скачать книгу бесплатно
– Конечно, я буду только рада… Но как же выступление?
– После выступления, и пусть все видят, что ты пошла со мной… Гел, во мне все перевернулось…
А он сентиментален, кто бы мог подумать!
Вечером этого же дня она танцевала для посетителей бара, и многие, видевшие ее на сцене, заметили, что Гел в ударе, что все движения ее проникнуты любовью, страстью, самой жизнью. Толстяк с рыбьими глазами, не дожидаясь конца представления, зашел к Максу в кабинет и выложил на стол пачку долларов.
– Слушай ты, педрила, – проговорил он, глядя на побледневшего Макса наливающимися кровью глазами, – эта сучка не стоит, конечно, этих денег, но пусть тогда они достанутся тебе. Отдай ее мне хотя бы на ночь, ты же ее хозяин, что тебе стоит приказать ей. У меня много денег, а потому ты должен служить мне. Я пришел сюда только из-за Гел, и она должна стать моей.
– Гел – моя жена, – вдруг произнес Бюшгенс и сам подивился магическому воздействию этой фразы на самого себя. – И она никогда не достанется вам, старым обезьянам, и заруби это себе на носу.
– Что ты сказал? Да ты знаешь, кто я? Там, в зале, шесть человек из моей охраны, но я пришел к тебе один… Я пришел к тебе, чтобы сделать дело, чтобы отдать тебе эти бабки… Ты, щенок, голубая тварь…
Макс не помнил, как в его руке оказался пистолет. Он, повинуясь инстинкту самосохранения, достал его из ящика письменного стола, за которым сидел, и, глядя на свирепое лицо толстяка, имени которого он не знал и не желал знать, выстрелил ему прямо меж его белых, в красных кровавых прожилках, глаз.
Толстяк свалился на пол. Макс знал, что выстрела никто не слышал. Во-первых, его пистолет был с глушителем (он держал его в столе постоянно заряженным, что придавало ему чувство защищенности и силы), во-вторых, Гел в зале танцевала под громкую музыку, в-третьих, его кабинет находился в конце коридора, и звука выстрела не могли услышать даже люди, работающие на кухне, располагавшейся здесь же, в подвальном помещении, за двумя кладовыми, – слишком толстые были стены.
Надо было срочно действовать. Он отволок труп к двери, ведущей в комнату отдыха, подтащил к большому раскладывающемуся дивану, открыл его и уложил мертвое тело в деревянную его нишу, прижал второй половинкой, и ему почудилось, что никакого убийства и не было. Он снова в комнате был один. Разве что кровавый влажный след мешал ему поверить в свою же спасительную иллюзию. Макс принялся подтирать полы мокрой тряпкой. Руки его дрожали. Он знал, что через некоторое время люди из охраны толстяка его хватятся и непременно придут сюда. Макс скажет им, что у него никого не было. Но эти парни все равно будут искать его…
Он подождал, когда полы подсохнут, сел за стол и позвонил наверх, администратору, и попросил, чтобы тот прислал ему Гел.
Она пришла лишь четверть часа спустя – ее несколько раз вызывали на «бис». Сильно напудренная, в фантастическом парике и обрывках старинных кружев, едва прикрывавших ее бедра, Гел, румяная и веселая, улыбнулась Максу. Бедняжка, она ничего не знает…
– Гел, я только что убил толстяка. Мы должны бежать. Ты слышишь меня?
Но до нее, казалось, еще не дошел истинный смысл фразы. Она продолжала улыбаться.
– Гел, я убил его! Его труп лежит в диване. «Черная лангуста» закрывается. Ты бежишь со мной?
Теперь Гел все поняла.
– Нет, «Черная лангуста» не закрывается… Где труп? Ты убил этого козла? Где он… В диване? Покажи!
Она сорвала с себя парик и промокнула им вспотевшее лицо. Макс привел ее за руку в комнату, поднял половинку дивана и показал утрамбованное в тесноте окровавленное тело.
– Мы должны избавиться от него, слышишь? Избавиться от трупа немедленно. Ведь это же Карпович, он пришел не один, в зале гудит его братва, его охрана. И это просто чудо, что его еще не хватились. Где твоя машина?
– У ворот.
