Жертва ради кумира

– С чего ты взяла, что я виню себя?

– Почти все жертвы насилия винят себя. Это неправильно.

– Почему нет? Я сдалась. Я предпочла подчиниться и выполнять всё, что он мне говорил, хотя могла протестовать, драться.

Мама подсела ближе, подняла руку.

– Нет, мам. Не обнимай меня.

– Прости.

– Я сдалась.

– Ты не могла ничего поделать. Разве у тебя были силы бороться?

– До какого момента ты прослушала запись?

Глаза мамы распахнулись шире. Было похоже будто она прямо сейчас видит всё что происходило той ночью.

– Я тебе противна.

– Что за глупости ты говоришь? Ты – наша дочь! Какой бы ты ни была, чтобы с тобой ни случилось, мы с папой всегда с тобой. Прекрати думать, что ты виновна в чём-то, прекрати унижать себя, – мама придвинулась к Маше, заглянула ей в глаза и продолжила: – Никогда ты не будешь для нас противной или ужасной. Ты – наша дочь! Мы всегда на твоей стороне.

Маша мельком улыбнулась.

– Ты у меня бойкая девчонка, но в той ситуации ты не могла ничего сделать, он был сильнее. Ты не виновата, милая.

Маша сделала несколько глотков чая. Речь мамы её немного успокоила, но в голове всё равно продолжали крутиться мысли о том, что она мерзкая и отвратительная сука, которая сдалась.

Несколько минут они провели в тишине. Мама поглаживала Машу по руке, изредка поднимала глаза и всматривалась в лицо дочери, пытаясь узнать о чём она думает. Маша в свою очередь невидящим взглядом смотрела в окно. Она хотела вырваться за пределы комнаты, и убежать. Максимально далеко от этой кровати, дома, города. Бежать так долго, чтобы стёрлись стопы, пересохло горло, а тело обжигало солнцем. Её мысли были наполнены болью и отвращением. Она придумывала себе пытки, которые вели к мучительной смерти, видела в своих фантазиях родных и друзей, которые отворачивались от её тела в отвращении, потому что они не желали знать эту «Течную суку!».

– Я бы хотела посидеть одна.

– Уверена?

– Да.

Мама Маши в нерешительности уставилась на неё, но не возразив ничего вышла из комнаты. Маша взяла телефон, прочитала сообщения от подруги:

«С добрым утром!»

«Смотри, что сделали в парке у работы.» – к сообщению была приложена фотография цветов.

«Кто-то слишком хорошо отдыхает на выходном и не отвечает мне на сообщения.» – к сообщению был прикреплён стикер с недовольной кошкой.

Маша немного улыбнулась. И принялась размышлять, что ответить подруге. Она не хотела ей рассказывать, что с ней произошло. Не сейчас. Никогда.

Она начала думать, что все от неё отвернутся, когда всё всплывёт. И когда пресса начнёт писать статьи о случившемся её жизнь превратится в ещё больший ад. Вдруг она проиграет в суде? Александр подкупит водителя, и он скажет, что она сама набрасывалась на него в порывах страсти. Скажет, что снял её как проститутку, деньги ведь он ей заплатил. Огромное количество его фанатов, начнут атаковывать её в личных сообщениях в социальных сетях, выяснят, где она живёт, где живут её родители, и будут ломиться к ней, чтобы навредить и отомстить. Все знакомые будут смотреть на неё, как на прокажённую, которой не хватало внимания и славы.

Маша осмотрела комнату, прислушалась к звукам, которые доносились из родительской спальни, она не могла понять о чём они говорят, но знала, что о ней. Ненависть в груди горела, жар бежал по венам и окатывал волнами. Маше стало невыносимо находиться в комнате. Поднявшись с постели, девушка направилась в ванную. Она приняла ещё одно, как ей казалось, правильное решение. Открыв дверь в ванную комнату, Маша вздрогнула от внезапного звонкого голоса мамы.

– Доченька, ты куда?

– Ванную или душ приму. Ещё не решила.

– Оставь дверь открытой, пожалуйста.

В глазах матери блеснули слёзы.

– Хорошо.

Маша зашла в ванную, сняла всю одежду, кроме нижнего белья. Осмотрела тело, стараясь избегать своего же взгляда в отражении. Ссадины и синяки налились кровью. Лицо опухло и шелушилось от царапин.

