Теперь я рок-звезда, мама, или Генетический код мифической птицы

Даже на собраниях хора Тамара умудряется похвалить меня, обсуждая партию вторых сопрано:

– Девочки, по‑моему, неплохо! Вероника, слушай, у тебя раскрывается такой мощный голос и так быстро, что я не понимаю, откуда всё это берётся?!

Чем ближе день концерта «Див@хора» в «Авроре», тем сильнее я волнуюсь. У меня начинается кашель. Я лихорадочно измеряю температуру, пытаюсь заваривать и пить имбирь с мёдом и лимоном и пару дней даже отлёживаюсь в постели, временно забив на горящие тексты.

Самочувствие терпимое, но кашляю я как не в себя.

Я начинаю злиться.

Да что за паттерн такой – история будет повторяться каждый раз? На горизонте маячит ответственное выступление, и меня одолевает кашель? Никаких связок не напасёшься!

Отоспавшись, я всё же отправляюсь на генеральную репетицию, где чувствую себя вполне сносно. Меня беспокоит только горло. Першение и кашель. Кашель и першение.

Дивы наперебой советуют мне многочисленные народные средства, проверенные, перепроверенные, заверенные и удостоверенные. «Забудь про соду с солью, – напирают они, – ешь сырые яйца, пей коньяк, горло ромашкой полощи!» Кое‑кто веселится: «Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай – да или нет?»17

⁂

В «Авроре» заявлено выступление полного состава: кинотеатр в центре Питера – не Прага, добраться до него не составляет проблем.

Мы собираемся для распевки и финальной шлифовки у Тамары на Литейном. Потом воцаряется хаос: хористки поправляют макияж, бегают в туалет, ищут пропавшие папки с нотами, распечатывают недостающие партитуры.

На нескольких такси мы едем в «Аврору», и суета продолжается уже в кинотеатре. Хористки оккупируют туалет, фойе, второй этаж вип‑зала.

Переодеваясь из джинсов в концертное платье (то самое, очень маленькое и чёрное), я обнаруживаю, что забыла дома колготки:

– Блин!!!

Со словами: «Я так и знала, что они обязательно пригодятся», меня выручает одна из старожилов хора. К счастью, ноги у неё оказываются такой же длины, как и у меня. Где бы я за десять минут до выступления раздобыла колготки четвёртого (а ещё лучше – пятого) размера, вдобавок телесного цвета и без блеска?!

К счастью, с платьем, жемчужными бусами, а также лаком для губ «того самого кроваво‑красного оттенка», официально утверждённого Тамарой для выступлений (вечером мне едва удаётся оттереть его с губ мицелляркой), у меня полный порядок.

С папками в руках мы выстраиваемся перед портьерой, готовясь к выходу. Я ощущаю себя словно в лёгком тумане. Но когда меня шутливо тыкают в бок и спрашивают, сильно ли я волнуюсь – всё‑таки дебют на сцене! – я вдруг понимаю, что…

Вообще не волнуюсь.

Если бы ещё только утих этот чёртов кашель.

⁂

Сказывалась накопившаяся усталость.

Приняв душ, я натянула ночную сорочку, после чего устроила в нише с постелью настоящее гнездо. Взбила подушки, притащила журналы и даже умудрилась пристроить поднос с чаем и сладостями на полочке над постелью. Закутавшись в одеяло, я рассчитывала хотя бы до завтрашнего утра предаваться блаженному безделью – немного перевести дух не помешало бы.

Дух, однако, не был согласен с тем, чтобы его переводили почём зря: на смартфоне высветилось улыбчивое лицо Марго.

– Привет! Не отвлекаю?

– Уже нет, – вздохнула я. – Как дела? Чем занимаешься?

– Втыкаю в маркетинговый отчёт, – бодро сообщила Марго, – но решила, что поболтать с тобой будет интереснее. Рассказывай, как твои репетиции?

– Сегодня выступила с хором на юбилейном концерте, – сообщила я в ответ и закашлялась.

– Ого! Поздравляю! Между прочим, могла бы и нас пригласить! Как всё прошло? Что исполняли?

– «Богородице Дево», Кастальского… это литургия… Шуберта, Kyrie eleison… «Щедрика» – это украинская народная песня… «Рождественское попурри», оно мне нравится… негритянский спиричуэл…

– Почти ничего из этого не знаю. Это какие‑то церковные песнопения, да?

