Булочка с перцем

Парень понимающе качнул головой, не заподозрив меня в наглом вранье, и свернул за угол. Я еще немного постояла в коридоре, развернулась и… врезалась в твердую грудь. На плечи легли горячие руки, но прикосновение длилось не больше секунды, потому что я тут же отпрыгнула на безопасное расстояние.

– Привет.

Островский смотрел на меня с такой улыбочкой, что только дурак не понял бы – он что-то задумал. Русые пряди сегодня топорщились больше обычного, и в голове сразу возник вопрос – чем это таким он занимался ночью, что пришел в универ под конец пар, да еще и весь лохматый.

– Чего тебе?

– Мне – ничего, а тебе – вот.

Островский вытащил руку из-за спины и протянул маленький, но очень красивый букет из роз всех цветов и оттенков. Бутоны – штук двадцать, не меньше – плотно прилегали друг к другу, а низ укороченных стеблей был перехвачен простой ленточкой.

Думаю, что сирены, которые звучали сейчас в моей голове, были слышны даже в соседнем корпусе. Я бегло осмотрелась по сторонам, выискивая его прихвостней с камерами наперевес. Для верности сделала еще один шаг назад, а то потом смонтируют всё так, будто я тут лужицей у его ног растекаюсь.

– Островский, ты идиот? Убери от меня эту метлу.

Он недоуменно посмотрел на букет и пожал плечами.

– Как по мне, очень красивый.

Он сделал плавный шаг в мою сторону, даже не шаг – скользнул ногой по полу, подбираясь ближе. Я выставила руку.

– Не подходи, Островский, пожалеешь.

– Да расслабься ты, Булочкина, это просто цветы.

Да-да, рассказывай эти сказки кому-нибудь другому. После вчерашнего он явно решил перейти на какой-то новый уровень сживания меня со свету. Островский все наступал, а я пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Он остановился в шаге, пристально глядя на меня и уже не пытаясь вручить букет.

– Не возьмешь?

Я быстро замотала головой из стороны в сторону. Сердце громыхало где-то в ушах, и мне приходилось прикладывать чудовищные усилия, чтобы не смотреть на его губы. Но в какой-то момент он решил погладить нижнюю губу пальцами. Островский и раньше так делал, когда сильно над чем-то задумывался, но еще никогда это не оказывало на меня такого вау-эффекта. У него всегда были такие длинные и красивые пальцы?

Теперь я откровенно пялилась на его губы, и Островский, конечно же, заметил мой взгляд. Он криво улыбнулся, но, к моему удивлению, сделал шаг назад.

– Ладно.

– Ладно?

– Ладно. – пауза. – Булочка.

Островский продолжал с улыбкой смотреть на меня, а я с ужасом ощутила, как краснею. Меня многие так называли, но еще никто не произносил дурацкое прозвище таким голосом, будто мы стоим не посреди университетского коридора, а нежимся в мягкой постели.

Я начала медленно скользить вдоль стены, не сводя при этом взгляда с Островского. Вот лопатки уперлись в стеклянный стенд с расписанием, его я быстро миновала. Острый угол поворота – ныряю за него и теряю врага из поля зрения. Наверное, только нежелание выглядеть полной идиоткой остановило меня от того, чтобы броситься наутек. Я чинно миновала длинный коридор, еще раз завернула и так же медленно спустилась к гардеробу. Алиса Булочкина – молодец.

Только на выходе я позволила себе обернуться. Островского нигде не было, и я со спокойной душой вышла на улицу. Хотя насчет спокойной погорячилась – меня до сих пор потряхивало. К счастью, в университетском дворе было пусто, так что никто не мог видеть моего ошалевшего лица.

До дома я дошла пешком, обдумывая поступок Островского. Во внезапный приступ симпатии верилось с трудом, поэтому сделала ставку на какой-нибудь дурацкий спор. В голове сразу всплыли слова матери: «Алиса, такие как мы богатым и успешным нужны только для одного – постели».

Мама растила меня одна. Насколько я поняла из ее сумбурных рассказов, мой отец был человеком непростым. Вернее, непростыми были его родители. Когда мама забеременела, разразился скандал – вводить в семью деревенскую девчонку никто не хотел. Все уговаривали маму сделать аборт, но она не согласилась, до последнего веря в то, что мой папаша одумается и женится на ней, вопреки воле родителей. Но вместо этого тот сказал, что не любит ее и никогда не любил, а спал с ней только потому, что у них с другом был счет на девственниц. Просто он в какой-то момент увлекся.

