Со слов очевидцев

Сергей чуть смягчил голос:

– Мы можем частично изменить личные данные в титрах, – сказал он. – Но лица от вас никуда не денутся. Это же не анимация.

Он посмотрел на неё внимательнее:

– Но мы можем обсудить, как именно вас представить. Вы – бухгалтер, правильно? Я не буду вывешивать ваш нынешний логотип на табло.

– И на том спасибо, – тихо сказала Вера.

Лена отложила бумажки, сложив их ровно.

– Меня больше интересует, – сказала она, – будете ли вы обращаться к следствию повторно, если вдруг «всплывут новые обстоятельства».

Она чуть повела подбородком в сторону Анны:

– Раз уж у нас здесь не только телевизионщик, но и консультант.

– Если всплывут обстоятельства, которые прямо указывают на совершённое преступление и на конкретное лицо, – Анна ответила без обтекаемых формулировок, – у нас у всех возникает не только моральный, но и юридический вопрос.

Она перевела взгляд по кругу:

– Но я напоминаю: мы не ведём следствие. Мы работаем с тем, как вы проживаете прошлое сегодня. Это не подменяет работу полиции.

– То есть если кто-то вдруг признается, – не удержался Кирилл, – вы просто скажете: «А теперь проживите это экологично»?

– Для начала я попрошу его выключить микрофон, – серьёзно ответила Анна.

Кто-то тихо хмыкнул. Напряжение, висевшее в комнате, чуть сдвинулось – как шторка, которую приоткрыли на сантиметр.

Сергей сделал шаг вперёд:

– Смотрите, – сказал он. – Я понимаю, что вы нервничаете. Это нормально. Но я не враг вам. Мы не делаем передачу «Найди у себя дома убийцу».

Он поставил ладонь себе на грудь:

– Мне важно показать, что такое память свидетелей. Как меняется восприятие событий, как на это влияет страх, давление, шум, алкоголь, всё что угодно. У нас не будет голливудского ответа «вот он, злодей». Возможно, у нас вообще не будет ответа.

Он на секунду замолчал, потом добавил:

– Хотя… было бы красиво, да?

– Красиво и опасно, – сухо заметил Павел.

За окном что-то ударило – не громко, но ощущаемо. Все одновременно повернули головы к окну. Ветер шевельнул ветви деревьев, темнота за стеклом стала плотнее.

– Снег пошёл сильнее, – прокомментировала Софья. – К ночи поддаст. Дорогу переметёт, связь начнёт глючить.

Она посмотрела на Сергея.

– Ты как всегда выбрал идеальное время для того, чтобы запирать людей в доме с их демонами.

– Я никого не запираю, – возразил он, но прозвучало это не слишком убедительно.

Будто подтверждая её слова, телефон Маши пискнул – и тут же она раздражённо выдохнула:

– Сеть опять пропала. Интернет еле тянет. Если что, онлайн-трансляцию судного дня не выйдет провести.

– Ну и слава богу, – пробормотала Ирина. – Одного фильма хватит.

Сергей посмотрел на часы.

– Ладно, – сказал он. – На сегодня с официальной частью всё. Заполните бумаги, отдайте Маше, она разложит по папочкам. Завтра начнём с индивидуальных бесед.

Он кивнул на Анну:

– Я думаю, будет правильно, если Анна начнёт с кого-то, кто готов говорить больше других. Добровольцы?

Повисла неловкая пауза.

Все почему-то синхронно посмотрели не друг на друга, а на пол, на бумаги, на кружки.

Первой подняла руку Ирина – дрогнувшими пальцами:

– Я, – сказала она. – Мне всё равно от этого не спрятаться. Лучше… ну… сразу.

– Принято, – кивнула Анна. – Утром, после завтрака.

– Я после, – довольно быстро добавил Кирилл, будто боялся дать себе время передумать. – Чем раньше я это всё выговорю, тем меньше буду сочинять в голове песни об этом.

– Я поставлю вас вторым в списке, – записала Маша в блокнот. – Остальных распределим по ходу дела.

Постепенно полукруг начал рассыпаться. Кто-то поднялся за чаем, кто-то вышел покурить, кто-то остался сидеть, делая вид, что дочитывает текст соглашения.

Софья Петровна обвела всех взглядом:

– Помните, – сказала она негромко, но так, что её услышали в каждом углу комнаты. – Дом – место, где все всё слышат. Даже если делают вид, что заняты своим.

Она посмотрела на Анну:

– Особенно, если в доме есть психолог.

