь на портрет своего отца. Джина бы и не подумала о том, что статный человек, изображенный искусным художником на полотне, – ее отец, если бы однажды не попросила кормилицу рассказать, каким он был. Девушка, точно завороженная поднялась на ноги, и подошла к картине неспеша, коснувшись изображенных светлых волос. Мужчина смотрел вперед строго и собранно.

– Как… К-как это возможно? – сглотнув, прошептала Данте. Обилие красок и очертаний, предметов, о названии которых она только могла спрашивать, прикасаясь ко всему, что было к ней близко.

Она не верила.

Как?

Разум играет с ней?

Или, может быть, она спит? Она ущипнула себя для пущей уверенности, поморщилась и съежилась, чувствуя сквозняк, гуляющий мимо ее голых ступней.

"Постойте-ка…"

Джина обернулась, бегая глазами по комнате в поисках своего ночного гостя. Но ни в кресле, ни рядом с кроватью, под ней, либо же за окном, выходящим в сад, его не оказалось.

– Меня ищешь? – прошептал на ухо язвительный голосок. Блондинка отскочил в сторону, прикрыв ладонью ушную раковину.

"Но ведь… Мне же сейчас это не послышалось?"

– Хм…, нет, думаю, нет, дитя, – тут же последовал незамедлительный ответ.

– Где ты? Г-где? – испуганная, она не знала куда себя деть.

– А ты подойди, не бойся… Я здесь, возле тебя, совсем близко, – продолжал незнакомец. Голос его словно бы застрял в голове Джины. Она оглядывалась, точно жертва, загнанная в угол, и, когда в поле зрения ее пала последняя книга, которую ей читала Берта, блондинка бросилась к ней, хватая толстый том.

– Где ты? – вновь проголосила она.

– Да здесь, же, подойди… Видишь, рядом с тобой есть зеркало.

– Зеркало? – повторила Джина невпопад.

Частый смешок, который издавал ее ночной гость, уже порядком начинал раздражать девушку.

– Мое упущение, как же быть…, – насмешливо протянул неизвестный, – Справа от тебя есть вещь, в которой могут отражаться вещи с другой стороны, ты видишь?

"Не понимаю… О чем он говорит?"

– Справа от тебя! Подойди к стене! Ты испытываешь мое терпение! – гневно проскрежетал незнакомец, и Данте от неожиданности подпрыгнула, но сказанное – сделала. Джина встал напротив своего отражения, склонил голову на бок, рассматривая девушку, представшую перед ней. Та повторила за ней движение, но что-то необычное отражалось в ее радужке, горящей ярким ободком. Она прикоснулась к щеке, ведя вдоль по линии челюсти. Светлые волосы торчали во все стороны. Джина повертела головой, разглядывая себя, и тут ее отражение остановилось. Она понял это, махнув ладонью, но ее отражение упрямо глядело в ответ, не меняя своего положения:

– Наигралась? – усмехнулось отражение, и блондинка вскрикнула, пятясь назад, – Не пугайся…

– Кто ты? – прикрыв рот ладонью, вскрикнула девушка, – Кто Ты? Почему у тебя мое лицо?

Тяжелый вздох, полный разочарования, раздался возле Джины. Она все еще находилась в оцепенении, веря и не веря в то, что увидела.

– Как много вопросов…, – недовольный цокот резонировал на фоне ее сбившегося дыхания, – Тебе разве не нравится то, что я тебе преподнес? Я исполнил твою мечту…

– Мою… М-мою мечту?

– Ты видишь, – констатировал ее двойник, выглядывая из зеркала. Он словно бы оперся на раму зеркала, посматривая на Джину весьма скучающим взглядом. Данте подступила к зеркалу, осторожно, опасаясь любого резкого движения, либо же брошенного слова, но ее собеседнику будто и вовсе не было до нее дела.

"Он хочет сказать, что это он что-то сделал, чтоб мои глаза обрели возможность видеть?"

– Ну, а кто по-твоему еще? – смешок сорвался с бледных губ.

– Но кто ты? – в который раз за ночь спросила девушка.

– Это от тебя больше зависит, дитя, кем ты хочешь, чтоб я для тебя был – другом, – был ей ответ. Копия подняла свою ладонь, следом подняв вторую, – Или врагом.

"Ничего не понимаю…"

– Все просто… Если ты позволишь себе заснуть – я не расстроюсь и время от времени буду позволять тебе видеть мир, который ты та-а-ак жаждешь познать. Разве же это не прекрасно?

– Я не понимаю! – взвыла блондинка, подойдя вплотную к зеркалу, – Какой тебе прок от того, что я буду спать? И почему ты говоришь о себе, как о мужчине, если у тебя мое лицо? А если… Если я не соглашусь? Или у меня не выйдет? Я не могла сомкнуть глаз двое суток!

Ночной гость поднял на нее глаза, и взгляд, каким дарил он Джину, совсем той не понравился. Она чувствовал исходящие волны чего-то зловещего, думая параллельно и о том, что все это какое-то сумасшествие.

Подумать только! Она стоит, ведя беседы с самой собой! Это же точно, абсолютно точно чья-то злая шутка!

– Ты думаешь слишком много, дитя, – покачал головой ее двойник, – Попроси у старухи что-нибудь, снадобье, настой валерианы, что хочешь – ты должна заснуть! Не вынуждай меня отбирать то, что ты только получила. Иначе…

Свет погас для Джины, провалившись в знакомый полумрак, в котором она привыкла перемещаться. Но впервые стало так не по себе.

– Ч-что это?

– То, что ты будешь иметь, отказываясь идти мне навстречу, – прошелестел голос сбоку от нее. Она обняла себя руками, чувствуя, как по ногам тянет, и задрожала от холода, так некстати накрывшего ее с головы до пят. Спустя несколько секунд она сощурилась, видя приближающийся свет, и протянула руку, пытаясь схватить его.

Комната Данте вновь предстала перед ней, она взглянула на себя, отмечая все тот же светящийся ободок в своих глазах, но отражение уже не жило своей жизнью. Лишь напоследок легкий шепот коснулся ее слуха, и она свалилась с ног, потеряв сознание:

– Тебе выбирать, дитя.

***

Давид прогуливался с Бенилом по окрестностям. В последнее время вечером становилось прохладнее, и он закутался в тонкую куртку, стащенную у своего отца. Она не отличалась дорогим и прочным материалом, но хотя бы оставалось настолько велика, что при необходимости можно было бы обернуть ее вокруг худощавого тела дважды. Сонье выдохнул в свои ладони, быстро растирая их и стараясь согреть. Шмыгнув носом, он задрал голову, наблюдая за тем, как в дальнем окне соседского дома горел свет.

Значит, Джина еще не спала…

Давид скромно улыбнулся, подумав о своей подруге. Та не выглядела здоровой для девушки своего возраста, но шатена всегда поражало в ней то, что при своих недостатках, Джина всегда находила повод лишний раз порадоваться чему-то. Даже такой мелочи, как почесать Бенила за ухом или бежать от него, совершенно не видя дороги, падать, а после с заливающимся смехом отмахиваться от здоровой туши питомца Давида. Она была светом, таким же теплым, как само солнце, и парню это нравилось. Нравилось просто находиться рядом и поддерживать ее.