Дьявол из Огайо

– Присаживайся, – пригласила меня мама.

Я села за стол напротив девушки. Ее лицо было бледным и выглядело почти призрачным при свете лампы, висевшей над кухонным столом. Ее огромные ярко-зеленые глаза были устремлены на стоящую перед ней тарелку – там лежал сэндвич с арахисовым маслом и желе, который мама, вероятно, приготовила для нее. Еда так и осталась нетронутой.

Несмотря на то что девушка выглядела так, будто не спала несколько месяцев, и, похоже, не пользовалась косметикой, она была очень красива. Как модель. Меня охватил прилив зависти, но я постаралась его подавить. Я даже не знала эту девушку, и у меня не было причин делать о ней скоропалительные выводы. Но кто она такая и почему сидит на нашей кухне?

Мама словно прочитала мои мысли.

– Джулс, – начала она, усаживаясь на стул. – Это Мэй. Мэй, это Джулс – мой средний ребенок.

Я обиделась, что меня называют средним ребенком, но по какой-то причине мама вела себя совершенно не так, как обычно, поэтому я ничего не сказала по этому поводу.

– Привет. – Я слабо помахала рукой девушке, которая даже не подняла глаз.

– Привет, – пробормотала она в ответ, натягивая манжеты толстовки на запястья.

Сидеть напротив этой Мэй было как-то… странно. От нее исходило сильное притяжение, как будто в ней было что-то магнетическое.

Я не понимала, почему эта девушка оказалась у нас дома, но ей явно было не по себе, и я изо всех сил постаралась разрядить обстановку.

– Прикольная кофточка, – с некоторой иронией пошутила я.

Мэй посмотрела вниз – на кошку из блесток на своей толстовке. Затем подняла огромные зеленые глаза и уставилась на меня.

У меня перехватило дыхание. Я не знала, что сказать. То, как она смотрела на меня, заставило меня почувствовать себя беззащитной, как будто она могла заглянуть мне в мозг.

– Я… я пошутила, – заикаясь, пролепетала я, отводя взгляд.

Жутковатый взгляд: имеется. Отсутствие чувства юмора: имеется.

– Мам, завтра в интернете объявят результаты кастинга. Я так нервничаю! – На кухню вошла Даниэль и увидела Мэй. – Привет! – Она широко улыбнулась.

– Даниэль, это Мэй. Мэй, это моя младшая дочь, Даниэль.

Мэй едва заметно кивнула.

– Приятно познакомиться, – произнесла она так тихо, что нам всем пришлось податься ближе, чтобы расслышать. Даниэль взяла из шкафа пакет с сушеным горохом и присоединилась к нам.

– Можешь звать меня Дани, – предложила моя сестра, протягивая Мэй пакет с закуской. Мэй с любопытством посмотрела на упаковку, но отказалась.

Мама бросила на меня взгляд, призывая продолжить общение с Мэй, как будто именно я должна была поддерживать эту неловкую беседу. Я не знала, что еще сказать.

– У Даниэль сегодня было прослушивание для школьного мюзикла, – сообщила я, сваливая непосильную задачу по общению с этой молчаливой незнакомкой на мою болтливую сестру, которая в том, что касалось умения разговаривать с людьми, была оскароносным фильмом, а я – курсовой работой студента режиссерского факультета.

– Я собираюсь сыграть одну из главных ролей, – подхватила Даниэль, клюнув на мою наживку. – Мы будем ставить «Злую».

Мэй посмотрела на Дани, ее лицо выразило замешательство.

– Это название мюзикла, – пояснила моя сестра. – Он очень хороший. Он основан на одноименной книге, а та – на «Волшебнике страны Оз», и его ставили на Бродвее.

Все эти слова для Мэй явно звучали как иностранная речь, но Дани это не остановило.

– Я претендую на роль Эльфабы, одну из двух главных ролей. Я очень хочу получить ее, но если не выйдет, я знаю, что сыграю хотя бы на втором плане.

Я была уверена, что Дани получит хорошую роль – она, по общему мнению, прекрасно пела и брала уроки танцев с тех пор, как научилась ходить.

– Ты поешь? – раздался слабый голос с другой стороны стола.

Мы все посмотрели на Мэй. Она продолжила:

– Я когда-то пела.

– В школе? – спросила Даниэль.

Мэй покачала головой:

– Нет.

– В церкви? – предположила я. Дани, Хелен и я пели в церковном хоре, когда были маленькими.

