скачать книгу бесплатно
Алла Степановна завертелась перед красивым незнакомцем. Она предлагала: то – сесть, то – чаю, а попутно рассказывала, довольно сбивчиво, о пропаже денег из сейфа.
– Вы даже представить себе не можете, уважаемый господин Саша Полковник, сколько я пережила за эту ночь. Что вы! Такого кошмара я не помню давно. Мне хотелось кричать и плакать, но я только икала и стонала. Потому шо соседи это же не люди, а натуральные сволочи. Они, наверное, и навели. Я же думала, а вдруг эти изверги придут ночью и добьют меня с Даником. Начнут пытать, а у нас слабое сердце, – при этом она кивком указала на суетившегося рядом мужа. И больные нервы, – здесь она ткнула себя в грудь пальцем… Но когда появились вы! Мне стало спокойнее. Правда… Я же верю и надеюсь. Вы же поможете?
Полковник отставил в сторону предложенный чай, покивал медленно головой и без преамбул сказал:
– Буду разговаривать с каждым из присутствующих в доме, по одному. Ещё кто-то есть?
– Кому тут быть, – махнул рукой хозяин.
– Тогда начнём с вас, уважаемый, как, простите, ваше имя-отчество?
– Даниил Львович, – склонив голову набок и откинув потом слегка её назад, представился профессор, не без гордости.
– Замечательно. Вы Алла, э…
– Степановна, – подсказала супруга профессора.
– …Степановна. Идите в другую комнату и не вздумайте подслушивать. Вот.
Алла Степановна недовольно, но покорно вышла и прикрыла за собой дверь, бормоча про культурных людей и дворянские корни, не позволяющие ей подслушивать. Но, всё же, сидя на кухне, она прислушивалась к тому, что происходит за стенкой, приставив к ней пустой стакан.
Профессор стоял в позе побитого петуха и являл собой жалкое зрелище. Он был в рубахе, застёгнутой криво, и спортивных брюках, видать ещё тех времён, когда границы были на замке.
Вы Алла Степановна, идите в другую комнату, и не вздумайте подслушивать
– Ну, что ж, господин профессор, – Полковник предложил собеседнику жестом сесть. – Я не верю в чудеса. Деньги с ногами не бывают. В теорию заговоров и тайных сообществ, охотящихся на умы нашего общества, даже такие светлые, как ваш, – тоже не верю. Отсюда простой вопрос:
– Что пропало? Когда и откуда?
Даниил Львович мялся. Теребил, как школьник, край мятой рубахи, но всё же отвечал:
– Пропали деньги из сейфа, – он показал сейф, открыв тумбочку под аквариумом. – Акции и ценные бумаги… не именные. Всё вместе на один миллион сто пятнадцать тысяч семьсот евро… Всё хранилось в сейфе, под аквариумом. Да, ещё Аллочкины бриллианты… что-то около пятидесяти тысяч.
– Похвальная точность, – заметил Полковник. – А вот место для сейфа – неудачное. Преступники всегда руководствуются принципом – ищи, где прячут дилетанты. А дилетанты прячут в места, кажущиеся для них не логичными. Ну, ладно. Это теория. Кто знал про место, где лежали деньги? Постарайтесь понять, что, сказав правду, вы сами себе поможете.
– Да кто? Ну, я, ну – Алла… Степановна. Да, пожалуй, и всё.
– Точно всё или «пожалуй»? – Саша усмехнулся, подморгнув глазом смущённому профессору.
Даниил Львович, оглянувшись на закрытую женой дверь, подкрался к ней и, убедившись, что та плотно заперта, заговорил почти шёпотом:
– Александр, вы мужчина, вы должны меня понять! – Про бес в ребро – я так понимаю, собираетесь рассказать? Давайте – кайтесь… отпущу грехи, – он улыбнулся.
– Это чистая случайность. У нас в доме работала, да и сейчас приходит Катя. Девушка очень порядочная, но, как бы это лучше объяснить…
– Да, как есть.