Открыв шкаф, Маша достала отцовскую бритву старого образца, в которую вставляется лезвие, покрутила в руке и положила на край ванной. Залила огромное количество пены и включила воду. Неспешно сняв бинты с рук, осмотрела раны, некоторые начали кровоточить, но Маша не стала ничего предпринимать. Капли крови капали на пол, гулко разбиваясь о кафель.

Через несколько минут Маша села в ванную полную пышной пены, лицо её исказила боль, раны от соприкосновения с мыльной горячей водой жгло. Пару минут Маша крутила в мыслях заголовки газет и новостных сайтов, которые, возможно, появятся в скором времени. Взяла бритву с края ванной, раскрутила её, достала острое лезвие, опустила его под воду. Сделала несколько глубоких вдохов, приблизила лезвие к руке и резким движением разрезала кожу.

«Под водой и правда боль чувствуется меньше».

Маше показалось, что крови слишком мало, поэтому она сделала разрез вдоль всего предплечья. Трясущейся, кровоточащей рукой взяла лезвие и сделала разрез на другой руке, так же вдоль предплечья.

Маша опустилась в воду по подбородок. Закрыла глаза и приготовилась засыпать. На самом деле она не знала, как происходит смерть от кровопотери, но надеялась, что она просто уснёт и не проснётся никогда. Прошло около пяти минут, она действительно почувствовала усталость и желание спать. Улыбнулась самой себе и выдохнула.

«Наконец-то всё закончилось.»

В ванную зашла мама.

– Маш, не спи. В ванной опасно засыпать.

Маша в панике открыла глаза. Вдруг мама заметит, и её план полетит к чертям.

– Хорошо, мам. Не сплю.

Маша попыталась улыбнуться. Мама начала разворачиваться к выходу, но остановилась.

– Почему пена розовая в некоторых местах?

– Это соль для ванны такая с красителем. Нашла у тебя здесь в куче всяких средств.

– У меня нет соли с красителем, – мама подошла ближе к ванной. – Дочь, дай руку.

– Чего? Зачем?

– Пожалуйста. Дай руку.

Мама осмотрела ванную и увидела разобранную бритву без лезвия.

– Маша!

– Что? Мам, я хочу отдохнуть.

Мама не слушала, схватила Машу за запястье и подняла её над водой. С предплечья стекала вода, смешанная с кровью, раны пульсировали. Маша попыталась выдернуть руку из хватки матери, но не получалось. Последняя позвала мужа, попутно пытаясь вытянуть дочь из ванной.

– Что ты сделала? Что ты сделала?!

– Мама оставь меня! – Маша вырывалась из маминой хватки. – Дай мне сделать хоть что-то правильное! Дай мне поступить правильно!

Пол в ванной уже был залит розовой водой и пеной. Ноги мамы скользили, она хваталась за край ванны, второй рукой вытягивала дочь из воды. В ванную комнату вбежал перепуганный отец, он сразу понял в чём дело. Вместе с женой они вытянули Машу, она упала на пол, поскользнувшись на мокром кафеле.

Отец стянул халат с вешалки, накрыл дочь и принялся перетягивать её руки полотенцами. Маша вырывалась, но сил в теле уже не было. Она потеряла слишком много крови. Мама вызвала скорую помощь, сквозь слёзы пытаясь объяснить, что произошло. Отец прижал дочь к себе, раскачивался и бормотал:

– Что же ты наделала? Что же ты наделала, родная?

– Прошу, дайте мне поступить правильно, – почти шёпотом говорила Маша. – Вам не нужна такая дочь. Я вас опозорила. Позвольте мне поступить правильно.

Слова Маши вызвали у мамы новый поток слёз. Отец, сжав зубы раскачивался сильнее и мотал головой. Приехавшая бригада скорой помощи забрала девушку в больницу. Она уже на лестничной площадке потеряла сознание. Последнее, что она увидела это трещину в краске на потолке.

Соседка снизу проводила обеспокоенным взглядом бригаду скорой помощи и Машу на носилках. Причитая при этом:

– Бедная девочка. Бедняжка! Что же с тобой случилось?

В отделении неотложной помощи Машу быстро привели в чувства, и не успела она опомниться как оказалась в психиатрической больнице. Телефон у неё забрали, переодели и обколов препаратами оставили в палате. На некоторое время Маша потеряла счёт времени. Ей казалось, что прошли месяцы, но на самом деле всего лишь день. Она довольно быстро сдружилась с соседкой по палате – девушкой двадцати пяти лет с шизофренией. Лицо её было кукольным. Кожа белая словно фарфор. Волосы русые, тонкие. Маленькими, круглыми глазами она напоминала котёнка, который смотрел на мир впервые. Но первое впечатление было обманчиво. Она не донимала Машу расспросами о причинах пребывания в больнице, наоборот старалась некоторое время уводить разговоры в другое русло.

