Мастер оружейных дел

Собеседник растерянно вскинул брови, разглядывая меня с недоумением.

– И все? – уточнил и усмехнулся. – На этот вопрос я легко отвечу. Это обрядовый предмет моего народа. Много лет назад оригинал был безвозвратно утерян. Совершенно безвозвратно, точнее, физически уничтожен, и если примерное описание внешнего облика сохранилось в памяти народа – существует множество рисунков и набросков – то с надписью по древку возникли трудности. Насколько я понимаю, это один из очень древних и безнадежно мертвых языков, и никто из живущих теперь не знает, что именно там написано. Была проведена огромная архивная работа по поиску хоть каких‑то материалов, а открытие, как водится, сделали случайно. Один юноша, обучавшийся в столице, нашел в университетской библиотеке дневник некоего безвестного дотошного торговца, где приводилось точное изображение вязи, сопровождавшееся горделивым сообщением, что было чертовски трудно передать все до последней точки, но зато даже хозяева скипетра не нашли подвоха. Сведения перепроверили всеми доступными методами и вязь признали подлинной.

– Но почему ты заказываешь артефакт здесь, а не в столице у кого‑нибудь из медных мастеров? – настороженно уточнила я.

– Во‑первых, я не люблю столицу: слишком шумно, слишком тесно, и прожить там долго я бы не смог. Впрочем, нет, лукавлю. Конечно, смог бы, но с трудом и без удовольствия. А во‑вторых, я из‑за своих поисков приехал в местную библиотеку, где имеются некоторые бесценные труды, и именно тут меня настигло окончательное распоряжение о необходимости изготовления скипетра. Но я рад, что оно не поймало меня в столице. Здесь как‑то… уютно, особенно на центральной площади.

– Уютно? – ошарашенно уточнила я. Интересный отзыв. Я подобного припомнить не могла: даже полностью лишенные магии люди, не знающие о древнем соседе и не ощущающие его, подсознательно испытывали опасения в этом месте.

– Как дома, – улыбнулся он. – Будто здесь с тобой никогда не может случиться ничего плохого. Словно дух Праотца рядом.

Я нервно хмыкнула. Праотца, говорите? Надо почитать про этих ребят. Не думаю, что узнаю что‑нибудь действительно интересное, но легенды полистать все же стоит. Что у них там за праотцы такие?!

Несмотря на столь странную оценку мира новым клиентом, я все равно почувствовала, как холодная ладонь сжавшего сердце гадкого предчувствия немного ослабила хватку, потому что Таллий Анатар не врал. Недоговаривал, да, и я догадывалась, что именно: это наверняка касалось вскользь упомянутых обрядов. Возможно, среди них встречались откровенно запрещенные и очень страшные. Вероятно, это грозило волнениями в стране или некими невинными жертвами, принесенными на ледяных алтарях в далеких Северных горах. Но главное, не было связи между двумя событиями – появлением ужастика и этого северянина. Теперь я точно это знала и могла вздохнуть с облегчением.

– И все‑таки что случилось? – после нескольких мгновений тишины спросил северянин, не отрывая от меня взгляда неестественно ярких глаз. – Сама понимаешь, мне невыгодно причинять тебе вред. А помочь приятно. По многим причинам.

– Например? – полюбопытствовала хмуро. Не нравился мне его взгляд, очень не нравился. Что‑то такое… странное, непривычное глядело из глубины оранжевых глаз. Не угрожающее, не враждебное, но все равно – пугающее.

– Во‑первых, ты девушка, – улыбнулся он. – У нас рождается очень мало девочек, поэтому оберегать и защищать представительниц слабого пола – нечто вроде намертво въевшегося рефлекса. Во‑вторых, мне совершенно нечем заняться в ближайший месяц – или сколько там понадобится для работы? – и я с огромным удовольствием украшу свои будни решением какой‑нибудь проблемы. В‑третьих, мне близка местная система ценностей, когда за своих держатся до последнего. У нас – так же, и это еще один плюс в пребывании здесь. Достаточно? – хмыкнул он. Я не ответила, задумчиво разглядывая северянина и пытаясь привыкнуть к странной внешности.

– А почему ты все время в шубе? – спросила неожиданно даже для себя. Таллий посмотрел на меня с искренним недоумением, потом, сообразив, что я не шучу, насмешливо фыркнул.

– Я не знал, что про нас настолько мало известно в окружающем мире. – Мужчина качнул головой. – Понимаешь, у моего народа несколько иной механизм терморегуляции, чем у всех остальных людей.