– У нас ничего, точнее, почти ничего с ней не было. Но, в силу сложившихся обстоятельств… в общем, я при ней доставал деньги из сейфа, для лечения её мамы, – профессор обрадовался своему рассказу. По его мнению, получилось правдоподобно и не пошло. – Это уже кое-что.
– Нет, нет. Она сущий ангел. Плакала… да и потом, – она и раньше брала из сейфа деньги, для покупки дивана. Но замок мы сменили. И место хранения ключа…
– Адрес и телефон вашей Золушки, – Полковник смотрел взглядом, не допускающим не то что пререканий, а даже заминки при ответе, поэтому Даниил Львович выпалил без запинок и телефон, и адрес. Он знал его наизусть, всегда порываясь позвонить, чтобы объясниться. По телефону, ему казалось – проще. Но не решался, тем более после произошедшего между ними. Разговор с Аллой Степановной стал простой формальностью, после которой Саша Полковник откланялся и ушёл, приказав «ждать у окна».
Глава 8
Разбитые надежды и новые перспективы
– Что! Только вот эти бамаги и брыллианты? А где же деньги? – Алла Степановна, смотрела на лежавшие перед ней на столе, принесённые Сашей Полковником акции и свои украшения.
– Деньги, очевидно, у грабителей, убивших вашу домработницу, – Саша развёл руками. – Сейчас у нас, а точнее, у вас, два варианта. Первый – идти в полицию, второй – довольствоваться найденным.
– Уб… били… Катю? – Даниил Львович опустился на стул.
– Её здесь? У нас… ну, того? – Алла Степановна, держась за сердце одной рукой, второй делала конвульсивные движения, требуя, очевидно, воды.
Саша подошёл к столу, взял бутылку с минералкой и, налив воды в стакан, подал хозяйке квартиры:
– Убили. Да. Но не здесь – не у нас… точнее, не у вас. Она вас обчистила или её друзья – не знаю. Её убили… У неё на съёмной… Короче смерть пока – тайна для всех. Очевидно, я первый, кто обнаружил труп. Естественно, не сообщил никому. Иначе не имел бы права забрать вот это, что лежит перед вами, Алла Степановна. Нашёл на кухне – в мусорном ведре.
– А пятьсот тысяч? – задёргал нижней губой Даниил Львович.
– Вот я и говорю – в полицию… Ваши накопления унесла домработница. И уж, я не знаю, то ли поделилась с кем, то ли, наоборот, отказалась делиться. В общем, её не поняли. Девушку грабанули, ударив по голове… Я не знаю – подельники её убрали, или залётные какие… Но факт остаётся фактом – её убили на съёмной квартире… Денег не было. Почему не взяли остальное? Может потому, что не нашли. Времени мало у них, видно, было. Я нашёл. Может, не искали вовсе? Ну, или… Трудно сказать наверняка, – почему. Может – стукнули, и она, ещё живая, отдала деньги, а после их ухода умерла… Чёрт, столько загадок. Не готов сразу ответить. Труп до сих пор ещё там. Можем проехать… Вдруг я плохо искал? Дверь прикрыта, но не заперта на замок. Я толкнул – она открылась. Уходя – прикрыл. Меня никто не видел. Камер там нет. Так что, надеюсь, всё чисто…
Хомичи замахали руками, давая понять, что ехать не будут даже за миллион сверху к пропавшим. А Алла Степановна лишь глухо произнесла:
– И эту тварь мы держали в доме. Ничего святого.
– Да… ужас… просто ужас, – бормотал Даниил Львович. Кто бы подумал!
– Ну, тогда надо зачищать…
– Это как? – посмотрел испуганно на Полковника Даниил Львович.
– Ну, Даниил Львович, вы же профессор. Рано или поздно – труп обнаружат. Откроют дело. Установят личность, место работы, выйдут на вас…
– Нет! На нас ничего не надо! – запричитала Алла Степановна. – Только не впутывайте… – и схватилась за то место, где предполагалось сердце.
– Это как раз впутался, а точнее, вляпался – я! Зачищать – моя специальность. Труп не должны найти. У Катерины в Москве, как я понимаю, родни нет. Так?
