скачать книгу бесплатно
Ведь про голод что-то знаю я,
Прорывали мы не раз блокаду!
Как же на границе устоять,
Если мы потомки Ленинграда!
Слышу, как в Донецке просят пить
Раненые – взрослые и дети,
Я – конвой, и я для них, как нить,
Между жизнью и голодной смертью!
Хмурые водители мои
Всякое на свете повидали,
И, поверьте, крутятся рули
Не за ордена или медали!
Я – конвой! Я белый, словно снег,
Самый чистый в мире снег России!
Ведь живёт на свете человек,
Чтобы дети воду не просили…
Все поэты гибли из-за женщин
Все поэты гибли из-за женщин,
Маяковский – из-за Лили Брик,
Пушкин тоже пострадал не меньше
От придворных жениных интриг.
Только не спросили вы при этом,
Захотел бы он судьбы иной?
Женщине дано убить поэта,
Оставаясь милой и родной.
«Милый друг» есенинский – кто это?
Айсейдора, может быть, Дункан?
Кто еще мог погубить поэта
Не расскажет медный истукан!
И апофеозом всех историй —
Николай Михайлович Рубцов,
До сих пор не выплакано горе
Незарубцевавшихся стихов.
Женщины ни в чём не виноваты —
Испытав любви блаженный миг,
Лопаемся, как аэростаты,
В разряжённой атмосфере их.
И моя жена – ничуть не лучше,
И погибну я из-за неё.
Интересно, долго будет мучить
Сердце неразумное моё?
Я стихи пишу про мирозданье,
А она включает пылесос!
И за что такое наказанье,
Кто ответит на простой вопрос?
Я пишу про небо и про море,
А она на пробу суп несёт,
И в мильоне горестных историй
Лишь моей одной недостаёт!
Лохи
Дела наши плохи – и лошади в цирке судачат,
По жизни мы лохи, всучат нам билеты на сдачу.
Они на манеже в сиянье софитов и рампы,
А мы так всё те же: билеты храним, как эстампы.
А то, что терпилы – то каждой собаке известно,
Её бы на мыло, она же нас месит, как тесто.
Пусть мы журналюги, никто нас давно не боится,
Сегодня ворюги – гораздо солиднее лица.
И даже хохлы нас уже за людей не считают,
Любая скотина сбивается в волчую стаю.
ИГИЛ[3 - организация запрещена в РФ] оборзел, и афган нам корячится в мае,
Его на козе не объедешь – коза-то хромая!
А папою Карло у нас президент, как бы вроде,
Сморкаемся в марлю, как будто в билет от Мавроди.
Еще Карабас есть, он чёрный и за океаном,
Большая опасность сегодня в России быть пьяным.
А раньше гудели – гудела старушка планета!
Чуть было до Дели пешком не добрались при этом.
Культурная революция
Я не зову народ на баррикады,
Да всё и так уже произошло:
И вместо революции в награду
У нас в России ясно и светло.
Культурно революция проходит,
Без пены, матросни и без стрельбы,
Но так же уплывут на пароходе
На Запад философские гробы.
В семнадцатом кровищи было много —
Хватило на столетие вперёд!
И может, отмолил слезами Бога
Аванс у революции народ.
Но я хожу по улицам в бушлате,
И клёшами мету седой Арбат,
И для меня опять все люди братья,
Хотя уже никто не виноват.
Не потащу я адмирала к стенке,
И не затею новую войну,
Но знаю я, что тихо и без пены
Увижу скоро новую страну!
Мы революции не прекращали,
Её в России прекратить нельзя,
Немного перегнули мы вначале,
Но не кровавая её стезя.
Мы не хотим общественного строя
В Россию принесенного извне,
У нас свои извечные герои,
Которые погибли на войне.
Мы против виртуальных резерваций,
Куда определил нас белый свет,
Мы против непродуманных новаций,
Которых и в природе нашей нет.
Не для того мы выгнали буржуев,
Чтоб снова их на шею посадить,
Мы долго гнали эту мысль, меньжуясь,
Что перережем жизненную нить.
Я никогда не захочу богатых,
Да потому, что из России я —
Не продаётся, то что было свято,
Не продаётся Родина моя!
Расстрел
Безумье поэтических рассветов,
И слово идиотское: расстрел.
В двадцатом веке не было поэта,
Который не сидел и не седел.
Но почему и в двадцать первом веке,
Не утихает предрасстрельный плач?
Не потому ль, что в каждом человеке
Живут две сути – жертва и палач?
Зачем Есенин бегал с пистолетом,
Подвесив жизнь на тоненькую нить?
И Маяковский мог себя при этом
Как будто ненароком пристрелить!
И Гумилёв бездумно напророчил
Себе про щель, обвитую плющом,
Сбывается и то, чего не хочешь,
Доказывай потом, что ни при чём!
И сам расстрел. Сирень склонила ветки,
Жизнь понесётся новым чередом,
И будет выстрел радостный и меткий
И снова мы кого-нибудь убьём!
Расстрельная статья, крутая мера,
Кого бы расстрелять, скажите мне,
Чтоб прекратили убивать за веру
В горячечном бреду или огне?
Чтоб прекратили практику расстрелов
Как вида внутривидовой борьбы,
Предстанет, может, в новом свете дело,
Когда не хватит пули для судьбы!
Чтоб прекратили убивать поэтов,
Ну неужели не услышит век?
А вдруг с собою унесёт ответы
Расстрелянный поспешно человек?
…А вот уже меня ведут к расстрелу
В знакомый под черёмухой овраг,
И расстреляют за поступок смелый
А может быть и вовсе просто так!
Меня готовили для очень важных дел
Я был простой советский пионер.
Да, у меня был галстук пионерский!
И скаутам английским не в пример
Я не замечен был в каких-то зверствах.
Ходил я строем и под барабан
И в горн дудел надсадно со слюнями,
Хотел, чтоб пролетарии всех стран
Объединились и дружили с нами.
Ещё мечтал пойти я на войну,
И воевать потом на самолёте,
Погибнуть чтоб во вражеском плену,
А лучше – на большом красивом доте!
Я и сейчас горжусь немало тем,
Что был воспитан юным патриотом,
И пионерский галстук – как тотем
Для всех для нас, признаемся, чего там!
Мне было пять, когда я песню пел
Про первые задорные отряды,
Меня готовили для очень важных дел,
И я уверен, так и было надо!
Наваждение
Я падаю, падаю, падаю, падаю, падаю…
Ещё пару раз упаду и, глядишь, научусь,
Соломки себе подстелю, может, где-нибудь в Падуе,
А то все бока изломала любимая Русь.
И сердце пузырится грыжей футбольного мячика,
И с матом ему неохота вступать в резонанс,
Стараюсь удары смягчать непременно и всячески,
Но с каждым падением встать уменьшается шанс.
Не то что взлететь – это даже и не обсуждается,
Дай Бог, чтоб не насмерть и было куда отползти,
Упавшая чтобы ещё озарила звезда лицо
И перекрестились обоих упавших пути.
Упасть и не встать – поговорка совсем не напрасная,
За что нам падений и взлётов такая напасть,
И оттого-то, наверно, так падаю страстно я,
Что больше всего мы на свете боимся упасть.
Паденье и взлёт, а за взлётом, глядишь, и падение,
И снова как трассеры звезды летят в небеса,
И падают снова, и кажется жизнь наваждением
Тогда, как до взлёта осталось всего полчаса.
