Вызовите посла

В папке лежали пожелтевшие гранки газеты «Красная звезда». Как понял Олег, их передавали военной контрразведке для утверждения текста. По-видимому, один экземпляр гранок оставили в тогдашнем 3-м Главном управлении КГБ СССР.

Когда Олег внимательно прочитал статью, размещенную на трех полосах, с фотографиями трех американцев из посольства, объявленных персонами нон грата и выдворенных из страны, он с недоумением вернулся к письму старлея-инициативника.

Было совершенно очевидно, что Петров предложил себя и сведения, которыми обладал на тот момент. Но из статьи в газете следовало, что американцы сами присмотрели его для вербовки, как всегда подбирая сброд для этих целей, – пьяниц, бабников, но сброд осведомленный, получивший доступ к секретам благодаря связям своих родителей или родителей жены. Это их обычный контингент. Таких можно шантажировать, да они и так охотно идут на предательство, потому что либо в долгах как в шелках, либо просто жадные до денег.

«Ну газетчики ладно, они написали как им велели, – аккуратно складывая старые гранки, размышлял Олег. – Но зачем контрразведчики преподнесли информацию о деле разоблаченного шпиона именно в таком свете? Американцы ведь знали правду. Конечно, наши советские военные специалисты не могли стать инициативниками! Ну как же, советская мораль! Потому журналист так и написал. Это, в общем, понятно, это то, что на поверхности. Однако за всей этой словесной газетной шелухой военные контрразведчики камуфлировали какие-то мероприятия, проводимые с помощью Петрова против его бывших хозяев».

В уголовном деле Петрова подобной информации об «игре» с цэрэушниками и дезинформации, скорее всего, не будет. А будет там упоминание, что Петров активно сотрудничал со следствием, и этого достаточно для того, чтобы ему смягчили срок. Полученные им десять лет довольно снисходительный приговор по тем временам. Могли ведь и высшую меру дать. Американцев-контактеров старлей сдал за милую душу. Поскольку в газете не написано, что американцев взяли с поличным при выходе на связь со своим агентом, а об этом не преминули бы сообщить, стало быть, их выдворили из страны в соответствии с показаниями Петрова и представили американцам достаточно улик, изобличавших сотрудников посольства как разведчиков, энергично действовавших на территории СССР.

– Олег Константинович, – Николайчук тронул Ермилова за плечо, – седьмой час уже. Давайте закругляться. Завтра будет день, будет пища.

Ермилов бросил взгляд на фотографию Петрова в военной форме из личного дела. Здесь же, в папке, лежало несколько карточек, сделанных во время задержания старлея, в первые часы после и, наконец, в зале суда во время вынесения приговора.

Худощавый, высокий, в форме, а на суде одетый в строгий черный костюм и черную водолазку, в очках с металлической оправой. Тонкие черты лица, лисьи глаза. Увидев его на улице, Ермилов сразу подумал бы: скользкий тип. Нет в лице ни наивности, ни искренности, ни живости. Понятно, радоваться при задержании ему было нечему. Но у него выражение лица соответствовало фразе: «Никого нет дома». Абсолютное опустошение и отрешенность, словно и не с ним все происходит. Арест, разоблачение, нависшее дамокловым мечом, ошарашили, и наверняка у него возникло желание исчезнуть, раствориться в пространстве.

Николайчук склонился над Ермиловым, укоризненно вздохнув:

– Домой бы надо попасть. – Он с тоской поглядел на черноту за окном.

– Да-да, – Олег закрыл папку и протянул ее архивисту. – Только один вопрос: Петров выезжал за границу?

Леонид Степанович подвигал бровями, словно это стимулировало его умственную деятельность.

– Если я правильно помню, он был в Конго и в Болгарии. Второй язык у него болгарский.

– Которое Конго? Их ведь два, если я правильно помню географию.

Николайчук вздохнул еще горше, взглянув на часы. Он явно не хотел напрягать извилины по поводу давно закрытого Петрова и уже мысленно садился за кухонный стол у себя дома, раскладывал салфетку на коленях, предвкушая ужин. Олег живо представил себе эту картину и не смог скрыть улыбку.

– Кажется, речь идет о нынешней Республике Конго. Ну да, точно, в семидесятые, когда в Африке был Петров, Конго было одно – то, которое со столицей в Браззавиле. А второе, со столицей в Киншасе, ныне называющееся Демократическая Республика Конго, в тот период называлось Заир.