– Тебе холодно без нее или не жарко в ней? – уточнила я.

– Мне жарко без нее, – вздохнул северянин. – Я достаточно удовлетворил твое любопытство, чтобы ты ответила взаимностью?

Я, недовольная формулировкой, слегка поморщилась, но спорить не стала.

– На самом деле не случилось ничего страшного, просто слишком много подозрительных мелочей. Я так удивилась этому заказу, потому что буквально за день до твоего прихода явился человек, просивший проконсультировать его по поводу ножа без Клейма, и это повлекло за собой цепочку малоприятных событий. Которая, кажется, и не думает заканчиваться.

– То есть теперь ты достаточно доверяешь мне? – Почудилось, что в глазах мелькнула искра удовольствия или, скорее, удовлетворения.

– Доверяю? – Я фыркнула. – Нет. Но теперь я допускаю, что это случайное совпадение.

– Допускаешь? – задумчиво прищурился он. – Могу я поделиться наблюдением? Ты вольна оставить его без внимания.

– Валяй, – со вздохом разрешила я. Сама только что выступила точно так же, и хорошо не попала по какому‑то больному месту. Теперь оставалось надеяться, что мне так же повезет.

– Твоя подозрительность рождена отнюдь не местными обычаями. – Северянин качнул головой. – Я не буду спрашивать, кто и что с тобой сделал, если ты вздрагиваешь от каждого шороха и готова защищаться с оружием в руках даже от эфемерной угрозы. – Таллий серьезно кивнул на мою руку, и я только теперь заметила, что сжимаю ладонью рукоять засека. Поспешно отдернула руку и переплела пальцы рук, положив локти на стол. Собеседник понимающе усмехнулся. – Это не заученный рефлекс, это последствия чего‑то очень нехорошего. Да и научиться по‑настоящему ненавидеть трудно, тем более женщине. Почти ребенку, ты уж не обижайся. Не буду спрашивать, пока ты сама не захочешь рассказать. Можешь не верить, но в этот момент я окажусь неподалеку. А еще я бы очень хотел по душам поговорить с теми… существами, которые это сделали.

Странные, слишком контрастные, как будто даже светящиеся глаза мстительно сощурились. И я с отстраненной ясностью поняла, что он убийственно серьезен. Этот чужой человек, которого я видела второй раз в жизни, был готов отомстить кому‑то неведомому за неизвестные действия по отношению к малознакомой девушке. В это выливается их национальное отношение к женщинам? Или тут что‑то… личное? Уже когда‑то не смог кого‑то защитить? Или дело в чем‑то другом?

– С ними уже поговорили, – слабо улыбнулась в ответ, пытаясь задавить поднявшуюся волну эмоций и воспоминаний, лишь бы не разбираться в этой чудовищной мешанине из ярости, удивления, страха, боли, облегчения и боги знают чего еще. – Но мне непонятны твой интерес и желание во все это влезть.

– Пусть у меня тоже будет своя маленькая тайна. – Северянин выглядел настолько довольным, что хотелось срочно сделать ему большую гадость. Просто так, из зависти и общей природной вредности. Но я сдержалась и даже не стала спрашивать, кто и когда обидел его самого – и без того голова гудела. – Но я предлагаю вернуться к более насущным вопросам, мы же так и не обсудили, какой будет оплата. Сколько? Я не стану торговаться, – качнул он головой.

Вот как. Никакие правила, писаные и неписаные, не запрещают мне сейчас содрать с него три шкуры. И любой юрист, и любой собрат по гильдии скажет, что я права.

Но северянин явно очень хорошо разбирался в людях. Получалось, что он вроде как первый доверился мне, положившись на волю мастера, а дальнейшее – полностью мой выбор. Сознательно завышу цену – сознательно предам. Вот же отрыжка Белого!

А впрочем, почему бы не ответить ему тем же?

– Сто тиглей задатка, – стараясь, чтобы улыбка не превратилась в оскал, сообщила я. – Этого как раз хватит на все материалы, включая наборную рукоять с инкрустацией, останется мелочь на непредвиденные расходы. А изделие ты оценишь по своему усмотрению, когда получишь.

И плевать, даже если он мне потертого щита не даст: я получу удовольствие от работы и бесценный опыт. Глядишь, с такой вещью в послужном списке смогу наконец претендовать на медный знак. Тут тебе и плетения без Клейма, и сложная тонкая работа с металлом, и почти ювелирная рукоять. А если еще по лезвиям отчеканить или протравить какой‑нибудь узор, так вообще никто не придерется!

