Женщины и мужчины

– А если с земли смотреть?

– Я на земле редко бываю. А если бываю, то стараюсь все быстрее забыть.

Вот такая она, летающая с орлами, на нас сверху вниз смотрит. Романтичная, аж дух захватывает! А у меня куртка не застегивается. Куда со сломанной молнией полетишь? Захотелось мне узнать эту женщину поближе. Когда еще такую встретишь, чтоб над облаками летала и зонтиком серость освещала.

– А можно я вам вечером позвоню?

– Не надо.

Стоит, глазами улыбается, а лицо серьезное, строгое. Я таких женщин обожаю. Внутри чертенок пляшет, а сама вроде как недотрога. У меня даже горечь в рту появилась. И так все наперекосяк с утра, а тут еще и она исчезнет. Может, это судьба моя. Будет потом перед глазами стоять, придется мне других женщин с ней сравнивать.

– Я вам тогда свой телефон оставлю. Меня Андреем зовут.

– Не надо, Андрей, – говорит. – Мы хорошо поговорили, лучше уже не будет.

Я стою и ничего не понимаю. Мы только-только разговаривать начали, а уже поговорили.

Тут наш трамвай показался. Я пропускаю ее вперед и вижу огромное грязное пятно у нее на плаще. Тут меня как кипятком ошпарило! Вся романтика улетучилась. Сразу подумал, хорошо, что продолжения не будет.

Андрей замолчал.

– Что это ты так? – спросил я. – У тебя просто настроение было паршивое. Может она нечаянно села на грязную скамейку, с кем не бывает.

– За облаками грязных скамеек нет. Ведь я уже представил, как она летит из солнечного южного города, подлетает к Москве, кружится над ней, видит меня, спускается к трамвайной остановке…

– Вот только не надо больше про пятно. Похоже, что ты ее тоже разочаровал. Не вписался в ее красивый полет со своей сломанной молнией.

– Мы оба не вписались. Это я всё к тому, что лучше не разгадывать никаких тайн, не знать о грязных плащах, где покупают волшебные зонтики, что написано в чужих тетрадях. Кто-то летает, кто-то уезжает на целый день неизвестно куда. Эти тайны хороши, пока они неразгаданные. Ты согласен?

Я промолчал. К тайне соседа добавилась тайна женщины из южного города. Кто же она такая, чтоб отвергнуть ухаживания Андрея? По его словам, ему ни одна женщина не отказывала. Теперь буду думать и об этом. Мою жизнь украшают только разгаданные тайны. Я ведь по земле хожу, с орлами не летаю.

Свидание

Ей под сорок, и она устала. Устала принимать решения, устала думать о деньгах, копать грядки на даче, носить тяжелые сумки, устала беспокоиться о сыне. У нее много друзей, все ей готовы помочь, но однократно. А ей надо решать проблемы каждый день.

– Я знаю мужика, который тебе поможет. Он одинок, богат и симпатичен. И он никогда не был женат. Познакомить?

– Не был женат… нет, не надо. А впрочем, давай, я посмотрю.

Они сидят у меня на кухне, едят жареную картошку, мясо и пьют разведенный спирт с клюквой.

– У нас в лаборатории по-другому готовят «клюковку», – говорит он.

– Дараган вообще ничего не умеет, – говорит она. – Но он добрый.

– Он мне хорошие жизненные советы давал.

– Вы его не слушайте, он в жизни ничего не понимает, но он добрый.

– Но он все правильно подсказал.

Я сижу молча и вспоминаю эти советы. Он как-то попросил меня оценить темперамент его знакомой. Я посмотрел и сказал, что тут оценивать нечего по причине отсутствия такового. Надеюсь, что он не будет сейчас рассказывать эту историю.

– У вас есть жизненные принципы? – она пытается поддерживать разговор.

– Есть! – обрадовался он и начал перечислять.

Я в ужасе закрываю глаза и, стуча зубами, выпиваю полстакана «клюковки». Дальше я изображаю из себя пьяного идиота и пытаюсь перевести его рассказ в шутку. Она смеется.

– Мальчики, вам весело. Оставайтесь, тут еще полбутылки, а я за рулем. Я, пожалуй, пойду.

Я провожаю ее до лифта.

– Ты что, уходишь из-за его принципов?

– Нет, он носит подтяжки, гладит джинсы и полирует ногти пилочкой.