Между тем Кристина заподозрила что-то неладное и дозвонившись до родителей Маши, пыталась выяснить что происходит. Они пригласили её в гости, чтобы всё объяснить. Когда они все втроём сели за кухонным столом, повисла немая пауза. Мама Маши старалась держать себя в руках, ей это удавалось легче, потому что принимала успокоительные в больших количествах, как и супруг.

– Нужно было позвонить. Какая же я идиотка! Хотела ведь позвонить ей. Ничего не случилось бы.

Кристина разревелась. Новость о том, что Машу настиг Александр привела в шок и вызвала поток гнева к самой себе. Отец Маши сделал Кристине «коктейль» из успокоительных и сев рядом с супругой заговорил:

– Поздно корить себя. Ничего уже не исправить. Остаётся только готовиться.

– К чему? – спросила Кристина, допив «коктейль».

– Скоро обо всём прознает пресса. Начнётся суд. Сергей предупредил об этом, – заметив непонимающий взгляд мама Маши пояснила: – Сергей – адвокат. Он объяснил, что всё только начинается.

– А как же Маша? Как она всё это перенесёт?

– У неё забрали телефон, она не сможет читать новости… первое время. Мы сами если честно не очень понимаем, как дальше всё будет развиваться. Страшно всё это.

– Навестить её можно? – голос Кристины подрагивал.

– Да, но лучше в нашем присутствии.

– Конечно, как скажете.

– Откуда у неё вообще диктофон взялся? – спросила мама Маши.

Кристина смотрела на женщину непонимающим взглядом.

– Тёть Тань вам Маша не рассказывала, что происходило последний месяц?

Супруги переглянулись, отрицательно кивнули друг другу и повернулись обратно к гостье.

– А что происходило? – спросила наконец мама Маши.

Кристина несколько раз выдохнув и выпив пол стакана воды, рассказала вкратце о ситуации с Александром: с чего началось, как резко ситуация приобрела оттенок безумия, как их не слушали в полиции и зачем был куплен диктофон. На лицах родителей отражались эмоции одна за одной: непонимание, негодование, страх, гнев, отчаяние. И без того измотанные и обессиленные, они поникли ещё сильнее, будто надежда, которая держала тела на плаву внезапно их покинула, оставив без опоры.

– Почему она нам не рассказала? – чуть раздражённо произнёс папа Маши.

– Она наверно не хотела вас беспокоить, – начала оправдывать подругу Кристина. – Мы надеялись, что всё разрешится мирным путём… Надеялись.

Плечи Кристины опустились, она вспомнила что постоянно, твердила подруге о том, что всё будет хорошо и в один из дней поклялась защитить Машу во что бы то ни стало. Клятва поразила Кристину прямо в сердце болью отчаяния. Она представляла Машу сидящей на кровати в психиатрической больнице с перебинтованными руками, растрёпанными волосами и безумным взглядом. В её голове жил стереотип о жутких больницах, которые калечат пациентов и делают из них недееспособных зомби, вместо выздоровевших и готовых к новой жизни людей. Если бы не успокоительный «коктейль», то истерики было бы не избежать.

– Федь, не сердись. Я понимаю её. Всем девушкам тяжело рассказывать о таком, тем более родителям.

– Я не сержусь на Машулю… на нашу роднулечку, – папа Маши тяжело выдохнул, закрыл глаза на некоторое время и продолжил: – Я убью его.

Кристина и мама Маши опешили, уставились на Фёдора.

– Ты что болтаешь? – почти шёпотом спросила Татьяна.

– Убью его! Чего не понятно? Он месяц терроризировал нашу дочь! – папа Маши вскочил на ноги. – Месяц! Писал ей всякое, намекал на всякую грязь и в итоге… – он замолчал на секунду, уставился на супругу и вымолвил дрожащим голосом: – Он… изнасиловал её. Изнасиловал. Нашу дочурку, – слёзы покатились из глаз Фёдора, до этого момента они с супругой не употребляли этого слова, всячески его избегали. – Понимаешь? Он изнасиловал её.

Татьяна смотрела на мужа глазами полными слёз, зажав рот ладонями она отрицательно трясла головой, так будто это поможет поменять случившееся.