– В семидесятые? – переспросил Олег. – А сколько же ему было лет? Я так понял, что ВИИЯ, вернее, в то время это уже было ВИМО[7], он окончил в семьдесят восьмом.

– А в семьдесят девятом он уже работал в Софии, – задумчиво подтвердил нестыковку по срокам Николайчук. – Детали его командировок я завтра уточню. Олег Константинович, давай по домам, – взмолился архивист. – Есть очень хочется.

Ермилов почувствовал, что тоже проголодался. И еще сильнее ощутил голод, когда наконец вышел из здания ФСБ и пошел к метро, подняв воротник, пытаясь закрыться от сильного ветра, который дул от площади в узкую улицу как в динамическую трубу. Елки через дорогу нахохлились в снежных шапках, подсвеченные светом из окон нового здания ФСБ, хотя оно уже давно не было новым.

В метро Олег едва услышал пробившийся через гул электрички телефонный звонок. Вдогонку звонил Николайчук.

– Олег, я задержался ненадолго и нашел, что он ездил в Африку всего на месяц или около того в семьдесят шестом. Значит, был еще в то время слушателем.

– Разве их отправляли в такие командировки? Чем он выделялся? За что такая милость? Или наоборот – немилость?

– Скорее, все же милость. У него отец шишка, и у отца большие знакомства. Отец способствовал его поступлению в ВИИЯ и наверняка эту командировку устроил. Такая небольшая прогулка в Африку могла сыграть положительно на будущую карьеру. Так и вышло, раз сразу после окончания института его взяли научным сотрудником в НИИ Минобороны и отправили в загранкомандировку. Правда, Болгария это тебе не Великобритания. И все-таки…

Ермилов вспомнил дурацкую советскую присказку: «Курица – не птица, Болгария – не заграница».

– А есть его отчеты по командировке? Они ведь, наверное, не у нас хранятся?

– В том НИИ, где он служил. Хотя, может, какие-то документы по нему частично перекочевали к нам. Или есть их копии. Я понял твой намек. Буду копать дальше. Еще бы понять, что конкретно тебе надо?

– Все, что только есть по нему, – уклончиво ответил Ермилов.

Как он понимал свою задачу, поставленную ему Плотниковым, надо пересмотреть все материалы, какие есть в архиве о Петрове, пересмотреть под новым углом зрения, с учетом ареста бывшего американского агента в Штатах. Арест, чем бы он ни был обусловлен, многое меняет.

Около подъезда дома Ермилов обнаружил двух субъектов, отдаленно напоминающих сыновей Петьку и Ваську. Они были так облеплены снегом, что выглядели полярниками, попавшими в сильную пургу. Два четырнадцатилетних оболтуса (по виду им можно было дать лет одиннадцать) потеряли ключи от квартиры и куковали у подъезда, подстерегая кого-нибудь из родителей. Олег прибыл первым, чему, судя по их кислым рожам, они были не слишком-то рады. Тем более отец был насупленный и голодный. Это не сулило поблажек.

В лифте Ермилов на них наорал. На ужин удовольствовался яичницей, поджаренной собственноручно, и закрылся в спальне, поставив пластинку Высоцкого. Ему требовалось переварить не только подгоревшую яичницу, но и полученную за день информацию, обрушившуюся на него разом и слегка обескуражившую.

Его подмывало позвонить Меркуловой, но он не мог придумать причину и звонить не стал, памятуя о предостережении Плотникова не связываться с журналисткой без его особых распоряжений. Да и о чем ее спрашивать? «Кто за вами следит?» Она вряд ли воспримет всерьез, разве что посмеется.

Вдруг позвонил Григорьев.

– Плотников велел тебе докладывать, – немного натянуто пояснил он. – Вот я и… Короче, отыскал я дело Старкова, касающееся журналистки. Она не под своей фамилией проходит в отчетах Старкова.

– Как ты тогда догадался, что речь именно о ней? – Олег встал с дивана и поднял тонарм над пластинкой.

– Есть словесное портретное описание, адреса мест, где она бывает, в том числе Останкино. В общем, несложно было догадаться при определенной сноровке. Старкова нанял следить за ней ее муж.

– Кто? – переспросил Олег, бережно протирая поверхность пластинки синей бархатной тряпочкой. – Насколько мне известно, она свободна.