– Ну и что? Ты знаешь, какая у него зарплата?

– Мне это не интересно. Я другое осознала, глядя на вас. Вы оба с таким восторгом смотрели на мой вырез в кофточке, что я поняла: у меня еще все впереди! Без подтяжек и глаженых джинсов.

Мужчины – 2

Что помнят мужчины

Мужчины видят и запоминают только то, что хотят увидеть и что хотят запомнить. Что тешит их самолюбие.

В кафе на Тверской

Он сидел в кафе на Тверской, пил кофе, курил сигарету и смотрел в окно на проходящих женщин. Они проходили совсем близко, немного напряженно оглядывали его и шли дальше. Потом он понял, что они смотрят не на него, а на свое отражение в стекле.

Фотография

– Зачем тебе ее фотография? После тебя она уже дважды побывала замужем.

– А почему это должно мешать ее любить?

Мужские изюминки

В мужчинах тоже есть тайны и изюминки. Только они очень большие. Чтобы их разглядеть, надо отойти подальше.

Излишества

Говорят, что излишества – грех. А ведь это то, что отличает нас от животных.

Мужчины-волшебники

Мужчины-волшебники – это самые обычные люди. Они просто умеют предугадывать желания. В зародыше. Пока они не стали большими.

Гордость

Можно гордиться своей женщиной, любить ее, восхищаться, хвастаться. Но посуду все равно придется мыть.

Ревность

Ревнивый муж нанял частного детектива, чтобы проследить за своей женой. Через неделю детектив сказал, что готов отчитаться.

– Ничего мне не рассказывай, – попросил муж. – Вот твой гонорар и еще сто долларов сверху, чтобы ты уничтожил все записи и фотографии.

– Я все сделаю, – сказал детектив. – Но почему?

– Я люблю ее, – ответил муж. – И хочу любить дальше.

Женитьба

Знакомый развелся и женился на другой женщине. Теперь на работе его зовут «серийный моногамер».

Подслушанное

Один профессор говорит другому:

– С каждым годом мои студентки все моложе и говорят все тише!

Неразгаданная тайна

Одна из великих тайн человечества: почему мужчины, жены которых прекрасно готовят, обожают по дороге на работу тайком заехать в Макдональдс и сожрать там гамбургер со стаканом чудовищного кофе?

Девушки не смотрят

– Я старею, иду по Москве, а на меня девушки не смотрят.

– Не отчаивайся, сейчас они смотрят на тех, кто едет.

Где искать невесту

– Вот же блин! – сказал он, захлопывая книгу. – К девицам принцы с хрустальными туфлями приходят, корабли с красными парусами приплывают. А нам рекомендуют бродить по болотам и искать невест среди лягушек!

Старая записная книжка

Откроешь старую записную книжку и видишь телефоны пяти Наташ. И все они ушли. Некоторые даже не приходили. Но все равно ушли.

Как себя подбадривать

– Слышу стон. Что случилось?

– Я так себя подбадриваю. Это богатырский стон!

Запах полыни

Я помню

– Ты это сказал, я хорошо помню!

– Прости, но я этого не говорил.

– Ты забыл! Ты это говорил, наверное, неоднократно, и для тебя это просто слова, которые легко забыть. А я их услышала в первый раз. И я помню!

Чужое письмо

Он тренируется неделю, и у него уже начало получаться. Теперь он умеет писать письма другим почерком. Он приходит на почту, берет пустые бланки телеграмм и на обратной стороне пишет ей признания в любви. Это легко: он знает все ее привычки, знает, чем она завтракает, сколько раз в день пьет кофе и кого увидит сегодня на работе. Ему все рассказывали, и он представляет себя тем загадочным теоретиком из соседнего отдела, о котором она упоминала неделю назад. И сейчас он пишет от имени этого теоретика, пишет ей о любви перьевой ручкой, тщательно макая ее в чернильницу после каждого слова.

Он пишет о первой встрече, о ее глазах, о ее улыбке и о том, как она умеет смеяться. Он пишет, что не решается ей сказать о своих чувствах, что он не будут подписывать письмо, просто он хочет, чтобы она знала о его любви.

Так, это письмо закончено, через два дня надо будет написать второе, а через неделю третье. Так надо, так ей, наверное, будет легче без него. А ему без нее.

Он своими руками отдает ее «автору» письма. Пусть она сама решит, кто этот загадочный автор. А он уже понял, что им не получится быть вместе. Вот на конверте написан адрес, такой родной и знакомый, теперь конверт можно бросить в большой синий ящик. Все!