Заказчик неопределенно хмыкнул, но кивнул, принимая предложенные условия. И непонятно было, удалось ли загнать его в его собственную ловушку, или он заранее предугадал мой ответ.

– Наличными или подойдет вексель?

– Лучше наличными. – Я качнула головой. С купцами желательно расплачиваться звонкой монетой, а тащиться в банк и самой снимать деньги не хотелось.

– Что ж, тогда я зайду вечером. После заката, – с хищной ленцой улыбнулся он, как упырь, назначающий жертве свидание.

Распрощавшись, я ушла, и всю дорогу до дверей заведения чувствовала на себе пристальный немигающий взгляд. Только на пороге сообразила, что не расплатилась за незаметно уничтоженный за разговором завтрак, но возвращаться было выше моих сил. Расплатится, никуда не денется. А откажется платить – Ла’Марташ прекрасно меня знает, ничуть не обидится и пришлет этот счет в лавку.

Домой я почти бежала, не глядя под ноги, и внутри, глухо ворча, ворочалась ярость. Я чувствовала себя дичью, которую загоняет опытный охотник. Слабой, обреченной, беспомощной и не способной ничего ему противопоставить.

Нет, не охотник. Зверолов. Который поймает, не повредив шкуры, заставит привыкнуть к себе, усыпит бдительность, завладеет доверием и вниманием, а потом станет незаменимым. Заставит забыть свободу, забыть все, забыть себя. Приручит.

Для зверя нашелся хозяин. Зверь был в ярости, но выбора ему не оставили. Спасение одно – бежать, бежать без оглядки, далеко‑далеко, на юг, на запад, на восток – к Серым в лапы. Но я точно знала, что этим выходом не воспользуюсь: зверь не может оставить свою нору и свою семью.

А самое страшное, злость шла от разума, а внутри, в душе эта мысль почему‑то не вызывала отторжения, напротив, казалась правильной и естественной.

Я уже почти хотела быть прирученной и ненавидела себя за это.

Влетев в полутемную лавку, замерла посреди помещения, отсутствующим взглядом окинула смертоносный металл, хищно поблескивающий в отсветах защитного заклинания. Потом со сдавленным не то рыком, не то всхлипом метнулась к ближайшей стене, изо всех сил ударила кулаками бездушный камень в попытке болью физической заглушить боль внутреннюю. Раз, другой, почти ничего не чувствуя. Потом обессиленно прижалась горящим лбом к холодной шершавой поверхности, глотая злые слезы и тихо поскуливая на одной ноте.

Сквозь угар бешенства начала проступать боль, пульсирующая в кистях рук и эхом прокатывающаяся до плеч. Я в последний раз шумно вздохнула, сжала и разжала кулаки. Шмыгнула носом, локтем утерла лицо и поднесла к глазам растопыренные пятерни, пытаясь в слабом свете оценить нанесенный ущерб. Кроме темных пятен, увидеть ничего не получилось, пришлось идти к стойке и разглядывать «самострел» уже под бесстрастным холодным бестеневым светом.

Зрелище оказалось… жалкое. Содранная на костяшках пальцев кожа обрамлялась наливающимися буквально на глазах синяками. Я досадливо поморщилась, сетуя на свою несдержанность. Тоже мне, нашла, на чем злость вымещать, стена ей помешала! А вот поставить бы к этой стене ту белесую харю, и что‑то сомнительно, что рука поднялась бы. Не укусит собака руку хозяина, даже если он ударит…

Я горько усмехнулась и побрела в ванную. Понятно, от Лара я ничего не скрою, придется объясняться, но хоть кровь смою. И боль притупит холодная вода. Забинтовать все это не мешало бы. И, конечно, наложить волшебную мазь Пограничного.

Некоторое время спустя я все‑таки добралась до гостиной. За столом уже почти привычно шушукались Ларшакэн с ужастиком, Каны же в обозримом пространстве не наблюдалось: видимо, пока я плескалась и оказывала себе первую помощь, она ушла в лавку.

– Привет честной компании, – преувеличенно бодро поздоровалась с ними. Лар окинул меня взглядом, выразительно мазнул по рукам и пристально уставился в глаза. Я тут же отвела взгляд, не пытаясь бороться с ним в этом безмолвном противостоянии, и виновато закусила губу.

