Варлорд. Северное Сияние

скачать книгу бесплатно

Варлорд. Северное Сияние. Том I
Алекс Делакруз

Варлорд #4
Четвертая книга саги о варлорде Артуре Волкове.

Удивительно знакомый и в то же время чужой мир. Мир, где не было Второй мировой, и где в 2020 году высокотехнологичные армии корпораций спорят за мировое господство с владеющими магией аристократами.

Там ему было тридцать пять. Здесь нет и пятнадцати, зато проблем на все сто – ненависть неожиданных родственников, перечеркнутый бастардной перевязью герб, презрение окружающих и запретный дар, применение которого грозит смертной казнью.

Алекс Делакруз

Варлорд. Северное Сияние. Книга четвертая

Глава 1

Корпус, в котором располагалась столовая, напоминал криво воткнувшуюся в землю летающую тарелку. Футуристическая конструкция из стекла и бетона, с царством ослепительно-белого в интерьерах, чуждо контрастировала с серостью тоскливой осени, царствующей за панорамными окнами.

Не только диск здания столовой, но весь комплекс, куда переехала гимназия имени барона Александра Витгефта, был построен в стиле хай-тек: словно не одна летающая тарелка, а целая эскадра космических кораблей внеземной цивилизации приземлилась здесь, на острове Ягры в устье Северной Двины.

Впрочем, вид из окон столовой открывался не на остальные занятые гимназией корпуса, а на Большую землю, отделенную от острова Никольским заливом. И среди серой ноябрьской хмари на другом берегу единственным ярким пятном выделялись синие и золотые купола Николо-Корельского монастыря.

Северная погода – по всеобщему впечатлению – встретила прибывших с юга страны гимназистов примерно с такой же приветливостью, какая бывает у ласкового удара мокрой тряпки по лицу. И если поначалу казалось, что можно привыкнуть, то сейчас, в середине ноября, после полутора месяцев без настоящего теплого солнца, пейзаж за окном вызывал уныние практически у всех.

Ясноглазая Наденька одна из немногих взирала на окружающий мир с восторгом юного натуралиста, для которого у природы нет плохой погоды. Эльвира же, как и Илья, о погоде высказывались в сдержанном, но негативном ключе. Особенно когда Андре устраивал нам многокилометровые марш-броски по окружающим город сопкам. Черноглазый Модест комментариев себе не позволял, но было видно – он, привыкший к гораздо более комфортному климату, страдает сильнее всех.

– Ну, хотя бы не Норильск, – пробормотал я негромко, нарушая повисшее молчание.

– Что? – поинтересовался только присевший за наш стол Валера.

– Не «что», а «где», – моментально отсек я его, возвращаясь взглядом к тарелке с овощным салатом, который все никак не мог победить.

– И где?

– Там.

– А там что?

– А там глухих повезли, – пожал я плечами, насаживая на вилку крупный кусок авокадо.

Мое меню теперь от меня не зависело и было составлено диетологами гимназии по заявке Андре. И почему-то моя нелюбовь к некоторым продуктам не учитывалась вовсе, хотя информация об этом у составителей наверняка имелась в личной карточке. Хотя может быть, дело именно в этом.

– Чем тебе не нравится Норильск? – не сдался Валера, предсказуемо забирая у Модеста чай.

– Валер, это мой чай, и он невкусный… – начал было темноглазый оруженосец сибирской царевны, но Валера от него только отмахнулся. Модест пожал плечами и отвернулся. Выглядел он, кстати, совершенно спокойно, хотя вчера даже пробовал после подобного с Валерой разборки устраивать. Смирился?

– Чем мне не нравится Норильск? – между тем недоуменно переспросил я и невольно задумался.

После того как побывал в Норильске (в прошлой жизни), понял, почему дежурные жалобы петербуржцев на климат вызывают у непробиваемо спокойных северян лишь снисходительную улыбку. Потому что все присказки, которыми описывают столичные жители свой климат, по типу «здесь три месяца холодно, а остальные девять – очуметь как холодно» или «да было у нас лето, просто я в тот день работал» относятся в первую очередь к Норильску.

– Купаться там неудобно очень, – нашел наконец я вполне нейтральный ответ.

– Чем же? – поинтересовался Валера, держа на весу кружку с горячим чаем, все никак не собравшись сделать первый глоток.

