скачать книгу бесплатно
– Простите, задумался… простите.
– Ну, и чего стоим? Помогите дойти до скамейки. Я ногу ушибла, – соврала Люба и захромала, придерживаемая неуклюжим молодым человеком. – И как нас зовут? – девушка кокетничала, но придерживавший её парень не замечал этого.
– Кого «нас»? – молодой человек недоумённо посмотрел по сторонам.
– Вот балда. Нас это значит вас. Неужели не понятно? – Ну… Понятно… конечно, теперь понятно, – парень оправил пиджачишко, явно не по росту, и представился, поправив пальцем очки на переносице:
– Рома… Э… Роман Зюлькинд, – и добавил, явно нервничая: —К вашим услугам, – лицо его сделалось красным, а глаза смотрели на обувь.
– Зюлькин? – Люба не сдержала смех.
– Зюлькинд… Фамилия.
– Интер-ресная фамилия. Швед?
– Кто?
– Ты. Швед? С такой-то фамилией.
– Я гражданин России… но… если честно, то да… я… еврей… – Рома краснел и пыхтел. Ему явно понравилась высокая блондинка. Он не знал, как себя вести, но и не пытался уйти. Да ему бы и не позволили.
– Ну, что ж, Рома Зюлькин…
– Зюлькинд, – поправил он Любу.
– Мне больше ндравится Зюлькин, – дама подмигнула Роме большим ярко накрашенным глазом и звонко засмеялась. Придётся тебе проводить даму до дому. А?
Рома совсем растерялся, поёжился, опять поправил кривые от падения очки и мямлил что-то про аквариумы, работу и вообще…
– Никаких отговорок. Натворил – отвечай.
– Понял, – он привык подчиняться. Ему нравилось, когда дают задание, а он уж выполняет, не совсем и далеко не всегда задумываясь, зачем.
Через полчаса Рома, сидя за столом у Любы дома, прихлёбывал сухое вино и закусывал бутербродом с сырокопчёной колбасой, что малосочетаемо, но вкусно. Люба, в хорошем расположении духа, кружила вокруг и предлагала новому другу то выпивку, то закуску, не забывая при этом весьма откровенно прислоняться упругим бюстом к Роминому плечу, отчего Зюлькинд краснел и не мог проглотить кусок.
– Так, говоришь, за рыбками присматриваешь?
– Нет. Ну, в общем – да… Но не присматриваю, а как бы это… Провожу наблюдения и вывел интересную теорию и закономерность. Так называемый рыбий мир, простите за не совсем уместное сравнение. Похож очень на наш… ну человеческий. То есть, – он зажмурился, замотал головой, – нет, не совсем так. Просто многие законы, или условности нашего сосуществования очень сходны с их, рыбьим социумом! Представляете?
– Ой! Удивил бабу толстым хреном! Я давно знаю – люди как звери. А рыбы? Те же звери. Вон у нас в деревне, когда к бабке еду. Да что ты! В стаде коров, ещё одно там осталось в агрохолдинге. Такие законы. Ого! Есть и вожак, и приближённые тёлочки, и смотрящие и… короче – как у нас. Тоже мне, открытие сделал.
– Да, Люба! – вздохнул Роман. – Я знаю, порой народная мудрость и наблюдательность могут привести к замечательным открытиям, – он захмелел, и ему было хорошо.
– Эти открытия каждый пацан в деревне знает. А вот бычков племенных – маловато, – девушка вздохнула. – Как и у нас… – И она погладила Зюлькинда по ноге выше колена…
Многое что мог себе представить Рома Зюлькинд в этой жизни. С фантазией у него было в порядке. Но такого! Он лежал голый на большой кровати и смотрел в потолок, соображая – в раю он или ещё на земле. Мама не рассказывала ему, читая Агнию Барто и Чуковского, что есть женщины которым «это» нравится. Рома был искренне уверен, что всем женщинам противна даже мысль об «этом». Он тайно, запершись в туалете, листал затёртые глянцевые журналы, наводнившие одну шестую часть суши в девяностые, и проповедовавшие свободные отношения, отвлекая жителей разорённой страны от повседневных невзгод. На листах журналов красовались дамы в таких позах и с такими формами, что Рома не мог уснуть. Позже, уже в двухтысячных, он, ещё совсем пацан, экономя на всём, включая еду, купил видеомагнитофон, и, застывшие глянцевые картинки ожили, лая на немецком языке и возбуждая молодой организм вздохами, криками и откровенными сценами ожившей Камасутры. Потом интернет с его вседозволенностью. Но то журналы и фильмы, да ещё западные. А тут вдруг такое и наяву! Люба была великолепной любовницей – и это во-вторых, а во-первых, Рома не знал, что он сам на всё происшедшее здесь только что способен. Да, откровенно, сравнивать было не с чем. Любаня стала его первой женщиной. Он лежал и твёрдо решил – женюсь! Люба плескалась в душе и, улыбаясь своему отражению в зеркале во всю дверь, удивлённо кивала головой. «Надо же. Такой тютя, а каков кобелино! Надо запрягать, пока в свободном выпасе. Если не врёт, конечно!»