Мэй обдумала вопрос.

– Вроде того.

– Это замечательно, Мэй, – вмешалась мама, сложив руки на столешнице, прежде чем Мэй успела сказать что-то еще. – Спасибо, что поделилась с нами. Итак, девочки, я привела Мэй со своей работы.

Я попыталась скрыть удивление на лице. Для моей мамы было странно приводить домой пациентку. Мама даже почти не говорила о своей работе, когда была дома, не говоря уже о том, чтобы приглашать к обеденному столу больного. Ее профессия требовала строгой конфиденциальности, и она относилась к этому очень серьезно.

Я внимательно рассматривала нежную кожу и пронзительные глаза Мэй. Если не считать худобы, то с виду с ней все было в порядке.

Мэй обратила внимание на сэндвич и дотронулась до него костлявым пальцем. Под рукавом ее мешковатой кофты на запястье виднелись багровые отметины. Откуда они у нее? Она из-за этого попала в больницу? Она пыталась покончить с собой?

Может быть, с ней все не так уж и хорошо?

Я вдруг почувствовала себя виноватой за то, что так критично отнеслась к ней. Кто знает, через что пришлось пройти этой девушке? Она была маминой пациенткой, значит, что-то с ней все же было не так. Я должна была постараться быть добрее к ней.

Прежде чем я успела что-то сказать, мама откашлялась, затем посмотрела на нас с Даниэль.

– Мэй останется у нас на несколько дней.

Мы с Даниэль в недоумении уставились на маму. Говорить о ее работе дома – это одно, но привозить домой пациентку, чтобы она пожила у нас?

– Почему? – выпалила я, не успев остановиться.

Мама взглядом отчитала меня за бестактность. Затем спокойно объяснила:

– Мэй не может вернуться в свой дом, поэтому она будет жить у нас, пока не появится другой подходящий вариант.

Я не могла поверить в то, что услышала. Пациентка психиатрической клиники будет жить у нас? Это было невероятно странно.

– Это всего лишь на несколько дней, – проговорила мама, глядя на клеенчатую подложку на столе. Она смахнула с нее несколько крошек, затем подошла к раковине, чтобы смыть их с рук.

– Итак, у нас в доме гостья! – жизнерадостно констатировала мама, выключая воду.

Я бросила взгляд на Мэй, которая почти улыбнулась, края ее алых от природы губ чуть заметно приподнялись.

Похоже, вся эта ситуация ничуть не тревожила Даниэль.

– Круто, хочешь пожить в моей комнате? – предложила Дани. – Я буду спать на раскладушке.

Мама вытерла руки о посудное полотенце.

– Вообще-то я думала, что Джулс может переселиться к тебе, Дани. Тогда у Мэй будет своя комната, – объяснила она. – И немного личного пространства.

Было и без того странно, что незнакомая личность будет жить с нами, но чтобы я еще и уступила свою комнату? Меня беспокоило не столько то, что меня переселяют, сколько то, что мама приняла это решение, не посоветовавшись со мной. Она всегда любила все обсуждать. Почему она просто объявила об этом, не поговорив сначала со всей семьей?

Мама заметила, что мое лицо омрачилось.

– Это всего на несколько дней, Джулс, – пообещала она. – Ты ведь не против, правда?

Последнее прозвучало скорее как настоятельное предложение, чем как вопрос.

Я задумалась. Что такого, если я посплю в комнате сестры ночь или две? Если это лишь на время, пока Мэй не найдет, куда пойти, то ничего страшного. И, может быть, тогда мама купит мне новый фотоаппарат, который мне так нужен.

– Конечно, я поживу у Даниэль, – согласилась я, взглянув на Мэй.

– Хочешь послушать мое прослушивание для «Злой»? – щебетала Даниэль, обращаясь к Мэй. – Я записала его на свой телефон!

Прежде чем наша новоявленная гостья успела ответить, я заметила что-то на плече Мэй.

– Что это? – Я указала пальцем. Сквозь розовую толстовку с изображением кошки проступило темно-красное пятно, которое поползло вверх по спине к плечу.

– Это кровь? – ахнула Даниэль. Она не переносила вида крови и клялась, что от этого у нее кружится голова. Я с ужасом думала о том, что будет, когда у нее начнутся месячные.

Мама поспешно развернула посудное полотенце и положила его на расплывающееся пятно крови. Должно быть, Мэй что-то почувствовала, но даже не пошевелилась.