– Ну может, гражданский муж. Тут написано «муж». Так вот этот псевдомуж жаждет узнать, с кем ему изменяет его женушка. И ты, похоже, попал, – Вадим хрипловато засмеялся. – Может, ты в самом деле наставляешь рога с Меркуловой ее супругу?

– Нет у нее супруга, – проворчал Ермилов, пряча пластинку в картонный конверт. Слушать музыку расхотелось. – Есть контакты заказчика?

– А вот, представь себе, нету! – развеселился Вадим. – Ни телефона, ни адреса, ни даже имени и фамилии. Ни-че-го. Одно из двух: либо Старков не стал фиксировать контакты, либо их не существует, и с заказчиком он будет встречаться, когда тот сам с ним свяжется и назначит место встречи.

– Какой смысл вносить в базу данных агентства информацию о заказе и в то же время утаивать координаты заказчика? Ерунда! Нет тут что-то другое… – Олег обернулся и увидел, что в дверном проеме стоит Люська в деловом костюме, босиком и угрожающе поигрывает лакированным красным портфельчиком.

Она явно слышала разговор. Оценив выражение ее лица, Ермилов пытался вспомнить, что он такое сказал, отчего ее бледное, как у всех рыжих, лицо с высокими скулами и зеленовато-голубые глаза приобрели настолько решительный вид.

– Ермилов, ты не обнаглел вообще? Дома, в нашей спальне, обсуждаешь какую-то дамочку. Дескать, она свободна, у нее нет супруга… Уж не ты ли баллотируешься на роль чьего-то там супруга. А?

– Это по работе, – Олег не собирался оправдываться и пошел в атаку: – Ты вот мне скажи лучше, какие у тебя сейчас дела в производстве?

– Чего это я должна отчитываться? – Люська метко швырнула портфельчик на кресло в углу. – Статья восьмая[8] Федерального закона – адвокатская тайна, – напомнила она ядовито. – Или ты все перезабыл в своем ФСБ? А ведь был неплохим юристом, подавал надежды… – Люда спряталась за дверцей шкафа и начала переодеваться.

– Короткова, не борзей! Если спрашиваю, значит, надо. У тебя есть какие-нибудь клиенты-уголовники?

– Грубо говоря, у меня все клиенты уголовники, – Люся высунулась из-за дверцы, ослепив мужа белоснежным плечом, пересеченным тонкой розовой бретелькой комбинации. – Предъяви санкцию от прокурора, и я тебе все тайны выдам.

– Сейчас я тебе такую санкцию предъявлю! – грозно надвинулся Ермилов. – Ну-ка признавайся, адвокатесса! – он ткнул двумя указательными пальцами ей в бока так, что смешливая Люська, боявшаяся щекотки, с визгом плюхнулась в шкаф.

– Дурак! – охарактеризовала она Ермилова. – Все платья с вешалок попадали. Вешай сам теперь, а я ужин готовить пойду.

– Ты не ответила!

– И не собираюсь! Что ты привязался? Говорят же тебе, адвокатская тайна. Чего ты вдруг?

Она выбралась из шкафа и надела домашнее платье, превратившись из адвокатессы в домашнюю Люську. Глядя на нее, Ермилов вдруг подумал о журналистке. Он и не сравнивал – Короткова умнее, добрее, а главное, привычнее. И все-таки вспомнил Меркулову.

Люська безошибочно чувствовала перемены в его настроении.

– Темнишь ты что-то, Олег. Нет у меня сейчас ничего такого настораживающего, если ты об этом. Все спокойно. У тебя неприятности?

– Не надо на мне тренировать свою дедукцию. Никаких неприятностей, – Ермилов стал вешать на перекладину в шкафу Люськины платья, упавшие на пол. – Все в штатном режиме. Если не считать, что Петька-паразит ключи от квартиры посеял. «А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хо-ро-шо».

– Почему я? – раздалось возмущенный возглас из соседней комнаты. – Это Васька!

– Сейчас кто-то по ушам получит, своим наглым, длинным ушам! – громко пообещал Олег.

Петька его особенно раздражал последнее время. У сына ломался голос, он то и дело давал петуха, но главное, у него ломался характер. Он врал напропалую, учился через пень-колоду и выводил отца из себя с методичной регулярностью.

Платья и блузки предательски соскальзывали с вешалок, Ермилов раздражался все больше и больше. Он бросил охапку платьев на кровать.

