скачать книгу бесплатно
– Чеснок, – пояснил он. – Верное австрийское средство. Отлично действует.
– Сырой чеснок? – вскинулась Марго. – Какая гадость.
– Нет, Марго, не гадость. Очень, очень полезно, – заверил ее Макс.
– Не выношу мужчин, от которых разит чесноком, – сказала она. – Они сбивают тебя этой волной.
– Но если сами съедите чеснок, тогда вы собьете их волной.
– Есть сырой чеснок – ну и привычки, – сказал Дональд. – Только на континенте на такое способны.
– Вообще-то, он… м-м… полезен, – заметил Теодор. – Это медицинский факт.
– Во время готовки я всегда добавляю в еду чеснок, – сказала мать. – Для аромата.
– Ох уж тот аромат, – промолвила Леонора, растянувшись на палубе, как персидская кошка. – Вчера я отправилась в Перему на автобусе и чуть не задохнулась. Там все жевали огромные зубцы чеснока и дышали на меня. Я приехала в предобморочном состоянии.
Свен расстегнул аккордеон и повесил на шею.
– Дорогая миссис Даррелл, что вам сыграть? – спросил он.
– О, Свен… даже не знаю, – замешкалась мать. – Что-нибудь веселое.
– Как насчет «Есть в городе таверна»? – предложил Теодор. Эту мелодию он был готов слушать бесконечно.
– Прекрасно, – сказал Свен и заиграл.
Лесли с Мактавишем уединились на носу. Последний периодически приседал и отжимался. Он, помимо прочего, был помешан на здоровом образе жизни. Когда-то он служил в королевской конной полиции Канады, о чем любил всем напоминать. Он всегда стремился быть в центре любой вечеринки и больше всего гордился своими отменными физическими кондициями. Похлопывая себя по животу, он говорил: «Глядите, глядите! Неплохо для сорокапятилетнего мужчины, а?» «Бензина» с пыхтением одолевала канал, отделявший остров от материка, под лихие распевы Теодора.
Морской переход показался мне на удивление коротким. Все привлекало мое внимание – летающие рыбы, чайки, – и я то и дело дергал Теодора, чтобы он дал экспертную оценку водорослям и другим предметам моего интереса за бортом.
Но вот показалась совершенно бурая и размытая полоса суши между Албанией и Корфу, уходившая в сторону Греции, и по мере приближения нас встречали торчащие скалы, похожие на сосочкообразные оплавленные свечи всевозможных оттенков. Поскольку надвигалась ночь, мы нашли бухточку в виде идеального полумесяца – ее как будто выгрызло в камне какое-то гигантское морское чудище – и решили высадиться на берег. Белый песочек, обступающие, сулящие защиту скалы. Катер тихо вкатился в бухту, и мы бросили якорь.
Тут-то ледник и напомнил о себе. Мать и Спиро достали из него невероятный ассортимент: ножки ягненка, начиненные чесноком, лобстеров, а еще чудесные штучки под названием «слойки с карри». Некоторые из них действительно соответствовали названию, в другие же мать положила самые разные деликатесы. Мы все разлеглись на палубе и набросились на еду.
В носовой части высилась пирамида из арбузов – такие хорошо накачанные зеленые футбольные мячи в белую полоску. То и дело какой-нибудь из них на время убирали в ледник, чтобы потом разрезать. Красивая розовая мякоть хрустела на зубах, как вафельный стаканчик мороженого, – мечта, да и только. Я получал удовольствие, выплевывая черные семечки за борт, где на них набрасывались рыбешки, заглатывали и тут же выплевывали. А вот рыбы побольше, удивительное дело, втягивали их в себя, как пылесосы.
После трапезы мы плавали, кроме матери, Теодора и Свена, увлеченных эзотерической беседой на тему колдовства, вампиров и домов с привидениями, а также Спиро и Таки, занятых мытьем посуды.
Это была фантастика – прыгать с бортика в темную воду, которая разлеталась фосфоресцирующим зеленоватым фейерверком. Такое впечатление, будто ты прыгнул в костер. Под водой мы тоже оставляли за собой фосфоресцирующий след из миллионов миниатюрных звезд. И когда Леонора, последней вылезавшая из воды, вскарабкалась на борт, на мгновение показалось, будто ее тело инкрустировано золотом.
– Господи, до чего ж хороша, – восхитился Ларри. – Но мои ухаживания игнорирует. Видимо, лесбиянка.
– Ларри, дорогой, ты не должен говорить о людях такие вещи, – упрекнула его мать.
– Да, хороша, – согласился с ним Свен. – Даже жаль, что я по другой части. Впрочем, в этом есть свои преимущества.
– Лучше всего быть бисексуалом, – сказал Ларри. – Тогда ты срываешь золотые плоды и в том саду, и в этом.
– Ларри, дорогой, мне, в отличие от тебя, эта тема не кажется интересной, особенно в присутствии Джерри.