––

Когда Анна оказалась на кухне, там уже суетились две фигуры – Маша и Ирина.

Маша ставила на плиту чайник, Ирина мыла чашки, делая это слишком быстро, как будто физический труд может затопить тревогу.

– Хотите чаю? – спросила Маша, заметив Анну в дверях.

– Если ещё осталось, что не ушло на телевизионщиков, – кивнула Анна.

– На телевизионщиков уходит только кофе, – вздохнула Маша. – Чай – для тех, кто ещё способен спать.

Ирина нервно усмехнулась, но смех тут же оборвался. Она опустила взгляд в раковину, но через пару секунд всё-таки повернулась к Анне:

– А правда, что… – начала она и тут же запуталась, – что если человек много раз рассказывает одну и ту же историю, он начинает в неё верить?

– Правда, – ответила Анна. – И это не всегда плохо. Иногда это единственный способ не сойти с ума.

Ирина выключила воду, вытерла руки о полотенце.

– Я… – она посмотрела в окно, где тёмные ветви царапали стекло, – я иногда думаю, что если бы я тогда просто сказала всё, как было, то… может быть…

Она прикусила губу, сглотнула.

– Одного человека уже не вернуть, да? А других… я же не знала, что это всё так… – она махнула рукой в сторону гостиной, где ещё слышались голоса.

Анна не задавала уточняющих вопросов. В такие моменты достаточно оставить пространство, чтобы слова сами доползли до края.

– Вы тогда сказали так, как могли сказать в тот момент, – мягко произнесла она. – Человек в шоке редко говорит «идеальную» правду. Он говорит так, как позволяет страх, вина и то, кто стоит напротив в форме.

Ирина криво улыбнулась:

– В форме там стоял только один человек, – сказала она. – А вот кто стоял без формы, но с… – она запнулась, – с влиянием, – это ещё вопрос.

Анна отметила это себе.

– Завтра вы всё равно будете рассказывать, – тихо сказала она. – Можно начать с того, что вы рассказывали десять лет назад. А потом – с того, что вы думаете сейчас. Я не буду вас ломать об стену, Ирина. Мне неинтересно вытаскивать признания силой. Мне интереснее понять, как вы живёте с этим.

Ирина уткнулась взглядом в чашки.

– Я живу… – выдохнула она. – Встаю, иду на работу, ругаю повара, если пересолил суп. Иногда ночью просыпаюсь от хлопка двери, и у меня сердце в горле.

Она подняла глаза на Анну:

– Это считается? Как жизнь?

– Считается, – ответила Анна. – Вы же сейчас здесь.

Ирина кивнула, словно ей дали хоть какой-то зачёт.

Маша молча поставила перед ними кружки с чаем. Свет от лампы падал сверху, делая тени под глазами глубже.

– Сергей иногда… – начала она и запнулась, глядя в сторону. – Иногда слишком верит в то, что свет вылечит всё. Что если что-то показать в кадре, оно перестанет быть страшным. А я…

– А вы? – тихо спросила Анна.

– А я живу в доме, где стены тонкие, – сказала Маша. – Я знаю, что не всё, что сказано вслух, делает легче. Иногда, наоборот.

Анна взглянула на неё внимательнее.

– Вы боитесь за него? – спросила она.

Маша пожала плечами:

– Я боюсь, что он опять влез туда, куда не надо. – Она усмехнулась безрадостно. – Он же не просто так выбрал дело, где семь свидетелей и ни одного убийцы. Ему нравятся истории, в которых можно быть тем, кто вытащит правду.

Она опустила голос:

– А люди, у которых есть, что терять, очень не любят, когда кто-то рядом начинает вытаскивать что-то на свет. Особенно под камеру.

Анна вспомнила реплику Лены про гранты, вопрос Веры о начальстве, жёсткий взгляд Павла, аккуратный протокол Андрея.

И поняла, что на самом деле боится больше за всех сразу.

––

Ночью дом изменился.

После разговоров, чая, лязга посуды, чьих-то шагов по коридору наступила та особенная тишина, которая кажется не тишиной, а ожиданием. Как будто дом задержал дыхание вместе с людьми.

Анне выделили маленькую комнату на втором этаже – узкая кровать, тумбочка, торшер, занавески в мелкий цветочек. Окно выходило в сторону леса. В темноте ветви казались чёрными пальцами, упирающимися в стекло.