– Ты должен подъехать к грузовому лифту впритык и поднять этого типа. Я помогу тебе… Не раскисай, я же с тобой!
Макс выбежал из кабинета и перекрыл проход с лестницы, ведущей в подвал, заперев дверь на замок. После этого через кухню выбежал на улицу, подогнал машину к люку – грузовому лифту, с помощью которого обычно в кухню сгружались привезенные продукты, открыл его и сам на четвереньках спустился в одну из кладовых. Оттуда, звеня связкой ключей, он бросился по коридору в свой кабинет. Вместе с невозмутимой Гел они вытащили за ноги тяжеленное тело толстяка, завернули его в покрывало, чтобы не оставлять следов крови на полу, и поволокли в кладовку. Включив лифт, они подняли труп наверх и уложили в багажник машины. Все заперли, вернулись в кабинет, где Гел тщательно уничтожила все следы крови с пола и внутри дивана. После чего она поднялась наверх, чтобы продолжить выступление, а Макс спустя некоторое время последовал за ней, чтобы выпить в баре стакан неразбавленного виски.
– Какая гадость… – сказал он, пьяно улыбаясь бармену. – Наша водка все-таки лучше…
Спустя только полчаса к Максу подошел один из парней-«шкафов» и, дыша в лицо перегаром, спросил, не видел ли он Карповича.
– А кто это? – сказал набравшийся по самые уши Макс. – Я его знаю?
Но «шкаф», ничего не ответив, вернулся к своим, и Макс увидел озабоченные свиноподобные рожи охранников, заметавшихся по бару в поисках своего любимого шефа. Гел к тому времени уже отогнала машину Макса в один из тихих двориков и незаметно вернулась, села за столик и теперь в полном одиночестве тянула коктейль «Черная лангуста»: шоколадный ликер, водка и черный перец с лимоном. Ее лицо выражало высшую степень покоя и расслабленности.
Господи, ты послал мне Гел… Спасибо тебе… Так думал Макс, наливая себе очередную порцию спиртного, пока не опьянел настолько, что все происшедшее с ним стало казаться ему сном.
Господи, пронеси… Пусть все идет, как идет…
Поздно ночью Гел, чтобы не привлекать к себе внимания, заказала по обыкновению такси и поехала домой одна, без Бюшгенса. А утром ей позвонил бармен и сказал, что Макса убили вскоре после ее ухода. Когда Гел, бледная как смерть, спросила, заикаясь, за что, бармен, хмыкнув, ответил:
– Они не оставили объяснительной записки…
– Кто они-то? – кричала в трубку Гел. – Кто эти звери?
– Люди Карповича… Так что ищи теперь другую работу, сука…
Это прозвучало как пощечина, и Гел впервые подумала о том, что кто-то из персонала мог догадываться о причастности Макса или даже ее, Гел, к исчезновению или даже смерти Карповича. «Они нашли машину и тело», – вдруг поняла она, быстро собралась и поехала в аэропорт, откуда первым же рейсом вылетела в Саратов. «Я думаю, он поймет. Это уже не моя вина…»
Все мысли ее были уже о Михаиле Семеновиче.
13. Скарификация
Михаил Семенович заметно охладел к ней. Женя Рейс почувствовала это, едва переступила порог его квартиры. Его холодность сквозила в каждом взгляде, каждом движении. Что-то свирепое даже залегло в складках морщин, в очертании губ.
– Здравствуй, Женечка… – он сухо клюнул ее в щеку. – Проходи. Я сейчас…
Она вошла в гостиную, и первое, что увидела, это белую простыню, аккуратно разложенную на диване, и маленькую подушечку. Все белоснежное, без единой морщинки. Рядом – стол на колесиках, а на нем серебряный поднос с большим желтым пухлым конвертом.
– Вы кого-то ждете?
Она спросила на всякий случай, потому что даже представить себе не могла, зачем это Бахраху, который назначил ей свидание на десять утра, понадобилось стелить эту странную, похожую на больничную постель.
– Тебя, Женя. Сегодня тебе предстоит сделать выбор – остаться со мной или… Словом, если ты помнишь, я как-то намекал тебе, что мне бы хотелось что-то изменить в твоем теле…
Сначала он удалит мне печень, затем почки, а уж потом вырвет сердце… Жиль де Рец, не иначе…
– Но что? – Женя почувствовала, как задрожал ее подбородок. А ведь она настроилась на любовь, на нежные объятия.
