Сгорая по минутам

– Мы ждали тебя, Фрейя, – заскрипело существо.

– Мы были здесь долгие, долгие годы…

– Мы таились в тенях, мы следили за тобой…

– Искали тебя…

– Верили…

– Да кто вы такие, вашу мать?! Где Эстер, где Ингрид, где Герда, в конце концов? Нас было четверо! – громко закричала Женя, отшатываясь назад. Кирилл проводил её жалостливым взглядом, но с места не сдвинулся.

– Мы пришли к Святославу в миг его величайшего отчаяния и показали ему свет…

– Мы стали кораблями…

– И мир стал нашей путеводной звездой…

Женя побледнела. В ушах зазвенело. Она бросила на Кирилла поражённый взгляд. Тот устало выдохнул и уселся, скрестив ноги. Кажется, происходящее было ему настолько привычно, что уже не вызывало ни страха, ни удивления.

– Всё просто, Фрейя, – проговорил он, и тени замолчали, почтительно кивая, – они – это вы.

Мир Жени, уже истрескавшийся и переломанный сотню раз, вздрогнул – и разбился на множество осколков. Стеклянная крошка, отвратительно осязаемая, осыпалась с высокого потолка вниз и застревала в волосах, лезла в глаза и за ворот белого платья. Кирилл продолжал ещё что-то говорить, но Женя уже не слышала слов – они сразу представали перед ней образами.

Кровь. Ненависть. Боль. Плодородная почва для всякого рода нечисти. Чем большее зло творит человек, тем крепче и сильнее его порождение. Дети мелких гадостей обычно слабы и живут не долго; они успевают, разве что, вызвать головную боль у своего хозяина. Создания, выросшие на питательных соках ярости и гнева, могут многое – они тенями бродят вслед за людьми, приносят с собой кошмары и болезни. Зло порождает новое зло. Замкнутый круг. Но когда матери убивают своих детей, когда их мужья поджигают дома и бросаются друг на друга с яростью берсерков… На пепелище, над которым продолжают отражаться эхом человеческие крики, возникает тогда нечто большее, чем просто тень.

– В ту ночь ваши души как бы… раскололись, – бормотал Кирилл. Его лицо уже не отражало ни печали, ни ненависти. – Негоже, в конце концов, нести в новый прекрасный мир такой тяжёлый груз. То, что откололось, поползло по холму, чуя кровь… И появились они, – слова эти он буквально выплюнул, поворачивая голову в сторону тёмных фигур.

– Мы устроили там пир, – продолжила одна из них и захохотала, – а потом нашли этого бедного, несчастного, безумного мальчика и пообещали ему искупление. И он получит искупление! Ибо кровь искупает кровь, и смерть искупает смерть!

Существа бешено загоготали и закружились в уродливом подобии танца.

– Ну да, – вздохнул Кирилл, – как-то так. Они прикоснулись к моему лбу, и я заснул… И больше там не проснулся. А дальше закрутилось… – он устало прикрыл глаза. – Я рождался и умирал, а потом снова рождался и снова умирал… Но в отличие от вас, таких умненьких и предусмотрительных, я никого не находил. Я прошёл кучу войн и в каждой из них пал, я голодал, спал без крыши над головой, терял руки и ноги, переболел, по-моему, всем на свете… И я не видел ни одну из вас. Но я помнил всё. А потом я вас возненавидел. И тогда снова пришли они…

– Мы всегда были здес-с-сь… – зашипели фигуры. – Века ничего не стоят, когда впереди – вечность, правда, Фрейя?

Женя промолчала, а затем хрипло произнесла:

– Ярополк… Что случилось с ним?

– Он пришёл к костру… – охотно поделилось одно из существ, и все прочие отозвались:

– И увидел там свою дорогую бездыханную ведьмочку…

– Пламя было таким голодным…

– А он так страдал…

– Мы столкнули его в огонь, – хихикнула правая тень.