Хомичи кивнули в знак согласия и пожали плечами, виновато глядя друг на друга.
– Так, – продолжал чеканить слова Саша Полковник. – Значит, нет трупа, нет проблем. Хозяйке квартиры позвонят мои люди и извинившись, скажут, что квартирантка съезжает… Да, да. Съезжает, но оставила деньги за месяц вперёд. А поскольку квартира сдаётся нелегально, то шуму поднимать хозяйка, надеюсь, не будет. Тем более что ей уже мы подыскали нового съёмщика. И она счастливо и самозабвенно продолжит пить на своих шести сотках со сторожем Замиром, наслаждаясь преимуществом владения московской квартирой, – Саша посмотрел на принесённые акции и украшения. Кивнул в их сторону и добавил: —Всё, что могу, господа. Извините. Вы срочно найдите новую домработницу. Желательно схожую с убитой… Так надо.
– Ой, – при слове «убитой» супруги Хомич вздрогнули.
– …ну что ж, такова правда жизни. Теперь далее, – Саша подошёл почти вплотную к главе семейства, – про исчезнувшие деньги никому ни слова. Это, конечно, совет. Вам решать.
Даниил Львович заморгал в ответ. Полковник, выпив тоже воды, прямо из бутылки, продолжил:
– Это может навести на след. Подозревать будут меня и… вас, – он глянул на испуганно икнувшую Аллу Степановну. – Вы же меня наняли? Так что переживайте свою потерю тихо. Работу по поиску грабителей и убийц я продолжу…
– А разве это не подлость – не заявить про душегубство?.. – начал было, заикаясь, профессор. – Ведь она же у нас… столько работала.
– А ты ещё пожалей тех, кто и её… она же воровка! Может, и она навела тех, кто потом… по башке? А завтра они явятся сюда? Ты что тогда скажешь? – Алла Степановна подскочила к мужу и прошипела всё это ему в лицо.
– Так я же и говорю… полицию надо бы как-то аккуратно… – инстинктивно, закрывая лицо руками, пробормотал всклокоченный профессор.
– Да. Без полиции, я вижу, не обойтись, – грустно заметил Полковник. – Ну, что ж… ваш выбор, – и он достал мобильный телефон из кармана, намереваясь звонить, очевидно – в полицию.
– Стойте… Стойте! Не надо… Катю – не вернёшь, а мы… а нас… словом – не надо. Найдите их, – госпожа Хомич пыталась заглянуть в глаза Полковника. Тот лишь махнул рукой, спрятал трубку в карман и вышел за дверь, предупредив:
– Будьте на связи. Да, расчёт за услуги – через адвоката. Там ещё за её, Катину съёмную квартиру, за два месяца. Мы хозяйке заплатили… Я говорил. Но это так, пустяки – сорок тысяч.
– Ага, ага… – как в бреду пролепетали Хомичи.
После ухода «серьёзного человека» в квартире стало до ужаса тихо, страшно и неуютно. Профессор прошёл на кухню и достал бутылку коньяка из шкафчика. Словно в бреду, он, трясущимися руками, открыл её и стал пить прямо из горлышка. Светло-коричневая влага лилась по подбородку, стекая на грудь и живот. Алла Степановна вошла в кухню, когда бутылка была отставлена на стол. Она заметила потёки на муже и вскрикнула:
– Даня! Что это – кровь?
– Успокойся… это коньяк. И мне стало намного лучше. Выпей и ты, – профессор налил в стакан крепкий напиток и протянул его жене. Та оттолкнула коньяк и полезла в шкафчик за лекарством.
– Ты виноват. Ты, – скрипела, запивая капли валерианы водой, хозяйка квартиры.
Профессор сидел, осоловевший от выпитого и пережитого, и говорил невпопад, без эмоций.
– По теории несовместимости индивидуалистских эмоциональных и психо… ик… матичских данных, мы с тобой, Аллаа… Степановна… ик… ой, фу-у… Короче – жить вместе нам просто противопоказано. Но, к величайшему разочаров… то есть – к величайшей радости, теория часто расходится с практикой. Пить будешь?