Рома слышал звонок своего мобильника, но не мог сообразить, что за звуки. Он ещё полностью не отошёл от всего. Люба выглянула из ванной:
– Кажись, звонит! У тебя, наверное… Э-эй… Ты не помер от напруги?
Зюлькинд огляделся, стыдливо, как бы опомнившись, прикрылся простынёй и спешно стал искать трубку.
– Ало… Кто-кто?.. А, Катя…
– Какая это там Катя, – улыбаясь, но изображая ревность, подошла к нему Люба.
– Да, Катя, я всё, как ты просила… да… и захлопнул, и проверил, – Роман, прикрывая одной рукой ухо, отвечал девушке, не обращая внимания на Любу. – Там ключ валялся, так я на комод его… Хорошо.
Люба смотрела на меняющегося в лице парня и хмурилась.
– Катя, говоришь. Ну, ну, – и, улыбаясь, шлёпнула его подушкой по темечку. – Какая это сучка Катя тебя охмурила? – шутливо, но грозно приговаривала Люба и долбила Рому по башке подушкой. Он отбивался не совсем успешно и оправдывался, рассказывая сбивчиво про домработницу в квартире, где он следит за аквариумом.
– Так она не того? – Люба показала жестом, что подразумевает под словом «того», ударив ладошкой поверх кулака.
– Нет, конечно, не того-этого, – бурчал Зюлькинд, пытаясь найти трусы среди постели.
– Живи пока, – Люба отбросила подушку и, сладко потянувшись, швырнула Роме его трусы прямо в лицо:
– На, а то застудишь своего полицая.
– Почему поли… я… собственно… не сердитесь… Хотел предложить вам, то есть тебе… я хочу…
– Ну, рожай! – Люба стояла на кровати, на коленях уперев руки в бока. Она была красива и сильна. Тугие налитые бёдра, небольшой упругий животик и грудь! О, это была действительно грудь. Причём нигде ни грамма силикона!
– Да… наверное, конечно, не вовремя… – Рома натягивал трусы и одновременно пытался надеть очки, что естественно не получалось. Он запутался в своих ногах, уронил очки и, наконец, пробурчал:
– Я хотел… то есть хочу… предложить вам руку и, так сказать, сердце…
Девушка тряхнула густой прядью белой гривы и, прикусив нижнюю губу, явно сдерживала смех:
– Я у тебя первая?
– Ну… в какой то мере, если не считать… но там только поцелуи… Да… – Рома, наконец, напялил трусы и теперь предстал перед ней нашкодившим ребёнком, которого мамка застукала за рукоблудием…
– Позвони мне завтра, – абсолютно серьёзно, с грустинкой ответила девушка, и ушла в ванную.
Глава 7
Пропажа обнаружена
Семейство Хомичей вернулось из поездки не через три недели, как считала Катя, а на пятый день после кражи. Что-то там у них стряслось. Даниил Львович прямо с порога, даже не переодевшись, а лишь бросив чемоданы на пол, побежал в уборную. Причитая и причмокивая, он бормотал что-то про невыносимые пробки и расстройство желудка. Алла Степановна плюхнулась на диванчик в прихожей и стала снимать сапожки. Ноги отекли, и сапожки не желали сниматься.
– И кто придумал эти дурацкие застёжки, – возмущалась она, как вдруг… Её взгляд выхватил из полумрака комнаты серебряный блеск ключа, почему-то лежавшего на комоде. – Даня, – заверещала она, приложив руку к тому месту, где подразумевалось сердце, – Даня, засранец хренов, ключ! Скорее, – Алла Степановна ступая на застрявший на ноге сапог и поэтому прихрамывая, попрыгала в комнату. Это действительно был ключ от сейфа. Нехорошее предчувствие сковало большую грудь госпожи Хомич, но она нашла в себе силы ещё раз позвать мужа:
– Даниил, твою маму! Ключ! Не за картиной! Нас, кажется, обокрали! А ты всё… просрёшь всё нажитое!
– Что? – Даниил Львович, придерживая рукой штаны, стоял на пороге комнаты.