Мама затаила обиду на всех без исключения мужчин, но особенно доставалось тем, кто был богат и мог похвастаться положением в обществе. Когда я поступила в университет, она сфотографировала списки, вывешенные на дверях корпуса, а потом медленно, но методично начала сопоставлять имена и внешность парней. К тому моменту, когда я поняла, что она находит их в социальных сетях, было уже поздно.

Мама составила список «опасных ребят» и на полном серьезе попросила меня с ним ознакомиться, чтобы впоследствии даже не приближаться к этим людям. Надо ли говорить, что возглавлял черный список Островский.

Я пыталась убедить маму, что все это – какая-то нездоровая вещь. Она же в ответ расплакалась и заявила, что я не ценю ее заботу. Мне оставалось только согласиться. К тому же было не так и сложно соблюдать мамины рекомендации – с тусовкой Островского мы практически не пересекались. Ребята у нас на курсе кучковались по принципу «деньги к деньгам». Единственным исключением был, пожалуй, Гарик, но, насколько мне известно, они с Островским дружили чуть ли не с садика.

В том, что Островский потащит меня в койку, я сильно сомневалась. Для этого всё же нужна хоть толика влечения. Но вот провернуть что-нибудь в духе «ой, посмотрите, Булочкина решила, что я в нее влюбился» – это вполне возможно.

***

Дом встретил тишиной и прохладой. Я протопала в комнату, стараясь не задеть плечом мольберт – вчера я таскала его по всей квартире, пытаясь словить нужный свет. На минуту остановилась, рассматривая рваные линии. Кажется, это будет моя лучшая работа. Какая насмешка. Нужно было выбросить его сразу, но еще никогда у меня не получалось так хорошо: в рисунке была душа, характер и страсть, которой мне всегда так не хватало. Это был глупый порыв, но я не любила оставлять дела незаконченными, даже если в процессе они начинали жутко бесить.

Глава 5

Андрей

Булочкина уже несколько дней держала оборону – едва завидев меня, тут же сматывалась. С цветами она меня удивила. Разумеется, я не ожидал, что она расплывется в улыбке и начнет благодарить, но все же рассчитывал на дружеский разговор. Алиса же смотрела на букет, как на ядовитую змею. Уж не знаю, что она там себе придумала, но факт оставался фактом – моя ситуация не улучшилась, а только усугубилась.

Вот и сегодня я успел выхватить взглядом лишь удаляющуюся кудрявую макушку – похоже, Булочкина заметила меня раньше, чем я ее, и успела ретироваться.

– Вы последние дни какие-то странные – ни одной стычки, – подозрительно посмотрел на меня Гарик, и я как можно небрежнее пожал плечами.

– Пятый курс, Гар, особо не разгуляешься. Вчера вон Эдуардовна даже на перемену не отпустила. Не до Булочкиной, в общем.

– Ммм, ладно. А то я уже подумал, что… – он почесал затылок.

– Что ты подумал?

– Ну, что после того поцелуя, знаешь, типа от ненависти до любви, все такое.

Я демонстративно закатил глаза и фыркнул.

– Ты издеваешься? Это же Булочкина, камон, какая любовь?

Надеюсь, я выглядел максимально правдоподобно, а то не хватало еще, чтобы поползли слухи о том, что Граф пал жертвой чар главной заучки курса. Кстати, никакими чарами там и не пахнет, поэтому еще предстоит разобраться, жертвой чего я в итоге пал.

– Ладно-ладно, – Гарик поднял руки вверх, – просто на секундочку показалось.

– Крестятся, Гар, когда кажется. А где Баева? – ненавязчиво решил сменить я тему.

Пришла очередь Гарика пожимать плечами, и я злорадно улыбнулся про себя – в следующий раз будет думать.

– Мне откуда знать, я не ее нянька, – буркнул он себе под нос.

– Да? – Я саркастично выгнул бровь, – просто на секундочку показалось…

– Да всё, всё, Островский, я понял, – Гарик замахал руками и ускорился, не желая продолжать скользкий разговор.

Вот и чудно, вот и славненько.