В носовой части катера Мактавиш выполнял сложные физические упражнения.
– Как же он меня раздражает. – Ларри подлил себе вина. – Зачем столько тренироваться, если ты больше ничем не занимаешься?
– Дорогой, ты можешь без комментариев? – попросила его мать. – Лодка маленькая, он может тебя услышать.
– Я бы понял, если бы он не пропускал ни одной корфианки, но ведь ничего подобного.
Выполняя упражнения, Мактавиш в сотый раз рассказывал Лесли, валявшемуся рядом, про свою службу в королевской конной полиции. Истории были очень увлекательные и все заканчивались тем, что он прижимал к ногтю преступника.
– О-о-о-о-о-о! – заорала вдруг Марго, да так громко, что Ларри от неожиданности перевернул стакан с вином.
– А можно без этих внезапных криков чайки? – возмутился он.
– Я вдруг вспомнила, что завтра мамин день рождения.
– У матер день рождения? Почему же вы наз не предупредили? – спросил Макс.
– Ради этого мы все затеяли. Чтобы устроить ей праздник, – пояснила Марго.
– У матер день рождения, а у наз нет для нее подарка, – сокрушался Макс.
– На этот счет не надо волноваться, – успокоила его мать. – В моем возрасте уже нечего праздновать.
– Прийти на день рождения без подарка – это последнее дело, – заметил Дональд. – Да, последнее дело.
– Прошу вас, не надо. Вы меня ставите в неловкое положение.
– Я буду для вас играть весь день, дорогая миссис Даррелл, – пообещал Свен. – Музыка будет моим подарком.
Хотя Свен мог сыграть песню вроде «Есть в городе таверна», его коньком был Бах, и я видел, как мать содрогнулась при мысли, что ее весь день будут терзать Бахом.
– Нет, нет, – поспешила она его остановить. – Не беспокойтесь.
– Завтра мы узтроим назтоящее торжество, – сказал Макс. – Мы найдем озобое место и отпразднуем матер в континентальном стиле.
Через какое-то время мы расстелили привезенные матрасы и быстро провалились в сон, а луна, красная, как грудка малиновки, плыла над горами, постепенно делаясь лимонно-желтой, а потом серебряной.
На рассвете нас разбудил – и, соответственно, вывел из себя – Свен, заигравший на аккордеоне «Happy birthday to you». Он стоял перед матерью на коленях и восторженно следил за ее реакцией. Мать, не привыкшая к столь громким звукам над самым ухом, очнувшись, заблажила:
– Что такое? Что такое? Мы тонем?
– Свен, бога ради, пять утра! – воззвал к нему Ларри.
– У матер день рождения, – спросонья забормотал Макс. – Начинаем праздновать. Все поют. Свен, еще раз!
Он вскочил, ударился головой о мачту и принялся дирижировать своими длинными ручищами. Полусонные, мы неохотно затянули хором «Happy birthday», а мать сидела, отчаянно стараясь не уснуть.
– Я сделать чай, миссис Даррелл? – предложил Спиро.
– Прекрасная мысль, – ответила мать.
Состоялось вручение подарков, которые она принимала с благодарностью, включая инкрустированный жемчугом револьвер от Лесли, хотя и добавила, что лучше пусть он держит его у себя. Так будет спокойнее, сказала она, потому что, если она положит его под подушку, а он вдруг выстрелит посреди ночи, все может для нее плохо кончиться.
После чая и короткого купания все пришли в себя.
Взошло солнце, ночной туман клубился над водой мотками беловатой пряжи. Море казалось огромной синей овцой, которую аккуратно стрижет солнце. После завтрака из фруктов и сваренных вкрутую яиц был запущен мотор, и мы продолжили наше путешествие.
– Мы должны найти отличное мезто и устроить там обед для матер, – сказал Макс. – Это будет райский зад.
– Райский сад, – поправил его Дональд.
– Вот где я для вас поиграю, миссис Даррелл, – сказал Свен.
Мы обогнули мыс, будто сложенный из огромных кирпичей красного, белого и золотистого оттенка и украшенный, как зонтом, большой пинией, которая, прижавшись к самому краю, опасно нависла над водой. Как оказалось, пиния охраняла вход в бухточку, где на берегу раскинулась деревня в несколько десятков домов, а за ней, на склонах горы, виднелись развалины старого венецианского форта.
– Интересно. Почему бы нам не взглянуть на это поближе? – предложил Ларри.
– Я бы туда не ходить, господин Ларри, – нахмурился Спиро.
– Это почему же? Очень милая деревенька и интересный форт.
– Там практически турки.
– Что значит «практически»? – не понял Ларри. – Ты или турок, или не турок.
– Они себя вести как турки, не как греки, поэтому они турки, – объяснил Спиро.
Эта логика всех немного озадачила.