Я смотрела, как Мэй зажмуривает глаза, реагируя на боль практически полной неподвижностью. Я никогда не видела подобной реакции. Когда кому-то было больно, он обычно начинал кричать, но Мэй просто не двигалась.

Почему у этой девушки течет кровь по спине? Ее били? Издевались?

– Джулс, ты не могла бы найти для Мэй какую-нибудь одежду? – попросила мама. – И, пожалуйста, поменяй простыни на своей кровати.

– Конечно, – отозвалась я, вставая.

Я не сводила глаз с Мэй, гадая, откуда она взялась и что с ней случилось. Я пыталась прочитать что-либо по ее лицу, но, в отличие от мамы, Мэй словно носила маску полной безучастности. Глядя на нее, никто бы не догадался, что сейчас она обливается кровью под розовой толстовкой.

– Давай поменяем тебе повязку, – ласково предложила мама.

Мэй ничего не ответила. Она просто сидела, не шевелясь.

Мне стало жаль ее. Она явно была травмирована, но оставалась вероятность того, что она что-то сделала, чтобы получить эту травму, и это меня пугало.

Все это ставило меня в тупик. Кто эта странная девушка, которая пришла в наш дом?

Глава 8

Мэй не присоединилась к нам за ужином.

Она сказала, что слишком устала, и мама позволила ей отдыхать. Папа работал допоздна, а Хелен была у Лэндона. Дани безостановочно переживала о том, получит ли она главную роль в мюзикле.

Я уставилась на покрытый томатным соусом треугольник у себя в тарелке: на моей пицце были грибы. Да, я понимала, что это не должно быть самой большой мировой проблемой и вызывать беспокойство, ведь есть, например, голодающие дети Африки. Но меня это беспокоило. Мама совсем забыла обо мне – опять.

Дани не обращала внимания – она поглощала пиццу, обсуждая, почему именно она заслуживает эту роль, а не Тарин, хотя Тарин была ее лучшей подругой.

– Она не знает, как правильно брать высокие ноты. А надо вот так, – объясняла маме моя младшая сестра, зная, что мне до этого нет никакого дела. Она растянула рот в невероятно широкой почти-улыбке. – А потом укладываешь язык плоско – вот так, – добавила она, и ее язык, очевидно, стал плоским. – Вот так мои ноты и взлета-а-а-а-ают, – пропела она.

Я бросила на нее быстрый взгляд:

– Правда?

Дани улыбнулась мне в ответ с напускной невинностью, а затем откусила кусочек, особенно изобилующий грибами. Я скривилась.

– Что такое? – спросила она. – Джулс, тебя оскорбляет мой выбор продуктов? – подколола она меня, глядя на маму.

– Нет, – ответила я. – Я просто не люблю грибы, о чем, кажется, никто не помнит.

Мама, которая не отрываясь смотрела на скатерть и не съела ни кусочка, наконец взглянула на меня. Я уставилась на свой ломтик.

– Ох, прости, милая, – спохватилась она. – Я забыла заказать что-нибудь попроще.

– Неважно, я могу их убрать, – пошла я на компромисс, не желая вступать в спор по этому поводу.

Мамин взгляд переместился на листья руколы на ее тарелке, но она так ничего и не съела. Почему она была настолько не в себе?

– Мам, – начала я, отрывая кусочек корки от пиццы. – После ужина я хочу показать тебе сайт выставки, которую мы можем посмотреть в Чикаго.

Мама переключила свое скудное внимание на меня.

– Во время нашей поездки, – объяснила я. – Эти фотографы воссоздали культовые образы из классических голливудских фильмов с помощью афроамериканских моделей. Это выглядит очень круто.

У фотографов Омара Виктора Диопа и Антуана Темпе была потрясающая коллекция фотографий, которую мне очень хотелось увидеть вживую, а не только на экране ноутбука.

Мама изобразила на лице улыбку.

– Конечно, солнышко, – согласилась она и наконец принялась нарезать помидоры черри.

Я с нетерпением ждала этой поездки в Чикаго. Да, ради чистого восторга от поездки в новое место и посещения как можно большего количества музеев и галерей, но также и ради того, чтобы провести время с мамой. Мы с ней теперь практически не разговаривали наедине. Я понимала, что я уже подросток и не должна переживать по поводу недостатка общения с мамой, но мы так давно не болтали ни о чем просто так, и меня мучила тоска относительно того, что через несколько лет я уеду из дома – и, надеюсь, штата, – и совместное времяпрепровождение с мамой останется в прошлом.