– Не могу. Ни пить, ни есть – не могу. Как жить-то теперь? Когда чужие люди вот тут вот рылись, искали. Обворовали. А потом её и… Я не смогу здесь жить. Ты как хочешь. Я уезжаю в Ниццу. Квартиру надо продавать к чёртовой матери.
– Да…
– И дачу – тоже. И вообще – в этой стране жить нельзя!
– Да…
– Завтра же свяжись со своим этим, как его, чёрт… релтером, или риэлтером… Короче, продавать, уезжать и всё. Всё.
– Да… ик…
– О, о-о. Нажрался. Морда твоя профессорская. Тут вещи серьёзные происходят, а он. Иди – ложись… Да оставь ты эту пол-литру, – и она вырвала изо рта Даниила Львовича почти опустошённую бутылку.
Профессор звонко чмокнул губами, глупо засмеялся и, бормоча под нос какой-то мотивчик, отправился в спальню.
В комнате зазвонил домашний телефон.
– Кто там ещё? – Алла Степановна, взволнованно теребя халат, подошла к аппарату, осторожно взяла трубку и тихо спросила:
– Кто?
– Добрый вечер, – голос на том конце был вкрадчиво похабный и излишне приторный. Звонил мужчина.
– Вам кого? – опять шёпотом спросила Алла Степановна.
– Мне бы профессора Хомич, будьте так любезны.
– Его нет дома… То есть спит! Он спит. Да – спит. Позвоните завтра. Утром, – она не успела положить трубку. Даниил Львович стоял рядом с ней в позе ощипанного павлина и гордо и смело спрашивал у жены:
– Это кого, простите, нет дома, а? Это меня, может быть, нет дома? Так я здесь, – с этими словами он забрал трубку у совсем обалдевшей жены, которая ни разу не видела своего мужа в таком виде, и произнёс зычно и бодро:
– Аллё! Профессор Хомич у аппарата!
– Профессор, я очень рад. Это я – Кривых.
– Что? Каких кривых? Это про мою работу? Не паазволю! – профессор прекрасно узнал звонившего, но чувство личного достоинства, подбодряемое коньяком, не давало ему разрешения признать какого-то там выскочку. Он явно играл, словно на сцене перед публикой, распаляемый своей значимостью.
– Нет, нет же. Это я – Пётр Миронович, уж простите, но фамилия моя Кривых. Так уж повелось… раньше. Кто-то из дворян – Голицыны или Долгорукие, а кто-то и из них, о которых спрашивали – «чьих будешь?». Я значит – Кривых. Ну не это сейчас важно. Ну, вспомните – проект по внедрению инноваций в сфере точного… ну, в академии… Я, как вы тогда считали пришёл на ваше место… Но это не совсем не так.
– А-ах, вот кто это! Так я вам вот что скажу. Вы – невежественный дурак, мой дорогой. То, что вы заняли мою должность – нелепая ошибка, а то, что вы мне предлагали засвидетель-вст-ствовать, – язык не слушал своего хозяина, – в качестве эсп… эксперта, – в отличие от языка, мысли выстраивались чётко, и память воспроизвела толстого лысого человека, склонявшего его принять участие в эксперименте, никакого отношения к науке не имевшего. Профессор был отнюдь не чистоплюй. Ничто земное было ему не чуждо. Они просто не сошлись в цене. И теперь он напускал значимости. Ему было неприятно говорить. – Я не подпишу эту глупость. Не па-а-д-пи-ишу-у! – Хомич не страдал порядочностью, просто ему не хотелось за бесплатно участвовать в фарсе. – Да и не надо. Я, по другому, по Вашему, вопросу. Тот проект забудьте. Не моя вина. Вы же сами сказали – невежество, вот я и ошибся. Но ваш… ваш проект. Тот… который вы говорили – плод высочайшего вдохновения. Да, вот… тот проект Сергей Сергеевич одобрил.
Даниил Львович после этих слов, казалось, вырос на голову. Живот подтянулся, морщины разгладились, волосы распрямились, а хмель словно улетучился. Он был гордым до тех пор, пока гордость не касалась его идеи, его тайного увлечения, его творческого поиска, его работы – проекта всей жизни.