***

Я понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее, еще на подходе к кабинету. Из помещения шел такой специфический гул, который всегда сопровождает скандальные ситуации. Привлеченные этим гулом, в кабинет ломились все новые люди, и шум нарастал. Я с трудом растолкал однокурсников, окинул взглядом помещение и не сдержался от смачного мата. Булочкина, какого хрена?

Алиса

Мою жизнь сложно назвать интересной. Для других людей, я имею в виду. Для меня она, конечно, вполне себе увлекательная. Я не могла похвастаться драматическими отношениями, яркими романами или скандальными выходками. Но однажды и я совершила глупость. Одну единственную глупость, свидетелями которой теперь стала половина группы.

На третьем курсе я увлеклась парнем не из университета. Познакомились мы во время одной из наших редких вылазок в клуб. Дима был очень галантен, красиво ухаживал, и я полностью проигнорировала все мамины предупреждения про богатеньких парней. И зря.

Он никогда не настаивал на том, чтобы перевести наши отношения на другой, более интимный уровень. Каждое свидание заканчивалось вполне целомудренным поцелуем, но мне и этого хватило с головой, чтобы на какое-то время лишиться разума. Иначе сложно объяснить, зачем я согласилась выслать ему «парочку пикантных фото».

Я потратила кучу времени, чтобы придумать соблазнительные позы, сделала макияж и ответственно подошла к освещению. Мне казалось, что фото получились отличными, но Дима меня высмеял. Мое нижнее белье он обозвал бабкиными трусами, грудь – коровьим выменем, а попу – багажником. Придя в себя от шока, я попросила его удалить фотографии, а когда он отказался, пригрозила полицией.

Признаться честно, я так и не поняла, зачем он за мной ухаживал, если считал некрасивой. Нет никакой нужды видеть мои обнаженные фото, чтобы понять, что моя фигура далека от модельной. После угроз полицией Дима сказал, что удалил фотографии, но теперь было очевидно, что он меня обманул.

Одна из стен кабинета была обклеена моими изображениями. Автор этого панно не поскупился: оригинальных фотографий было всего две, но они были распечатаны в разных размерах, цветными, черно-белыми, в рамочке сердечком и без.

От ужаса и стыда я не могла даже пошевелиться. Не верилось, что все это происходит со мной. Кто может быть настолько жесток? И главное – откуда у него эти фото? Краем глаза я заметила, как сквозь толпу пробирается Островский. На несколько секунд он тоже замер, а потом на его лице мелькнула злость. Наверное, раздосадован, что кто-то вместо него уничтожил его врага.

В отличие от меня, Островский быстро пришел в себя, растолкал студентов, которые толпились у самой стены, и начал осторожно снимать фотографии. Когда все они оказались сложены стопочкой, Островский открыл рюкзак и запихнул их туда.

– На память.

Толпа разочарованно загудела, кто-то крикнул, что ничего толком не успел рассмотреть, на что Граф огрызнулся:

– Могу подсказать пару сайтов, где смотрят.

Не знай я Островского лучше, подумала бы, что он меня защищает. Прозвенел спасительный звонок, в кабинет вошел преподаватель, и всем пришлось занять свои места. Полтора часа прошли как в тумане: я никак не могла прийти в себя, а шепотки за спиной этому совсем не способствовали. Представляю, какой фурор произвела моя почти обнаженка. Заучка Булочкина в бабушкиных трусах пытается изобразить эротику. Хотелось биться головой об парту и кричать от бессилия.

– Алис, что тут произошло? – наклонилась ко мне Лена.

Они с Катей не успели на представление – зашли вместе с преподавателем. Ну почему они, а не Островский?

– Потом расскажу, – я выразительно посмотрела на подругу, давая понять, что сейчас точно не время и не место. Она согласно кивнула.

***

После занятий подруги долго вздыхали и ахали – историю с фотографиями я им рассказала впервые, и Ленок даже немного обиделась.

– Если бы ты рассказала тогда, мы бы собрались и… – она постучала кулаком по ладошке, – показали уроду, где раки зимуют.

Катя согласно закивала, а я засмеялась. В том, что девочки вступились бы за меня, я даже не сомневалась, но в тот момент мне больше всего хотелось забиться в угол и в одиночестве зализать свои раны.

– Но как фотографии оказались в университете? – Катя в очередной раз нахмурилась. – Островский?