Она легла, но сон не приходил. В голове крутились обрывки фраз:

«как всегда сел там же»

«я тогда был в туалете»

«пора заканчивать с этим делом»

«как будто два хлопка»

Дом скрипнул. Где-то хлопнула дверь – не громко, но чётко. Анна взглянула на экран телефона: почти полночь. Связь по-прежнему ловила через раз; маленький значок сети то пропадал, то появлялся.

Она уже было повернулась на другой бок, когда снова услышала шаги. Тяжёлые, уверенные, по коридору. Дверь в конце – та, за которой Сергей устроил свой «штаб» – тихо щёлкнула.

Потом – голоса. Приглушённые, слишком глухие, чтобы разобрать слова, но достаточно напряжённые, чтобы почувствовать интонацию. Один голос – Сергея, узнаваемый по хрипотце. Второй…

Анна напрягла слух. Что-то в этом тембре показалось знакомым. Возможно, Павел. Возможно, Андрей. Оба умели говорить тихо и настойчиво.

Голоса поднялись на полтона, потом снова стихли. Дверь щёлкнула ещё раз. Шаги – один человек уходит, другой остаётся.

Она уже хотела встать, открыть дверь и выглянуть в коридор – не из любопытства, а из профессиональной настороженности. Но в итоге только сжала пальцы на одеяле.

«Я здесь как эксперт, а не как ночной патруль», – напомнила она себе.

Шаги удалились вниз по лестнице. Через несколько минут послышался слабый шум внизу – то ли открылась наружная дверь, то ли сработала вентиляция в подвале. Дом опять вздохнул.

Анна закрыла глаза.

Завтра она начнёт с Ирины. Потом будет Кирилл. Потом остальные.

Семь человек, семь версий. Дом, где все всё слышат – и где за стенами всё равно кто-то будет говорить шёпотом.

За окном ветер усилился. Где-то далеко глухо ворчал гром – как напоминание о том, что настоящая гроза ещё только идёт к этому дому.

Глава 5. Тело в кабинете

Анна проснулась от тишины.

Не от будильника, не от голосов за стеной, а именно от слишком правильной тишины, в которой дом будто ещё не решил, проснулся он или нет.

Она какое-то время лежала, глядя в потолок. В комнате было полутёмно, свет пробивался сквозь шторы полосами. За окном ветер заметно поутих: ветви больше не царапали стекло, а только глухо шевелились.

Телефон показывал 8:17.

Для дома, где ночевало столько людей, это уже было бы временем посуды, шагов, чая и чьих-то утренних вздохов. Но коридор за дверью молчал.

Анна оделась, умылась в маленькой ванной и вышла в коридор. Деревянный пол под босыми ступнями был чуть прохладным. Где-то далеко послышался глухой стук – словно захлопнули дверцу шкафа.

На лестнице она встретила Машу.

Та выглядела так, будто не спала вообще: волосы собраны в небрежный хвост, под глазами тени, свитер надет наизнанку.

– Доброе утро, – тихо сказала Анна.

Маша дёрнулась, как от хлопка, потом узнала её и выдавила бледную улыбку:

– А… доброе. Извините, я просто… задумалась.

– Что-то случилось?

Маша замялась на секунду, потом мотнула головой:

– Софья сказала всех звать к столу. Только… – она опустила голос, – Сергей не отвечал. Я думала, он уже сидит в подвале с проводами, но там пусто. Наверное, вырубился у себя в кабинете.

Она попыталась усмехнуться:

– Наш гений любит работать до упора, а потом падать где придётся.

– Может, уже проснулся и ушёл гулять, – предположила Анна. – Мужчины иногда так делают, если ночью не дают покоя мысли.

– Надеюсь, – сказала Маша, не слишком уверенно. – Если увидите его по дороге – скажите, что тётя злится.

Она добавила уже шёпотом:

– И что я тут одна как дура всех собираю.

На кухне было оживлённее.

Софья ставила на плиту широкую кастрюлю с кашей, на столе уже лежали нарезанный хлеб, масло, варенье. Запах кофе перебивал всё остальное.

За столом сидели Тимур и Кирилл. Тимур медленно пил из кружки, ещё не до конца проснувшись, Кирилл уже успел растянуться на стуле и отстукивать пальцами по столешнице какой-то беззвестный ритм.

– Утро доброе, – сказал он, заметив Анну. – Или хотя бы бодрое.

Он потер шею:

– В этом доме странные сны. Мне снилось, что я до сих пор играю тот сет в "Эспрессо", и никак не могу закончить песню, потому что кто-то всё время выключает свет.

– Это дом, где свет выключает не кто попало, – отозвалась Софья. – Ешьте, пока горячее.