– Я убью его! И дело с концом.

– Извините, но это ведь ничего не поменяет, – тихо сказала Кристина.

– Ты что на его стороне? – краснея от ярости завопил папа Маши.

– Нет! Я просто…

– Защищаешь его?!

– Нет! Послушайте меня…

– Моя дочь сейчас в психушке, а ты его защищаешь!

– Я его не защищаю! – закричала Кристина, вскочив на ноги. – Убив его вы навредите Маше! Чего вы добьётесь? Да, её изнасиловали, но если ещё и вас посадят в тюрьму, то она сойдёт с ума от горя! Подумайте о ней, а не о себе!

Фёдор замер. Открыв рот, он вроде собрался что-то сказать, но сомкнул губы и сел на стул, обхватив голову руками.

– Что же нам делать?

– Как вы мне сами сказали – готовиться, – Кристина села на стул и отпила воды. – Он – богатей с армией поклонниц, у которых гормоны вместо мозгов… И они уничтожат любого.

– Но ведь Маша ни в чём не виновата, – шёпотом произнесла Татьяна.

– Да никому не сдалась правда! У кого денег больше, тот и прав, – раздражённо выплюнул Фёдор и встал на ноги. – Есть ещё что-то что нам нужно знать?

– Что вы имеете в виду? – Кристина уставилась на мужчину непонимающим взглядом. – Всё что знала я вам и рассказала.

– Никаких третьих лиц?

– Что? Каких? – Кристина опустила взгляд, некоторое время молчала. – Есть ещё одна жертва. Она написала Маше несколько дней назад, но потом перестала отвечать на сообщения.

– И почему же ты молчала? – ощетинился Фёдор.

– Федь! – Татьяна взяла супруга за руку.

– Я не могу помнить всё, – обиженно ответила Кристина.

– В полиции дашь показания, ВСЁ им выложишь, чтоб ничего не было упущено.

– Федя!

Татьяна ударила супруга в предплечье, он повернулся в её сторону и встретился со взглядом полным негодования и разочарования. Фёдор посмотрел на Кристину, в глазах которой стояли слёзы.

– Прости, – чуть слышно сказал мужчина девушке, садясь на стул. – Я на взводе, не спал нормально.

– Ничего. Я понимаю. Конечно, я всё расскажу полиции, сделаю всё что требуется и даже больше.

Кристина ещё около часа провела в гостях родителей Маши. Она более подробно рассказала им об Александре, и некоторых моментах их с Машей общения, не вдаваясь в интимные подробности, о которых родителям лучше не знать. Кристина, придя домой выпила пол бутылки вина и провела остаток вечера в тишине. Единственное чего ей хотелось – это вернуться назад во времени и исправить всё, чтоб жизнь была прежней, лёгкой, беззаботной и счастливой.

Маша поставила очередной кусочек пазла на место и принялась искать следующий. Даже в детстве она не собирала их в таком количестве. Время шло медленно, скучно. Вокруг царила странная атмосфера сарказма, перемешанного с отчаянием. Практически все пациенты больницы выглядели как обычные люди, только стоило с ними заговорить или подслушать беседу, как открывалась правда. Но Маша не чувствовала себя в опасности, единственное, что её беспокоило – это собственное состояние. Она наблюдала за пациентами и понимала, что в какие-то моменты ведут себя нелогично или странно, но за собой такого не замечала. Безусловно она знала, что находится здесь не просто так, а из-за собственной ошибки, которая состояла в том, что ей не удалось довести задуманное до конца. В первый день даже несмотря на количество препаратов в её теле, она ругала себя за глупость и отсутствие плана в суициде.

«Нужно было дождаться ночи или выйти на улицу!» – повторяла она в мыслях, смотря в потолок.

– Когда-нибудь я уеду на такой остров, – сказала девушка с шизофренией, ставя кусочек картинки на место.

– Жить? – спросила Маша, осматривая наполовину собранный пазл, на котором изображён тропический остров.

– Да. Возможно, там мне удастся забыть о голосах.

– Никогда не бывала на таких пляжах.

– Я тоже, – с грустью произнесла Машина соседка по палате. – Всё-таки зря ты помышляешь о повторении.

– Чего? – Маша отложила кусочек пазла и мельком оглянулась проверить не слушает ли их кто-нибудь. – О чём ты?