– И тебе не хворать, – как ни в чем не бывало ответил гигант. – Я уже начал беспокоиться, не пора ли тебя искать. Ты куда ходила?

– С заказчиком поговорить, – пробормотала в ответ, стоя на пороге.

– Поговорила? – с таким ехидством поинтересовался он, поднимаясь с места, что я вспыхнула от смущения.

– Это… не то, что ты подумал.

– Вечером обсудим, – бросил мужчина, подходя ко мне и аккуратно отодвигая от дверного проема. – Завтракай и спускайся, пойду кузню готовить.

Я вздохнула и кивнула. Когда Лар вышел, чувство вины несколько поутихло, я, наконец, вспомнила, кто в доме хозяин (по крайней мере, юридически) и, расправив плечи, прошла к своему стулу.

– Ойша, – тихо позвал меня Грай, внимательно разглядывая. Я подняла на него взгляд, вопросительно изогнула бровь. Лоб мужчины опять рассекла хмурая складка, делающая его старше.

– Мм?

– Что с тобой?

Я взмахнула руками.

– Это? – Я вопросительно кивнула на свои руки. – Да, ерунда, случайно получилось.

– Нет, я не про это, – качнул головой ужастик. – Что с тобой происходит? Вчера, когда ты сюда влетела с оружием, вся в крови, я сначала ничего не понял. Только когда Лар тебя скрутил, до меня дошло, что ты всерьез собиралась меня убить. У тебя глаза были мертвые, как у бешеного зверя.

– Извини, погорячилась, – виновато поморщилась я. – Уж очень меня разозлила эта сволочь…

– Вот я как раз про эту злость. Что с тобой происходит?

Я устало прикрыла глаза, откинулась на спинку стула.

– Откуда ж вы взялись на мою голову оптом? – пробормотала себе под нос. – Один – уже слишком, а двое… Грай, давай я загадаю тебе загадку, и ты сам подумаешь? – Я с надеждой воззрилась на ужастика. Он помрачнел еще больше, но все‑таки медленно кивнул. – Что в Приграничье могло сроднить молодого отца‑одиночку и старшину Пограничной стражи? После чего второй ушел в отставку, не достигнув и тридцати лет, а первый в сорок пять сгорел как спичка и выглядел при этом на все семьдесят.

– Серые? – вскинул бровь Тагренай.

– Направление верное, осталось полистать литературу, – усмехнулась я. В почти черных глазах мелькнул охотничий азарт, и Грай медленно кивнул. С той же усмешкой я молча вышла, забыв, зачем вообще заходила.

Но настроение начало исправляться, забрезжила призрачная надежда на избавление. Грай явно азартный и увлекающийся человек, как и все маги, любящий загадки. Может, если подкинуть ему несколько интересных фактов и превратиться из интересной девушки в интересную проблему, он не будет так на меня смотреть? И меня, наконец, перестанут преследовать воспоминания о том поцелуе.

Если и это не поможет, надо столкнуть обоих охотников лбами до того как «туша зверя начнет остывать». И пока они будут бодаться, выясняя, чей выстрел первый, можно под шумок улизнуть.

А там, глядишь, поубивают друг друга со злости!

Весь день я провела в кузне, успокаивая себя любимой работой и погрузившись в некий транс без мыслей. Зарядить Персты вчера не успела, и после окончания работы по дну ларца немым укором перекатывалась последняя серебристая палочка.

– М‑да, – прокомментировала я, утирая какой‑то грязной тряпкой лоб, пот с которого струился ручьем и норовил залить глаза. – Сейчас точно ими займусь. Только бы ничего больше не случилось!

– Кстати, о событиях, – подал голос Лар, уже утихомиривший агния. Сегодня дух вел себя на удивление покладисто: видимо, устал. – Что с твоими руками?

С таким трудом обретенное душевное равновесие разнесло в клочья одним вопросом. Я недовольно скривилась:

– Да так, нервы.

– Кого? – требовательно уточнил Лар, нависая надо мной всей массой.

– Никого. О стену, – мрачно созналась я. – Не бойся, здесь, в лавке. Никто не видел, ни к кому моя кровь не попадет, меня не проклянут и ничего через нее не наведут.

– Уже хорошо, – кивнул Лар, присаживаясь на один из стульев и приглашая меня сделать то же. – И что довело тебя до такой жизни?

– А что они лезут не в свое дело? – бессильно огрызнулась я. – Таллий и Грай, – пояснила, опережая следующий вопрос.