– Сущий пустяк, ты даже ничего не почувствуешь…
– Михаил Семенович, я не дам себя уродовать, – вдруг набравшись храбрости, заявила она и попятилась к двери.
– Успокойся. Речь идет лишь о косметике, не больше…
– Вы хотите разрисовать мое тело? Но чем? Уж не соляной ли кислотой?
– Нет. Скажу просто: мне бы хотелось, чтобы у тебя на твоей хорошенькой попке появился небольшой шрам. Ты что-нибудь слышала о косметическом шрамировании?
– Вы хотите заклеймить меня, как корову?
– Нет, ты сначала выслушай меня, а потом сама решишь, соглашаться тебе или нет.
Женя сидела на стуле как оглушенная, слова с трудом просачивались сквозь ватную оболочку ее страха и непонимания. «Нанесение художественных шрамов на тело существовало много веков назад. Научное название „скарификация“». В висках стучало, по спине проползла змеей капля пота. «Раньше, в древности, скарификация играла большую роль в жизни людей. В африканских племенах, например, шрамы – непременный атрибут вступления в половую жизнь. На животах девушек делались художественные надрезы и посыпались пеплом, чтобы шрамы выглядели более рельефными, и только после этого молодожены могли остаться наедине…»
– Но вам-то это для чего? – упрямо спросила Женя. – Мы же не молодожены!
– А сейчас это просто способ украсить тело. Шрам, необыкновенный, роскошный, – вот чего мне так не хватает в тебе, понимаешь?
– Нет, не понимаю…
– Это свидетельствует лишь о том, что ты отстала от жизни. Шрам – это интимная деталь каждой уважающей себя и разбирающейся в любви современной женщины. Сегодня существует целая индустрия шрамирования. Эта процедура пройдет для тебя совершенно безболезненно, поскольку операция производится под местным наркозом. Я буду здесь, рядом с тобой, мы будем даже разговаривать. Потом некоторое время мы поухаживаем за твоим шрамиком, а через месяц поедем в Венецию. Женечка, соглашайся. Ну что тебе стоит?
Он не умел уговаривать, этот Михаил Семенович. Слова его звучали неубедительно, как неубедительно выглядел и он сам, раскрасневшийся, взволнованный.
– Он нужен вам для секса?
– А для чего же, душа моя?! – он взял ее за руку и притянул к себе. – Шрам свидетельствует о том, что в этой женщине есть какая-то тайна, касающаяся ее прошлого, может быть, даже трагическая тайна или драма. Шрам – след перенесенной боли, связанной с катастрофой, несчастным случаем… Словом, шрам может украсить женщину и придать ей особое очарование в сознании мужчины, который обнимает много повидавшую и много испытавшую в своей жизни женщину, ты понимаешь меня? Женя, ведь это такой пустяк… И тебя это ни к чему не обязывает. Если, к примеру, ты поймешь, что мы с тобой не пара, и тебе не захочется больше встречаться со мной, я отпущу тебя, как птицу, но создам тебе все условия, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Больше того, тебе будет, вероятно, приятно узнать, что я уже успел кое-что сделать для тебя. Смотри, это – сберегательная книжка, причем на твое имя. Открой ее, и ты увидишь, что на твоем счету лежит пять тысяч долларов. Это как гарантия, ты понимаешь? Ты – свободна, с одной стороны, но, с другой, ты должна знать о том, что у тебя есть надежный покровитель, твой друг, Михаил Семенович, который по первому же зову придет к тебе на помощь. И хотя мне бы очень не хотелось расставаться с тобой, я же понимаю, что у меня мало шансов быть любимым такой очаровательной девушкой, как ты, но хотя бы месяц или два останься со мной, я прошу тебя…
– Вы хотите, чтобы я поехала с вами в Венецию?
– Можно в Рим, в Неаполь или Мадрид. Да куда угодно!