– А потом ушли сюда, – добавила левая.

– Он всё равно переродился! К чему такая скорбь? – воскликнула центральная фигура, когда Женя вскочила на ноги, не зная, что делать с внезапно возникшей в груди яростью. Ей хотелось броситься на этих мерзких существ, сорвать с них плащи, вытряхнуть из них жизнь – да что угодно, только бы излить куда-то этот жар, пожирающий изнутри.

– Она… я просто хотела, чтобы мы были вместе! – в отчаянии завопила девушка, больно сжимая кулаки. – Всегда! Потому что…

– Это правда?

Женя замерла и медленно обернулась на голос.

Перед ней стоял Ярополк – или уже, скорее, Алексей. В отличие от Кирилла, выглядел он не лучшим образом – под глазами залегли тёмные круги, лицо осунулось, волосы местами выцвели, словно очень долго находились под солнцем.

– Лёша, послушай…

– Это правда? – повторил парень свой вопрос и взглянул на Женю. Она аккуратно подошла ближе, осторожно поднося ладони к его плечам.

– Я хотела, как лучше…

– Ты спрашивала меня?! – воскликнул Алексей и увернулся от желающих обнять его рук с отвращением. – Почему, блять, все вдруг решили, что могут что-то решать за меня?! Я тебя любил, Женя, Фрейя, как там тебя нужно называть правильно… Я помню это! – он с усилием постучал пальцем себе по лбу. – Всё – здесь! Я любил тебя! Но любовь – это не тюрьма, не каторга, слышишь? Я бы любил тебя и без всей этой чуши! Да, нельзя говорить наверняка, но разве не дико привязывать к себе человека?! Я себя ощущал как собака на привязи! К ноге – и я бегу к ноге, лежать – падаю, умри – умираю! Как обезьянка цирковая! Ты никогда не задумывалась, что у меня в душе творится, пока мы вальсы танцевали, пироги пекли?! А я тебе скажу, – ведомый эмоциями, Алексей подходил всё ближе и ближе, пока на встал к Жене вплотную. – Я был как заключённый. Тебя нет – мне плохо. Ты далеко – я погибаю. Когда не могу тебя найти, со мной обязательно что-то приключается. Расстрел, кирпич на голову падает… И так по кругу. Снова и снова, – он сощурил глаза и рвано выдохнул; по щеке скользнула одинокая слеза. – Женька, я так от этого устал!

Ноги Алексея подкосились, и он едва не упал, но девушка подхватила его, крепко прижимая к себе. Её пальцы мягко поглаживали его сухие волосы, и, хотя слёзы душили и Женю тоже, она нашла в себе достаточно сил, чтобы тихонько бормотать на ухо Лёше:

– Прости меня… Прости меня я тебя умоляю… Прости меня…

Кирилл молча взирал на них, так и оставшись сидеть. Прошла минута или, может быть, сотня лет, пока Женя и Алексей стояли, дрожа в объятиях друг друга; тишину нарушил скрипучий голос.

– Видишь, Фрейя?..

– Ты можешь всё это исправить…

– Они могут забыть…

– К чему тебе эта нервотрёпка?.. Давай поступим также, как и всегда – достаточно только слова…

– Только мысли…

– И всё станет, как раньше… Нам снова станет подвластно всё время мира…

– И твоя любовь останется с тобой…

Женя с трудом отцепилась от Алексея; её глаза распухли и покраснели от слёз, рот слабо подрагивал. Она обернулась. Пространство вдруг сжалось, и фигуры оказались прямо перед ней; они почтительно расступились. Впереди возвышался величественный трон, усеянный черепами. Мраморные ступени завораживающе сверкали.

– Сделай шаг – и ты всё вернёшь…

– Ты снова станешь повелевать…

– Снова будешь властвовать…

– И смерти больше не будет.

