скачать книгу бесплатно
Звонит телефон. Вызов от Джеминая.
– Шу, ты не хочешь быстро собраться и поехать куда-нибудь?
– Вроде виделись сегодня, нет?
– Не в том смысле. Уехать из дома не хочешь прямо сейчас? К родным, например, на пару дней, или к друзьям.
– Что случилось, Джеминай? – Шу снимает очки, убирает ноутбук с коленей на столик. – Что-то случилось, да?
– Или ко мне приезжай, если совсем никак нигде, – Джеминай сопит.
– Джеминай, что случилось? – Шу слышит, как он строит фразы – будто работает автоперевод с неродного языка. Джеминай нервничает.
– Говорят, эти психи сегодня будут там, рядом.
– Там?
– В твоем районе. На Юге-Восемь. Психи эти.
– Какие психи?
– Шу, уезжай. Психи, которые громят названных. Ты в группе риска, ясно? Они по спискам, адреса есть, знают имена. К тем, кто один, в основном, у кого семья – редко. Трогают редко. Хотя борзеют в последнее время…
– Почему громят?
– Ты свалилась, да? С Луны? Потому что психи. Давай такси бери, поняла? И ко мне. Хочешь ко мне? Не надо на мотоцикле, громко очень.
Шу кладет телефон на диван. Вот еще новости. Вообще Джеминай не то чтобы ее близкий друг. Но и ни на что сомнительное он ее, вроде бы, не подбивает. В конце концов, можно поехать к бабушке.
Бабушка не берет трубку. Зато Джеминай снова звонит.
– Адрес забыла, – говорит Шу в трубку, не дав собеседнику сказать ни слова.
Такси работает безупречно. Машина подъезжает через несколько минут. Джеминай живет на востоке города. Район Восток-Пять, дом семьдесят два дробь десять. «Оплата наличными, да, спасибо». Водитель сигналит на прощание, и Шу остается одна у белых ворот. Все белое, думает она и нерешительно тянет палец к жемчужной кнопке звонка, – и он сам все время в белом, весь такой сияющий…
– Ну ты заходишь? – раздается голос Джеминая из динамика.
Шу вертит головой, видит камеру видеонаблюдения в белом коробе, кивает. Левая створка ворот отползает. На крыльце стоит Джеминай. В неизменно белом. С неизменной сигаретой. На фоне белоснежной стены дома серым цветом выделяется только текстура сигаретного дыма. Шу зажмуривается.
– Да издеваетесь вы все, что ли? – Джеминай нажимает кнопку пульта, и ворота закрываются. – Белый их, видите ли, слепит! Пронзительно им! Жуки-могильщики! На белом всю грязь видно сразу, ясно? У меня ОКР.
– Кто у тебя? – уточняет Шу.
– Обсессивно-компульсивное расстройство, – поучительно сообщает Джеминай. – Грязи я боюсь. На себе. Кофе?
– Можно здесь посидеть? – Шу кладет рюкзак на белую садовую скамейку. – Не хочу в дом.
Джеминай тушит сигарету и кладет окурок в огромную пепельницу, стоящую на ступеньке. Подходит к Шу, внимательно смотрит ей в глаза.
– Слушай, Шу, ты странная. Ты вроде умная, острая на язык, много знаешь, быстро реагируешь. Но каких-то вещей, которые у всех на слуху и на виду, не сечешь и в упор не видишь. У тебя какие-то свои правила вежливости, и ты иногда будто отключаешься от собеседника. Я тебя сам к себе позвал, а ты спрашиваешь, можно ли тебе тут присесть. А?
– Ага, – теряется Шу.
– Я тебя почему позвал?
– Потому что некие психи громят Юг-Восемь?
– Шу, – интонации Джеминая похожи на те, с которыми обращаются к младенцу или к слабоумному. – Скажи, ты называлась в общем порядке?
– Да.
– Ты помнишь, сколько справок, документов и разнообразных выписок тебе пришлось собрать и предоставить в Комитет?