Он выходит на улицу маленьким героем, садится в троллейбус и едет по Садовому кольцу. Каждая улица, мелькающая перед глазами, связана с ней. Вот тут они ходили в кино, тут они гуляли, тут он ждал ее перед театром, тут… Он выбегает из троллейбуса, хочет бежать назад к почте, но понимает, что ему никто уже не отдаст это дурацкое письмо. И он понуро бредет к метро.

Рестораны в Архангельске

Однажды я сидел в Шереметьево и разговорился с американцем, который летал в Архангельск к русской девушке.

– Я летаю уже пять лет, – грустно сказал он. – Вот только вчера мы с ней были в ресторане.

– А почему ты не женишься? – спросил я его.

– Ты не поверишь, но мне перед ней стыдно. У нас в городке нет таких ресторанов, как в Архангельске.

Витамин D

– Ты опять бледная, никак не можешь выбраться из своей простуды. Без витамина D тебе не обойтись, нужно погреться на солнце.

– Сейчас октябрь, какое солнце?

– Поехали, я покажу.

Вдоль дороги тянулись серые заборы, какие-то будки, унылые кирпичные здания с темными окнами. Но вот строения кончились, и они свернули на проселочную дорогу, ведущую в сосновый лес. Асфальта на дороге не было, «жигуленок» заваливался на бок в глубоких ямах, она ойкала, он гладил ее руку, не отрывая глаз от колеи.

– Вот тут.

Машина остановилась возле обрыва, заросшего пожелтевшей травой и засыпанного сосновыми иголками. Он постелил одеяло на поваленное дерево, они сели рядом, обнялись и стали смотреть на заходящее солнце.

– Тут уже немного витамина D, но все лучше, чем ничего.

– Это точно лучше, чем рыбий жир.

Солнце погрузилось в большую темную тучу, стало холодно, и они сели в машину. Он включил фары, стал медленно выезжать на дорогу с колеей и ямами.

– Что это?! – вскрикнула она, услышав металлический скрежет.

Он заглушил двигатель, вышел из машины, заглянул под днище. Из пробитого картера выливалось масло. Он встал на колени, потрогал штырь, торчавший из земли, поднялся и открыл пассажирскую дверь.

– Дальше придется пешком. Выйдем на шоссе, поймаем попутку, и тебя отвезут домой.

– А ты?

– Мне не привыкать, сейчас главное – убрать тебя из холодного леса. Тут очень сыро.

Они вышли на шоссе через час. В небе уже светились звезды, стало совсем холодно. Мимо проносились машины, но никто не хотел останавливаться в таком глухом месте. Тогда он вынул из кошелька десять рублей и стал покачивать красной бумажкой. Через пять минут около них притормозила старенькая «Волга» с усталым пожилым водителем. Он поцеловал ее, помог сесть в теплый, пахнущий бензином салон, «Волга» замигала левым поворотником и уехала. Он долго смотрел на удаляющиеся красные огоньки, потом вздохнул, достал две десятки и стал поджидать попутный грузовик.

Газовая плита

– Скажи честно, почему ты выбрал в жены именно ее?

– Сам не знаю. Наверное, из-за газовой плиты. Ко мне приходило много женщин, и все они начинали отмывать плиту. Кто-то ворчал, что я неряха, кто-то говорил, что она не может ничего готовить, пока плита не будет сверкать, кто-то хвастался, что у себя на кухне она моет плиту два раза в день… А она единственная, кто сказал правильные слова!

– Какие?

– Она просто сказала, что у нее потребность сделать для меня что-нибудь хорошее, и чтобы я не обращал не нее внимания, а шел заниматься своими делами.

– И ты в нее сразу влюбился?

– Нет, не сразу. Но я почувствовал, что у меня тоже появилась потребность сделать для нее что-нибудь хорошее.

Яблоки и рубашки

Три девицы сидели под окном и чесали языки.

– Ой, девки! Как мне хочется свой дом. Чтобы много комнат, чтобы весной сирень цвела, а в августе красные яблоки падали на землю. Выйду за первого, кто мне это предложит.

– Нет, надо по любви! Это важнее яблок и комнат.

– Яблоки, комнаты, любовь… Я выйду за того, кому я захочу стирать и гладить рубашки.