Я развеселилась:

– Ну, трудно представить, что этот хор станет исполнять «Богемскую Рапсодию». Наверное, для этого должна быть другая аудитория…

– В любом случае ты молодец!

Я закашлялась.

– Ты что, снова простыла? – встревожилась Марго. – Может, ты опять ходила в караоке? Без меня?!

Я засмеялась и закашлялась ещё сильнее:

– Наверное, какой‑то вирус подхватила.

– Ты там осторожнее, ладно? Тебе же надо репетировать! Ну, расскажи, какие у тебя впечатления? Много было народу?

– Почти полный зал. Часть, конечно, родственники девочек. Снимал профессиональный фотограф – наверное, хорошие фотографии должны получиться… Да, и я выложила фрагмент спиричуэла в Instagram!

– Скинь потом ссылку, – попросила Марго, – я послушаю. Надо же оценить твой дебют!

– Хорошо. Знаешь… у меня на сцене возникло странное ощущение…

– Какое?

– Как будто мне мало внимания.

– В каком смысле? – удивилась Марго.

– Не знаю, как объяснить… Стою и понимаю, что внимания зрителей мне почему‑то мало, а хора рядом слишком много… и, наверное, ему совсем не обязательно там быть…

– Где же ему быть?

Я пожала плечами, хотя Марго и не могла меня увидеть.

– Ладно, не обращай внимания.

– И какие у вас дальнейшие планы? Что ваш дирижёр придумал?

– Кажется, через пару‑тройку недель выступаем в Белом зале Политеха.

– Круто! Мы тогда придём! Принесём тебе цветы!

– Тогда я не приду, – пошутила я. – Если что, мои любимые цветы – это орхидеи. Кстати, всё забываю спросить: Марго – это сокращённо от Маргариты?

– От Марии. Я Маша! – Она смутилась, но лишь на секунду: – Считаю, что в жизни надо быть тем, кем хочется быть. Всё, иду дописывать отчёт и жду от тебя ссылку. Давайте, готовьтесь к этому вашему Политеху! Надеюсь, программа будет повеселее!

Глава 10

Бесконечный ресторан и симптомы родильной горячки

Происходит что‑то непонятное.

Что‑то… не то.

Я никак не могу взять в толк, что именно в моей жизни не так.

Усталость? Раздражение? Недомогание?

Это вряд ли. Не впервые я пашу по четырнадцать часов подряд семь дней в неделю, тем более что последние несколько лет работа была на себя и в удовольствие.

Кроме того, я ко всему привыкла. Привыкла переносить простуду на ногах, не замечая. Привыкла редко выбираться куда‑то, чтобы встретиться с друзьями или навестить родных. А теперь в моей жизни появилась ещё и возможность петь. Я – участник гастролирующего хора.

Впрочем, дела никто не отменял…

Я в своей копирайтерской ипостаси сижу в очередном ресторане очередного торгового центра, жду очередного пиар‑менеджера, с которым у меня очередная договорённость об очередной встрече. Мне необходимо пообщаться с ним, чтобы написать очередную статью. Я пью очередной капучино с очередным кантуччи, который приносит мне очередной бармен.

Пиарщик опаздывает.

Не в очередной раз – впервые.

Всё, решительно всё остальное происходит в очередной раз.

Пока пиарщик торопится прибыть в свой очередной проект, каждые пять минут скидывая мне в WhatsApp очередной «войс» с извинениями, я пользуюсь драгоценным затишьем, чтобы поразмыслить.

Проведя с собой всю сознательную жизнь, внезапно ты можешь обнаружить, что знаешь о себе далеко не всё. Но как понять, истинны ли твои стремления, или они навязаны извне? Как определить, откуда стартуют потребности, цели и желания, где зарождается мотивация?

Вечный вопрос, невольно усмехаюсь я. Бытие или сознание, дух или материя, яйцо или курица?

Сколько себя помню, я всегда любила петь.

Дебютировав с песнями под душем в детстве (набившее оскомину клише!), я не стеснялась петь при друзьях, причём они частенько просили меня исполнить что‑то в совместных поездках. Посиделки под гитару на кухне и у костра – неизменная классика.

Как бы я ни была занята редакторской и литературной работой, какой бы насыщенной ни была жизнь, в какой бы гуще событий я ни оказывалась, петь мне хотелось всегда.