– Да.
– Шу, называться разрешено только тем, кто кристально чист. Ни одного штрафа за неправильную парковку. Ни одного выговора ни на одной из работ. Ни одного просроченного платежа по кредитам или ни одной даже самой пустячной задолженности по коммунальным платежам. Ты это понимаешь?
Шу вдруг осознает, что она никогда об этом не задумывалась. Вспоминает, как решила назваться – то есть, выбрать себе имя, просто имя, одно слово, записанное в паспорте с особым штрих-кодом и номером. Ее не заботил вопрос, что и зачем. Она взяла список документов, необходимых для процедуры, прилежно их собрала, принесла всю эту кипу бумаг в Комитет и заплатила госпошлину.
– Шу, эти самые психи, от которых я, весь в белом, тебя сегодня якобы спасаю, назваться не могут. Это криминалитет. Шантрапа. Им не светит даже по квоте. Даже теоретически. Даже в перспективе. Они бесятся и мстят. Громят дома. Портят машины. Могут обидеть, но не сильно – краской вымажут или на дерево посадят, и черта с два ты сама слезешь. Обрить могут наголо. Хочешь наголо?
Шу сидит, уставившись в огромные окна белоснежного дома. Вот окно. Вот еще окно. Прозрачные окна. Видно, что происходит внутри. Белый диван. Стол, тоже белый. Плазменная панель. Кадка с растением. Белый ковер, белые стены. Вроде бы все на виду, но угол зрения ограничен, а стекло бликует. И если внутри, за диваном, кто-то плачет, это не видно стороннему наблюдателю.
Так всегда. Так во всем.
– Если бы я знала, – наконец, произносит Шу.
– Что знала?
– Что даже из этого сделают субкультуру. Слово это – «назваться». Названные. «Когда ты назвалась? Сколько у тебя цифр? О, какое необычное имя! О, а что ты слушаешь? А с кем ты тусуешься?»
Шу крутит браслет на левой руке. И еще раз. И еще.
– Не психуй, – Джеминай берет ее за пальцы.
– Я не психую. Я не хочу так. Я назва… черт. Назвалась, потому что меня с четырех лет дома так звали. Шу. Я все время играла в игру, будто я волна. У нас были бирюзовые занавески, тонкие такие, воздушные. Я становилась у окна, набрасывала на себя эту занавеску, плавно водила руками, делая «волну», и шумела, как море – «шшшшу-у-у-у, шшшшшу-у-у-у…», я играла так, понимаешь? А в моей фамилии всегда делали ошибку, мне приходилось диктовать ее по буквам. У мамы была другая, она не брала фамилию отца именно из-за ее неудобоваримости, а меня решили не щадить. И когда вышел этот закон, который разрешает упростить имя, я пошла и упростила, потому что я хочу быть волной, а не диктовать по буквам и потом убеждаться, что все равно написали неправильно. Дай сигарету.
– Не дам! – Джеминай достает последнюю сигарету из пачки и закуривает, размахивая рукой, чтобы разогнать дым. – Ты не куришь.
– Мне не нравится это все! – окончательно заводится Шу. – Они сделали из этого «фишечку», они «названные», они теперь проверяют, кто свой, а кто чужой, они меряются тем, у кого в паспорте меньше цифр, а значит, кто раньше назвался, они вызвали противостояние этих, которые не имеют права на смену имени, да если бы я знала!…
– Послушай себя, – лицо Джеминая становится показательно коварным, как у злодеев из старых мультфильмов. – Ты вроде как назвалась от чистого сердца, ну или как это назвать, короче, не по идейным соображениям, но уже недовольна, потому что тебя не приняли. При этом, некие «они», которые тебя не приняли, тебе тоже не нравятся – видите ли, они создали субкультуру. Тебе вообще чего надо? Чтобы все жили поодиночке, не испытывая потребности хоть как-то объединяться? Ты не подумала о том, что эти «они» – это точно такие же, как и ты, идеально законопослушные люди?