Разговор с подколками перерос в скандал. Незаметно. Перетек, как ртуть, неуловимо от одного к другому. У Люськи так всегда. Среди ясного неба появлялась вдруг Людмила на грохочущей колеснице, и рыжие волосы развевались у нее за спиной.

Она повесила платья в шкаф сама, а поскольку это сопровождалось нотациями в адрес неряшливого, бестолкового Ермилова, которого она и дети дома почти не видят, к тому же перестраховщика, считающего, что жене не стоит заниматься ничем серьезным, кроме как варить манную кашу и гладить ему рубашки.

Олег взял несколько энциклопедий с полки у кровати и неторопливым демонстративным шагом удалился в ванную комнату – обитель пара и уединения в период, когда Люська носилась по квартире на грохочущей колеснице.

Он бросил несколько полотенец на табурет, включил воду, чтобы заглушить воззвания Люськи ко всем богам, из-за стиральной машины достал старую стиральную доску с металлической ребристой поверхностью и, положив ее поперек раковины, устроил импровизированный письменный стол.

Отыскал Республику Конго в атласе. Оценил ее расположение. Границы с соседними государствами. В те годы, как помнил Олег из истории, неспокойно было почти везде в Африке. Юаровцы, американцы, англичане – все пытались ловить рыбу в мутной воде и особенно в мутной воде Кванзы, протекающей по Анголе. По реке, по быстрому течению несло узкие длинные лодки с чернокожими рыбаками, плавающие острова из веток, вдоль заросших берегов нависали над водой пальмы и папайи. А на берегах среди колючих кустов или мапловцы[9], или унитовцы[10]. Стрельба, взрывы… Одну сторону поддерживали ЮАР и спецслужбы Штатов, другую – Куба и СССР.

В Конго происходили перевороты один за другим, но при этой возне, борьбе за власть, сохранялась генеральная социалистическая направленность, свое государство конголезцы строили по модели Советского Союза.

Дипломатические отношения с Республикой Конго начались с 16 марта 1964 года, как вычитал в своих справочниках Ермилов. Он вообще был помешан на покупке энциклопедий. В том числе у него были справочники МИДа, справочник милиционера города Москвы, энциклопедии по искусству (в бытность свою на прокурорской работе Ермилов расследовал большое дело о хищении предметов искусства). Олег завалил книгами комнату, полку на кухне и чердак на даче. При этом убеждал Люську, что дома держит только все самое необходимое, ведь зимой на дачу Ермиловы не ездили: летний финский домик не отапливался.

По Африке много справочного материала в библиотечке Олега появилось после его поездки в ЮАР, поэтому он без труда нашел все, что искал. Теперь предстояло понять, каким образом Петров попал в ту командировку и чем там занимался? Опыт подсказывал Олегу, что такой информации в архиве он не найдет. На худой конец, еще что-то будет по Болгарии, потому что сразу по бесславному возвращению оттуда старлея взял в оборот сотрудник военной контрразведки, осуществлявший оперативное обслуживание НИИ, где работал Петров. Начал проверку.

«Нет-нет, – мысленно убеждал шефа Олег, предвидя завтрашний разговор, – необходимо начинать копать с его первой командировки. Может, он конечно просидел в посольстве этот месяц или чуть больше, а что, если нет…»

Дальше додумать Ермилов не успел. Из-за двери раздался елейный голос Люськи:

– Олежек, а ты блинчиков не хочешь? С медом.

«Змея!» – с теплотой подумал он о Коротковой, торопливо складывая книги в стопку.

Когда он вышел, Люська сунула ему ведро с мусором.

– А блинчики? – напомнил Олег жалобно.

– Выбросишь и получишь свои блинчики! – определила приоритеты Людмила.

Глава вторая

Плотников на удивление легко дал согласие на дотошную работу по изысканиям в отношении Петрова, на которую нацелился Ермилов.

Несмотря на то что Петр Анатольевич обладал высоким лбом, обрамленным редкими остатками почти седой шевелюры, утром он выглядел всклокоченным. Все от него что-то хотели, к нему стекались потоки информации, и Олег подумал было, что шеф согласился с предложенным им алгоритмом действий мимоходом, лишь бы Ермилов отстал.

