Я и ты

И она, не закончив трапезу, встала из-за стола и стала собираться за водой.

– Нет! Сядь, у нас есть, кто без дела сидит. Собирайся, иди за водой! – как будто он обратился ко мне.

– Вы это мне? – меня снова накрыл приступ ярости.

– Тебе!

– У меня имя есть.

– Ты у меня сейчас схлопочешь, имя у неё есть. Я два раза не повторяюсь!

– Вы же меня наказали, из дома два дня не выходить, – напомнила я.

– Ты у меня пять дней не выйдешь из дома, – залился гневом отец, он не привык, чтобы ему противоречили, тем более, здесь, где женщины подчинялись мужчинам и не перечили им ни в чем.

– Я всё равно выйду, когда вас не будет дома.

– Оля! – пыталась прервать меня матушка.

– Раз так, я закрою тебя в погребе, будешь там сидеть. Пока не попросишь прощения.

– Это нарушение прав человека! – возмутилась я.

– Но сначала ты принесешь мне два полных ведра воды, не меньше, – сквозь зубы гневно процедил отец, не слушая меня.

По его недоброму взгляду я поняла, что лучше мне сделать, как он просит, иначе и правда ночевать мне в погребе. Я, пытаясь изобразить невозмутимое выражение лица, не говоря ни слова, направилась к ведрам.

В доме застыла леденящая тишина и неприятное напряжение.

– Я помогу, – вызвалась ты на помощь.

– Сиди! – пригрозил отец.

Я взяла два ведра и пошла к ключу. Солнце уже потихоньку клонилось к горизонту, облака заполонили почти весь небосвод, и скоро солнце скрылось в облаках. По ощущениям было около восьми часов. Народ уже собирался у бани. Наконец, за весь день я смогу пройтись и подышать свежим воздухом. Я подумала о том, что если бы это была реальная жизнь, то с этой семейкой я скорее бы утопилась в реке, чем терпеть такое отношение. Я остановилась у ручья, чтобы умыться. В округе не было ни души. Поставив ведра, я распустила свою тугую косу и освободила волнистые локоны, здесь, то ли от воды, то ли от мыльного раствора волосы стали виться и не слушаться, но мне это очень нравилось. Я немного полюбовалась на свое отражение в ручье на закатном солнце, мимолетно пробивающемся сквозь облака, а потом присела на корточки, чтобы зачерпнуть в ладони прохладной ключевой воды и умыла лицо. Я думала о том, как мне не хочется идти домой и как вынести здесь еще тринадцать дней. Вокруг была такая прекрасная дикая природа и даже то, как страшно на меня смотрел темный лес, который так близко примыкал к нам, меня не сильно пугало. Очнувшись от мыслей, я вспомнила про ведра и, взяв одно, стала набирать воду. Пока она медленно набиралась, я уставилась в гипнотизирующую глубину леса, который находился, примерно, в 80 метрах от меня и мне мерещилось там всякое. Я поежилась и подумала, что как-то вдруг стало подозрительно тихо и жутковато. Наконец ведро наполнилось и, поставив его в сторону, я принялась наполнять второе, начиная нервничать, что я тут совсем одна. Вдруг я услышала хруст позади меня. Я замерла, боясь двинуться с места, и настороженно прислушалась к звукам. Потом еще хруст, только ещё ближе ко мне. Тогда я остолбенела от настигающего внутреннего ужаса и не успела опомниться, как на мою голову что-то накинули, вроде плотного покрывала, и кто-то очень сильный с цепкими безжалостными руками схватил меня, в два счета туго связал мои руки, подхватил на руки и куда-то потащил. Всё это произошло за долю секунды. Меня охватила такая паника, страх и ужас, но я никак не могла закричать, я задыхалась! Я подумала, что меня схватили какие-то разбойники, которые меня сейчас изнасилуют и убьют, а тело расчленят и закопают в разных местах леса. Но я сопротивлялась, как могла, пыталась брыкаться, но быстро выбилась из сил, потому что мой похититель был слишком силен, и мне уже совсем нечем было дышать. Потом он закинул меня на лошадь и, запрыгнув на нее, усадил меня спереди и мы, ни секунды не медля со всей прыти, понеслись в неизвестном направлении. Сначала я плакала от страха и умоляла меня отпустить, но он молчал. Потом я боялась упасть с лошади и расшибиться, потому что мне казалось, что мой похититель нисколько не переживает за это и я силой мысли пыталась удержаться верхом сидя боком с завязанными за спиной руками. Лишь грудь похитителя была мне опорой, но я постоянно пыталась от него отстраниться. Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем эта лошадь остановилась, к тому времени я уже плохо соображала и буквально валилась без сил от постоянного напряжения и на последней минуте, когда меня уже спускали с лошади, я совсем была без чувств.