Постскриптум: девицы и их слова реальные, но разнесены во времени и в пространстве. Они случайно собрались в этой миниатюре. Все они вышли замуж. Счастливой была только первая.

Запах полыни

Сегодня я подстригал кусты и, собирая руками обрезанные ветки, почувствовал знакомый горьковатый запах. Это был кустик полыни.

…Она любила запах полыни. Мы с ней ездили в онкоцентр на Каширке, а потом медленно шли пешком до метро «Коломенская». Шли через поле, заросшее сорняками, мимо старого яблоневого сада, мимо соборов и холмов, с которых открывался вид на широкую пойму реки.

Иногда она наклонялась, чтобы сорвать невзрачный стебелек, растирала между пальцами листья и потом долго держала их у лица.

– Вот бы найти духи с запахом полыни, – как-то сказала она.

…Прошло полгода. Я сидел в лаборатории и рисовал графики. Краем глаза я заметил мелькнувший белый халат, обернулся и увидел ее в красном кресле около спектрометра. Она улыбалась и показывала пальцем куда-то себе за ухо.

– Поцеловать? – спросил я.

– Это ты не заработал. Только понюхать!

От нее пахло полынью. Самой настоящей: летней, пыльной, теплой, росшей вдоль тропинок, где мы гуляли летом.

– Все-таки нашла такие духи? – спросил я. – Но это для привлечения мужчин или для отпугивания?

Она улыбнулась еще шире.

– Это для фильтрации. Я буду общаться только с теми, кому нравится запах полыни.

У реки

Она приготовила жареную курицу, сварила картошку, помыла овощи, нарезала хлеб, заварила чай в термосе, отложила в баночку свежего варенья, сложила одеяла, полотенца, книжки, темные очки, купальники, крем от загара, сумку-косметичку.

Я заехал на рынок и купил у азербайджанцев красные шершавые персики, оранжевые абрикосы, желто-зеленый виноград без косточек, большой полосатый арбуз и черемшу – так назывались длинные, зеленые маринованные стебли.

Потом мы долго ехали по забитому машинами шоссе, пока не свернули на маленькую узкую дорогу, ведущую к реке вдоль небольших березовых рощ, между зарослей кустов, через поля, вниз, к обрывистому берегу, где уже стояли машины, были расстелены одеяла, и дымились мангалы.

– Надо найти место, где можно целоваться и болтать глупости, не обращая внимания на соседей, – сказал я и погнал машину напрямик через поле, заросшее васильками.

Место было отличное. От реки нас отделял небольшой песчаный обрыв, вокруг во влажной низинке росла лебеда и еще какая-то высокая трава. На самом краю обрыва трава была низкая и мягкая. Мы положили на нее одеяло, легли и стали смотреть в небо. Ветер трепал ее волосы, и они щекотали мне лицо.

– Надо было заехать в какой-нибудь монастырь или музей, чтобы культурно обогатиться, – вдруг сказал я.

– Не надо, – ответила она, – не надо обогащаться. Давай лучше запомним эти минуты. Посмотри, какая красивая река!

Около нас была небольшая тихая заводь, где на темной поверхности плавали большие зеленые листья и белели цветы кувшинок с желтыми сердцевинками. На другой стороне реки ехал трактор с прицепом. В прицепе сидели молодые бабенки, которые прокричали нам, чтобы мы не теряли время.

– И в самом деле, – сказала она. – Пора подкрепиться перед купанием.

…Мы уезжали уже вечером, когда солнце начало касаться верхушек далеких деревьев, а над нашими головами запищали голодные комары.

– С точки зрения колхозниц, мы сегодня потеряли время, – сказал я, включая фары. – Целый день потеряли.

– Организмам надо иногда взвихряться, – улыбнулась она. – Ты же сам рассказывал про работников посольства в Анголе, которые раз в неделю устраивали своим организмам встряску – в этот день у них не было во рту ни капли спиртного!

– Потом ты будешь вспоминать этот день, как один из самых счастливых, – тихо добавила она.

Трудно быть волшебником

– Хочешь, я подарю тебе все звезды с неба?

– А что, у тебя денег совсем нет?

(Услышанное)

Преподаватель чертит на доске кубы со вписанными сферами. Или что-то более сложное. Он поворачивается к нам спиной и долго стучит мелом по зеленой доске. Иногда он оглядывается и следил, чтобы мы перерисовывали эти сферы и кубы в свои тетради. Закончив рисунок, он отряхивает руки, подходит к окну и смотрит, как за темными стеклами падает снег.