Она повернулась к Анне:

– Вам кофе или чай?

– Сначала кофе, потом будем имитировать оптимизм, – ответила Анна.

С минуту они завтракали в почти мирной тишине. Вошёл Павел – выбритый, в чистой рубашке, будто собрался не на съёмки, а на дежурство. Поздоровался коротко, налил себе кофе, сел так, чтобы видеть дверь.

Следом появились Вера и Лена. Обе выглядели так, словно им приснились не сны, а таблицы с дедлайнами: ровные движения, немного стеклянные глаза.

– А где Сергей? – спросил Тимур, когда тарелки уже наполовину опустели. – Наше солнце экрана не может пропустить такой шанс попромыть нам мозги с утра.

– Своё солнце может прятаться за тучками, – отрезала Софья. – Поспит, проснётся голодным, ещё придёт к вам вымогать яичницу.

– Он телефон не берёт, – в очередной раз пробормотала Маша, глядя на экран. – Я уже пять раз набирала.

– Может, правда вырубился, – предположил Кирилл. – Он вчера до ночи возился с вашими папками. Я как-то заходил – он сидел, как живой столб из бумаги.

Анна поймала на себе взгляд Веры.

– Вы не думаете, – осторожно начала та, – что… ну… раз уж он так настойчиво говорил о том деле…

Она запнулась, осознав, что мысль звучит уже ближе к суевериям.

– Что старые истории имеют привычку кусаться, – договорила за неё Анна. – Думаю.

Она поставила кружку.

– Но пока у нас одна более простая гипотеза: человек просто не проснулся.

– Я сейчас схожу, – сказала Маша и резко поднялась. – Постучу ему в дверь. Если не откроет – буду ломать.

– Не будешь, – твёрдо сказала Софья. – Сначала постучишь. Потом постучишь громче. Потом позовёшь кого-то из мужиков. А ломать двери в этом доме буду я.

Это прозвучало так серьёзно, что Кирилл едва сдержал смешок.

Анна встала:

– Я с вами, – сказала она Маше. – Всё равно нам надо начинать день.

Они втроём – Анна, Маша и Павел – поднялись на второй этаж.

У кабинета Сергея дверь была закрыта. Та самая, за которой ночью Анна слышала голоса.

Маша постучала раз, осторожно:

– Серёж? Подъём. Нас тут дом полный свидетелей, а у нас ведущий спит.

Пауза. Тишина.

Она постучала громче:

– Сергей! Уже девятый час. Если ты не выйдешь сейчас, тётя заставит тебя завтракать холодной кашей.

Снова ничего.

Павел посмотрел на Анну, потом снова на дверь.

– Обычно он как-то реагирует, да? – спросил он у Маши.

– Даже если злится, всё равно орёт из-за двери, – прошептала та. В голосе сквозила тревога. – Или бросает что-то в стену. Он не… он не молчит.

Анна положила ладонь на ручку. Холодный металл, чуть шершавый. Она попробовала повернуть – без результата.

– Заперто, – сказала она. – Изнутри?

– Да, – кивнула Маша. – У него там старый замок, щеколда. Он иногда запирается, чтобы никто не приходил с "только один вопрос".

Павел шагнул вперёд.

– Отойдите, – коротко сказал он. – На всякий случай.

Анна отошла к стене. Маша прижала к груди телефон.

Павел постучал сам – два чётких удара кулаком.

– Латышев! – голос у него стал командным, резким, тот самый тон, которым он десять лет назад, возможно, кричал в «Эспрессо» «всем оставаться на местах». – Открывай. Это уже не смешно.

Тишина. Дом как будто затаил дыхание вместе с ними.

Павел выматерился вполголоса, отошёл на шаг и одним ударом плеча в нужную точку проверил прочность дверной коробки. Замок скрипнул, но выдержал.

– Старые двери – злые двери, – выдохнула Маша.

– Старые двери не любят, когда в них лезут, – согласилась Анна. – Есть запасной ключ?

– У тёти, – сказала Маша и уже развернулась к лестнице, но Анна остановила её.

– Подожди. Если он просто спит и заперся…

Она додумывала вслух, но слова уже звучали неправдоподобно.

– Если он просто спит, – сухо сказал Павел, – он будет ругаться. Это лучше, чем варианты, при которых он не ругается вообще.

Они спустились за ключом.

Софья, выслушав их, не стала задавать лишних вопросов. Только на секунду сжала губы в тонкую линию, сняла с гвоздика на стене маленькую связку ключей.