– Почему этой оторвы так долго нет?! – бурчал отец.

И правда, меня не было уже достаточно долго, но никто не придал этому особого значения. Все были даже уверенны, что я решила, как обычно, показать свой характер и поступить по-своему.

– Воротится-получит у меня! – не успокаивался отец.

– Позволь мне посмотреть, где она, – вежливо попросила ты.

Отец нахмурился, но секунду погодя, согласился.

Ты стремглав побежала к ручью и, увидев ведра, бросилась к ним, одно ведро стояло наполненным, а второе валялось опрокинутым прямо в ручье. Что-то не похоже, чтобы я так могла оставить всё и уйти восвояси. Ты позвала меня, но в ответ тишина, тогда ты запаниковала и побежала в дом сообщить родителям, что я пропала бесследно или меня утащил какой-то невиданный зверь. Отец не сразу поверил, что это не происки твоей фантазии, но все же пошёл на место происшествия, дабы успокоить тебя.

– Вот увидишь, она над нами просто издевается, – говорил отец. – Хочет, чтобы мы поволновались, как будто это спасет её от наказания.

– Но зачем ей тогда было бросать ведра? Принесла бы к дому и убежала.

– Чтобы насолить мне.

Когда вы подошли к ручью, ничего не изменилось, ведра по – прежнему так и остались, как были.

– Это похоже на то, что она психанула, и ушла, выбросив второе ведро. Это выглядит как вызов, – высказал своё мнение отец.

– Нет. Это на неё не похоже, – не верила ты.

– Пошли домой, – сказал отец, забрав ведра с собой, – она, поди, уже дома или вернется до темноты. Некуда тут идти особо.

Ты поняла, что отцу что-либо доказывать тщетно и послушно поплелась за ним домой,

Но дома меня, конечно, не было, и ты не могла сидеть, сложа руки.

– Я пойду, поищу её здесь, может она, где в округе, – настойчиво сказала ты.

– Только недолго, – согласился отец. – Вам уже в баню надо собираться.

Ты выскочила на улицу, и понимая, что до того как совсем стемнеет, остается час-полтора, ты должна найти меня во что бы то ни стало. За минут пятнадцать ты оббежала всё вдоль и поперек, но меня нигде не было. Тогда, вдруг, увидев неподалёку Даниила на коне, ты отважилась обратиться к нему за помощью. Ты воспользовалась моментом, когда он остался один и, подбежав к нему, умоляющим дрожащим голосом сказала:

– Мне нужна твоя помощь!

При этом ты сложила свои ладошки вместе и прижала к груди.

Он воспринял твою речь со всей серьезностью, тут же спрыгнул с коня и подошел к тебе, такой высокий и статный. Ты задрала голову кверху, чтобы говорить, глядя ему в глаза, а он слегка наклонился к тебе, чтобы получше расслышать.

– Оля, она пропала. Пошла за водой и пропала. Только ведра валялись… – говорила ты обрывисто от волнения.

– Ты уверенна?