– Там дно водоемов даже летом не оттаивает. И поэтому даже комфортно не встать передохнуть. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я, – выдал я самую мерзкую улыбку, на которую был способен.

Илья, судя по взгляду, единственный из всех догадался о смысле сказанного. Широкоплечий светловолосый крепыш постарался сохранить невозмутимость, но не выдержал и пару раз негромко хрюкнул, сдерживая рвущийся смешок.

– Ты чего? – поинтересовался Валера у Ильи, на котором сейчас скрестились взгляды всех присутствующих. Нет, не всех – Модест то и дело поглядывал на свой чай в руках Валеры.

– Анекдот он забавный вспомнил, – пришел я на помощь Илье, отвлекая внимание.

– Какой анекдот? – снова повернулся ко мне Валера.

– Про пятнистых змей, – широко улыбнулся я. Все же багаж целого культурного пласта, незнакомого этому миру, позволяет использовать многие шутки эксклюзивно и по-настоящему в первый раз.

Но продолжить привычную пикировку с принцем не удалось – Валера все же отхлебнул забранный у Модеста чай. Глоток он сделал хороший и после моментально изменился в лице. Ненадолго, очень быстро вернул себе спокойствие, но выражение лица говорило о предельной собранности и задумчивости. Выплевывать чай Валера не стал, но и глотать ему почему-то не хотелось.

– Валер, я предупреждал, что он невкусный, – негромко произнес Модест, всем видом показывая, как он переживает случившийся казус. Валера только сверкнул глазами, поднялся и быстро направился в сторону выхода, так и не решившись ни проглотить, ни выплюнуть чай прямо здесь.

На ходу он едва не столкнулся с Анастасией, которая двигалась со своим подносом к нашему столу. Проводив взглядом Валеру, она подошла к столу, поставила поднос и вновь бросила короткий взгляд вслед торопливо уходящему принцу.

– Что это с ним? – поинтересовалась княжна, осмотрев присутствующих подсвеченным слабым ультрамариновым сиянием взглядом.

– Климат местный обсуждали, – меланхолично пожала плечами Эльвира, – не выдержала душа поэта, видимо грустить ушел.

– А что не так с климатом? – недоуменно глянула Анастасия сначала на Эльвиру, а после на лучившегося гордостью восстановленного достоинства Модеста.

– Там, если ты не заметила, не только Архангельск, но еще и ноябрь, – показала между тем Эльвира княжне на серую хмарь за окном.

Анастасия только плечами пожала – ей, работающей с ледяным пламенем адепту водной стихии, минусовая температура неудобств никаких не доставляла. И она единственная из присутствующих за столом пользовалась стихийной силой источника, а это – как хорошо помню, даже визуально делает мир ярче. И сейчас княжна, даже когда ее глаза не сияют ультрамарином ледяного пламени, видит окружающее в холодных синих цветах. И осень за окном для нее подкрашена более ярко, словно изображение на мониторе с преобладающим балансом синего.

– Вы в Астрахани в июле не были, если уж о плохом климате речь, – после некоторой паузы так же меланхолично, как и Эльвира ранее, произнесла княжна, принимаясь за еду.

– Отличный климат в Астрахани. В июле тоже, – ровным тоном ответила Эльвира и обернулась ко входу в столовую, потому что выплюнувший чай Валера уже возвращался.

В руках он держал бутылку воды, из которой то и дело отхлебывал. Как раз в этот момент Валера проходил между двумя столами с новыми, недавно принятыми на обучение гимназистами – сплошь девушками. И, конечно же, он совершенно нечаянно задел стул, учинив локальный разгром. Сразу не меньше десяти гимназисток обернулось на Валеру. Выглядело это… немного пугающе, если честно. Потому что все десять обернувшихся были адептами ледяной стихии, и смотрели за Валерой сейчас сплошь подсвеченные ледяным пламенем глаза.

Впрочем, в этом мире Игру престолов, кроме меня, никто не видел, и никто подобных моим чувств не испытывал. Валера между тем подмигнул синеглазым девушкам «Ледяного» факультета, разослал сразу несколько воздушных поцелуев и вернулся к нашему столу.

– Не нашла еще общий язык? – словно ничего не произошло, поинтересовался Валера у Анастасии, подбородком дернув в сторону группы снежных королев. Княжна только усмехнулась и головой покачала.