Однако, когда Олег поторопился уйти и уже пересек большой кабинет шефа, тот его остановил:

– Погоди, Олег! Мы уже можем назначить тебя на должность, но торопиться не станем. Это не обсуждается, и можешь не набирать в легкие воздух. Выдохни. Пока нецелесообразно. Ты мне нужен в свободном состоянии. Сам же спасибо потом скажешь, – темнил Плотников. – Да и кстати, не затевай ничего такого, из-за чего я вынужден буду командировать тебя в Африку. Ты, говорят, любитель по заграницам шастать. То тебя, понимаешь, в Лондон английский отдел направлял, то в ЮАР. Ну это товарищ Сорокин у нас такой либерал, – хмыкнул Петр Анатольевич, имея в виду начальника английского отдела. – Со мной подобные маневры не пройдут. Максимум Болгария, и то ты мне должен будешь железно обосновать такую прогулку. Болгария давно уже не советская, а значит, о безопасности говорить не приходится.

– Разрешите спросить?

– Ну! – нетерпеливо подогнал Плотников.

– Чем Болгария, по-вашему, предпочтительнее? Сами же говорите, что не Советский Союз.

Шеф прищурил голубые глаза, как кот учуявший приближение мыши, толстой, пропахшей зерном, которое она беспечно уплетала на поле.

– Руденко там поблизости, твой приятель. В Греции сейчас в резидентуре. Что ты на меня так смотришь? Я обязан все знать – специфика такая.

Олега подмывало спросить, не знает ли Плотников часом, какого цвета у него исподнее, но воздержался, опасаясь, что шеф возьмет и угадает. Так и покой недолго потерять.

Плотников снова удивил Ермилова, когда выяснилось, что шеф уже позаботился о его посещении НИИ.

– В этом НИИ обратишься к капитану Андрею Турнову. Он из нашего московского Управления. Его вчера предупредили. Мой помощник скажет тебе его телефон. Что у них там в НИИ есть по Петрову, тебе дадут. И вообще мне нравится ход твоих мыслей.

…В НИИ Минобороны Олег оказался еще до обеда, созвонившись с офицером безопасности. В кабинете Турнова на первом этаже было темновато. Почти все окно загораживали огромные ветви голубой ели. От ветра они скребли по стеклу, и снегом подоконник был засыпан так, словно это окно стало эпицентром снежного бурана. Изнутри стекло запотело от закипавшего на подоконнике электрического чайника.

Долговязый, несколько нескладный, молодой, но уже с проплешиной в черных волосах, Андрей выглядел слегка напуганным, натянул пиджак, висевший на спинке кресла, принял куртку у Ермилова и сам повесил на плечики в шкаф у двери.

– Дело в том, что мои предшественники, естественно, все наблюдения в виде отчетов направляли в Главк. Там в архиве все и должно храниться. Вам бы лучше встретиться с оперативником, кто работал тут в восьмидесятые. Он бы смог гораздо больше вам порассказать.

– Это верно, – Олег принял из рук Турнова чашку с чаем. – Меня интересует другое. Как я понимаю, Петров работал здесь не так долго. Пришел после окончания института. Через год уехал у Болгарию. А вернувшись в восьмидесятом, уже попал под наблюдение и еще отработал что-то около года до ареста. В общей сложности года два или чуть больше. Хранится ли его личное дело в самом НИИ?

– Сложно сказать, – почесал макушку Андрей. – Скорее всего, его личное дело изъяли, когда арестовали.

Олег пожал плечами. Опираясь на свой прокурорский опыт, он мог предположить, что дело наверняка запрашивали, копировали, и оно, скорее всего, могло понадобиться для суда в большей степени, чем для расследования, как одна из характеристик подследственного. Были ли взыскания, выговоры с занесением… В этом личном деле, написанном сухим канцелярским языком, вряд ли следователь КГБ почерпнул бы что-то полезное для себя. Петров ведь без долгих раздумий стал сотрудничать со следствием.

Ермилова больше беспокоило, что дело могли уже уничтожить за давностью. Сколько времени хранят архивы? С тех пор уже прошло двадцать лет.

– Надо поискать, – настаивал Олег, понимая, что в уголовном деле могут быть только выдержки из личного дела.

– Сейчас, – обреченно кивнул Андрей. – У нас архив в подвале. Надо было, конечно, заранее запрос давать. Ну да ладно…

Турнов оставил Олега в кабинете, а вернулся через полчаса, когда Ермилов уже пересчитал почти все иголки на еловых лапах за окном. Андрей с веселым недоумением протянул полковнику желтоватую папку, довольно тонкую.