– Кажется, да. Я больше не знаю к кому обратиться, – умоляюще говорила ты.

– Пошли, покажешь.

Даниил привязал свою лошадь к столбу, и вы вдвоем направились к ручью, когда уже начало смеркаться.

– Как долго её нет?

– Ну, может с час.

– Хм, странно.

Он шел быстрым шагом, а ты за ним почти бежала вдогонку, пытаясь рассказать какие-нибудь подробности.

Уже на месте он стал изучать то место, где теоретически я стояла, набирая воду. Он наклонился на корточки и щупал почву, осматривал каждую травинку вдумчиво и неторопливо. А ты смотрела на него как завороженная, ожидая его вердикт.

– Хм, кажется, я понял… – задумчиво протянул Даниил.

– Что, что, боже, не пугай меня! – чуть не плакала ты.

– Не переживай, жива твоя Оля и всё с ней хорошо. Если послушной девочкой будет.

– Что? Подожди, послушной? Это не в ее стиле… И вообще ты о чем?

Даниил встал с корточек и, посмотрев тебе в глаза, с досадой проговорил:

– Я о том, что похитили её.

И он показал тебе найденную им на земле монету с эмблемой другого племени.

– Не поняла, кто похитил? Зачем?

– Другое племя. Они всегда оставляют свой след, если приходят. Вот монету оставили. Это чтоб мы знали, кто у них невесту украл.

– Им своих не хватает?

– Ну не так их и много.

– Нам надо её вернуть.

– Нет, мы в это не вмешиваемся, – резко отрезал Даниил, – тебе пора домой, тебя обыщутся. Пошли, провожу. И не советую сюда ходить одной, особенно вечерами, они нападают только на тех, кто в одиночку ходит. Давненько похищений не было, даже не в каждый сезон.

– Я не могу без неё, ты понимаешь? – не могла успокоиться ты, идя следом за ним.

– Придется, – более строго проговорил Даниил и, доведя тебя до дома, наклонился к тебе поближе и попросил тихонечко, проникновенно заглядывая в твои глаза, полные слёз, – пожалуйста, послушайся меня, не лезь, куда не просят, ты не можешь ничего с этим поделать.

– Как так-то? Это неправильно!

– Похищенных крестьянок мы не вызволяем.

– Но это не справедливо, – не сдавалась ты.

– Настя, прими это как должное, – глубоко вздохнув, заключил он и, кивнув тебе на прощание, пошел на площадь.

Ты стояла, как вкопанная у порога своего дома и не могла до конца поверить, что это не розыгрыш, что это даже не совсем игра, как мы думали. А если и игра, то играли они здесь по-настоящему и всякий, кто перейдет границы дозволенного, будет свергнут.

Ты в ступоре зашла в избу. Матушка сразу на тебя ополчилась.

– Ну, где ты бродишь так долго? Дети уже засыпают!

– Я считаю, настоящая мать в первую очередь спросила бы о своей пропавшей дочери, – с обидой в голосе ответила ты.

Василиса с фальшивой заинтересованностью, но зато с нескрываемым раздражением, спросила:

– Нашла ты свою сестру?

– Нет, не нашла, – ядовито ответила ты, сложив руки на груди.

– Значит, сама вернется, некогда мне её разыскивать…

– Не вернётся, – перебила ты её.

– Это почему же? – с недоумением спросила матушка, обувая детей и собираясь выходить.

– Потому что её похитили, – так же резко отвечала ты.

– Откуда ты знаешь? – не особо обеспокоившись, спросила мать.

– Я показала, где она пропала старшему дружиннику, и он нашёл там монету другого племени, это они обронили…

– Не обронили, а оставили знак, что теперь она принадлежит их племени и будет в скором времени просватана на том, кто её украл, – поправила твою речь матушка.

В твоем взгляде промелькнул ужас.

– Я смотрю, вы совсем не расстроены? – недоумевала ты.