– Дай сюда! – Шу выхватывает сигарету из пальцев Джеминая. Затягивается, кашляет с непривычки.
– Захочешь кофе – я в доме, – Джеминай смеется, встает со скамейки. Отряхивает белые брюки, на которых ни пылинки. – Окурок в урну, не сори здесь.
– Липа! – кричит вслед Джеминаю Шу. – Липа! Треп! Фейк! Ты вроде весь такой законопослушный, а сам куришь и пьешь, как лошадь!
Джеминай останавливается, оборачивается. На его лице – откровенное веселье.
– Не то, – говорит он и еще шире улыбается. – Эти штуки давно перешли в разряд «личное дело каждого». И потом, сколько бы я ни пил, я никогда не допиваюсь до бессознательного состояния. Машину не вожу, в драки не ввязываюсь, посреди парка нужду не справляю, к прохожим не пристаю. Ни одного окурка под ноги не бросил. Курю только в разрешенных местах.
Он уходит в дом. Шу тушит невкусную сигарету, выбрасывает ее. На улице уже совсем темно.
***
– Скучаешь, – говорит Гала.
Он открывает один глаз. Смотрит в стакан. Пусто.
– Что ты пьешь?
– Уже ничего. Ром. Я пил ром. Я пью ром. Ром. Р-р-р-ром.
– Я Гала, – говорит Гала.
– Я знаю. Тебя все знают.
– Да! – Гала смеется, показывая кривоватые зубы. – Хочешь меня?
Он снова закрывает глаза. Открывает один. Наводит фокус. Присматривается. Еще бы не хотеть. Таких все хотят, несмотря на возраст. Она явно старше его, хотя и ненамного. Фигура, похожая на дарбуку. Бесконечно длинные точеные ноги. Интонации, выдающие опыт и фантазию. Не с его счастьем.
– Хочу, – пол под ним делает движение в сторону, но ему удается удержаться на ногах.
– Идем, – говорит Гала. Протягивает руку. – Идем.
***
У нее кожа медного оттенка, на ощупь похожая на персик, уютная, как велюр, и прохладная, как атлас. Дурак, думает он, трезвей, срочно трезвей, не упусти ничего, не пропусти ни вздоха, не проворонь ни намека. Давай, требует он от себя, трезвей, здесь наслаждение раздают как тяжелые наркотики – отмеряют на граммы, но кайфа на килотонны, трезвей же. Смотри, дурак, думает он, она не намекает, она прямым текстом дает понять, что ей нужно, что сейчас будет. Трезвей, у тебя осталась минута, секунда, мгновение.
***
– Ты молодой совсем, – по-голубиному курлычет она, расстегивая ремень на его брюках. – Сколько у тебя цифр?
– Каких цифр? – он замирает в ожидании следующего движения.
Гала не шевелится.
– Ты что, не названный?
– Э… Я пока нет. То есть, я жду. Сдал все. Жду ответа.
– Тогда как ты сюда попал? – она убирает руки с его талии.
– Ну… Гуляли.
– Мальчик, – нежно рокочет Гала тоном нарастающей грозы. – Гуляй дальше. Гала – для названных. Понял?
– Понял… Не понял, – он стоит, полураздетый, посреди комнаты и смотрит, как она поднимает с пола платье и легко проскальзывает в него, как змея в бумажную трубу.
– Что ты не понял? – Гала смотрит на него с презрением. – Здесь закрытая тусовка. Иди пей в другом месте. Назовешься – приходи. Неудачник.
***
Похмелье и тоска. Коричневый конверт валяется на столе. Теперь его зовут Джеминай, ему присвоен трехзначный номер, получить документы он может в Бюро своего района. Какая радость. Какое счастье. Какой восторг. Гала, подожди, думает он, я не знал, прошла всего одна ночь, я названный, подожди, вот он, коричневый конверт, просто вечером я не заглядывал в почтовый ящик.