Я покачала головой:

– Нет. Точно нет.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю, не могу объяснить.

– А я согласна с Алисой. Это точно не Граф. Несмотря на их вражду, он неплохой парень. Никогда не замечала за ним по-настоящему подлых поступков.

В ответ я фыркнула, иронично изогнув бровь.

– А когда он подменил расписание, и я чуть не опоздала на итоговую работу?

– Хм, – Лена скорчила задумчивую рожицу, обхватив двумя пальцами подбородок. – Это не после того, как ты позвонила ему и сказала, что семинар у Козловского отменили? Тот самый, на котором разбирали темы для курсовых?

– Ой, всё!

Мы еще немного посмеялись, вспоминая старые проделки, а через десять минут девчонки бодро втиснулись в свой автобус №18, и я осталась на остановке одна. Как только автобус с подружками скрылся из виду, я погрузилась в мрачные мысли, да так глубоко, что не сразу отреагировала на черный «Эскалейд».

Глава 6

Алиса

Машина стояла у остановки, но из нее никто не выходил. Не знаю, что там задумал Островский, но я сегодня на игры и сражения была не настроена, поэтому стойко игнорировала тонированные стекла. Через пару минут окно все же медленно поползло вниз.

– Подвезти?

Я даже не стала отвечать на это странное предложение – просто закатила глаза и отвернулась.

– Булочкина.

– Что?

Взгляд уперся в рюкзак, по которому Островский медленно постукивал пальцами. Рюкзак, в который он пару часов назад убрал мои фотографии. От одной только мысли, что он сидел тут и рассматривал меня в нижнем белье, сердце подпрыгнуло. Я тут же от нее отмахнулась – с чего бы ему это делать?

– Ты меня стесняешься?

Сложив руки на груди, я ехидно улыбнулась.

– И что дальше? Я скажу – нет, а ты мне – докажи, и вот я уже залезаю в твой толстозадый автомобиль? Островский, манипулятивные приемчики перестали работать еще во втором полугодии первого курса.

– А знаешь, что работает безотказно даже сейчас? – спросил Островский, и я напряглась. – Старый добрый шантаж.

Он снова постучал пальцами по рюкзаку, и с громким рыком я рванула на себя дверцу дорогого авто. Плюхнулась на сиденье и с самым своим грозным выражением лица повернулась к Островскому.

– Отдай мне фотографии.

– Нет. – он завелся, не глядя на меня, и отъехал от остановки.

С минуту я ждала, что последует какое-то объяснение, но поганец даже и не думал развивать мысль. Я раздраженно вздохнула, всем своим видом демонстрируя крайнее недовольство. Потом вздохнула еще раз.

– Это какая-то специальная дыхательная гимнастика? – Островский с любопытством посмотрел на меня, но по плотно сжатым губам было понятно, что он едва сдерживает смех.

– Зачем они тебе?

– Сказал же – на память.

– Будешь рассматривать их ночью под одеялом? – ехидно поинтересовалась, рассчитывая, что сейчас он возмутится и предложит забрать свои нелепые фотографии. Но вместо этого Островский спокойно пожал плечами.

– Я живу один, поэтому нет нужды прятаться под одеялом.

На несколько секунд я зависла с открытым ртом. Он же не серьезно?

– Островский, ты меня знаешь, – я пригрозила ему пальцем, – если что-то задумал, лучше брось это дело.

– Да я уже и не уверен, что знаю тебя, – он быстро глянул на меня, его глаза смеялись. – Я думал, ты скромная приличная девушка, а ты….

Граф на мгновение опустил глаза на мои колени, и я снова ощутила, что краснею. Второй раз за неделю! Как можно незаметнее постаралась отдернуть юбку, но, судя по новому обжигающему взгляду, еще больше привлекла к себе внимание. Островский молчал, сосредоточенно уставившись на дорогу, а я гадала – откуда взялось это чувство вселенской неловкости? Такого за все прошедшие годы с нами точно не происходило.

Через пару кварталов я немного расслабилась, и взгляд сам собой упал на его руки. Тогда, на вечеринке, мне не показалось – пальцы у Островского действительно очень красивые. Уверенные движения, которыми он управлял автомобилем, были… самой сексуальной вещью, которую мне доводилось видеть.