– Расстроена? Что ж, это разве только тебе стоит быть расстроенной, потому что теперь на тебя ляжет больше забот. А мне только облегчение, на один рот меньше. Только боюсь, с таким несносным характером, её скоро вернут.

– Надеюсь или я сама верну.

Матушка громко рассмеялась.

– Не говори чушь, путь к другому племени тернист и сложен для незнающего человека, тем более для тебя.

Тебя это только больше разозлило, но ты не стала уподобляться мне – рубить всё с плеча под действием гнева, а решила быть хитрее – сдержалась и промолчала.

– Теперь пошли, и так столько времени потратили на бесполезные действия.

Ночью ты долго не могла заснуть, никак не могла свыкнуться, что теперь мы в разных племенах, это недопустимо, ты должна была меня вернуть, непременно.

День третий.

Я открыла глаза и не сразу сообразила, где я, и что со мной произошло. Сначала я подумала, может это кошмар мне приснился, но почему тогда солнце так ярко светило в окна, и почему матушка не тычет мне в бок, чтобы я вставала. Такая тишина в избе была, словно все вымерли. И только потом, осознав, что обстановка в доме какая-то другая, я стремительно подскочила на постели. В памяти всплыло все произошедшее со мной накануне. Тут же нахлынула такая паника, сердце бешено заколотилось в груди и сбилось дыхание. «Где я?» – в голове пульсировал вопрос. Опасливо спустив ноги с лавки, стараясь не шуметь, я на цыпочках побрела к шторке и очень осторожно заглянула за неё. Никого. Я огляделась. В целом обстановка в доме очень напоминала нашу избу по обустройству, только помещение было меньше и беднее по наличию кухонной утвари, а печь была меньше и старее, в углу пустовали скамьи и обеденный стол. Я подобралась к окну и пыталась понять, где я вообще нахожусь. Снаружи сновали точно такие же люди, как и всегда. Может меня пересилили в другой дом? Мои раздумья прервал шорох за дверью, и я что мочи понеслась обратно за шторку. По пути мне на глаза попалась метла, прислоненная к печи, и я её прихватила с собой для обороны. Я затаилась за шторкой в боевой позиции с метлой в руках, причем направила метущую часть в сторону врага, чтоб он как вышел из-за штор, да как напугался и убежал. Дверь отворилась, и кто-то вошел, шумно переступая, неторопливо приближаясь к шторке. По таким тяжелым шагам я поняла, что, скорее всего, это мужчина, и он явно хотел меня разбудить, раз позволил себе так громко отворить дверь и с таким нарочным шумом завалиться в избу. Я почувствовала, как сердце моё готово было выскочить из груди от того, как сильно зашкаливал мой пульс. Я сжала в руках рукоятку метлы покрепче и была в полной готовности. В тот же миг я увидела, как чья-то рука отодвинула край шторки, и передо мной появился…Тимур Алексеевич. О, нет, нет, нет! Взгляд у меня был такой, словно я увидела привидение, сначала я округлила глаза в ужасе, не отрывая взгляда от его лица, потом приоткрыла рот от шока и застыла. Он тоже выглядел ошарашенным и удивленным, потому что перед ним стояла самая настоящая ведьма. Я ведь и подумать не могла, да и меньше всего меня это беспокоило, на кого я была похожа в эту минуту. К тому же зеркал тут не было. Рубаха моя местами грязная и мятая, волосы растрепанные и торчащие, взгляд бешеный, лицо бледное, осунувшееся и метла, так гармонично завершающая мой образ. Но он узнал меня секундой позже, я поняла это потому, как он сразу нахмурился, я помнила этот взгляд, надменно-оценивающий.

– Ты!? – спросил он и снова повторил. – Ты? Я не верю своим глазам! Как ты вообще здесь оказалась, в этом месте?!