– Хочешь, я приготовлю тебе макароны? – предложила мама.

– Нет, спасибо. – Мама иногда отвлекалась вот так на короткие промежутки времени, когда была сосредоточена на чем-то другом, и я не хотела доставлять ей лишние хлопоты.

Я старательно откусила кусочек от коржа пиццы – слоеное тесто было теплым и мягким. Взглянув на маму, я увидела, что помидор черри все еще наколот на ее вилку. Что-то определенно было не так.

– Мам, что случилось с Мэй? – спросила я. Может быть, если она расскажет мне о том, что произошло, это поможет ей успокоиться.

– Я бы хотела рассказать тебе больше, но Мэй сейчас требуется приватность, милая. – Это было все, что она ответила.

Ну и ладно. Мне нужно было думать о своем собеседовании в «Регале». Мне было не до того, чтобы беспокоиться о том, что тревожит мою мать. Я должна была завтра пройти собеседование с Себастьяном. Тогда у меня не только появится повод постоянно общаться с ним, но и Айзек отвяжется от меня со всеми этими внеклассными делами.

После ужина я расположилась в гостиной, чтобы сделать домашнее задание. Мэй была в моей комнате, а я еще не была готова окунуться в неоново-розовую среду обитания Даниэль с афишами музыкального театра и подростковыми видеочатами.

Несмотря на то что Мэй просто отдыхала наверху, ее присутствие создавало в нашем доме ощущение чего-то неправильного.

БЛИП, БЛИП.

Это был Айзек, звонивший по видеосвязи. Я приняла вызов на своем ноутбуке и обрадовалась, увидев на экране его лицо.

– Сеньорита, – поприветствовал он меня.

– Сеньор.

– Хочешь увидеть, как я произношу свою дискуссионную речь?

– Хочешь увидеть, как я вздернусь?

– Отлично, ты проиграла. И, надеюсь, Виктория Лю проиграет тоже, – добавил он голосом злого гения.

– Вы с ней в одной команде – ты должен перестать надеяться, что она проиграет.

– Неужели? – спросил он, только наполовину шутя.

– А то как же, – проворчала я, пролистывая свой Инстаграм[25].

– Что тебя укусило за задницу?

– Фу на тебя! Ничего. – Я понизила голос. – Просто это был странный вечер.

Айзек наклонился к камере.

– Обычный вечер «я-подросток-и-жизнь-это-странно» или по-другому?

– Странный по-другому.

– Это как?

Я перешла на шепот.

– Значит так, когда я сегодня пришла домой…

Не успела я рассказать Айзеку о появлении таинственной Мэй, как услышала, что в прихожую вошел папа.

– Привет, пап! – окликнула я его, одновременно давая понять Айзеку, что я уже не одна.

– Привет, Джул-Джул, – крикнул отец в ответ, входя в гостиную и снимая галстук. Было видно, что он устал.

– Привет, старина, – пропел Айзек с монитора моего компьютера.

Отец наклонился, чтобы увидеть Айзека на экране.

– Как дела, Айзек?

– Не считая дебатов с моей заклятой врагиней Викторией Лю, которой я вытру пол, и попыток найти факультатив, чтобы включить его в университетское резюме вашей дочери, ничего особенного.

Уголки папиных глаз подернулись морщинками от улыбки.

– Что ж, продолжай в том же духе.

– Питер! – послышался из кухни напряженный мамин голос.

Мама влетела в гостиную, потом опомнилась.

– Прежде чем ты пойдешь наверх, мы можем поговорить минутку? – спросила она отца. Посмотрела на меня, потом добавила, обращаясь к нему. – На кухне?

– Конечно, – ответил он, направляясь к ней и целуя ее в губы.

– Бокальчик холодного? – предложила она, имея в виду пиво, которое, по всей вероятности, нальет отцу. Он последовал за ней на кухню, ответив:

– Да, пожалуйста.

Дверь за ними закрылась.

– С каких это пор твои родители устраивают тайные переговоры? – поинтересовался Айзек.

– Я тебе перезвоню, – отозвалась я, поспешно закрывая ноутбук, пока он не успел задать еще какие-нибудь вопросы.

Я на цыпочках прокралась к кухне и приготовилась подслушивать, стараясь не задеть распашную дверь.