Совершенно неожиданно, сразу и на ровном месте без подготовки – каверы в соцсетях, занятия вокалом, репетиции, выступления с хором. И всё это выросло из наивного принципа: «Уделяйте тому, что любите, хотя бы пятнадцать минут в день». Мотиватор из ВКонтакте. Брошенная кем‑то вскользь фраза.

«Нужно быть довольной, не так ли?» – размышляю я, без причины открывая и вновь захлопывая крышку ноутбука, допивая четвёртый по счёту капучино и предвкушая бессонную ночь под воздействием кофеина. Я – более чем востребованный ресторанный обозреватель и успешный копирайтер, я всегда загружена по уши, а теперь нужна ещё и в хоре.

Загружена по уши…

А что потом?

К чему всё это приведёт, во что выльется?

Я стараюсь делать статьи о популярных заведениях как можно более интересными, выразительно подаю факты, живо обыгрываю материал.

Но, по сути, я описываю одно и то же.

Изо дня в день. Каждый раз. Всегда. Рекламные статьи, гастрономические обзоры, подборки об открытии новых мест – все они посвящены одному и тому же.

Кто открыл, что открыл, где открыл. Кто что приготовил, придумал, предложил. Интерьер. Меню. Антураж. Кухня. Обстановка. Концепт.

Я стараюсь работать не по шаблону. Но от шаблона не уйти – он работает сам по себе и сам на себя.

Это неизменно одна и та же вечная кулинарная история – хиты от шефа и средний чек. Набор развлечений в заведениях опционален и зависит от размаха владельца.

Впрочем, иногда меня просят подготовить очередной гастрономический мастер‑класс для «Ресто. Кафе». Нужно запечатлеть, как повар готовит согласованное блюдо, сфотографировав основные шаги, а потом записать рецепт и красиво всё это преподнести.

За фотосъёмку мне доплачивают отдельно.

Что скрывать, это не только выгодно, но и весело. Шефы чаще всего брутальные (иногда в меру томные) красавчики и обаяшки. На кухне доминирует непременная жара, и я каждый раз чертыхаюсь, понимая, что опять забыла про градусы и напялила плотный джемпер вместо свободной лёгкой майки. Шипит масло на раскалённой сковороде, гремят кастрюли, «Костя, быстренько организуй мне тёртый пармезан», «За духовкой следи – пригорит!», «Какая скотина опять передержала соус?!»

Словом, не соскучишься. Вдобавок мне нравится фотографировать продукты, кухонную утварь и, конечно, готовое блюдо. Как говорится: «Ягнёнок не убежит, он жареный»18.

Но экшн на ресторанных кухнях радует не каждый день. И потихоньку мне начинает казаться, что все тексты, которые я уже написала, пишу прямо сейчас и напишу в ближайшем будущем, описывают один нескончаемый ресторан, в котором никогда не произойдёт ничего принципиально нового.

– Ещё раз прошу прощения! – в зал влетает запыхавшийся пиарщик и втискивается за столик. – Адовы пробки. Час пик. Ей‑богу, быстрее бы на самокате добрался! С меня обед!.. Сейчас принесут меню, выбирайте! Заодно сможете составить впечатление о нашей кухне. И… может, ещё кофейку? Андрей, метнись по‑быстрому: одна нога здесь, другая уже у кофемашины. Вы успели оценить нашу десертную карту?

Все, буквально все в этом городе горят желанием меня накормить, перекормить, укормить и закормить.

Я очень, очень дружелюбно улыбаюсь и вежливо киваю.

⁂

– Я требую от тебя невозможного? Да, я требую от тебя невозможного!

На протяжении нескольких вокальных занятий подряд всё плохо.

Ощущение, что и я не совсем я, и Тамару внезапно подменили.

Хормейстер, она же педагог, сетует, что я толком не могу встать на дыхание – куда всё девалось и что произошло, в конце концов? Уточняет, не перекачала ли я, часом, пресс, ведь современная молодёжь сдвинута на кроссфите.

Боги, где я, и где кроссфит.

– Вероника, следи за животом! Каждый урок мы пытаемся поставить тебя на дыхание! Опять всё заново!

О, это мифическое (в моём представлении) «дыхание», пресловутая певческая опора, о которой я слышала столько разрозненных сведений и которую толком не ощущала. Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота!19

Я стараюсь делать то, что от меня требуют, но Тамаре не нравится звучание всех распевок оптом и в розницу. Она свирепеет, я лезу на стену – словом, у нас отличный тандем.