Я ничего не могла сказать ему в ответ, меня тут же сковал до боли знакомый парализующий страх, уже как рефлекс на появление Нестера. Ну почему с ним я была другой, сама не своя? Какой-то слабой, неуверенной, уязвимой. Из-за этого я его тихо ненавидела. Но я должна была что-то ответить. Здесь совсем другой мир и он не собирался меня экзаменовать. К тому же он сам на себя не был похож, в серых портах и рубахе, подвязанной поясом и старинных кожаных сапогах. Спустя несколько секунд, как только я осознала этот факт, я вышла из оцепенения.

– Я вообще-то тоже крайне удивлена, – я пыталась отвечать бойко и почти не дрожать.

Но он меня, конечно же, не слушал вовсе, он стал маршировать взад-вперед, схватившись за голову, и продолжал, как будто сам с собой разговаривать:

– Как же так могло получиться? Это какая-то ошибка. Нет уж, этого мне еще не хватало для полного счастья. Что же делать… Нет, это уже слишком.

И потом он просто, не глядя на меня, вышел из избы, хлопнув дверью.

Да уж, я тоже была не слишком рада этой встрече. И теперь я пребывала еще в большей неясности и расстройстве. Я присела на край лавки за шторкой и горевала о том, что случилось самое страшное для меня. Я задавалась множеством вопросов, главный из которых, где я, зачем я здесь и что со мной будет? Потом я думала о тебе, что ты, должно быть, очень переживаешь за меня. Как же мы теперь увидимся? Может быть, мы находимся недалеко друг от друга, но я ведь совсем ничего не знаю о местности, о том, в какую сторону идти, а если я заблужусь, то кто меня найдет тогда? Мои раздумья прервал звук открывающихся дверей, я подскочила, неужели опять он пришел? Но кто-то зашел в избу едва слышно, слегка шаркая, неспешно. Через секунду я встретилась взглядом с милой пожилой женщиной лет семидесяти, на голове у неё был платок, обвязанный ажурной лентой, а темно-серая рубаха доставала почти до пят. Она была слегка полновата, низкого роста и приятной внешности за счет добродушного выражения лица.

– Ох, прошу, не бойся, деточка, – ласково сказала она мне, увидев мое настороженное лицо. – Он пришел и напугал тебя? Наверное, разбудил тебя своим приходом? Я не успела его опередить, так бы не позволила ему тут хозяйничать.

Я же стояла как вкопанная и не могла ни слова проронить. Уж не ожидала я встретить тут радушия. Но тут вспомнила свой главный вопрос.

– Где я?

– Ты в племени Древлян.

– Почему я здесь? Моё племя решило от меня избавиться?

Старушка улыбнулась и спросила:

– А разве для этого были причины?

Я серьезно призадумалась и чуть погодя ответила:

– Родители вполне были бы не прочь.

– Тогда, полагаю, ты не слишком будешь по ним горевать?

– По ним? Нет, но там осталась моя подру… вернее сестра. Мы очень близки и не можем быть друг без друга, совсем никак нам нельзя быть врозь, – грустно сказала я.

– Мне очень жаль, что так вышло, – проявила сочувствие старушка.

– Ну а зачем же тогда я здесь? – вернулась к разговору я.

– Давай-ка сядь на лавку, я твои волосы в порядок приведу, да косу заплету, венец из бересты повяжу, а то ты совсем растрепанная, – ласково предложила она и достала с полки гребешок.

Я недоверчиво повиновалась и ждала ответа на свой вопрос.

– Тебя похитил человек, который станет тебе женихом, а ты теперь его невеста.

– Им своих невест не хватает что ли? – обиженно возмутилась я, сложив руки на груди.

Старушка засмеялась.

– Это традиция такая, смешивать кровь с разных племен.

– И кто же мой жених, страшно спросить. Или я впервые его увижу на свадьбе? – пробубнила я.

– Ну почему же, ты только что видалась со своим суженным.