Я раньше не обращал особого внимания, но в Елисаветграде она единственная из всех моих знакомых юных одаренных оперировала стихией Воды, используя холод. Сейчас же, после переезда в Архангельск, адептов ледяного пламени в гимназии оказалось огромное количество. Как раз вследствие переезда – потому что из Елисаветграда выехала едва половина гимназистов. Но количество обучающихся осталось прежним – часть классов перевели из императорской школы Аврора, находящейся на другом берегу от нас, на территории Николо-Корельского монастыря. Расширение Авроры давно планировалось, и комплекс зданий, в который переехала гимназия Витгефта, изначально строился именно для знаменитой на весь мир императорской школы.

Ситуация с переездом и отчуждением новейших корпусов возникла довольно щекотливая – в Авроре, естественно, подобному никто не обрадовался. Напряженности добавило еще и то, что уязвленные ситуацией руководители Авроры не подумали соблюсти даже минимум приличий: ряды гимназии Витгефта пополнили имеющие самый низкий рейтинг ученики – в пику практике, когда в подобных ситуациях переводили классы целиком, делая исключение лишь для отдельных учеников. В это же раз просто взяли весь подвал таблиц личного рейтинга – как успеваемости, так и магических способностей.

Кроме внешнего напряжения, существовало еще и внутреннее: в необжитых еще стенах гимназии Витгефта между старыми и новыми гимназистами отношения пока оставались весьма холодными. В прямом и переносном смысле, особенно учитывая профиль большинства новых учеников (в подавляющем большинстве учениц).

Ситуация осложнялась тем, что беженцев – как нас за глаза называли, количественно было не больше отщепенцев или балласта, как некоторые из «старых» гимназистов называли за глаза местных. Поэтому естественным образом возникло прямое соперничество примерно равных групп, с показательным друг от друга отчуждением. Конечно, атмосфера в столовой гимназии сейчас казалась не столь взрывоопасной, как в последние недели обучения на старом месте, когда в преддверии грядущих событий произошло разделение на «имперцев» и «республиканцев». Но ощутимая линия водораздела незримо присутствовала. В общем, ситуация со всех сторон сложилась не очень приятная и даже гнетущая. Осень еще эта…

В этот момент через несколько столов от нас разговорились три гимназистки, переведенные из Авроры. При этом в ходе бурного спора одна из них настолько увлеклась, что в череде пулеметных фраз из русского и французского, повышая голос, перешла на поморский говор.

– Меня пока к себе не принимают, я еще не прошла тест на произношение, – негромко сказала Анастасия, вызвав у всех за столом легкие улыбки. Своеобразный местный северный выговор, с упором на протяжные гласные в окончании слова, от местных новичков практически не слышали, но он был постоянным предметом для шуток. Среди своих, конечно же, – от чужих можно и приглашение на дуэль получить.

После слов Анастасии за столом вновь повисло молчание.

– Ну… зато можно на выходных на доске выбраться покататься. Кто-нибудь хочет? – вновь нарушая тишину, произнес я.

– Как? – переспросил Валера, судя по виду, совершенно не поняв смысл мною сказанного.

– Как глухих повезли? – посмотрел я на него.

– На какой доске? – с видимым пренебрежением нахмурился он. – Ты перебрал северной погоды?

– На обычной доске, Валер, – удивился я.

– Артур?..

– Валер?..

– Артур, я понимаю, что ты вырос в местах, где снега не видели, но…

Валера замолчал, делая многозначительную паузу, за время которой я вдруг поразился удивительной догадке.

– Но что? – уже понимая, в чем дело, переспросил я.

– По снегу с горки не катаются на досках, – менторским тоном произнес Валера. – Технически, конечно, так можно назвать две тщательно технологически обработанные доски, но и то не все, потому что в основном все же используется пластик. И это принято называть лыжами – запомни на будущее. Лыжи надеваются по одной на каждую ногу, используются в комплекте с лыжными палками, предназначенными для удержания равновесия. Есть еще санки или ватрушки, но это для младшего школьного возраста.

– Вот как… – протянул я, не скрывая самого настоящего удивления.

– Вот так. Видишь, твой внутренний варвар сделал еще один маленький шажок к освоению лежащего за границей Калифорнии мира. Можешь сказать мне за это спасибо.