– Я с вами, – сказала она.

Кухня и гостиная мгновенно почувствовали, что что-то не так.

Тимур перестал шутить, Вера поставила кружку, Лена невольно встала.

Ирина прошептала: «Что случилось?» – но ответ так и не последовал.

Вчетвером они снова оказались у двери кабинета.

Софья вставила ключ в замок. Повернула. Замок щёлкнул, но дверь не поддалась.

– Щеколда, – тихо сказала Маша. – Я же говорила.

– Отойдите, – повторил Павел. – Теперь точно.

Он отступил на шаг, затем второй и ударил плечом в дверь с такой точностью, что щеколда с треском слетела. Дверь распахнулась внутрь, ударилась о стену.

Первое, что почувствовала Анна, – запах.

Не резкий, не сладковатый, как от давних тел, – ещё нет. Но в воздухе уже стояло что-то тяжёлое, плотное, смешанное с запахом бумаги, пыли и холодного кофе.

Кабинет был небольшой. Рабочий стол у окна, заваленный бумагами и блокнотами. На стене – доска с приколотыми листками. У стены – диван, на котором Сергей иногда валялся с ноутбуком.

Сейчас он сидел в кресле у стола.

Сидел, как человек, сильно задумавшийся: спина чуть откинута назад, руки на подлокотниках. Голова – чуть набок, так, будто он прислушивается к чему-то.

Только глаза были открыты как-то слишком широко и смотрели не на них, а чуть выше, в угол комнаты.

– Сергей, – выдохнула Маша, сделав шаг вперёд. – Ты…

Анна успела перехватить её за плечо, прежде чем та подошла ближе чем на полметра.

– Не трогайте, – резко сказала она. – Никто ничего не трогает.

Павел уже и сам замер, инстинктивно поставив руку перед Машей.

– Чёрт, – тихо сказал он. – Только не это.

На груди у Сергея, на футболке, темнело пятно. Не очень большое, но достаточно, чтобы понять: это не кофе.

Чуть ниже грудной кости, ближе к центру. Ткань слиплась, внизу образовался засохший край.

Анна сделала шаг в сторону, обходя кресло по дуге, не наступая на листы, которые валялись на полу.

– Пульс? – спросила она почти машинально, хотя ответ был уже в глазах.

– Не нужен, – коротко сказал Павел, но всё равно подошёл, наклонился, коснулся шеи. Его лицо стало ещё более каменным. – Всё.

Он выпрямился, посмотрел на Анну:

– Давно.

Анна на секунду закрыла глаза, потом снова посмотрела на тело.

Лицо Сергея было бледным, губы чуть посинели. На столе рядом стояла кружка с засохшими остатками кофе, рядом валялась ручка. Экран ноутбука погас, но значок «сон» мерцал ровным светом.

– Стреляли, – сказала Анна, не делая видимых шагов к ране. – Похоже, один выстрел. В упор или почти в упор.

– Я не слышала выстрела, – прошептала Маша. – Я не… я бы…

Её начало трясти.

Софья крепко взяла её за локоть.

– Сядь, – сказала она жёстко, но без крика. – На пол сядь, если нужно. Дыши.

Маша, как послушный ребёнок, осела прямо у стены, прижав руки к лицу.

– Дверь была заперта изнутри, – тихо произнесла Анна, вслух фиксируя очевидное. – Щеколда. Замок. Окно…

Она подошла к окну.

Рама старого образца, с форточкой. Форточка была закрыта. Ручка – цела. Створки – плотно прижаты, на подоконнике – тонкий слой пыли, из которой явственно выделялись только два следа: кружки и локтя.

Анна не увидела ни намёка на свежие следы от вскрытия. Разве что лёгкий налёт инея по краю стекла.

– Окно закрыто, – сказала она. – Щелей, через которые пролез бы человек, нет.

Павел обошёл комнату, не касаясь ничего, только глазами.

– Значит, классика, – сухо констатировал он. – Запертая изнутри комната.

Он посмотрел на Анну:

– Любите такие задачки, Анна?

– Ненавижу, – ответила она честно. – Особенно в реальной жизни.

Она наконец позволила себе приблизиться к креслу ещё на шаг, насколько было возможно, не задевая ничего.

Положение рук, головы, тела. Неестественной позы не было – он не рухнул, его не поднимали. Как будто он просто сидел и в какой-то момент перестал жить.

– Оружие я не вижу, – сказала Анна. – Ни на столе, ни на полу.