Мы все звали его Казаном. Иногда – «Плешивым Казаном». Мы все представляли, что в молодости он был похож на Казанову. Казан был высок, его черные волосы были редки, он тщательно их зачесывал набок, прикрывая лысину.

– Вы знаете, что на свете самое главное? – вдруг спрашивает Казан, не отрывая взгляда от кружащихся за окном снежинок.

– Любовь? – робко предлагает Наташка, первая красавица нашей группы. Она поправляет свои густые кудри и оглядывается на нас.

– Правильно, – говорит Казан.

Он отрывается от окна и начинает разглядывать Наташку. Она сначала выпрямляет спину и одергивает свитер, чтобы показать свою полную грудь, потом смущается, сутулит плечи и склоняется над тетрадкой.

– Правильно! – повторяет Казан. – А знаете ли вы, кто заслуживает любви?

– Пламенные революционеры? – спрашивают с заднего ряда.

– Квартира-дача-машина, – уверенно говорит Генка, у которого никогда и рубля на столовую не было.

– Передовики труда, стакановцы, гагановцы и буденовцы.

Это Любка. У нее, наверное, даже лифчики с чулками заграничные. Она выделяется среди нас, как белая лебедь среди серых уток. Она не так красива, как Наташка, но ярко и со вкусом одевается, едка на язык, неприступна и от этого все мы вздыхаем по ней, а не по простоватой Наташке с ее грудью, огромными серыми глазами и копной рыжих волос.

Любка небольшого роста, с короткой стрижкой, маленьким носиком и пухлыми губами в перламутровой помаде. Она говорит медленно, растягивая слова, ее зеленые с поволокой глаза сверлят собеседника, который теряется, начинает запинаться и потом долго мучается, что не сумел сострить ей в ответ. Он уже дома придумывает достойные слова, полночи думает о Любке и потихоньку начинает в нее влюбляться.

– Нет, – Казан прерывает поток моих мыслей, – любви достойны только волшебники.

– Точно! – говорит Любка. – Мне таких нужно два. Одного для учебы, другого для личной жизни.

– Если бы мне волшебник шубу подарил, то я бы его полюбила.

Это Нина. Она живет в общежитии на стипендию. Раз в месяц получает из дома большие посылки с фруктами, салом и какими-то свертками. Голос у Нины тихий, ласковый. С ней дружат все и никто одновременно. Все знают, что Нина хорошая, но не знают, о чем с ней разговаривать.

– Про волшебников подробнее.

Это наши парни. Они все хотят любви и приготовились слушать, как надо стать волшебником. Это интереснее, чем аксогональные проекции и прочая ересь.

– Быть волшебником – это угадывать и выполнять желания женщины, – говорит Казан. – Она еще сама не знает, чего хочет, а ты уже это достал и принес на блюдечке.

– Аааа… – протягивает Генка. – А если денег нет на то, что она хочет?

– Тогда выбирай для своего волшебства женщину поскромнее, – советует Любка. – Внуши ей, что она хочет мороженого, и вперед.

– Девушка правильно говорит, – Казан не в состоянии запомнить наши имена и называет всех юношами и девушками. – Одни способны жар-птицу из-за синего моря привезти, а другие могут купить курочку на рынке, и женщина будет счастлива.

– Я согласна на курочку, – говорит Нина. – Любовь за курочку не обещаю, но супчик сварю. Ген, ты мне курочку купишь?

– Нет! – Генка решителен. – Я должен был угадать про курочку, а ты тут сама напрашиваешься.

– Очень мне нужно напрашиваться, – обижается Нина и сжимает ладонями покрасневшие щеки.

– Так! – говорит Казан. – Отдохнули? Пора за дело. Теперь рассмотрим…

Прошло несколько лет. Однажды вечером я ехал в электричке и увидел Любку. Она сидела около окна и безучастно смотрела на мелькающие за стеклом фонари. Я знал, что Генка все эти годы пытался ухаживать за Любкой, но она неизменно была язвительной и неприступной. Ее основная жизнь протекала в компаниях «золотых» мальчиков, у которых были машины и настоящие американские джинсы. Они возили Любку на закрытые курорты, на просмотры новых фильмов, где собирались избранные, и играли с ней в теннис на зимних теплых кортах. Любка даже побывала замужем, но недолго. Деталей я не знал, да особо этим и не интересовался.