Однажды я при Валере упомянул неосторожно, что мне, как прибывшему из Британской Калифорнии варвару, свойственно ошибаться, и он теперь беззастенчиво использовал мою ремарку. Впрочем, сейчас я даже внимания на попытку уязвить не обратил, в этот раз оставляя победу за ним. Потому что размышлял о том, что в этом мире просто не получил распространение сноуборд.

«I’ve got the snowboard under my feet, – зазвучали в памяти слова песни, текст которой хорошо помнил, – I can fly so high, I can fall so deep…»

– Snowboard? – посмотрела на меня княжна, уловившая эхо возникшего мыслеобраза. Очень внимательно посмотрела, поскольку голос воспоминаний у меня прозвучал женский – вокалистки группы Guano Apes, которые стали по-настоящему знамениты после исполнения написанной к чемпионату мира по сноуборду песни Lords of the Boards.

– Снежная доска? – ухватился за слово Валера. – Знаешь, я привык, что в Америке считают, что у нас по улицам белые медведи ходят, но не думал, что вы даже не знаете, что такое лыжи…

– У вас – это где, в Месопотамии? – поддела его Анастасия.

– Не усложняй, – легко уклонился от ее шпильки Валера и вновь посмотрел на меня: – Как ты это представляешь? Снять, допустим, межкомнатную дверь, прийти на горку и…

Валера продолжал что-то говорить, шутя и смеясь сам с собой, пользуясь моим молчанием. Я же внешне на его слова реагировал, все же сделав над собой усилие и доедая салат. Ограничивался лишь редкими «угу» и «ага», в это время полностью уйдя в себя.

За последние полтора месяца после переезда из Елисаветграда в Архангельск событий в моей жизни уместилось меньше, чем за несколько дней во время памятного визита в Петербург или двух поездок в Высокий Град. Да, была учеба в гимназии, тренировки темных искусств с фон Колером, тренировки практической стрельбы и городской охоты с Андре, контроль хозяйственной деятельности Зоряны и Фридмана, который воевал за имущество рода Власовых; конечно, это все расслабиться не позволяло, но все же у меня появилось достаточно времени отдохнуть и просто прийти в себя.

Пользуясь свободным временем, я много размышлял, смогу ли применить здесь знания из своего мира. И не могу сказать, что придумал что-то дельное. Этот мир, с появлением в начале двадцатого века одаренных, пошел по иному пути, и многие мои знания были ему просто чуждыми. А технологически во многих аспектах местная реальность вовсе ушла далеко вперед, так что мне, наоборот, приходилось догонять развитие, расширяя понятийный аппарат.

Но больше от идеи даже предварительных расчетов привнести что-то новое меня отвадило нечто другое. Ведь для того чтобы занять пустующую нишу, даже если ее найду, требовалось предпринимать поистине титанические усилия: для производства, казалось бы, элементарной вещи необходимо часто развивать даже не одну отрасль. Да и я, как гуманитарий, вряд ли смогу воспроизвести технологическую цепочку сложнее, чем производство английской булавки. Это еще не говоря о востребованности новинок в обществе – что вообще лотерея, даже не беря в расчет технические вопросы продвижения или сбыта.

Да, есть и другие пути. Можно позаимствовать собственность интеллектуальную, но… Написать историю о мальчике-волшебнике-который-выжил? Да даже если я смогу это сделать или найти грамотного исполнителя, рассказав ему вехи сюжета и желаемый стиль изложения истории, перспективы у подобной книги так себе. Далеко не факт, что популярные в моем мире вещи взлетят здесь – совершенно другое восприятие мира, иные направления массовой культуры.

Даже в моем мире сверхпопулярные вещи, будучи написанными не в свое время, вряд ли приобрели бы признание – ну какую популярность мальчик-волшебник получил бы, допустим, во время Карибского кризиса? Тем более есть и другие примеры – изобретатель велосипеда потратил всю жизнь на свое детище, умер в нищете, а его творение приобрело признание только много после.

Но со сноубордом же совершенно иной случай. В Америке наверняка давно есть сноусерф, к которому здесь Джейк Карпентер по каким-то причинам не приделал ножные крепления. Так, как это произошло во второй половине двадцатого века в моем мире, создав столь простым на первый взгляд действием новую сверхпопулярную субкультуру.