– Я тоже, – кивнул Павел. – И это мне нравится ещё меньше.

Из коридора показалась тень – Тимур. Следом за ним – Ирина, Вера, Лена, Кирилл.

Они остановились в дверях, как дети, подсматривающие за запретной сценой. Лица сразу изменились: на них появился тот особенный выражение, которое бывает у людей, увидевших мёртвое тело впервые за много лет или впервые вообще.

– Что… – начал Кирилл, и слова застряли.

– Назад, – коротко сказал Павел. – Никто не заходит. Это место происшествия.

Он взглянул на Анну:

– Мы вызываем полицию.

– Связь прыгает, – тихо сказала Вера. – Маша говорила. Но, думаю, если выйти на улицу, поймает.

– Я выйду, – сказал Тимур. – У меня мобильный другой сети, может, потянет.

– Иди, – кивнула Софья. – Скажи, что здесь убийство. И что дорогу может переметать, пусть берут машину, которая не застрянет в первом сугробе.

Тимур исчез в коридоре.

Анна всё ещё стояла у кресла.

В голове со щелчком соединились две картинки:

Назаров, лежащий на полу «Эспрессо» с вытянутой рукой, и Сергей, сидящий в старом кресле с отверстием в груди.

Один – на схеме, крестик С0. Другой – здесь, сейчас.

…кто-то десять лет назад готовил историю, чтобы дело умерло в архиве…

Теперь история сама вернулась.

– Никого не впускайте сюда, – сказала Анна спокойно. – Вообще никого. Ни любопытных глаз, ни камер.

Она посмотрела на Сергеев ноутбук, на бумаги на столе.

– Особенно не впускайте сюда тех, кто любит монтаж.

– Ты думаешь, это связано… – начала Лена и не договорила. Слишком рано было вслух произносить слово «связано».

– Я думаю, – ответила Анна, – что человек, который снимает цикл про нераскрытое убийство с семью свидетелями, не просто так умирает в запертой комнате на следующий день после того, как собирает этих свидетелей в одном доме.

Она подняла глаза на них:

– А ещё я думаю, что теперь вы все официально остаетесь здесь до приезда полиции. И, скорее всего, ещё какое-то время после.

Кирилл судорожно засмеялся – нервно, коротко:

– Ну всё, добрый день, Агата Кристи. Кажется, мы попали в тот самый формат, в котором нас никто не мечтал увидеть.

– Мечтают или нет, – сказала Софья, – а живём мы теперь вот в этом.

Она посмотрела на Сергея, на комнату, на Анну.

– Дом, где все видели… – повторила она тихо. – Только почему-то каждый раз всё равно делают вид, что ничего не заметили вовремя.

Анна почувствовала, как внутри поднимается холодная, тяжёлая волна – не паники, а ответственности.

Её сюда пригласили, чтобы она слушала семь голосов о чужой смерти.

Теперь к этим семи добавился ещё один, который уже никогда ничего не расскажет.

И ей придётся слышать за него тоже.

Глава 6. Версия Ирины

Тимур вернулся с улицы красный, как после бега.

– Дозвонился, – выдохнул он прямо с порога, не снимая куртки. – С трудом, но дозвонился. Сказали, выезжают. Дорогу местами перемело, так что…

Он сделал неопределённый жест рукой.

– В лучшем случае – пару часов. В худшем – больше. Но едут. Сказали: ничего не трогать, никого не выпускать.

Слово «не выпускать» повисло между людьми, как сквозняк.

Вера крепче сжала кружку. Лена машинально потянулась к телефону, будто проверяя, есть ли хоть какое-то внешнее соединение. Кирилл перестал стучать пальцами по столешнице. Ирина и так побледневшая после вида Сергея теперь выглядела, как человек, который держится исключительно на мускульной памяти.

Павел стоял у дверей кухни, опираясь плечом о косяк.

– Значит так, – сказал он ровно, выпрямившись. – До приезда полиции все сидим тут. В пределах видимости.

Он перевёл взгляд по кругу:

– Никаких одиночных прогулок по дому, никаких «я только забыл телефон/сигареты/книгу». Надо – говорите. Пойдём вместе.

– То есть теперь мы даже в туалет строем ходить будем? – нервно хихикнул Кирилл.

– В туалет – по одному, – сухо отозвался Павел. – Но без вылазок в чужие комнаты по дороге.

– Мы что, уже подозреваемые? – тихо спросила Вера.

– Мы – свидетели, – вмешалась Анна, прежде чем Павел ответил слишком резко. – Пока так.