Я подскочила с лавки, словно на меня вылили ушат ледяной воды и, повернувшись к женщине, излучая весь ужас во взгляде, прокричала:

– Нет! Это невозможно, вы ошибаетесь!

Старушка, не ожидая от меня такой реакции, даже выронила гребешок из рук и, вытаращив глаза, смотрела на меня, но потом спокойно сказала:

– Я не ошибаюсь, дитя моё. Чем же он тебя так напугал, что в глазах твоих такой страх?

Меня подкупила её наблюдательность и доброта, и я, вздохнув, решила кое-чем поделиться, немного приврав.

– Да не страх… просто он выразил своё разочарование по поводу своего выбора, – печально вздохнула я, усаживаясь на лавку вновь. – Видимо, он не знал, кого крал или перепутал меня с кем-то.

– Но ведь ты далеко не дурна собой, с чего бы это ему расстраиваться, – недоумевала старушка.

– Наверное, я не в его вкусе, – соврала я.

Мне было очень тяжело играть роль перед этой милой женщиной, которая ничего не знала обо мне с Тимуром, а нарастающее отчаяние от происходящего переполняло меня через край, и как бы я не старалась сдерживать свои эмоции, я вдруг закрыла ладонями лицо и разрыдалась.

– Ну что ты, что ты, не плачь так горько, ну-ну, тише-тише. Он еще поменяет своё мнение, вот увидишь, сейчас мы приведем тебя в порядок, – успокаивала меня старушка, поглаживая по волосам. – Умоем, приоденем и любо дорого поглядеть.

– Это не поможет, я уверяю, – безнадежно проговорила я, всхлипывая.

– Поверь мне, я его достаточно знаю, чтобы говорить такое.

«Да, я тоже » – хотелось сказать мне.

– Он-то хоть тебе понравился? Такой статный хлопец, крепкий, бравый да и на лицо красив.

– Я, если честно, боюсь его очень. Страшно боюсь, и …и … ненавижу за то, что он украл меня! Он все испортил! – в сердцах выкрикнула я.

– Ничего, ты его еще полюбишь. Сердце у него доброе, это он только с виду такой свирепый.

Я внутренне усмехнулась, но промолчала, вытирая слезы с лица.

– Мне кажется, вы даже чем-то похожи, оба такие прыткие, своенравные.

– Не уверенна, что у нас есть что-то общее, – сопротивлялась я.

Но старушка была мудрее меня и не стала со мной спорить.

– Послушай, – сменила она тему – тебе пока не велено выходить на улицу до свадьбы. Когда она будет, это ещё будет решаться. Поэтому тебе придется помыться здесь в кадке с водой за шторкой, а я постерегу тебя.

– Вообще-то мне очень надо в туалет, – напряглась я.

– В туалет я проведу, не переживай, но одна не ходи.

Туалет оказался совсем не далеко, надо было только завернуть за нашу избу и чуть по диагонали пройти к окраине, возле ограды стоял туалет. Пока я ходила туда и обратно в сопровождении старушки, ко мне было приковано подозрительно много взглядов, в основном мужских, каких-то заигрывающих, оценивающих, вожделенных, будто им своих девок на выданье не хватало.

Дома я помылась, переоделась в чистую рубаху, чуть великоватую для меня и старушка меня накормила своей похлебкой. Потом я помогла ей по хозяйству, мы говорили мало и тему замужества не поднимали, мне только было интересно, что меня ждало завтра. Я грустила о тебе и вообще просто грустила о том, что вляпалась в такую ситуацию. Не пойди я тогда к этому ключу или не задержись я около него так долго, не случилось бы всего этого кошмара.

– Давайте, я попряду что ли, – предложила я после того, как по дому всё было сделано.

– Тебе бы надо себе рубаху пошить понаряднее. Я тебя научу. А эта тебе не по размеру.

– Спасибо вам, я бы хотела пошить себе рубаху, даже красивее, что была у меня.