– Ты откуда? – спрашиваю я Любку, присаживаясь рядом с ней.

Любка поворачивается и улыбается. Она искренне рада видеть меня. Я замечаю, что ее дубленка уже не раз побывала в чистке, а этот мохеровый шарф я помню еще с института. Под глазами надулись синие мешочки, ее любимая перламутровая помада заменена на какую-то темную. Но в глазах блестят искорки, она, не отрываясь, смотрит на меня.

– Я от Генки, он опять пьяный. Спать его уложила и уехала.

– Так вы все-таки вместе?

Любка молчит и начинает рассматривать свой маникюр. Потом она вздыхает и говорит:

– Он, когда выпьет, всегда мне звонит. Жалкий такой. Когда я одна, то иногда к нему приезжаю. С ним просто, ему много не надо. Погладишь его, он улыбнется и уснет. И мне легче становится, как будто больного друга навестила. Он ведь так и не женился, все меня ждал, сейчас кому он такой нужен?

– Да, волшебника из него не получилось, – говорю я. – Помнишь Казана?

– Помню, – отвечает Любка. – Казан был прав, мы любим только волшебников.

– Так Генка стал волшебником?

– Да… Когда я к нему приезжаю, то знаю, что кроме портвейна и чая у него ничего нет. И мне хочется только портвейна и чаю с вареньем. Выйду на улицу – мне хочется кофе. А у него хочется чаю. Сложно это… У нас, девушек, всегда все сложно.

Электричка приехала на Ярославский вокзал. Мы стоим в метро возле эскалаторов. Любке надо на Кольцевую линию, мне – на Радиальную. Я смотрю на морщинки в уголках Любкиных глаз. Она устала и не скрывает этого.

– А Генка настоящий, много лучше других, – медленно произносит она. – Только чудес он может делать маловато. Ты меня понимаешь?

Я киваю, целую ее и иду к своему эскалатору. Взявшись за блестящий поручень, я оборачиваюсь и вижу, что Любка машет мне рукой. Я тоже машу в ответ. Она поворачивается, и ее заслоняет вдруг нахлынувшая толпа.

Больше Любку я никогда не видел. А Генка так и не женился.

Лилии и амариллисы

Я долго не мог понять, что меня напрягает. И почему я чувствую себя постоянно виноватым. Наверное, я виноват, что уезжаю в командировку. Почему-то любая моя поездка рассматривалась как дополнительный отпуск.

– Учти, ты там будешь отдыхать за двоих. А я буду скучать.

Вроде все правильно сказано, но что-то не так. А… вот! Не было сказано «счастливого пути». Кажется, что не нужны мне эти слова, а я все равно их жду. Я не доверяю никакому транспорту. Работаю со сложной техникой и знаю, что она ломается. Ломается, даже если с ней очень аккуратно обращаться. И мне беспокойно перед отъездом. Даже если я еду поездом. И она это знает, но опять сказала что-то про себя. Про то, как ей будет плохо. А я на втором плане. Или на третьем.

Потом я буду писать ей письма. Почти каждый день. И каждый день в холле гостиницы я буду смотреть в ячейку, где должна лежать моя почта. Но эта ячейка всегда пуста. В других лежали открытки и даже толстые конверты. Я представлял, как было бы здорово получить от нее письмо в толстом конверте. Я бы читал его целый вечер!

По вечерам читать мне было нечего, и я писал письма в Москву. Я писал про тихие улочки южного города, про пыльные листья акаций, про увядающие пионы, про раздавленные ягоды шелковицы на асфальте, про крики сорок, про вкусную кабачковую икру, которую я каждое утро ел с мягким белым хлебом. В одном письме я написал про работу, как целыми днями сижу с паяльником и тестером, проверяя микросхемы и болтая с местным инженером. Но я знал, что это ей скучно, и старался больше писать про цветы, пыльные листья и про сороку. Я бывал только на улочке, ведущей из лаборатории к гостинице, вот про нее и писал.

Однажды я шел мимо одного палисадника и увидел за забором большие оранжевые цветы с черными крапушками на лепестках. Я остановился и стал их разглядывать, чтобы потом написать про них в письме. Из дома вышла молодая женщина в светлом платье, взяла лейку с нагретой солнцем водой и стала поливать клумбу. Увидев меня, она улыбнулась.