– Ты поняла о чём, – девушка с шизофренией подняла глаза. – Не обращайся со своей жизнью как с мусором. Она ценна. Хотя сейчас ты думаешь иначе, но тебе бы поскорее одуматься, пока твоих рук в очередной раз не коснётся лезвие или петля не затянется потуже.

– Ты не понимаешь о чём, говоришь.

– Я уже несколько лет живу с голосами в голове, которые могут отключать логику и заставить меня зарезать саму себя. Уж я-то понимаю ценность жизни. Когда проходит приступ меня сковывает страх, что в следующий раз не окажется кого-нибудь из родных рядом, или я буду недостаточно убедительна для своих голосов и они сломят меня.

– Это другое, – отмахнулась Маша.

– Да, но я не сравниваю нас, а пытаюсь сказать, что воспоминания станут менее яркими, что-то забудется, а к чему-то ты поменяешь отношение. А вот от голосов никуда не деться, они со мной до конца, но я сосуществую с ними. Почему же ты так рвёшься убить себя? Со временем же станет легче. Поверь мне.

Маша сжала челюсти. Она не понимала, что чувствует. Ни то злость, ни, то огорчение. Препараты притупляли ощущение себя и своего тела.

– Жить, вспоминая каждый день о той ночи, видеть перед глазами его лицо и ощущать фантомную боль, которая разливалась в моём теле. Немного отличается от голосов.

– В случае твоей смерти дело могут закрыть. И в чём тогда смысл? – тихо спросила соседка Маши, вздёрнув брови.

– Главное я написала заявление и оставила доказательства.

– Память о тебе смешают с грязью, толковый адвокат выставит всё так как им нужно. Не зря же проходят все эти слушания. Только иметь доказательства недостаточно. Судья сидит на своём месте не просто так. Насколько ты будешь убедителен, на столько он и будет справедлив.

Маша ошарашено уставилась на девушку. Она относилась к ней предвзято, немного даже пренебрежительно, за что ей тут же стало стыдно. Перед ней сидит образованный, воспитанный человек, которая несмотря на свой диагноз имеет столько знаний.

– И что же мне делать? – спросила Маша, пытаясь сдержать слёзы.

– Во-первых нужно успокоиться. Помним, что ни злиться, ни плакать нельзя. Ты ведь не хочешь тут задержаться. А во-вторых, продолжать жить, – девушка с шизофренией улыбнулась, поставила на место кусочек пазла. – Хотя бы из альтруистических побуждений.

– Посвятить жизнь кому-то…

– Не кому-то конкретному, а какой-нибудь идее. Жить лишь ради какого-то человека глупо, так порой грешат родители. Начинают жить ради детей, а потом на стенку лезут, когда чадо улетает из гнезда. Найди новый смысл. Например, защитить людей от насильника. Посади его в тюрьму, а потом выучись на адвоката или стань волонтёром в центре помощи людям, пережившим насилие. Или если тебе хватит храбрости начни жить ради себя.

– Ты ведь в курсе, что помогла мне больше, чем местный мозгоправ? – со смешком сказала Маша, вытерев слёзы.

– В курсе. В отличие от тебя я тут уже не в первый раз!

Глава 8. Непреклонность

За неделю пребывания в больнице Маша изменилась. Она не стала прежней, не вернулась в состояние до дня икс. Теперь она другая, правда девушка не могла дать точное определение. Какая же именно?

– А тут просторно, – протянула Маша, осматривая новую квартиру.

– Это только кажется. По квадратам она меньше, чем прошлая. Из-за объединения кухни и зала складывается ощущение простора, – сказала Кристина, махнув в сторону кухни.

– Думаешь сможем сегодня перебраться?

– Мне кажется да… Правда будем уставшими и выжатыми к ночи, но это вполне реально.

Пока Маша была в больнице Кристина нашла новую квартиру. На второй день подруга пришла к Маше в больницу и предложила переехать, на что девушка дала положительный ответ. Подругам повезло. Хозяйка квартиры предложила им новую, которую приобрела для сдачи не так давно и без всяких доплат разрешила въехать.

Подруги, осмотрев тщательней новое жильё, отправились на старую квартиру собирать вещи. Ушло у них на это почти шесть часов. Открыв шкаф, Маша некоторое время не шевелилась, всматриваясь в место, где раньше лежали посылки, которые сейчас находятся в полиции. Она до конца не осознавала, что вот-вот начнётся судебный процесс. И затишье, которое сейчас идёт, довольно скоротечно.

– Может вам тоже переехать на время? – спросила Маша отца, который помогал им грузить вещи в машину.