Моё настроение немного улучшилось, я обрадовалась, что теперь мне будет, чем себя занять и старушка мне очень импонировала во всем.

– Скажите, а как я могу к вам обращаться? – спросила я, вдруг поняв, что мы так и не познакомились.

– Софья Ярославна я, голубушка. А тебя как величать?

– Ольгой.

– Красивое имя, оно тебе подходит, – дружелюбно сказала старушка и улыбнулась.

Я улыбнулась ей в ответ. До вечера мы пряли и болтали о том, о сём, всякие разные предания мне рассказывала Софья Ярославна, мне было так легко с ней, словно я её давно знала и с радостью так и жила бы с ней до конца эти 11 дней, если не придется вернуться. Время близилось к ужину. Мы поели в тишине.

– Вы живете здесь одна? – спросила я, когда уже надоело молчать.

– Пока что да, но до этого жила с дочерьми, пока замуж не повыходили, и не покинули отчий дом. Теперь я здесь всё чаще с новенькими живу, знакомлю их со здешними порядками. Вывожу в жизнь, иногда внуки ко мне приходят и живут у меня. Как только людей прибавиться у нас, станет мне не до скуки, – охотно поделилась она со мной.

Уже вечерело, и больше к нам так никто и не зашёл. Я этому только рада была, вот бы меня никто не трогал. А старушка напротив – переживала по этому поводу, что новостей никаких и распоряжений на мой счет не поступает, уж не к добру это ей показалось.

– Я ж говорю, он передумал, Софья Ярославна, – уверяла я её, снова взявшись за пряжу.

– Нет, настоящий мужчина так не поступит, ведь тогда он запятнает твою честь, унизит достоинство, а Тамерлан не такой, – возразила мне старушка.

– Тамерлан, – повторила я себе поднос и усмехнулась. – Тамерлан Алексеевич.

– Ну, ничего, утро вечера мудренее, завтра всё прояснится, – завершила эту тему Софья Ярославна.

– Да уж, – зевнула я, и обрадовалась мысли, что можно лечь спать уже так скоро и жестокая матушка теперь не будет меня тыкать в бок в пять утра. А потом подумала о тебе, как же должно быть не просто тебе будет там одной справляться по хозяйству. Спала эту ночь я как младенец, крепко и сладко и пробуждение моё было не менее приятным, чем сам сон.

У тебя же третий день был полной противоположностью моего. Матушка свалила на тебя почти всё хозяйство, так что и продуху лишнего не было. Опять ранний подъем, хождение за водой, приготовление еды, присмотр за детьми. В этот раз отец ушел на рыбалку на рассвете и обещал вернуться к обеду. Ну а мать доделывала вышивку на рубахе, чтобы отправиться с ней на ярмарку. Ты была не в духе с самого утра, ни с кем не разговаривала, просто делала свою работу и вынашивала в голове план по изволению меня с другого племени. Тебе надо было узнать дорогу. Наверняка тут знал её каждый, кто давно жил здесь, но тебе ведь нужны были подробности и главное, чтобы никто ничего не заподозрил. Ты могла обратиться только к знающему человеку и, который не предаст. Ты знала только одного. Теперь тебе надо было выловить его и незаметно для посторонних глаз поговорить. Но, как и когда, это тоже была проблема найти подходящий момент. Тем не менее, вечером ты планировала вылазку из дома. В восьмом часу вечера, под предлогом немного подышать свежим воздухом, ты отлучилась из дома, и направилась к ярмарочной площади, где чаще всего бывал Даниил. Он как раз разговаривал с местным, и тебе пришлось подождать, пока они закончат, прежде чем выйти из-за угла дома. Ты взволнованно пошла к нему быстрым шагом и, завидев тебя, он направился к тебе навстречу, ведя коня за упряжку. Тень тревоги появилась на его лице, как только он увидел, что ты неподдельно обеспокоена.