– … простите, прости… ть… ик… Это не розыгрыш? Не…
– Не до розыгрышей, – вздохнули на том конце. – Завтра в девять часов – у кабинета Сергея Сергеевича. – Буду! – стиснул зубы в эмоциональном порыве протрезвевший Даниил Львович.
Трубка запищала короткими гудками, а ошарашенный профессор ещё долго стоял, боясь положить её сверху телефонного аппарата.
Вот уж действительно – где-то убудет, а где-то прибавится! Его работа. Да нет – его детище, плод многих десятилетий труда – может быть, получит признание. Раз сам С. С., к которому у профессора и допуска-то не было, обратил на неё внимание! Это маловероятно – но это, похоже, факт. Этот Пётр, как его, чёрт – Миронович, конечно, прохвост ещё какой. Но к телу Сергея Сергеевича доступ имеет. Все знают. И врать ему сейчас? Зачем? Месть за отказ подписать бред, представляемый научным экспериментом, практически бесплатно? Может быть. Но может быть и по-другому. Этого прохвоста всегда тянуло к запаху денег. Вот обратил внимание его босс на работу профессора, он и задумал присоседиться. Позвонил, предупредил. А там глядишь – и в проект позовут. «Тьфу ты, в самом деле, – Даниил Львович встряхнул головой. – Что за дурацкие выводы, после какого-то звонка?»
Но выводы строились сами. Надежда рисовала в голове профессора картины, расцвеченные яркими красками предвкушения признания его изобретения, получения финансируемой личной лаборатории и… Эх! Даже дух захватило! «А вдруг – не врёт, собака?» Ещё в годы своей работы над «кандидатской» Даниил Львович мало надеялся на реализацию идеи и её практическое применение. Он затронул тему старую, как мир, и такую же неизученную – телепатию. И, как следствие, доказав возможность телепатических способностей отдельных личностей, – попытаться воздействовать на человека бесконтактным методом на расстоянии. Ну, это говоря популярным, ненаучным языком. А если по существу, то ещё в студенческие годы товарищ Хомич увлёкся работами доктора Джозефа Бенкса Райна. Этот американский учёный был в первой трети двадцатого века основателем систематического изучения явлений парапсихологии. Поскольку в СССР работы американцев – были не то что редкостью, они были – «антисоветчиной», а также привилегией для людей, работавших на КГБ, то и работал Даня Хомич на свой страх и риск – втихую. Доставал, где мог, данные и результаты западных исследований (благо – «самиздат» затрагивал все сферы жизни общества. И купить можно было). Он листал, изучая, сидя в уборной, затёртые, рассыпающиеся листы неровно распечатанного текста и восхищался. Он проводил самостоятельно какие-то эксперименты и, независимо от американцев из института Райна в Университете Дьюка в штате Северная Каролина, получил некий результат. Нет, он – конечно, знал про доктора Карла Зенера, который разработал систему карточек с пятью разными символами для анализа телепатических способностей. В сущности, о них знали все, кто занимался этой темой. Но Даня Хомич, молодой учёный, неожиданно для себя, получил удивительный результат в эксперименте… Да, да! И с кем? А вот с людьми, страдающими синдромом Дауна. Как это бывает, когда человек зациклен на какой-то мысли, она сопровождает его повсюду – дома, в театре, в столовой. Вот! В столовой это и произошло.