И ведь здесь, в этом мире, широко распространены и популярны горные лыжи – вокруг Архангельска больше двух десятков курортов на любой вкус и кошелек, с уже давно насыпанным искусственным снегом. Горнолыжных курортов, куда мне все никак не выбраться.

Конечно, будь я простым парнем с улицы, перспектив со сноубордом никаких бы не было – такие гении-изобретатели табунами пороги инвесторов околачивают. Но сейчас сама ситуация благоприятствует. У меня есть средства и специально обученные люди, вернее возможность их найти.

Найти тех, кому можно поручить выполнение работ на основе словесных объяснений и кривого эскиза – художник из меня такой же прекрасный, как и технарь. И самое главное, у меня есть окружение, которое позволит быстро популяризовать этот вид спорта. Потому что на признание в моем мире сноуборду потребовалось немало лет, а в Европе сноубордистов долгое время даже не пускали на большинство горнолыжных курортов.

– Ловушка псевдоэлитарности коварна, – выходя из состояния спокойной задумчивости, глянул я Валере в глаза, сбив его на полуфразе фантазий о катаниях с гор на дверях.

Замолчав, принц внимательно на меня посмотрел, не став переспрашивать.

– Человек животное стадное, – продолжил я мысли вслух. – И при достижении определенного уровня благополучия он стремится в первую очередь быть не хуже других. А когда человек достигает определенного уровня достатка, позволяющего не напрягаться мыслью о перспективе завтрашнего дня, то он и вовсе старается выделиться из толпы.

– Ты это к чему? – поинтересовалась заинтригованная вдруг моими словами Эльвира.

– Я это к тому, что с ростом благосостояния наступает момент, когда индивидуальное потребление для отдельного члена общества в первую очередь становится демонстрацией социального статуса, – объяснил я и обернулся к Валере: – Сколько твой Inseguimento стоит?

– А я не знаю, – пожал плечами принц.

Совсем недавно Валера отпраздновал свое первое совершеннолетие (отлично погуляли) и по этому поводу приобрел себе личный автомобиль. Маску обычного парня Валеры Медведева персидский принц снимать и не думал, поэтому был куплен достаточно скромный для его настоящего статуса Альфа-Ромео, используемый итальянской полицией и называемый «Перехватчик».

Не суперлюкс, но все же достаточно недешевый и статусный автомобиль. Inseguimento внешностью сильно напоминал Мустанг шестьдесят восьмого года, только со встроенным альфа-ромеовским щитом в радиаторной решетке и был весьма популярен у молодежи.

– Девятьсот рублей, плюс-минус, – прикинул я цены. – Видишь, ты даже не знаешь, сколько он стоит. А кто-то для того, чтобы приобрести себе такой автомобиль, тратит свой годовой доход, а иногда и большую сумму, влезая в кредиты. А знаешь зачем?

– И зачем?

– Затем, чтобы прикоснуться к другому, более высокому, уровню мира, хоть немного стать его частью. Потому что на таких, как у тебя, машинах ездят самые разные люди – не только аристократы, но и владельцы заводов, газет и пароходов. На такой, как у тебя, машине, бывает, даже принцы ездят. Вот ты, Валер, видел в жизни принца хоть раз? Я имею в виду настоящего принца, всамделишного?

Модест, обычно сохраняющий каменную невозмутимость, в этот момент демонстративно хмыкнул – он до сих пор почивал на лаврах после авантюры с чаем (разбавленным, видимо, вместо сахара солью). Валера, впрочем, на него сейчас даже внимания не обратил.

– Знаешь, что дважды повторенная шутка уже так себе шутка?

– Зависит от ситуации. Бывают моменты, когда дважды повторенная шутка становится в два раза смешнее.

– Можешь повторить еще в третий, глянем на результат.

– Валер, ты бываешь таким нудным, что аж зубы вяжет.

– Ты к чему все это рассказывал-то? – откинувшись на спинку кресла, напомнила о себе вопросом Эльвира, опередив открывшего было рот Валеру.

– А! – вспомнил я, вообще с чего все началось. – Если дать человеку возможность прикоснуться к жизни другого мира, причем поместив его в условия, где нет ни эллина, ни иудея, еще и за сумму в десять раз меньшую, чем стоимость купленного тут недавно одним пареньком итальянского ведра с гайками…