– Но этот шрам… Михаил Семенович… Мне страшно, я боюсь… я не понимаю всего этого…
И тогда он принес ей несколько фотографий, вырезанных им специально из эротических журналов, где были изображены красивые, с довольными мордашками, девушки, демонстрирующие свои страшные шрамы. У кого-то шрам «украшал» бедро, у кого-то плечо, а у одной девушки вполне правдоподобный шрам располагался прямо на груди…
– Это не настоящие шрамы, это наклейки, – продолжала сопротивляться Женя, чувствуя, что ошиблась в Михаиле Семеновиче, и теперь ей уж точно придется с ним расстаться. Она никогда не ляжет в постель с извращенцем и никакие шрамы и татуировки ни для кого и ни за какие деньги не позволит себе сделать. – И вообще, скажу вам откровенно: не для меня это, понимаете? Не для меня! Я не такая девушка, я хотела сказать, что я простая и никогда не соглашусь ни на что подобное… И мне жаль, ужасно жаль, что нам с вами придется расстаться…
Она собиралась сказать еще что-то, но телефонный звонок прервал ее горячую речь. Михаил Семенович почему-то напрягся и перевел взгляд на часы. Звонок заливался в спальне, куда он, вероятно, отнес аппарат.
– Женечка, будь другом, возьми трубку и скажи мне, мужской голос или женский?
Женя, пожав плечами и подумав о том, что по сравнению с шрамированием эта просьба – сущий пустяк, пошла в спальню. Услышав женский голос, прикрыла микрофон ладонью и прошептала: женский. И только после этого, вздохнув с облегчением, Бахрах подошел к ней и взял трубку.
– Да, слушаю… – лицо его сначала расплылось в улыбке, но почти тотчас исказилось до неузнаваемости, перекосилось, стало малиновым, затем белым… Трубка выпала из рук, а сам Бахрах рухнул на пол. Да с такой силой, что задрожала посуда в горке в гостиной.
Перепуганная Женя схватила трубку, но она опоздала – в трубке раздавались короткие гудки.
Женя опустилась на пол рядом с неподвижным телом Михаила Семеновича и внимательно посмотрела на его лицо. Глаза его, распахнутые, подернулись мутью, рот был раскрыт и словно требовал свежего воздуха. Она приложилась ухом к груди Михаила Семеновича и не услышала биения сердца. Не пульсировала кровь и под кожей на запястьях. Тогда, еще не успев испугаться, Женя метнулась в гостиную, достала из своей сумочки пудреницу и поднесла зеркальце к его рту. Оно не запотело. Михаил Семенович был мертв. И она уже никогда не поедет с ним в Венецию… Она вышла из спальни сама не своя. Закрыла за собой дверь и некоторое время просидела неподвижно на стуле. Голубая банковская книжка лежала на столе. Женя машинально уложила ее в сумочку. Теперь она богата – у нее пять тысяч долларов…
Она не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как она перешагнула порог этого дома. Находясь в каком-то оцепенении, она обошла квартиру, разглядывая фотографии на стенах, корешки книг на полках, картины… Она несколько раз подходила к телефону, но всякий раз при мысли, что ей придется кому-то сказать о том, что в ее присутствии скончался человек, ей становилось дурно. Нет, я не позвоню. И вообще… мне надо уходить отсюда.
Резкий звонок в дверь заставил ее подскочить. Кто бы это мог быть? Не открыть она не имела права уже хотя бы потому, что хозяина теперь не существовало, и ей было небезопасно оставаться наедине с трупом. Кто бы это ни был, она расскажет о том, что произошло, и они вместе вызовут милицию…
С бьющимся сердцем и не чувствуя ног, она приблизилась к двери и, за каких-то несколько секунд убедив самое себя, что Михаил Семенович жив и что то тело, что она только что осматривала в надежде обнаружить признаки жизни, ей приснилось, спокойным (дающимся ей с великим трудом) голосом спросила: кто там?
– Это Гамлет.
Прекрасно. В квартире лежит труп, и в это время сюда является Гамлет, затем позвонит Офелия, следом притащится леди Макбет… Хорошенький денек у меня сегодня выдался…
Она решила открыть. И по возможности скрыться из квартиры. Ведь если я не открою, а этот самый Гамлет будет так настойчив, что не уйдет до тех пор, пока не встретится с Бахрахом, то мое молчание под дверью можно будет истолковать единственно страхом убийцы перед возможными свидетелями.
Она решительно повернула ключ в замке, распахнула дверь и увидела перед собой высокого черноволосого парня, с хищным оскалом вместо улыбки и не менее хищным взглядом, которым он раздевал ее, не трогаясь с места.