Однажды, обедая в городской «тошниловке», молодой Даник машинально жевал жёсткий бифштекс и думал о своей работе и недавнем эксперименте с собакой, которая, по его мнению, угадывала мысли хозяина. Собака приносила тапки – без команды, подавала газету, но всё это могло быть и результатом выработанного за годы совместной жизни с хозяином рефлекторного поведения. Жуя невкусную еду, он захотел её посолить. Даня искал глазами солонку и нигде не находил. В это время по залу ходил парень, работающий судомойкой и уборщиком грязной посуды. Во времена Советов людей с синдромом Дауна, устраивали на работу, не связанную с материальной ответственностью, или с повышенным риском. Парень всем мило улыбался, пуская иногда слюни и глядя немигающими круглыми глазами. «Соль бы лучше принёс», – подумал Даня. Парень, кличка которого была – Серёга-Приятного-Аппетита, молча пошёл на кухню и принёс соль. Он поставил её именно на столе, перед Даней. Другой бы только удивился. А может быть, и не заметил странного совпадения, но постоянно работающий мозг аспиранта зацепился за этот факт. На следующий день история с солью повторилась. Результат замечательный. Стоило пристально посмотреть на Серёгу-Приятного-Аппетита и подумать о соли, как он её тотчас же приносил. Дальше эксперимент усложнился. Попеременно Даня требовал, мысленно, то перец, то ложку, то салфетку. И – о чудо! – приносил! Аспирант Хомич всё тщательно записывал, систематизировал и делал выводы. Через месяц ежедневных опытов, с перерывом на выходные дни работника с синдромом Дауна Серёги, у Даниила собрался неплохой объём материала. И с ним он пошёл к своему руководителю. Руководитель сидел на своём месте долгие годы и занимался тем, что разгадывал кроссворды, а после работы предавался любимому наслаждению – пил. Реакция его была предсказуема. «Знаешь, Даня, занимайся-ка ты своей темой, а с ерундой… Вон – сходи на Лубянку. Там такое любят», – сказано было явно с шуткой, или даже с издёвкой, но воспалённый мозг учёного воспринял это почти командой. И он пошёл. И, что вы думаете – его послали? Нет. Прикрепили к «человеку», и попросили докладывать о результатах, намекнув, что этой темой занимается целый отдел, но чтобы туда попасть, нужно много всяких барьеров преодолеть. А таких «желающих, на халяву прибиться к конторе, за деньги, спецпаёк, спецмедобслуживание и прочие блага – хватает!» Время шло. Эксперименты усложнялись, пока Серёга не пропал. Олимпиада! Блин. Всех людей, «не соответствующих образу советского человека», убрали. Пьяниц и дебоширов – за сто первый километр, инвалидов – в больницы и профилактории, нищих – пинками из подземных переходов. И видимо, Серёга-Приятного-Аппетита попал под категорию душевнобольных. Ну, такая была политика! Пропал милый малый, а вместе с ним застопорились Данины эксперименты. Конечно, людей с таким отклонением от нормы, достаточно много. Вот только их, как правило, либо опекают родные, которые не позволят экспериментировать над ними, либо содержат в специнтернатах. Туда вход заказан. Это на загнивающем Западе их считают абсолютно нормальными, но имеющими некоторые особенности поведения и развития. У нас же, как во всём.
Сотрудники КГБ только в кино и книгах бережно относятся к талантам, на них работающим. Не получилось у еврейчика – и ладно. Они не хотели пускать «чужака» на свою «сочную поляну». Своих теоретиков хватает. Сотрудники КГБ прежде всего люди, и на уме у них отнюдь не эфемерная безопасность Родины, а вполне реальные вещи. Премии. Квартиры. Должности. И какой-то там придурок со своими даунами их не интересовал. Даня помыкался, да и забросил работу. Потом началась перестройка с гласностью. Потом развал всего, что и так держалось непонятно на чём, и работа легла в стол, как сотни других, гораздо более интересных и перспективных, и не только с точки зрения их авторов. Даниил Львович защитился по другой, более прозаической теме. Крепко засел в НИИ. Стал доктором. Преподавал в институте, но своё детище холил и лелеял в свободные минуты, предаваясь работе, втайне от всех, как порядочный семьянин, втихаря посещающий любовницу. Проект молодости, благодаря его непризнанной необходимости и какой-то мистичности, будоражил его, заставляя возвращаться к нему снова и снова. И вот, не так давно, ему представился случай рассказать о своём проекте человеку по фамилии Кривых. Их познакомили на научной конференции по проблеме модернизации и внедрения в отечественное производство инноваций. Кривых распинался в красноречивых призывах не бояться нового подхода к науке, бороться со стереотипами и штампами, идти в новое, необъяснимое… Хотя сам никакого отношения ни к науке, ни к инновациям с модернизацией никогда не имел. Но говорить мог красиво и убедительно, горя глазами и делая упор на развитие – «… Отечественных технологий и импортозамещения!» Начальникам нравился пыл господина Кривых и его считали специалистом в этой области. Хотя у него был мясомолочный техникум… не законченный. Диплом о высшем – купил. Боялся каждый раз, предъявляя его при устройстве на работу. Пока – проходило. Горячего борца за идею возрождения отечественного производства и новых технологий продвигали по службе, и очень скоро он уже и сам считал себя крупным спецом, лихо оперируя терминами и выражениями, вызывая уважение у ответственных лиц, его продвигающих.