Через дверь я услышала приглушенный разговор. Мама говорила чрезмерно спокойно – так, как всегда говорила, когда хотела, чтобы мы согласились на какую-нибудь новую терапию, которую она на нас испытывала. Я слышала лишь отрывки:

– Вчера вечером… работа… новости…

Неожиданно я услышала звон разбитого стекла.

Я предположила, что это отцовский матовый бокал с пивом. Мне стало интересно, кто из родителей его уронил. Затем послышался шорох и звук сметаемых осколков. Отец повысил голос, чтобы его можно было услышать за всем этим шуршанием и скрипом. Мои родители почти никогда не ссорились. Неужели папа действительно злится на маму? Это из-за Мэй?

Распашная дверь вдруг вздрогнула, ударившись о мое колено. Должно быть, кто-то прошел рядом с ней с другой стороны.

Я быстро отпрянула от двери. Завтра я спрошу об этом папу, и, надеюсь, он расскажет мне больше, чем мама. Если меня поймают за подслушиванием, это не поможет моему делу. Моих детективных навыков явно не хватало. Придется поднапрячься и пересмотреть «Мальтийского сокола»[26].

Я схватила ноутбук и пробралась наверх.

Делить комнату с Даниэль было неудобно. Она была очень не аккуратной и ложилась спать гораздо раньше меня. А еще она храпела – громко, как бензопила, сотрясая стены. Были ли плюсы? Она также спала самым крепким в мире сном: однажды во время семейной поездки во Флориду она проспала пожарную тревогу в нашем мотеле.

К счастью, она заняла раскладушку и оставила мне обычную кровать. После того как я сделала домашнее задание, еще раз просмотрела то, что собиралась сказать на собеседовании, и почистила зубы, я уже приготовилась залезть в кровать. И тут я поняла, что забыла в комнате наушники. Для того, чтобы у меня осталась хоть какая-нибудь надежда заснуть, мне нужно было что-то с активным шумоподавлением.

Я, стараясь ступать как можно тише, вышла из комнаты Дани и пересекла коридор. Дверь в мою комнату была приоткрыта, свет падал на ковер. Должно быть, Мэй еще не спит.

Я легонько постучала в дверь.

Ответа не было.

Может, постучать еще раз? Может быть, она заснула с включенным светом? Я не хотела ее беспокоить, но мне очень нужны были наушники, если я собиралась пережить ночь в комнате Дани.

Я осторожно заглянула в свою комнату.

Мэй не спала и стояла перед зеркалом во весь рост. На ней был мой старый халат – голубой махровый халат, который я больше не носила и одалживала друзьям, если он им был нужен на ночь. (Не то чтобы у меня часто бывали ночевки или было много друзей. Ну ладно, Айзек надевал его один раз, когда его тетя уезжала из города.)

Мэй вглядывалась в свое отражение, словно пытаясь опознать себя. Как будто не знала, кто она…

Дверь скрипнула. Мэй резко обернулась, ее яркие глаза широко раскрылись.

Я почувствовала, как к моим щекам приливает краска. Моя мама привезла в дом эту девочку с порезами на спине, чтобы защитить ее, а я тут шпионю за ней. Очень мило, Джулс.

– Прости, – извинилась я. – Не хотела тебя напугать.

Мэй опустила взгляд на изжелта-белый ковер, поплотнее натянув халат на плечи.

– Ничего, – тихо ответила она.

Последовавшее неловкое молчание было вполне объяснимо, ведь она была совершенно посторонней девушкой, поселившейся в моей комнате. Но кто-то из нас должен был заговорить первым.

Хорошо, я справлюсь с этим.

– Ты нашла все, что тебе нужно? – спросила я. – В ванной есть дополнительные полотенца.

Она кивнула.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Снова наступила тишина. – Я просто пришла за наушниками.

Я указала на пару беспроводных зеленовато-голубых наушников на моем столе.

– Конечно, – сказала Мэй, сделав небольшой шаг назад, как бы давая мне возможность пройти, хотя мы находились в разных концах комнаты друг от друга.

Я осторожно подошла к столу и взяла наушники. Было странно чувствовать себя так неуютно в собственной комнате.

Мэй посмотрела на наушники.

– Дани храпит, – объяснила я.

– Они красивые, – заметила она, как будто никогда не видела таких наушников.

– Спасибо. – Я долго мечтала о них и купила на Рождество, и теперь я могла слушать свою музыку так громко, как мне хотелось, и никто из моих сестер не жаловался.