Женя с трудом приподняла руку. На её пальце сверкал перстень с крупным чёрным агатом. Сокровище, к которому она стремилась так долго. Ключ к жизни.

Одна из фигур подплыла ближе; из-под рукава высунулась струпчатая ладонь, сжимающая клинок.

– Один шаг…

– Одно слово…

– Один надрез…

Женя посмотрела на кинжал и улыбнулась. Существа ликующе затрепетали.

Девушка сделала шаг назад.

Фрейи здесь больше не было.

Любовь… Она стремилась к ней больше всего на свете. Она жаждала её. Ярополк был прекрасным источником этого чувства. Фрейя питалась им, как паук питается своими жертвами – снова из снова, из жизни в жизнь, из века в век. Она мечтала о защите – он бросался на врагов с голыми руками. Она хотела заботы – он крепко обнимал её, шепча слова нежности.

Она требовала – он исполнял.

Это было чем угодно, но только не любовью.

Женя снова шагнула назад и стащила перстень, крепко сжимая его в руке. Металл обжигал кожу, но девушка лишь сильнее стискивала челюсти.

– Я не хочу так, – проговорила она неожиданно для себя твёрдо. – Это не правильно. Вы не видите… не понимаете… да и что вы можете понять… Что вы смеете говорить мне о любви? Вы никогда её не испытывали! Моё прошлое – это кромешный мрак, и сейчас я в эпицентре этого мрака, но знаете что?! – девушка поморщилась, кривя рот в усмешке. – Идите вы к чёрту! Я не хочу никого держать на привязи! И смертей с меня достаточно! Мрази, да подавитесь вы кольцом своим!

Женя широко замахнулась и изо всех сил швырнула артефакт; тот ударился о спинку трона и сиротливо свалился вниз, стремительно тускнея. Темнота зашевелилась. Существа недовольно забормотали.

– Ты поплатишься…

– Мы не отпустим тебя…

– Мы останемся…

– Останетесь? – поинтересовалась Женя и хмыкнула. – Даже если я умру?

Темнота зашевелилась испуганнее. Девушка продолжала пятиться назад, пока с обеих сторон от неё не оказались братья. Она крепко взяла Алексея за руку.

Ей стало вдруг абсолютно всё равно. Жизни, смерти… Смысл оказался утерян. Стоила ли вечность страданий самого близкого человека? Стоила ли она той чудовищной жертвы? Нет. Никогда не стоила.

– Мне здесь больше не стоит задерживаться, – с горечью произнесла Женя. – Я ухожу. Пора бы уже, в конце концов.

Мрак заходил ходуном. Пространство стремительно начало рушиться; куски тьмы отваливались и падали куда-то вниз, являя взору белоснежный свет, бьющий из прорех. Существа – осколочники, как их (очень вовремя) прозвала Женя, – закричали, хватаясь крючковатыми пальцами за головы. Их плащи загорелись, являя взору неказистые худощавые серые тельца, а сами они завыли в один голос, осыпая девушку всеми мыслимыми и немыслимыми проклятьями. Трон пересекла посередине глубокая трещина; в следующее мгновение он раскололся надвое и развалился на черепки, камни и пепел.

Над головой затикали огромные часы.

Тук-тук.

Тук-тук.

Тук-тук…

Женя бросила взгляд на Кирилла. Тот смотрел на неё с нескрываемым облегчением.

– Спасибо, – просто произнёс он. Его образ потихоньку бледнел и становился всё более прозрачным.

Девушка кивнула.

– Может, хотя бы сейчас я сделала правильное решение.

– Я не сомневаюсь.

Женя тепло улыбнулась и тут же повернулась к Алексею. Времени им оставалось немного.