– Не думаю, что в этом есть нужда, – ответил отец.

– А вдруг к вам кто-нибудь придёт?

– Ты не о нас должна беспокоиться… дочь, сосредоточься на себе. О нас не переживай.

Маша укусила себя за язык, чтобы не выкрикнуть ничего дурного. Она решила не признаваться никому, что держит её здесь только судебный процесс. И она не переживает о себе. Ни капельки.

– Будьте аккуратны, – улыбнувшись сказала Маша и продолжила таскать вещи к машине.

Ближе к десяти часам ночи они выгрузили все вещи в новую квартиру. После восьми вечера к ним присоединилась мама Маши и работа пошла гораздо быстрее. Когда последняя коробка была поставлена на пол, девушки осмотрелись и пригласили родителей за стол выпить чая.

– Пусть на новом месте у вас всё будет хорошо, – вполголоса произнесла Татьяна, не поднимая глаз. – Новая жизнь, счастливая и светлая.

– Надеюсь на это, – сказала Маша, одарив маму краткой улыбкой.

– Ты установила приложение? – спросил Фёдор.

– Да.

– Какое? – поинтересовалась Кристина отпив чая.

– Для записи звонков.

– А ему разве можно звонить тебе?

– Законом это не запрещено, – ответила Маша Кристине, отпив чая. – Никто не отменял шантаж и угрозы.

Татьяна тяжело проглотила чай, попыталась придумать шутку, для разряжения обстановки, но вместо этого сильнее сжала губы и опустила глаза на стол. Она чувствовала беспомощность и страх. Дочь будто огорожена глухой стеной, сквозь которую не пробиться. Можно лишь наблюдать. Татьяна не всегда понимала Машу, но никогда не ощущала такой отчуждённости. Дочь рядом, но как будто подменыш, чужой и опасный.

Родители ушли, и Маша наконец то легла в новую постель и несказанно обрадовалась её удобству. Кровати в больнице были жёсткими, подушки тяжёлыми и твёрдыми. Накрывшись одеялом, воткнула наушники в уши, и открыла наконец-то личные сообщения. Хотя все ей в один голос твердили этого не делать. Маша сама не очень понимала зачем делает это, но руки тянулись, а внутри щекотало любопытство.

Тыкнув на случайное сообщение, девушка на секунду затаила дыхание и включила присланную аудиозапись. Голос принадлежал девушке:

«Привет солнышко! Как дела у тебя? Слышала о случившемся. Это ужасно. Я не могла поверить, как такая страшная сука как ты посмела оклеветать Сашу!»

Улыбка сошла с лица Маши. Сначала ей показалось что девушка очень доброжелательна, и она одна из тех, кто поверила ей, но её искусно ввели в заблуждение. Ядовитые слова ударяли Маше прямо в сердце, она ощущала себя преданной:

«Ты себя вообще видела? На что ты надеялась? Думаешь навредить ему как-то? Хер тебе! Никто в нём и на секунду не сомневается. А популярность его только будет расти. А ты сдохнешь как проститутка под забором. Отвали от него иначе мы тебя найдём. Тварь!»

Маша пыталась вернуть самообладание. Даже заученные наизусть слова, которые она повторяла в мыслях, не помогали.

«Успокойся! Они тебе ничего не сделают. Ты лучше их. Тебе известна правда. Успокойся.» – твердила Маша, но через некоторое время сдалась.

Трясущимися руками она открыла новое сообщение, но не нашла смелости прослушать, вместо этого нажала на кнопку расшифровки, из которой заметила схожесть. Открыв ещё несколько расшифровок аудиосообщений от разных людей, Маша выделила шаблон. Схожее начало, ласковое обращение, потом стандартный вопрос о том, как дела или чем занимается, затем неоднозначные фразы, которые в зависимости от контекста можно по-разному интерпретировать и уже потом начинается основная часть – оскорбления и угрозы.

И ей снова не удалось уснуть сразу. Снедаемая мыслями и отголосками услышанного и прочитанного она лежала до четырёх часов ночи смотря в потолок.

Около часа дня телефон Маши зазвонил. Номер был незнаком и сердце девушки невольно забилось чаще от беспокойства.

– Алло?

– Машуль, привет!

Девушке показалось что сердце её остановилось. Голос, который она не хотела бы слышать до конца дней. Голос, который заставлял её мозг доставать из глубин воспоминания и вновь показывать их, напоминая о пережитом ужасе.