– Но даже если они турки, какая разница?
– Некоторые… м-м… отдаленные деревни испытали на себе сильное турецкое влияние, после того как турки вторглись в Грецию, – со знанием дела сказал Теодор. – Местные жители переняли турецкие обычаи, и потому, как верно указывает Спиро, они скорее турки, чем греки.
– Да не все ли нам равно? – теряя терпение, воскликнул Ларри.
– Они недолюбливают иностранцев, – пояснил Теодор.
– Не станут же они возражать против того, чтобы мы осмотрели форт. К тому же деревня крошечная. Я думаю, нас в три раза больше, чем жителей. А если они поведут себя воинственно, мы пошлем вперед мать с ее перламутровым револьвером. Это их сразу успокоит.
– Вы точно туда хочете? – спросил Спиро.
– Хочу, – подтвердил Ларри. – Вы что, боитесь горстки турок?
Спиро побагровел так, что я испугался, как бы с ним не случился удар.
– Господин Ларри, вы так не говорить. Я не бояться какие-то паршивые турки.
Он пошел на корму и велел Таки направить катер к причалу.
– Ларри, дорогой, зачем ты такое говоришь? – упрекнула его мать. – Обидел человека. Ты же знаешь об их отношении к туркам.
– Да никакие они не турки, они греки, – заспорил он.
– Строго говоря, они греки, но их от турок уже не отличить, – рассуждал Теодор. – Такой вот любопытный сплав.
Мы взяли курс на причал, а мальчишка, удивший там рыбу, подхватил удочку и помчался в деревню.
– Что, если он побежал всех предупредить? И они сейчас выскочат с ружьями? – занервничала Леонора.
– Глупости, – отрезал Ларри.
– Я схожу на разведку, – предложил Мактавиш. – Мне не привыкать. В Канаде, когда я гонялся за преступниками, меня частенько заносило в отдаленные поселения индейцев. Я умею находить общий язык с простыми людьми.
Ларри простонал и уже готов был отпустить ехидную реплику, но был остановлен испепеляющим взглядом матери.
– Главное, – продолжил Мактавиш, беря разработку операции в свои руки, – идти с таким видом, будто мы… э…
– Туристы? – простодушно спросил Ларри.
– Будто у нас и в мыслях нет совершить что-то нехорошее, – уточнил Мактавиш.
– О боже, – воскликнул Ларри. – Можно подумать, что мы оказались в африканских джунглях.
– Ларри, дорогой, помолчи, – попросила его мать. – Мистер Мактавиш знает, что говорит. И не забывай, чей сегодня день рождения.
Мы все высадились на причал и пару минут несли какую-то чушь, тыча пальцами в разные стороны.
– Ну вот, а теперь можно идти в деревню, – объявил Мактавиш.
Оставив Спиро и Таки охранять катер, мы двинули вперед.
Деревня насчитывала тридцать-сорок домов, маленьких, сверкающих побелкой, увитых виноградной лозой либо в богатой одежде из лиловой бугенвиллеи.
Впереди четко, по-военному вышагивал Мактавиш, этакий бесстрашный солдат французского Иностранного легиона, готовый усмирить взбунтовавшееся арабское поселение, а за ним следовали остальные.
В деревне была одна, так сказать, главная улица, а от нее расходились к домам узкие дорожки. Когда мы шли по одной из них, из дома выскочила женщина с закрытым лицом, в ужасе посмотрела на нас и быстро скрылась в боковой улочке. Я впервые увидел такой головной убор и был сильно заинтригован.
– Что у нее с лицом? – спросил я. – Она его забинтовала?
– Нет, нет. Это никаб, – объяснил Теодор. – Если здесь царят турецкие обычаи, то женщины покрывают свои лица.
– Я всегда считал это дурацкой идеей, – сказал Ларри. – Если у тебя красивое лицо, то его надо всем показывать. А вот если она много болтает, то я за кляп во рту.
Улица ожидаемо привела нас к маленькой площади, которую украшала прекрасная раскидистая пиния, а в ее тени были расставлены столики и стулья. Кафешка, как и паб в любой английской деревне, служила источником не только еды и вина, но также местных сплетен и поклепов. Меня удивило, что за все это время мы не встретили ни одной живой души, если не считать женщины в никабе. Если бы все происходило в корфианской деревне, нас бы уже окружала голосящая праздная толпа. Но, выйдя на площадь, мы поняли – по крайней мере, так нам показалось – истинную причину: за столиками сидели мужчины, в основном пожилые, с окладистыми седыми бородами, в шароварах, потертых рубахах и charukias, необычных красных кожаных туфлях с загнутыми носами, украшенными цветастыми помпонами. Нас они встретили гробовым молчанием. Просто уставились, и все.
– Ага! – радостно воскликнул Мактавиш. – Kalimera[2 - Добрый день (греч.).], kalimera, kalimera!