Неосознанным жестом я погладила линию декольте – всегда так делаю, когда задумываюсь над чем-то. Машина остановилась на светофоре, и чувствительной кожи теперь касались не только мои пальцы, но и его взгляд. Островский смотрел на грудь открыто, совершенно не стесняясь, а я, вместо того чтобы убрать руку, продолжала гладить себя. Что, черт возьми, происходит? И с ним, и со мной?

Загорелся зеленый, и Граф был вынужден снова смотреть на дорогу. У меня таких ограничений не было, поэтому в последний раз мазнув взглядом по рукам, я стала двигаться дальше: рельефные предплечья, точеные скулы, непослушная светлая прядь, скрывающая половину лица. Сместилась ниже. От вида крепких бедер, обтянутых джинсами, сердце забилось быстрее. Сейчас еще секундочку и перестану пялиться. Вот, еще одну.

Машина замедлила ход, и я поняла, что Островский пристально смотрит на меня. Будь у меня побольше опыта, а не глупых фотографий, я бы смогла ответить на его взгляд. Но у меня его не было совсем, поэтому я тут же отвернулась и начала смотреть в окно с таким энтузиазмом, как будто там шла новая серия «Ведьмака».

Так мы и проехали, не произнеся ни слова, до самого моего дома. Едва «Эскалейд» затормозил у подъезда, я выскочила наружу, буркнув «спасибо». Почему-то в этот момент я даже не задалась вопросом: а откуда Островский знает, где я живу?

Андрей

Булочкина сбежала так быстро, что даже не догадалась спросить, откуда я знаю, где она живет. Я дождался, когда в нужном мне окне мелькнет тень, и лишь после этого уехал. Мне было известно не только, где она живет. Я был в курсе, что ее воспитывала мама, мог навскидку назвать с полдюжины любимых групп. Да чего уж там – я даже догадываюсь, для кого предназначались фотографии. Кстати, этому мудаку придется объясниться. А еще у меня есть пара вопросов к моей верной поклоннице. Насколько мне известно, Марина знакома с бывшим парнем Булочкиной.

Еще неделю назад все это казалось абсолютно нормальным: ну что странного в том, что я в курсе литературных предпочтений своего злейшего врага? Теперь мне хотелось биться головой об руль. Я хренов сталкер. Я следил за ее соцсетями, мотивируя это тем, что нужно быть в курсе, чем там занята заучка, чтобы всегда иметь возможность придумать новую колкую шутку. На самом же деле просто удовлетворял больную потребность в том, чтобы ежечасно видеть Булочкину.

Остановился на светофоре, и взгляд сам собой упал на рюкзак. Надеюсь, эти фотографии никто и никогда больше не увидит. Кроме меня, конечно. Меня ждет много часов за просмотром ее шедевров. Если бы на этих изображениях Булочкина не прикрывала свою грудь ладошками, я бы, наверное, не сдержался и начал бить морды. Почему-то от одного взгляда на парней, которые стояли там, в кабинете, и пускали слюни на полуобнаженную Булочкину, внутри проснулся даже не зверь – демон.

Только каким-то чудом мне удалось взять себя в руки и спокойно снять фотографии со стены. Парни решили, что я придумал, что можно с ними сделать. О, я и правда придумал! Вот только делать я это буду в гордом одиночестве.

***

Вечером мы сидели у Лехи и рубились в карты. Я периодически выпадал из разговора, потому что перед глазами то и дело вставали картинки с Булочкиной в милых белых трусиках. В очередной раз встряхнул головой, чтобы избавиться от непрошеных образов, и бросил взгляд на стол. Пиковая дама. Очень символично. Положил сверху короля и усмехнулся – еще более символично.

– А я все равно считаю, что тут эффект запретного плода. Согласен, Андрюх?

Я вскинул голову, посмотрев на Леху. Начало беседы я пропустил, поэтому медленно почесал затылок и многозначительно протянул:

– Ну-у-у, смотря как ты себе представляешь этот эффект.

Друг бросил карты на стол и начал активно жестикулировать.

– Ну вот смотри, есть условная Дама, – он вытащил из колоды карту. – И она вся такая неприступная, что тебя прям колбасит от желания.

– И?

– Если из этого уравнения исключить неприступность, желание само собой сойдет на нет. И очень быстро.