– Послушай, – пробормотал он, обхватывая её голову руками, – если мы ещё вернёмся… Я тебя обязательно найду, без всяких этих проклятий, заклятий, как их там… я правда, своими силами…

– Не планируй, – хихикнула девушка, – как показывает опыт, это бессмысленно… Живи так, как захочешь, и не думай о том, что тебе нужно кого-то искать, я тебя прошу… Хотя бы теперь. Никаких цепей…

Алексей обнял её, утыкаясь носом в плечо.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю…

Произнеся эти слова, парень исчез так же быстро, как и Кирилл, оставив Женю напоследок хвататься руками за пустоту. Девушка вздрогнула и сглотнула комок.

Мрак практически развеялся. Отовсюду в глаза бил яркий свет; осколочники продолжали гореть. Постепенно с них сходила вся грязь и мерзость, и Женя обнаружила с удивлением, что теперь вместо них в воздухе витали три знакомые фигуры. Образы девушек в белых платьях стремительно растворялись. Ингрид, Герда и Эстер. Соня, Сеня и Агата – так звучало лучше. Они взглянули на Женю с такой нежностью, что она не смогла в который раз сдержать слёз.

– Прощайте, – только и смогла пробормотать она до того, как пространство полностью опустело, и девушка, ничем более не поддерживаемая, полетела вниз – туда, где горела золотом единственная звезда.

Что-то большое, каркающее и усыпанное перьями подхватило её. Женя улыбнулась и закрыла глаза.

Часы пробили полночь.

Глава 20. Дом

Вокруг было очень тихо, и Женя с удивлением отметила, что может это осознать.

Тьма рассеялась. Трон рассыпался в прах, как и те, кому он принадлежал. Всё… закончилось? Тогда почему она всё ещё могла думать и дышать? Может быть, это было только игрой погибающего мозга? Говорят же, что в момент смерти сознание подбрасывает живописные картинки, чтобы умирающий и не заметил, что его душа покидает тело. Только вот то, что было вокруг, отнюдь не было таким уж симпатичным.

Женя открыла глаза – снова.

Она стояла в поле, под невозможно огромным небом; позади высился лес, кронами задевая редкие облака, а впереди был небольшой песчаный обрыв, но вот в чём соль – всё было серым. Как будто бы Женя попала в старый чёрно-белый фильм. Время здесь словно остановилось. Не было ветра, солнце – белое пятно – статично висело над горизонтом, и взгляд на него не приносил неудобств.

Женя сделала несколько шагов вперёд. Колосья – тоже серые – послушно прогибались и возвращались в былое состояние, тихо шурша. Звуки, как оказалось, в этом загадочном месте были, только едва заметные, словно кто-то понизил громкость до минимума.

Рай? Ад? Так называемый лимб? Или просто очередная остановка перед небытием? Женя так устала от стремительно меняющихся локаций, что уже не удивлялась и не беспокоилась. В конце концов, главное осталось позади. Да и интуиция подсказывала, что здесь не стоит ждать новых опасностей.

Девушка дошла до обрыва, ступая босыми ногами по мягкой земле. После того, как чёрно-белый мир был в той или иной степени ею принят, она с удивлением заметила, что и одежда тоже стала другой. Белоснежные струящиеся ткани сменились на простое тёмное платье. Последнее, что роднило с Фрейей, осталось где-то позади.

Женя осторожно спустилась вниз по лишь едва заметной лесенке, которую кто-то так любезно выбил в песчаном склоне, и оказалась на берегу. Впереди совсем тихо шумело серое море. Стоило пройти пару десятков метров – и наверняка ощутишь его прохладу.

Девушка ступила вперёд.

– Госпожа.

Она обернулась в сторону голоса. К ней шёл старик. Он тяжело ступал по песку, опираясь на простенькую деревянную трость. Длинные седые волосы были убраны назад, серый плащ путался в ногах и, кажется, существенно мешал.

– Я вас заждался, – пробормотал старик и чуть склонил голову. Только сейчас Женя смогла заметить, что его глаза, в отличие от всего остального, имели цвет и сияли золотом.

– Оддманд?..