Гала, подожди. Не отвергай меня. Я сказал тебе правду, не зная, что лгу.
Я названный.
Но вчера она велела мне уйти, думает он, и я ушел, и если бы я солгал, я не солгал бы.
***
– Почему тебя зовут Джеминай? – спрашивает Шу. Третий час ночи. Посиделки в гостиной.
– Потому что я Близнецы по гороскопу. Gemini. И еще у меня раньше была биполярка. Биполярное расстройство. Маниакально-депрессивный психоз. Я, в общем, подлечился, но отголоски иногда случаются.
– И ОКР.
– И ОКР. Я не переношу грязь и регулярно впадаю в состояние унылого овоща, который не может определиться – напиться до беспамятства или устроить себе передоз снотворным, как в кино. Но потом меня отпускает. А когда отпускает, я снова становлюсь весь такой бодрый и сияющий, и могу этими вот руками перебрать пять мешков риса. Причем энергично целуя каждое зернышко.
– Ты же говорил, что не напиваешься до беспамятства.
– А я так ни разу и не определился.
– У тебя есть мечта?
«Переспать с одной дамой, широко известной в узких кругах» – думает Джеминай, но вместо этого признается в другом:
– Побывать в Индии. Но там грязь и антисанитария, а еще эти жуткие местные божества. Так что это мечта ради мечты, не для реализации. Слушай, ты же красивая девушка. Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре, – усаживаясь поудобнее, отвечает Шу.
– Только бледная очень, – Джеминай тянется за пивом. – Ты затворница?
– Нет, на белом просто грязь хорошо видно, – язвит Шу. – Джеминай, ты собрался ко мне приставать?
– Нет, – Джеминай делает обиженное лицо. – Ты почти на голову выше меня, это, знаешь ли, неудобно. Давай пиццу закажем, хочешь?
– Я спать хочу, – говорит Шу.
Через час Шу уходит в гостевую спальню на втором этаже и практически сразу же засыпает на застеленной белым кровати. Джеминай все еще сидит на полу в гостиной. В его руке та же недопитая бутылка пива. Он плачет. Плачет. Она такая бледная, тонкая, она на голову выше его, она спит в его доме, ее зовут Шу, и в этом имени есть только шум моря, ради которого он живет в этом регионе, и она абсолютно в его вкусе. Но он до сих пор хочет Галу, такую же высокую, но темную, страстную, вызывающе сверкающую кривоватыми зубами и отказавшую ему только потому, что он фанатично выступает за правду, хотя сегодня скрыл ее, услышав вопрос о мечте. Джеминай чувствует, как подкатывает очередная волна депрессии. Ты чертов слабак, Джеминай, думает он. Ты плакса, Джеминай, думает он. Я ненавижу тебя, Джеминай, думает он, зачем ты пригласил к себе эту Шу? Я ненавижу тебя, бледная моль, думает он, вспоминая, как Шу крутит браслет, ненавижу, ну почему ты не отказалась от моего приглашения, зачем ты здесь? Ты женщина, но ты не та женщина, и даже если я получу тебя, я все равно не получу того, чего так желал.
Джеминай успокаивается. Вытирает слезы. Встает. Убирает недопитую бутылку. Потом уходит в ванную. Принимает душ. Чистит зубы. Стараясь не топать, поднимается наверх. В гостевой комнате тихо. Он неслышно приоткрывает дверь и стоит на пороге. Шу спит на животе. Одеяло сползло. Джеминай смотрит на голую спину Шу, на черные шортики и изящные ноги. Вот она, живая и ладная – подходи и бери.
Джеминай неслышно закрывает дверь. Плетется, опустив голову, в свою спальню. Все не то, все не так. Джеминай. Названный. Трехзначный. Верни ту ночь, ты опоздал всего на одну ночь. Теперь в твоем доме спит женщина, но это не та женщина.