При разборе хоровой партии проблема куда‑то испаряется.

Мы ругаемся.

– Ника, ты слишком стараешься! Слишком много задач себе задала! Может, с партией стало выходить, потому что ты расслабилась? Сейчас получился именно тот звук, которого я добивалась всё занятие!

– А как мне совместить купол20, неслышный сильный вдох и столб воздуха, который надо удерживать внутри?!

– Забей на вдох, забей пока на позицию, у тебя и своё дыхание будь здоров!

Я чувствую, как мозг начинает медленно, но неотвратимо вскипать.

– Что значит «своё дыхание»?

– Это означает, что, когда ты не паришься, у тебя всё получается естественным образом.

– Я не знаю, как быть, я же не в состоянии это контролировать! – Пытаясь успокоиться, я ищу нужные слова. – Когда‑то я ездила верхом. Инструктор разрешил нашей смене ехать рысью, а у меня не получалось, хоть ты тресни. Лошадь подкидывала меня вверх‑вниз, как мешок с картошкой! Команды «следи за коленями» и «поднимайся вместе с лошадью» ничего не меняли. Но, как только я поняла суть – нужно встроиться в ритм и чуть приподниматься, когда седло идёт вверх, – я немедленно поехала рысью и больше не теряла это ощущение. Можешь на пальцах объяснить мне фишку с дыханием, чтобы я, наконец, въехала, и мы двигались дальше?

Помолчав, Тамара с недовольным видом пожимает плечами:

– Разбирайся сама! Поверь, это за тебя никто не осознает. Все проблемы не с позицией, не с дыханием, а в голове! Пока ты воспринимаешь пение как спорт, будет получаться ерунда. Помнишь «Стиляг»? «Здесь не надо быстрее, выше, сильнее!» У тебя всё более чем нормально, другим бы такое «нормально»! Если хочешь знать, на опоре твой голос мощнее, чем у солистки хора! Тебе вообще нельзя петь, встав на дыхание в полную силу, – дальше следует непереводимая игра слов наподобие «так, как я учу, в классической манере исполнения, в фундаментальном подходе», – а то хор перекроешь.

Вероятно, именно поэтому мне не полагается досконального – фундаментального! – объяснения.

Сама?

Прекрасно. Буду разбираться сама.

Но сперва нужно справиться с кашлем.

Он то появляется, то исчезает, и я не могу взять в толк, от чего это зависит. Закономерности нет. Перед следующим выступлением с «Див@хором» я не кашляю. На репетициях кашель то появляется, то исчезает. Исчезая на репетициях, он появляется во время индивидуальных уроков. Кашель прорезается на пресс‑ланчах. Дома. На улице. Пожалуй, его не бывает только во время сна…

Спонтанный кашель стал моим неизменным спутником на любые случаи жизни, и я сломала всю голову, пытаясь вычислить, кто виноват и что же всё‑таки делать.

Я совершаю увлекательный квест: ищу в Google симптомы различных заболеваний, при которых люди страдают от кашля (и не нахожу у себя разве что симптомов родильной горячки21); старательно пью рекомендованный мамой отвар солодки; по настоянию хора полощу горло ромашкой; принимаю какой‑то растительный препарат от проблем с горлом; посещаю фониатра22 в Мариинской больнице.

Будучи дочерью одной из хористок‑старожилов, фониатр принимает меня без очереди, не обнаруживает отклонений и говорит, что связки здоровы. Горло, в общем‑то, тоже в полном порядке.

В дорогой частной клинике я посещаю врача‑отоларинголога. Он не находит ничего подозрительного и берёт с меня кучу денег за визит.

Решив копать до победного конца и искать корень проблемы в лёгких, я обращаюсь к пульмонологу. Сдав требуемые анализы и сделав рентген, я прохожу двадцатиминутный тест, который осуществляется путём закапывания лекарства в горло и засовыванием трубочек непонятного назначения в рот. (Это тестирование на две недели оставляет меня без репетиций: голос отказывается подчиняться, он проваливается и спотыкается, словно посылая по известному адресу за подобное обращение.)

В это медучреждение я обратилась по рекомендации. Он сидит передо мной, перебирая бумажки – доцент кафедры пульмонологии и кандидат наук.