– Да, вижу, вы порядком ошарашены. Не переживайте. Со мной всё в порядке, – старик улыбнулся и кивнул головой в ту сторону, откуда он только что пришёл. – Пойдёмте. Думаю, нам есть, о чём поговорить.

Он остановился и вопросительно посмотрел на Женю, которая от удивления словно забыла, как двигать ногами. Она открыла рот, намереваясь, по всей видимости, задать какой-то вопрос, но тут же его закрыла, поджала губы и, наконец, сдвинулась с места.

Они пошли вдоль моря – глубокий старец и молодая девушка, неспешно и молчаливо. Мягкий песок не обжигал и не таил в себе ни колючек, ни острых веточек. Казалось, весь этот мир был создан только затем, чтобы не причинять боли.

– Что… что это за место? – разрушила тишину Женя, неловко косясь на фамильяра. Тот хмыкнул.

– Первый вопрос – и сразу сложный. Ну, я иного и не ждал. У этого мира нет названия, – пояснил старик, щуря глаза, – можете называть его так, как заблагорассудится. Например, Серое пространство – по понятным причинам, – его губ коснулась хитрая улыбка. – Я предпочитаю звать его родиной. Или Нулевым миром. В конце концов, именно этот берег стал первым, что я увидел в своей долгой жизни…

– Это твой… дом?

– В какой-то мере. Но и здесь я ведь как-то появился, только не знаю, откуда. А может, просто не помню.

– А…

– Тс-с, – Оддманд поднял руку. – Смотрите. Дом.

Женя перевела взгляд туда, куда указывал старик, и замерла.

Впереди действительно стоял Дом – не роскошная постройка в несколько этажей, не полуразвалившаяся хижина, не крепкий кирпичный домик с приветливыми окошками, а… Дом. Странное здание, напоминающее раковину рака-отшельника. Серое дерево местами отслоилось, крыша, причудливо закрученная вверх, была покрыта мхом и лишайником, двери и окна оказались наглухо забиты; казалось, за ним никто не ухаживал уже долгие-долгие годы.

Фамильяр словно понял мысли Жени и тяжело вздохнул.

– Да, зрелище печальное. Раньше здесь было посвежее. Но время, понимаете ли, беспощадно…

Старик слегка усмехнулся и присел на стоящую перед Домом скамейку. Та, в отличие от постройки, выглядела неплохо и даже не косилась.

– Садитесь, садитесь… Вам теперь торопиться некуда. Да и мне тоже…

Женя послушно опустилась рядом с Оддмандом. Перед её глазами теперь расстилалось бескрайнее чёрно-белое море, по поверхности которого то и дело проходили лёгкие волны, не нарушающие всеобщего спокойствия. Остро запахло солью и водорослями.

– А почему вообще… – снова начала девушка, и снова фамильяр распознал её вопрос прежде, чем тот был произнесён до конца:

– Я давно за ним не следил. Давайте так – я расскажу всё, что помню, а потом вы сами уточните то, что покажется вам неясным.

Женя кивнула. Когда к твоим ногам ластится море, можно и впрямь никуда не спешить.

Оддманд аккуратно отложил трость, чтобы та не свалилась в песок, и со вздохом сложил руки на коленях.