– Так, Грай – это я понял. А вот первого имени не слыхал, – сказал Ларшакэн, с подозрением меня разглядывая.

– Заказчик. Притащился вчера северянин на мою голову, – принялась я каяться.

Давно уже выучила: скрывать что‑то от Лара не то чтобы бесполезно, но очень глупо. Хорошо, если не получится, а вот когда один раз получилось, последствия оказались очень неприятными. Матерый Пограничный обладал чутьем старого волка и огромным опытом. Не говоря уж о том, что ему достаточно было рявкнуть на меня, чтобы вправить на место в очередной раз заклинившие мозги.

– Классический северянин в шубе сделал уникальный заказ на сложный клинок без Клейма. Я не согласилась сразу, попросила отсрочку до утра. А утром сходила в проклятый трактир у ратуши: северянин в нем остановился, то есть в гостинице при трактире. Бледнорожий обнаружился там, где обещал быть, и про клинок все рассказал честно. – Я запнулась, пытаясь, не срываясь на бессмысленное рычание, внятно сформулировать, что именно меня разозлило.

– И? Ты поэтому так озверела? – хмыкнул собеседник.

– Нет, погоди. Сейчас попробую объяснить. – Я вновь замялась и рассеянно потерла ладонью лоб в попытке простимулировать работу черепной коробки. Утренние ощущения уже смазались, оставив только общее недовольство, и их остатки никак не хотели воплощаться в слова. – Он… очень странно со мной разговаривал.

– Обидел? – насторожился Лар.

– Нет, как раз наоборот, – медленно качнула головой в ответ. – Проявлял участие. Говорил хорошие слова. Очень хотел встретиться на узкой дорожке с теми, кто… как же он сказал? В общем, с теми, кто научил меня ненавидеть и благодаря кому я такая недоверчивая. И он был честен. Будто хотел приласкать. Знаешь, как к незнакомой собаке с открытыми ладонями подходят – мол, я чист, не желаю зла. Хотел меня приручить. Узнать. П‑почесать за ухом. – Я обхватила себя ладонями за плечи, инстинктивно пытаясь сжаться и стать как можно меньше, незаметнее. Смотреть на молчащего Лара не могла, вместо этого разглядывала жилище агния и кривила губы, пытаясь гримасой сдержать слезы. – И мне пришлось бороться с собой, чтобы… не дать ему лапу по первому требованию.

– Прекрати! – тихо, сквозь зубы процедил Лар, хлопнув ладонью по колену. Я вздрогнула и еще больше сжалась. – Что за упрямая девица! Одна встреча, и стольких лет методичной работы как не бывало!

– Прости, – всхлипнула я.

– Да ты тут при чем? – раздосадованно вздохнул мужчина, взял себя в руки и позвал: – Иди сюда.

Я послушно шмыгнула к нему, устроилась на коленке и доверчиво прижалась. Лар обнял меня одной лапищей, второй принялся осторожно гладить по голове, и я почувствовала, что страх отпускает.

– Хочется мне посмотреть на этого северянина, – проворчал Пограничный. – Эх, ребенок! Третий десяток уже, а все никак не поумнеешь! Ну выкинь ты эти мысли из головы, откуда они только взялись! Ты – человек, понимаешь? И окружающие видят в тебе человека, нет в тебе ничего другого. Симпатичная молодая девчонка, вот на тебя мужики и поглядывают с интересом. Я тебе со всей ответственностью заявляю, что им тебя не почесать за ухом хочется, а за совсем другие места подержаться! И совсем даже не с приручательской целью, а сугубо для собственного удовольствия!

– А что они тогда в мое прошлое лезут? – смущенно пробурчала я, чувствуя себя донельзя глупо.

Нормальные человеческие чувства – те, которые возникают между мужчиной и женщиной – с момента взросления вызывали у меня странную реакцию. Я знала, как должно быть, догадывалась, почему у меня не так, даже вполне осознавала, насколько глупо себя веду. Но осознавала вот так, сидя рядом с Ларом и глядя на все со стороны, а стоило очутиться с этими эмоциями один на один, и опять не получалось рассматривать мужчин как представителей того же вида.

Вот кто бы еще объяснил, почему потрясение детства сказалось на моей психике именно так, и посоветовал, как с этим бороться?

Несмотря на все собственные странности и проблемы, очень хотелось узнать, каково это? Что такое – нормальные человеческие чувства? Дружбу я знала, родственную привязанность – знала, пожалуй, лучше многих. Но что такое любовь? Какая она на вкус, цвет и запах? Рядом с Ларом я даже всерьез задумывалась, что, наверное, могла бы когда‑нибудь встретить такого человека, который это объяснил бы, показал на примере. Верила в это. Хотела этого. Но не ходить же на свидания за ручку с отставным Пограничным!