– А как же истории про то, как он ее вечность добивался, наконец добился и жили они долго и счастливо? – прищурившись спросил Пахич.

– Тут все просто: женщины прекрасно знают, что чем дольше водишь перед носом у мужика конфеткой, тем больше шансов, что он потом никуда не денется. Поэтому томят, маринуют до последнего. До того момента, когда победа кажется такой сладкой и желанной, что ты никуда не уходишь. Остаешься, посчитав, что отвоевал себе место под солнцем.

Гарик пожал плечами:

– Иногда это действительно место под солнцем. Мой отец проехал полмира, чтобы вернуть маму, и кажется абсолютно счастливым человеком.

– Не буду ничего говорить про твою маму, чтобы не получить в лицо, – поднял вверх палец Леха, – но если бы речь шла о другой, гипотетической женщине, я бы сказал, что эту неземную любовь можно легко вылечить сексом.

Мы втроем дружно хрюкнули, а Леха снова замахал руками.

– Вы не поняли – быстрым сексом. Вот когда захотелось, тогда и тащи ее в койку. Один раз потрахались и всё – очарование исчезло.

– Прости, но это… самая банальная вещь на земле, которую я слышал, – с трудом сдерживая смех, проговорил я.

Гарик с Пахичем не выдержали и начали ржать в голос. Отсмеявшись, Гарик спросил, вытирая слезы:

– Лех, ты серьезно думал, что открыл Америку?

– Идите в задницу!

Весь вечер мы подшучивали над другом и его «эффектом запретного плода», но по дороге домой я серьезно призадумался. А что, если меня так накрыло как раз из-за того, что Булочкина недоступна? И как только мы переспим, моя нездоровая зависимость исчезнет? Покачав головой, я решил – надо попробовать.

Глава 7

Алиса

Когда на следующий день Островский полдня проходил, напялив поверх кофты мешок из-под картошки, я даже обрадовалась. Традиционные детские шуточки про мою мешковатую одежду были понятнее и безопаснее того взгляда, которым он пялился на меня в машине. Еще через пару дней мне даже начало казаться, что ни нашего поцелуя, ни той поездки на машине не было. Мы снова грызли друг друга на потеху всему курсу.

После пар я проводила девчонок на автобус, а сама решила прогуляться пешком. В последнее время прогулки стали для меня настоящим спасением от ненужных мыслей, то и дело пытающихся влезть в голову.

– Привет.

Я вздрогнула, но проигнорировала голос за спиной, продолжая идти вперед. Возможно, если сделать вид, что не услышала, Островский исчезнет.

– Разговор есть, – он поравнялся со мной и пошел рядом, загребая яркими кедами желтые листья.

– Не припомню, чтобы у нас была хотя бы одна тема для обсуждения. Только если тебе не нужен совет по поводу внешнего вида, – многозначительно посмотрела на него.

Островский поморщился, а потом внезапно взял меня под локоть и потащил в сторону.

– Пойдем, Булочкина, в парке погуляем.

– Отцепись от меня, – я попыталась отодрать от себя его руку, но ничего не вышло, – вдруг кто-нибудь увидит!

Он заулыбался, подтягивая меня еще ближе.

– Боишься подмочить репутацию?

– Боюсь.

– Вообще-то, это я должен бояться. Если люди увидит меня с тобой, то моей репутации самого завидного жениха – конец.

– Хо-хо-хо, Островский, никто не рассматривает тебя как потенциального жениха. Так, денежный мешок, с которым можно покувыркаться между делом в постели.

Граф перестал улыбаться, и чувство вины острой иглой пронзило грудь. Это было не только грубо, но и жестоко, поэтому, поджав губы, я пробормотала:

– Ладно, извини, переборщила.

Островский тут же снова расплылся в улыбке и ловко развернул меня, ныряя на неприметную тропинку парка.

– Кстати, именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

– О чем? – остановившись, я недоуменно на него посмотрела.

Островский тоже остановился и наконец отпустил мою руку. Он повернулся ко мне.

– О том, чтобы покувыркаться в постели.

– Э-эм. А я тут при чем?

– С тобой.

Я прыснула от смеха, махнув на него рукой. На мгновение он показался таким серьезным, что у меня даже сердце екнуло. Похихикивая, я пошла вперед по тропинке.

– Островский, к пятому курсу ты решил перейти от детских шуточек к взрослым?