– Я не всегда был таким, каким вы видите меня сейчас, – начал он. – Когда то и я, и Дом – мы были молоды… Но всё ещё серы, предвкушая ваши расспросы о цветовой гамме этого места. Я ухаживал за Домом, Дом ухаживал за мной. Всё необходимое появлялось здесь само по себе. Казалось бы, живи и радуйся… Но я ощущал себя пленником. В сущности, в тот момент моя сила стала моим проклятием. Я мог многое, но покинуть это пространство у меня не получалось. Пока не появилась Рогнеда… – Оддманд мечтательно поднял глаза к небу. Женя поёжилась. – Однажды я закрыл глаза здесь, а очнулся уже по ту сторону. И вокруг всё было таким ярким… Никакой серости. Я сначала решил, что умер, – старик усмехнулся, – а потом увидел её. Она ведь была тогда чуть старше тебя. Амбициозная ведьма, стремившаяся познать тайны природы. Правда, её целью было не бессмертие – вечную жизнь она презирала, – а поиск иных миров. Целыми днями что-то придумывала, читала, проводила призывы… Так и отыскала меня, а вместе со мной и Дом. Правда, на той стороне мы стали выглядеть совсем иначе… Ну, вы и сами знаете. Я был счастлив. Немудрено – спустя практически вечность выбраться из однообразного мирка куда-то, где твоя сила ценится по достоинству, где есть кто-то, кто понимает тебя… Это дорогого стоит. И я поначалу был даже рад. Тот факт, что я перевоплотился в птицу, меня особенно не беспокоил. Первые двадцать лет. Потом стало тяжелее. Мы сильно ругались… – Оддманд замолчал. Его глаза наполнились тоской. – Но уйти я уже не мог. Потому что поклялся, понимаете? А для старого ворона нарушить собственное слово смерти подобно… Да и в некоторой степени я полюбил Рогнеду, как сестру или, может быть, дочь. А потом появились вы. И, когда она умерла, я стал оберегать вас. Потому что она меня попросила. Видимо, не уберёг…

Старик усмехнулся и тут же закашлялся. Женя осторожно коснулась его спины, но фамильяр лишь махнул рукой.

– Не переживай лишний раз. Не помру. Не для того был рождён…

– Почему ты снова оказался здесь?

Оддманд ненадолго задумался.

– Видимо, моя задача исполнена. Больше мне не нужно никого защищать. Буду приводить в порядок Дом, слушать море… Стар я уже.

Они вновь погрузились в молчание.

– А куда… куда отправлюсь я?

– Не знаю, – честно ответил старик. – Но ты сделала правильный выбор.

– Ты знал?

– О проклятии? Нет. Как и вы, я полагал, что, если отыскать артефакты, всё вернётся на круги своя. Скажем так, мне всё стало ясно после того, как я увидел ритуал. Говоря начистоту, я относился к нему скептически. То, что случилось с Ярополком, было слишком похоже на то, что пережил я. Привязанный к одной-единственной душе, без возможности уйти… Это действительно страшная участь. Но я не имел права бросать вас. Поэтому помогал. А когда вы оказались наедине с… хм, как бы их лучше назвать…

– Осколочники, – робко проговорила Женя.

– Осколочники? – фамильяр удивлённо вскинул брови, а затем хрипло рассмеялся. – Хорошее название. Пусть будут осколочники. Когда вы оказались с ними наедине, всё зависело только от вас. Я не имел власти в том мире, где они обитают.

– А если бы я не ушла? – спросила Женя, и голос её наполнился горечью. – Если бы я осталась с ними? Что бы было тогда?

Оддманд пожал плечами.

– Всего навсего лишились бы души. Справедливая цена за вечную жизнь, как считаете?

Женя промолчала.

– Вы слишком выросли, чтобы снова повторять старые ошибки, поэтому я не переживал. Рано или поздно каждая история подходит к концу…. Рад, что вы это поняли.

– И что, получается, всё было зря? – вопрос прозвучал резко. Женя этого не хотела, поэтому добавила мягче: – Я имею в виду, весь наш опыт, он…

– Ну почему же зря. Вы ведь сейчас здесь. Получается, не зря. Не относитесь к жизни как к марафону, в конце которого вас непременно ожидает приз, – фамильяр тихо усмехнулся. – В конце концов, это просто череда событий, случайность, если судить в масштабе вселенной. Чему-то произойти суждено, а до чего-то приходится идти собственными силами.

– А кольцо? То, что мы нашли его тогда, тоже было всего лишь стечением обстоятельств?