– Потому что заступиться за даму и поддержать ее морально – верный способ подобраться поближе, – весело фыркнул Лар. – В перспективе – затащить в постель. Или вообще окольцевать.

– Да глупый это разговор. – Я вздохнула ему в плечо. – Кому я в жены нужна? Порченая…

– И слово это из тебя вытряхнуть бы, – недовольно отмахнулся он. Несколько секунд помолчал, потом продолжил: – А Грай что?

– Да тем же интересовался. Сказал, на бешеную я вчера походила, и предлагал помощь.

– Ну я же говорю, нравишься, – со смешком сообщил Ларшакэн. – И в его случае я могу судить не только по косвенным признакам, а еще и по личным наблюдениям. Он от твоей попы взгляда отвести не может!

– Он не знает, потому и нравлюсь, – отмахнулась я, не удержавшись от хихиканья. Обожаю его прямолинейность!

– Ладно, а следователь наш? Что, и возразить нечего? – поддел мужчина. – Свой? Свой. Как облупленную тебя знает? Знает. И все равно с радостью бы в храм повел, не говоря уже обо всем остальном.

– Он… – Я запнулась.

– Да ладно, знаю я, что ты мне возразить хочешь, и даже понимаю, почему ты его отталкиваешь. Наверное, действительно сложно довериться и подпустить близко человека, который уже видел тебя в самых неприглядных ситуациях. Я про него для примера сказал, чтобы не пряталась за «не знает» и «не понимает». Уж тот все отлично понимает, и ничего, ему это не мешает смотреть на тебя как коту на миску сметаны!

– Вы с Каной сговорились меня за Тая сосватать? Весна на вас так действует? – вздохнула я. Потом опомнилась: – Кстати, а что это ты меня замуж выдаешь? Сам Кане думаешь или нет предложение делать?

– Да я… что я‑то, – вдруг замялся Лар. Потом опомнился и строго возразил: – Не передергивай, о тебе сейчас речь. Хватит прятаться. Грай‑то тебе нравится? – провокационно уточнил он.

– Наверное, да, – задумчиво кивнула я. – Он симпатичный. Только я с ним все никак не поговорю. То он без сознания, то я… не в себе.

– Ну, уже прогресс! Еще бы на второго твоего хахаля посмотреть…

– Почему сразу хахаля?! – Я, полная праведного возмущения, даже отстранилась. – Говорю же, просто заказчик! – проворчала обиженно, уловив в серых глазах смешинки. – А посмотреть скоро можно будет, он обещал после заката задаток принести.

– Тогда идем в лавку. Займешься Перстами, я рукояти сделаю. А то скоро не до них станет.

– Если бы на меня всякие не бросались с заклинаниями…

– Ты бы до ночи с книжками просидела, – поддержал Лар. Я возмущенно фыркнула, но от улыбки вновь не удержалась: он же меня как облупленную знает. – Пойдем‑пойдем, дел еще много. Тебе полегчало? Сможешь с этим северянином нормально общаться?

– В твоем присутствии? Буду сама сдержанность, – заверила его.

В лавке мы устроились вдвоем. Ларшакэн уселся в уголок и начал орудовать кожаным шнурком, а я принялась колдовать. Вооружившись засеком, сделала небольшой надрез на своем предплечье, нацедила в крохотную стеклянную плошку крови. Разрез оказался недостаточно глубоким, поэтому драгоценную жидкость пришлось из себя буквально выдавливать, но не резать же еще, в самом деле! К тому же требовалось мне совсем чуть‑чуть. А так вон хоть перевязывать не надо, само течь перестало.

Дальше все было делом техники. Взять тонкую серебряную палочку, опустить кончиком в блюдце с кровью и ждать, пока она зарядится от разницы энергетических потенциалов между мной и моей же кровью. Самое сложное – поймать момент, когда Перст наполнится, но еще не начнет разрушаться от переизбытка энергии. Перельешь – можно выбрасывать ценный инструмент, недольешь – энергия быстро рассеется.

Кстати, на этом же принципе сродства и непрерывной связи энергии человека и его вещей, а уж тем более – крови, и строится магический поиск.

– Лар, а расскажи мне про северян, – попросила я. – За что ты их не любишь?