Даниил Львович предложил ему к рассмотрению свою выстраданную тему. Тот взял и обещал помочь. Надо заметить, что и сам Даниил Львович неплохо освоился в условиях рыночных, простите – базарных отношений, которые установили в стране чиновники. Рынком в России и не пахло. Лавки, лавочки и мелкие предприятия барахтаясь из последних сил, выживали не «благодаря», а «вопреки» всему, что происходило в стране. Крупный бизнес принадлежал клану «власть предержащих». Остальной деловой фон в стране поддерживался закачиванием в государственные корпорации миллиардов от продажи нефти и газа, а потом успешно растаскивался по норам. Правда, норы эти находились в очень хороших уголках нашей планеты. На Лазурном берегу, на побережье Женевского озера, в испанских курортах, в альпийских деревушках, в швейцарских банках. Профессор Хомич не сильно вдавался в тонкости экономического строительства державы, но условия уяснил чётко. Будучи человеком насколько увлекающимся, настолько и жадным, он включился в схему зарабатывания денег, урывая от бюджетного пирога. Схема была очень проста и накатана. Главное, найти нужного человека, представляющего заказчика. Поскольку в России основной заказчик на научные новинки есть само государство, то и денежки неплохие из бюджетика страны на это выделялись. Причём заказчик, а точнее его представитель, не был заинтересован в результатах исследований или изобретений. Во главу угла ставилась возможность выбить под проект деньги и «распилить» их. Причём, до девяноста процентов – составлял откат чиновнику, «протолкнувшему» заказ. Придумывалась тема с «красивым» названием и под неё, пройдя отбор и отсев, тендер или аукцион, получались «хрусты», и немалые. Отсутствием воображения и умением красиво озаглавить проект Даниил Львович не страдал. Темы сыпались одна за другой. Исполнители подбирались из числа проверенных и не сильно орущих молодых «учёных». Это чтобы фамилия Хомич часто не фигурировала в проектах. Одним из последних «изобретений» был прибор ночного видения, работающий в полной темноте и, якобы, в цветном изображении отслеживающий предметы. Непонятно, куда смотрели все? Приборов ночного виденья в мире, да и в стране, пруд пруди. Эта тема старая и достаточно хорошо изученная. Но как-то «куратор» – представитель заказчика смог убедить (естественно, за долю) высокую комиссию пустить в разработку этот изобретённый «велосипед». Заказчиком стало Министерство по Чрезвычайным Ситуациям. Деньги выделены огромные, и Даниил Львович не удержался. Он просто кинул своего компаньона, подставив его. Однако это история другая и длинная, но факт остаётся фактом – тихий и скромный профессор, голубой воришка, с преданными часто мигающими глазками, освоил специальность «кидалы». И очень этому был рад. Всё было хорошо, пока не назначили на место его бывшего «толкача» проектов вышеназванного господина Кривых. Новым начальником Пётр Миронович стал в одночасье. Выскочил на поляну, как стрела из лука. И не сложилось у них с профессором Хомич деловая пара под модным названием «тандем». Хомич сам метил в это кресло. А тут вдруг чужой… Да ещё неуч. Не притёрлись. Хомич ушёл из дела.