– Вот, – Алла Степановна указала на комод. Я точно помню – убирала его. Вот. Полюбуйся. Как он здесь оказался, а?.. Не вздумай трогать, – предупредила она бросившегося было к ключу мужа.
– Ничего не трогать руками… – сказала она скорбным голосом.
– Да, – муж дёрнул плечом, – но мы же не знаем, пропало ли что-то из сейфа или, может, случайно… ну – вывалился из-под картины… Я не знаю – уборщица задела картину, например. Я говорил – это ненадёжное место… Положила потом на комод… Зачем вору оставлять улики?
Немая сцена длилась довольно долго, пока жена, сбросив, наконец, примятый сапог, не подняла вверх палец и не произнесла зловещим шёпотом:
– А как же отпечатки? Вдруг ограбление…
– Посмотрим. У меня с собой, в портмоне, есть запасной.
Хозяин квартиры вернулся в прихожую, долго рылся в карманах пальто и пиджака и, наконец, выудил ключ – точную копию лежавшего на комоде.
– Вот, – он подошёл к аквариуму, мягко ступая, словно боясь кого-то вспугнуть.
Сейф открылся привычно легко. Дверца плавно отошла. Даниил Львович с опаской заглянул внутрь и, не говоря ни слова, тихо сполз на пол. Снял очки и заплакал, беззвучно и сопливо.
– Блядь! – только и сказала хозяйка.
Люди обращаются в полицию по разному поводу. У кого-то украли кошелёк, кому-то нагрубил и дал в морду сосед, кто-то не доволен шумом после одиннадцати или кошкой, повадившейся гадить на коврик перед дверью. Но обращение, когда пропали большие деньги, хранящиеся дома в сейфе и не занесённые в декларацию о доходах, выглядит не совсем разумным. Так решили пострадавшие господа Хомич. Даниил Львович пил успокоительные пилюли, тряся головой и пытаясь проглотить таблетку. Алла Степановна судорожно рылась в записной электронной книге, соображая – кому позвонить. Все записи крутились вокруг косметологических центров и пластических хирургов. Можно было подумать, что Алла Степановна только и занята косметологическими процедурами и подтяжкой стареющего лица. Среди записей в основном попадались аббревиатуры и сокращения типа: «Пласт. Хер. Дав. Эд. Лаз.», что для одной только хозяйки записей было понятно, и означало: «Пластический хирург (сокращение почему-то через букву «е») Даватисян Эдуард Лазаревич». Или: «Косм. Кор. Н. Союз. Б.17». Никакого отношения сия запись к космическим кораблям серии «Союз» не имела, а обозначала «Косметика, коррекция ногтей. Союзный бульвар, дом 17».
Роясь в своих шифрах и кодах, госпожа Хомич, наконец, наткнулась на запись, которая взволновала её, подарив надежду на помощь. «Ад. Рай. Сам. Хам.» Что несомненно означало – «Адвокат Райский Самуил Хамалович».
Телефон Райского ответил голосом женщины: «Вы позвонили Самуилу Хамаловичу. К сожалению, он не может сейчас вам ответить. Оставьте сообщение после сигнала».
Алла Степановна затарахтела в трубку, едва сдерживая слёзы: «Это я! Помните дело о наследстве в Одессе… ну, с бри… ой, с камнями? Мне нужна срочно ваша консультация!» Ожидание было не долгим. Даниил Львович ходил взад вперёд по комнате, периодически открывая сейф и заглядывая внутрь. Сейф всегда оставался пустым.
– Сядь! Что ты ходишь и заглядываешь? Что там прилетит откуда-то и ляжет? Вспомни лучше – кто знал за ключи? – Алла Степановна обмахивалась большим носовым, белоснежным платком и, потирая то и дело виски, посматривала на молчащий телефон.
– Помилуй! Кто мог, кроме нас, знать?
– Я, не знаю… но, может, ты кому-то говорил? Ты же у меня такой дурак… хоть и профессор… ой, боже ж, боже ж мой! Там же этих чёртовых бумаг на мильйон почти. А «брыллианты» мои! А деньги! Ведь только ж поменяли на эти чёртовы евро! Скоко всего? Да не молчи ты, изверг! Скоко всего получается? – Алла Степановна смотрела на мужа, а тот теребил редкие волосы и махал руками на все её причитания.
– Я спрашиваю: сколько? Нам же людям что-то говорить надо. Скажи, умоляю, Даник! А то щас тресну по дурной твоей башке. Я ж говорила – в банк! А ты!
– Банки закрывают один за другим. В нашем бардаке не то что деньги, грязное бельё не сохранишь!.. Миллион сто пятнадцать тысяч… если с бумагами и акциями! Ну и твои… эти… – он показал рукой почему-то на свою шею.