– Не знаю, – говорит он, – и ещё раз не знаю. Есть слабое подозрение на бронхиальную астму, но могу и ошибаться. Могу предложить препарат – глюкокортикоиды; не верьте негативным отзывам в сети об их вредности. Может быть, они посадят вам голос, а может, и нет – никаких гарантий. Знаете, питерцы частенько страдают от астмы. Иногда она проходит просто так, внезапно, сама собой. Почему? Кто его знает – столько разных факторов…

Чтобы услышать этот блистательный исчерпывающий диагноз, я потратила полдня и заплатила почти пять тысяч рублей.

«Может, тебе сходить к гипнологу? – предлагает мне в мессенджере Марго, когда я, не выдержав, закидываю подругу душераздирающими подробностями своих скитаний по врачам. – У меня есть одна знакомая. Очень крутая!»

Гипнолог?!

«Ты бы ещё к экстрасенсу меня отправила», – отвечаю я, добавив в сообщение скептический смайлик.

«Смотри сама, – с помощью виртуального эмодзи пожимает плечами Марго. – Скольких традиционных врачей ты уже обошла? Хуже точно не будет. Кстати, она ещё и психотерапевт с двумя дипломами, если ты настолько мнительная».

Я и гипнотерапевт.

Гипнотерапевт, мнительная я и беспричинный кашель.

Отличная компания получится!

Но что‑то в словах Марго заставляет меня задуматься.

Колеблясь, я, тем не менее, не лезу в интернет в поисках информации, и, наверное, это к лучшему. Прочтя описание того, как проходят сеансы у гипнолога, я точно решила бы, что это болезненный бред.

Но мне осточертело кашлять.

«Ладно, давай сюда своего лучшего в мире специалиста по вуду!» – пишу я, добавляю пару эмодзи (один выражает отчаяние, у другого взорван мозг) и нажимаю «отправить».

Марго присылает мне в WhatsApp контакт и комментирует:

«Сама ты вуду. Вот! Её зовут Юлия Берлан».

Перед сном я получаю от неё ещё одно сообщение:

«Вот, нагуглила специально для тебя!

"Музыка и танцы действительно являются ключевой составляющей ритуалов вуду. Посредством танца и песен верующие обращаются к богам и просят у них что‑то. Это и является своего рода молитвой. При этом зачастую молящиеся могут впадать в транс, во время которого, как принято считать, на них нисходит благодать духов".

Так что это ещё вопрос, кто здесь вуду! Учите матчасть ☺».

«Значит, в клубах и на дискотеках у нас сплошь последователи вуду», – немедленно парирую я.

И выключаю свет.

Как теперь вовремя заснуть и не увидеть всё это во сне?

Глава 11

Привет от чернильной кляксы

Оказывается, я уже целую вечность ничего не публиковала в Instagram.

Я выбрала самую удачную фотографию с недавнего выступления в Князь‑Владимирском соборе и начала набирать в смартфоне текст:

«Когда я представляю себе полёт в самолёте и начинаю думать, что во время рейса придётся смотреть в окно, внутри всё обмирает – это элементарное действие кажется невозможным. Инфа сотка: я выгляну из иллюминатора, увижу под собой всю эту землю и умру на месте!

Когда я на самом деле оказываюсь в кресле самолёта, я пищу от восторга, удивляясь, что соседи хватаются за подлокотники и бормочут про страх. Для меня не занять в самолёте место у окна, чтобы видеть облака – считай, не лететь вовсе.

Вчера за минуту до выхода из гримёрки, предоставленной администрацией собора, мне точно так же казалось, что нереально выйти и петь вслух перед публикой. Хористки рядом бормотали что‑то про страх и «почти полный зал». Но когда мы выстроились сбоку от алтаря, когда зазвучали первые ноты… я обнаружила, что страха нет. Большой, торжественный и красивый собор, люди, которые сидят и смотрят, и… я не понимаю, чего тут можно бояться и почему вообще надо бояться, и единственное, чего я боюсь – это лажать».

Нажав «опубликовать», я увидела уведомление о том, что на меня подписалась одна из хористок.

Даже не успев ничего осознать, я удалила пост.

Страха не было, а вот кашлять я продолжала. Махнув рукой на предубеждения, я всё‑таки записалась на приём к гипнологу. И, между прочим, я уже опаздывала на сеанс к Юлии. Следовало поторопиться, а не выкладывать в Instagram чёрт‑те что.