– Вы были правы, вот его дело. Не думаю, что в нем содержится хоть сколько-нибудь значимая информация, – в голосе Андрея звучали нотки любопытства и во взгляде читалось удивление: зачем поднимать дело предателя двадцатилетней давности, осужденного, отсидевшего?.. – Теперь будете изымать?

– Теперь, пожалуй, – кивнул Олег, открывая папку. Его интересовало, с какими характеристиками пришел на первое место службы Петров.

«Так, так, – он быстро читал анкету старшего лейтенанта Александра Васильевича Петрова. – Родители… мать… отец… Ну да, парень был блатной… У отца большие знакомства… Родственники за границей – прочерк. Образование… А вот: был за границей в служебной командировке в Конго, работал в посольстве СССР в Браззавиле переводчиком, – Ермилов раздраженно постучал пальцами по странице, которую читал. Он прекрасно помнил прочитанное вчера: в Республике Конго два официальных языка – китуба и французский. Что там переводил Петров, владеющий английским и болгарским?

Олегу пришла в голову мысль, что Петрова еще во время учебы в ВИИЯ приглядывали для работы в Генштабе, и командировка стала пробным камнем. Если так, то почему он стал работать в НИИ, а не в военной разведке? Не оправдал доверия?

«Надо отыскать резидента, возглавлявшего резидентуру в тот период в Браззавиле. Только так, – решил Ермилов. – Наверняка у него были наблюдения за молодым «переводчиком». Хорошо бы он поделился ими. Но двадцать лет… Жив ли, здоров резидент и, главное, захочет ли говорить? Узнать бы, кто в тот период там был из сотрудников ГРУ? Плотников наверняка посоветует мне купить машинку для закатывания губ, которые я по прокурорской привычке раскатал. Приду, предъявлю ксиву, и всё мне выложат как на духу. С нынешним контингентом, того и гляди, как бы самому не оказаться в роли подопытного кролика. Со всеми их психологическими приемчиками. Вот ведь и про Руденко шеф узнал».

Крамольную мысль о том, что Руденко пишет о дружбе с Ермиловым в своих отчетах, Олег отбросил, хотя догадывался, что о своих связях Алексей и в самом деле отчитывается. Но как бы то ни было, источники у Плотникова свои, вряд ли контрразведка имеет доступ к отчетам сотрудников СВР. Хотя кто знает.

С папочкой под мышкой, завернутой в полиэтиленовый пакет, оскальзываясь на плохо расчищенном от снега тротуаре, Ермилов вышел из НИИ, прошел по двору до массивного КПП на выходе, пребывая в задумчивости. Как бы ему сейчас пригодился совет Руденко, а еще лучше его связи.

Звонок Меркуловой застал его врасплох. Он смотрел на дисплей мобильного, где высветилось «Журналист», и не знал, что лучше – ответить или сделать вид, что не слышит.

– Да, – все же отозвался он.

– Здрасьте, это Олеся. Что же вы притихли? Дело столетней давности, чего там за тайны? Такой материал горит… Майкл звонил, торопит. Говорит, что сейчас деньги спонсор дает, а если через несколько дней не будет заключен договор, деньги уйдут на другой проект. Мне хотя бы на уровне «да-нет» ответить.

Ермилов вздохнул, поглядел на папку с личным делом Петрова и принял спонтанное решение, как лучше преподнести отказ:

– Скорее, нет. Зачем вам этот Моран? Нужен эксклюзивный материал? Вы его получите через время. Бортаните конкурента, только деликатно, чтобы он не заподозрил, что вы продолжите работу в этом направлении, но без него.

У Ермилова душа ухнула в пятки при мысли, как откомментирует Плотников решение еще несостоявшегося старшего инспектора довериться журналистке. Что, если она дословно передаст разговор с Ермиловым своему заморскому коллеге? Но Олег был уверен, что уж если не ее ум, то корыстный интерес сыграет роль, и она преподнесет все Морану так, как надо. Не вызывать же ее на Лубянку, чтобы она дала подписку о неразглашении. Она задаст справедливый вопрос о неразглашении чего, ведь она не является носителем секретов.

Олег догадывался, что Плотников придерживает Меркулову, чтобы проверить, не связывает ли ее с американцем нечто более серьезное, чем профессиональные журналистские интересы. Но больше Ермилова беспокоила вторая сторона этой же медали. Убедившись, что Моран не просто журналист, Плотников наверняка не удержится от соблазна задействовать Меркулову втемную для дезинформации цэрэушников.