Потом у них был неприятный инцидент с экспериментом по влиянию ЭМИ на электронные системы. Короче, звонок Петра Мироновича Кривых стал неожиданностью, но и дал надежды. А вдруг? Необходимо срочно поднять все материалы и записи. Систематизировать. Составить презентационный план, для показа высокому начальству. Чем хороша была тема телепатии – невозможностью материального подтверждения эксперимента на сто процентов. И у профессора, постаревшего, заматеревшего и отягощённого жаждой наживы, новые перспективы вызывали, скорее, не юношеский бескорыстный порыв к открытиям, а практический план заработать хорошие дивиденды. Простите – деньги. Которые теперь были, ой, как кстати.
Глава 10
Любовь зла…
Поправляя очки и краснее большими светящимися на солнце ушами, Рома Зюлькинд шёл домой, глупо улыбаясь и строя планы на будущее. Его душа пела на все голоса, и внутри играл оркестр, выдувая гимн любви и новым ощущениям. Он влюбился! Люба! Любаша! Любовь! Такую женщину Рома не то что не имел никогда, а даже боялся себе представить в своих фантазиях. Когда, несколько лет назад, его друг детства вернулся из армии, Рома слушал его рассказы о приключениях в солдатской хлеборезке с учащённым дыханием, но неверием в реальность. Он не мог поверить, что такое возможно. По ночам, вспоминая рассказы друга, о полнозадой работнице продовольственного склада, Рома долго трясся под одеялом, натирая плоть до кровоподтёков и представляя всё услышанное в красках и лицах. Причём на месте друга, в описанных им сценах, всегда оказывался он – Рома. Позже у него был один неудачный опыт с медсестрой, окончившийся провалом. Всё сразу пошло неплохо, но как-то не так, как представлялось. Кроме гадливого воспоминания остались пятна на брюках и желание всё побыстрее забыть. И с той медсестрой он старался больше не общаться.
А вот то, что произошло сегодня! Он ликовал, твёрдо уверовав в необходимость жениться на этой волшебной девушке. Хотя девушка давно перекатила тот рубеж, когда о возрасте говорят – что-то около тридцати, в глазах Зюлькинда она была идеально красивой и вообще без возраста. Нет возраста у богинь! Он решил поговорить с домашними и был убеждён, что все одобрят его выбор.
Домашние выбор не одобрили. Мать грустно покачала головой, выслушав Ромин азартный спич о его желании во что бы то ни стало жениться и, вздохнув уныло и долго, сказала: «Весь в папу. Тот тоже – каждый раз женился». Сёстры, присутствовавшие во время излияний брата с подачи разгорячённой раненной любовью души, сначала хихикали, а позже уразумев, что брат не шутит, принялись наперебой костерить самозванку, претендующую на их и без того переполненную жилплощадь. Понимания в семье он не встретил. Это не охладило пыл, а лишь подзадорило его к началу действий. Первым делом он решил наладить утерянные связи с людьми, предлагавшими ему потрудиться на ниве научных исследований, с зарабатыванием «нешуточных» денег. Да-да, так ему и сказал тот человек – «нешуточных». Таким человеком был Пётр Миронович Кривых – человек надёжный, как представлялось влюблённому джентльмену Роме Зюлькинду. Конечно! Он себя ассоциировал именно с джентльменом, обязанным жениться на девушке, которая доверила ему самое дорогое – своё тело и, как представлялось – душу! С Петром Мироновичем Рома познакомился в его загородном доме, куда ездил обслуживать аквариум. Аквариум у Кривых был знатный. Огромный, с экзотическими растениями и рыбами, изготовленный из силикатного стекла. Рома любил такие системы. Где сам аквариум назывался «дисплеем», а фильтровальные узлы, оборудованные в отдельной ёмкости, но связанные с основной ёмкостью трубопроводом, называются – «сампом», который используется для размещения разнообразного оборудования химической, биологической и механической фильтрации, а также обогащения воды. В такой емкости также вмещается некоторый объем воды, который в сумме с объемом самого аквариума дает общий суммарный объем всей системы. Короче, Рома не сомневался – человек, имеющий такой аквариум – не может быть плохим. А как же? Ведь он любит всё живое! Да. Именно так он думал.