Юлия дожидалась меня в скромном, но чистом кабинете, расположенном в небольшом бизнес‑центре. Это внушало оптимизм: никаких тебе приёмов на дому в халате и стоптанных тапочках с бигудями. Вдобавок в приёмной возле компьютера возилась с документами ассистентка. Юлия отпустила её со словами, что по рекрутингу на сегодня всё, и жестом пригласила меня пройти в кабинет.

Так она ещё и рекрутёр?

По стенам кабинета были развешаны цветные сертификаты в рамках, свидетельства, дипломы.

«Давай‑давай, успокаивай себя».

Мы смотрели друг на друга: Юлия – из офисного кресла возле письменного стола, я – с необъятного дивана.

«Я ещё так молода, а уже докатилась до кушетки психоаналитика», – подливал масла в огонь мозг.

Обладательница чёрных как вороново крыло волос, подстриженных геометричным каре, и выразительных серо‑голубых глаз, Юлия выглядела строгой, собранной и одновременно темпераментной и подвижной.

– Можно сразу на ты, – предложила она, – если тебе будет комфортнее. Рассказывай.

Я рассказала.

– Конечно, можно предположить психосоматическую проблему, – она покрутила в пальцах, украшенных причудливыми серебряными кольцами, какую‑то побрякушку наподобие миниатюрного «ловца снов»23. – И мы с тобой можем долго разговаривать, обсуждая ситуации, которые беспокоят. Можем часами раскапывать, кто из родственников или друзей удружил тебе с отравляющей изнутри установкой или навесил ограничение. А, может, ты сама поставила себе блок, но и это тоже имеет причины – ничто не возникает на ровном месте, у всего есть корни. Способ, который я предлагаю, в подобных случаях более действенный. Мы не роемся в памяти, бродя вокруг да около, тем более что защитные механизмы психики могут не позволять вспомнить травмирующий фактор. Мы идём в глубину подсознания. Исследуем образы в поисках причины беспокойства, находим, разбираемся с этим и отпускаем.

– Понятно, – пробормотала я.

Интересно, насколько у меня сейчас озадаченный вид?

Юлия невозмутимо продолжала:

– В ходе сеанса ты остаёшься в сознании, сообщаешь мне о том, что происходит, о том, что ты видишь и чувствуешь, даёшь обратную связь, а я веду тебя по этому процессу. Весь сеанс пишется на диктофон. Я отправлю тебе запись, потому что при переслушивании могут всплывать новые подробности. Готова?

– Готова.

– Тебе что‑нибудь нужно? Попить, салфетки, в туалет?

– Да вроде бы нет, – удивилась я неожиданной ремарке.

– На сеансах всякое бывает – некоторых даже рвёт. Не переживай, на уровне физиологии ничего опасного нет. Но зачастую люди носят в себе огромное количество подавленных и невысказанных переживаний. Потом это выплёскивается… на самом интересном месте. У тебя не сверхсложный запрос, так что особого треша быть не должно… впрочем, посмотрим.

Захватывающие перспективы перед нами открываются, мрачно подумала я, сбрасывая туфли и укладываясь на диван.

Впрочем, диван был прекрасен.

Он оказался настолько удобным, что расслаблял сам по себе, без аромакурительницы, набитых лавандой подушечек, аудиозаписей с шелестом волн или массажёров для стоп.

– Погнали, – подытожила Юлия, окончательно переключившись на неформальную манеру общения.

И мы погнали.

⁂

Двухчасовой сеанс пролетел как одна стремительная минута; честно говоря, я мало что запомнила. Процесс шёл медленно, со скрипом, и при этом образы сменяли друг друга с головокружительной скоростью; я никак не могла переварить этот парадокс.

Мне казалось, что подобная техника не может работать. В конце концов, где гарантии, что я не начну представлять себе что угодно – любую ахинею, любые мысли, препарировать всё подряд, что взбредёт в голову?

Но на практике всё оказалось иначе. Картинки и видения не выдумывались. Не притягивались за уши. Они словно приходили откуда‑то, были чёткими, вполне конкретными и буквально осязаемыми.

Мягкий, но плотный и выразительный голос Юлии вёл меня по дебрям подсознания. Удивительно, сколько у неё было терпения, чтобы шаг за шагом распутывать клубок, раз за разом повторять запросы, уточнять и помогать расшифровывать детали, нюансы и обстоятельства происходящего.

И в итоге мы действительно нащупали нечто, регулярно вынуждающее меня ощущать импульс отчаянного кашля без видимых причин.