– Боюсь, что так, – утвердительно кивнул старик. – Ожидая вас, я много думал о том, как оно могло там оказаться. Возможно, его обронил какой-нибудь вор, который принял могущественный артефакт за очередную дорогую безделушку. Есть и более сложный вариант. Осколочники могли закольцевать, – тут Оддманд тихо усмехнулся, – время и оставить перстень на видном месте, чтобы ритуал наверняка произошёл. Понимаете, время – оно ведь вещь гибкая, мягкая. Можно подумать, что оно течёт строго по прямой, но на самом деле время напоминает круги, расходящиеся по воде. Один круг порождает последующий, а за ним ещё и ещё… И так до тех пор, пока не становится сложно понять, где – причина, а где – следствие.

Старик умолк, а затем продолжил, словно чувствовал, что именно гложет Женю изнутри:

– С Ярополком и Святославом всё будет хорошо. Они стали свободны – вы отпустили их.

– А девочки?

– О, не беспокойтесь, – Оддманд слегка мотнул головой. – Полагаю, им ещё рано уходить прочь. Воспринимайте произошедшее как переход на новый круг. Не травите себе душу лишний раз. Вам и так досталось.

Море облизывало песок. Застывшие на сером небосводе облака отбрасывали на берег крупные тени. Женя молчала. Мыслей в голове не было. Может быть, ей сейчас стоило заплакать, но для этого надо было испытывать горе, а кроме светлой грусти в душе чувств не находилось. Впервые, кажется, в жизни девушка чувствовала себя так, словно вступила на твёрдую землю после долгого морского путешествия.

– Ты прав, – прошептала она, глядя на воду сквозь полуопущенные ресницы, – я наконец-то поступила правильно. Можно остаться у тебя ещё чуть-чуть?

Оддманд с видом радушного хозяина обвёл рукой пространство перед собой.

– Столько, сколько захотите.

Женя улыбнулась и, поднявшись на ноги, неторопливо пошла вдоль берега.

Фамильяр проводил её отрешённым взглядом, а затем встрепенулся, словно вспомнил о неразрешённом деле. Пошарил руками в складках плаща и вытащил на свет то, что так внимательно искал.

В старческой ладони лежал безжизненный перстень с большим чёрным камнем.

Эпилог

Вокруг было невероятно шумно. Девушка, недовольно поморщившись, накинула на голову капюшон, почти целиком скрывающий её лицо, сделала музыку в наушниках погромче, и отважно спустилась в распахнутую пасть метрополитена.

Её день не задался с самого утра. Проснулась она совершенно разбитой, однако сна своего, сколько ни старалась, не вспомнила. Казалось, что в нём было заключено нечто очень важное – нечто, что забывать нельзя ни в коем случае, и от этого осознания девушке стало ещё хуже.

Город вокруг неё жил обычной жизнью. Люди куда-то торопились, толпились, ругались и лезли вперёд; по дороге к вагону поезда девушку успело задеть плечом как минимум человек пять. Особенно запомнилась одна донельзя деловая незнакомка с убранными в тугой пучок волосами, белыми, как снег – такая красивая, что злиться на неё не хотелось.

Девушка скользнула между закрывающимися дверками и успешно заняла место в углу.

– Осторожно, двери закрываются! – прощебетал приветливый голос из динамиков. – Следующая станция…

Девушка устало прикрыла глаза, прикидывая, ничего ли она не забыла. Сегодня в вузе ожидалась какая-то особенно кровожадная контрольная, поэтому переживания были вполне оправданными. Больше всего, конечно, беспокоило то, что знаний в голове как таковых не наблюдалось, хотя материал повторялся всю ночь без передышки.

Кто-то похлопал девушку по плечу. Она лениво открыла глаза. Стоящий перед ней парень с улыбкой что-то говорил, но из-за орущей в ушах музыки услышать его не представлялось возможным. Девушка вытащила наушник.