– Не стесняйся, возьми их, когда я буду завтра в школе, если захочешь послушать музыку или что-нибудь еще.

Мэй слегка пожала плечами, как я предположила, в знак благодарности.

Я посмотрела на свой стол, на котором царил некоторый беспорядок, и мне опять стало неловко.

– Извини, я должна была прибраться.

– Ты же не знала, что я окажусь здесь, – заметила Мэй, и ее тон был очень серьезным.

Я оглянулась на нее. Мэй смотрела на меня так, как будто изучала. Мне стало жутко.

Еще более глубокая тишина заполнила комнату, создавая странное, тихое напряжение.

– Извини, что вторглась к вам в дом, – продолжила она. – К тебе и твоей семье.

– О, все нормально. – Мне не нравилось, что она гостит здесь, но я не хотела, чтобы она чувствовала себя плохо из-за этого. Мне казалось, что она ни в чем не виновата.

Мэй медленно обвела взглядом мою комнату, рассматривая каждую вещь с невероятной сосредоточенностью.

– Похоже, тебе неплохо живется, – резюмировала она.

По моему телу пробежал холодок, и под фланелевой пижамой выступили мурашки. Наверное, мне действительно жилось неплохо, но когда кто-то вот так, с любопытством – почти с завистью – указал на это, мне стало не по себе. Я хотела уйти, но решила, что сейчас – отличная возможность выяснить, что на самом деле произошло с ней.

Смелее, Джулс.

– Наверное, да, – ответила я, стараясь говорить непринужденно. – Так откуда ты?

Мэй отвернулась от меня и села на кровать, как будто сам вопрос вызвал у нее усталость. Может быть, я перестаралась.

– Ты можешь не говорить мне, если не хочешь…

– Из Тисдейла, – сказала она, зарываясь пальцами ног в ворс ковра.

– Здорово, – проговорила я, понятия не имея, что это за город. – Это далеко?

Она глубоко вдохнула и тяжело выдохнула, словно обидевшись на то, что я задала ей этот вопрос.

– Думаю, около часа езды.

Теперь я чувствовала себя неловко из-за своей назойливости.

– Я всю жизнь прожила в Ремингеме, – осторожно призналась я. – Мои родители отсюда родом. Точнее, мой отец. Мама переехала сюда, когда училась в старшей школе. Мои бабушка и дедушка тоже отсюда – с папиной стороны. Мы проводим с ними праздники. Маминых родителей уже нет. Ее мама умерла несколько лет назад, а ее отец… Я думаю, он умер давно. Она никогда не говорит о нем.

Я машинально постучала указательным пальцем по наушнику.

Мэй не ответила. Она стояла спиной ко мне. Под воротником голубого халата виднелась часть белой повязки. Я задумалась, не придется ли ей спать на животе, чтобы не давить на то, что находится у нее на спине.

– Ты в порядке? – спросила я, не отрывая взгляда от бинтов.

Ветер стучал в оконное стекло.

Мэй посмотрела на ненакрашенные ногти у себя на ногах. Затем повернулась и посмотрела мне прямо в глаза.

– Буду.

Я не знала, что на это ответить. Спустя несколько секунд молчания я ушла, пожелав ей спокойной ночи.

В Мэй было что-то не так. Не то чтобы я считала ее вампиром, оборотнем или кем-то еще в этом роде. Просто она, казалось, была не на своем месте в обычном мире. Я не знала, как к ней относиться.

Когда я проходила мимо спальни родителей, направляясь в комнату Дани, из-за двери доносился негромкий спор. Мои родители никогда не ссорились, и это лишь добавляло странности всей этой ситуации. Злился ли папа на маму? Было ли что-то такое в Мэй, о чем мама рассказала ему, а не нам? Что было не так с Мэй?

Вернувшись в комнату Даниэль, я обошла раскладушку, на которой та спала, и улеглась в кровать. Я забралась под розовое покрывало и включила музыку Билли Холидей, которую часто слушала во время работы. Я любила классический джаз – он успокаивал меня, когда я испытывала тревогу, а это случалось чаще, чем мне хотелось бы признавать.

Я надела наушники и открыла окно поиска на своем телефоне, однако быстро сообразила, что не знаю фамилии Мэй. Я поискала в социальных сетях, но никого, хоть сколько-нибудь похожего на нее, не обнаружила.

Тогда я набрала «Тисдейл, Огайо». Может быть, место, откуда она родом, расскажет мне о ней что-нибудь еще.