– Боже, хоть бы ты не называл такую сумму, – Алла Степановна хотела закатить глаза, но тут раздался звонок её мобильного телефона. Она передумала умирать и, придав голосу трагичность, но стойкость сильной женщины, ответила:
– Ало.
– Райский говорит. Здравствуйте.
Алла Степановна Хомич оживилась, поднялась с кресла, стала поправлять сбившееся на груди платье, как будто её мог видеть адвокат.
– Самуил Хамович, миленький…
– Хамалович…
– Что, не вы?
– Продолжайте, только отчество моё Ха-ма-ло-вич. Продолжайте, – голос говорившего был бархатно-приторный и не позволял собеседнику ни перечить, ни иметь своего мнения.
– Это я, Алла Хомич. Ну, помните? Ну, та, что… Хомич…
– Помню. Говорите коротко и по существу. Я сейчас в Америке. Буду послезавтра.
– Самуил Хаммалович, у меня горе, – она всхлипнула и высморкалась в платок, зажатый до этого в ладони. – Пропало всё наше наличное сбережение… всё до копейки…
– Так. В полицию, насколько я могу понимать, обращаться не корректно.
– Ой, как не корректно. Так не корректно, аж подташнивает от страха. А вдруг подумают… да нет – нельзя… помогите, а?
– Ждите. Вам позвонит от меня Александр. Представится – Саша Полковник. Расскажите ему суть вопроса. Он начнёт какие-то действия до моего приезда. Гарантий никаких, но помочь постараюсь. Ждите, – и отключил связь.
– Алла, – Даниил Хомич стоял перед женой с видом человека, идущего под танк со связкой гранат. На его глазах застыли слёзы решимости и отваги:
– Я иду в полицию!
Алла Степановна молча закивала головой и, пожав плечами, выдохнула:
– Иди, конечно. Там хоть с голоду не помрёшь. В тюрьмах кормят… говорят, три раза на день. А я останусь помирать от нищеты. Иди, иди Данник, – она затрясла подбородком и на вдохе, с шипящим свистом, запричитала:
– Господи, сколько лет я удерживаю этого идиёта. Да тебя же там, в твоей полиции, и выпотрошат до последнего. Останешься не только без денег, но и без штанов. Отнимут и квартиру, и дачу, и дом в Ницце, и твою любимую баню в деревне. Куда он пойдёт, люди добрые? Ты, правда, веришь им? Так вон, – она указала на лоджию, – иди к соседу. Тут рядом. Он – полковник этой самой милиции, или полиции, чёрт её разберёт. У него как раз новая жена. Он ей ещё «Мерседес» не купил, а так все при всём. Старой-то, Люське, с детьми – оставил дом в Переделкино. Откупился. Ему как раз сейчас придурков не хватает. Развести и посадить. Поможет! Видать, профессионал, раз такие деньги ему там платят… Где ты живёшь? Сам же только что сказал – бельё… да ну тебя! Идиёт ты у меня.
– Но что делать?
– Ждать звонка от человека адвоката, – и Алла Степановна указала пальцем на трубку. Даниил Львович, вытянув вперёд шею, внимательно посмотрел на аппарат, словно ожидая от него чудесного спасения, и, кивнув с заговорщицким видом головой, согласился, почему-то шёпотом:
– Хорошо… раз ты считаешь… хорошо, – и вышел на цыпочках из комнаты.
Звонков ещё в этот день было два. Первый раз позвонили из сервиса автомобилей, где недавно проходил обслуживание автомобиль Аллы Степановны, интересовались качеством обслуживания, а второй из страховой компании, по поводу продления страховки всё того же автомобиля. Саша Полковник не позвонил. Хомичи не ели и не пили. Сон их был тревожным и кратким. Они постоянно просыпались и глядели на часы. Время остановилось. Когда в девять тридцать раздался звонок – они как раз собирались звонить адвокату.
– Да-да, – госпожа Хомич была бледнее простыни, голос осип и хрипел, словно с перепоя.
– Кто это? – удивились на том конце. – Мне нужна Алла Степановна. Молодой человек, не могли бы пригласить её?
– Это я, – стараясь говорить своим обычным тембром, пропищала Алла Степановна.
– Я от Райского.
– Ах, да, конечно… Мы очень ждём вас. Оч-ч-ень, – обокраденная женщина даже приложила руку к сердцу и сделала брови домиком, подчёркивая драматизм ситуации.
– Адрес?
– Через час с небольшим в квартиру Хомичей вошёл мужчина. Он тихо поздоровался и так же тихо представился:
– Саша Полковник. Я от Райского.