– Салют, малышка! Хозяин дома?
– Дома, – чуть слышно ответила она. – А вы кто?
– Разве он не говорил обо мне?
– Не знаю, может, и говорил… – она стояла, переминаясь с ноги на ногу и стараясь каждый свой ответ затуманить неопределенностью. – Мы много о чем говорили… А вас действительно зовут Гамлет?
Парень вместо ответа кивнул головой, разулся, не обращая на нее внимания, так, словно успел привыкнуть к этому, и смело двинулся в сторону гостиной. Женя едва поспевала за ним. Увидев приготовленное стерильное ложе, застыл на несколько мгновений, и его лицо тут же озарилось победной улыбкой.
– Отлично. А то я уж думал, что он тебя не сможет уговорить…
– Уговорить? На что?
– Брось прикидываться. Я же Гамлет, я должен поработать над твоим бедром. Видишь? – Он подошел к столику на колесах, взял в руки конверт, приоткрыл его и достал пачку потрепанных российских купюр, стянутых красной резинкой, под которой белел клочок бумаги с крупным карандашным рисунком. – Михаил Семенович, вы где?!
Хозяин ему не ответил, и тогда Гамлет, похлопав себя по ляжкам, обтянутым синими вытертыми джинсами, подмигнул Жене и спросил довольно фамильярно:
– В кабинете заперся?
– Он в ванной, принимает душ… – солгала она, еще не решив, как ей вести себя с этим нагловатым красивым типом.
– У меня времени в обрез, поэтому я начну действовать прямо сейчас.
– Действовать? – Женя почувствовала, как внутри ее образовался кусок льда, который холодил все в животе и даже как будто мешал дыханию. Ей не хватало воздуха.
– Ну да! – В руках Гамлета материализовался пластиковый пакет, который Женя до этого времени не замечала, откуда был ловко извлечен металлический пенал и завернутая в тонкую полиэтиленовую пленку белая эмалированная ванночка. Звякнули инструменты, на столике появились баночка с ватой, бутылка со спиртом или другим антисептиком, бинты, рулончик бактерицидного пластыря. – Ты не должна волноваться, это совсем не больно…
– Вы – хирург? – не понять, кого она видит перед собой, было уже невозможно. – Он вас пригласил, чтобы вы сделали мне шрам?
– Давай на «ты». Значит, так, ничего не бойся. У меня отличное американское обезболивающее средство, и ты даже не почувствуешь, как я буду резать тебя…
– Скажи, пока он не слышит… – она оглянулась, словно желая убедиться, что находящийся где-то совсем рядом Михаил Семенович не сможет услышать ее, – у тебя много заказов? Я хотела сказать, на самом ли деле многие женщины хотят заказать себе шрамы? Это модно? Или же он все это придумал, чтобы не испугать меня своими извращенческими желаниями?
– Если бы все были такими извращенцами, как Михаил Семенович! Да он классный мужик, я так понимаю, еще в форме, просто ему нравятся женщины со шрамами…
– Вы давно с ним знакомы?
– Я – хирург, а не шпион, – засмеялся он, – и не должен говорить с тобой о таких вещах. Видишь этот конверт с деньгами? Они приготовлены мне. Вот поработаю с тобой, и он вручит мне их…
– А какой шрам ты собираешься мне сделать? Вы обсуждали с ним этот вопрос?
– Конечно! Видишь листок? На нем – изображение твоего шрама. Это заказ, и я его выполню, будь спокойна…
– Ты и раньше бывал здесь? – Женя вспомнила, как он разувался в прихожей, аккуратно ставя кожаные сандалии на полку, как у себя дома.
– Тебе не нужно этого знать. Могу лишь успокоить тебя, сказав, что Михаилу Семеновичу можно доверять. Он честный и порядочный, и я был бы рад всю жизнь работать на таких людей, как он. Сказал, что заплатит, значит, заплатит, да еще и сверх оговоренной суммы. Понятно? – и он, увлекшись расписыванием достоинств Бахраха, щелкнул Женю по носу. И тут же получил в ответ оплеуху. Держась за щеку, он смотрел на бледную Женю широко раскрытыми глазами, силясь понять, что происходит.
