Прекрасный возраст, чтобы умереть

– Я сто лет не была в детском парке, – призналась Лиза.

– А я все двести! – сказала Глафира.

– А вы сходите и посмотрите. Поверьте мне, вы будете поражены не меньше моего! Эта прекрасная аллея с чудесными зверушками! Я даже сначала подумал, что это работа какого-то опытного мастера-скульптора. Словом, я заинтересовался автором этих скульптур и, к своему удивлению, выяснил, что им является выпускница художественного училища, Валентина Соляных. Ну, просто девочка. Я решил с ней встретиться, познакомиться.

Лиза с Глафирой переглянулись.

– Что, неужели эти работы вас так потрясли? – спросила Лиза.

– Просто надо знать меня, мою страсть к паркам, к городской скульптуре… Сам я живу в пригороде Дрездена, в Морицбурге. У меня большой дом на самой окраине, и мне удалось выкупить кусок земли для сада. У меня работало много человек, чтобы эту заросшую травой и кустарником землю превратить в красивый сад. Я давно подумывал о том, чтобы украсить его скульптурами животных, а тут – ваш парк! Вот я и предложил Валентине работу. Предложил переехать ко мне и заняться скульптурами. Конечно, она была удивлена, подумала, что я вообще сумасшедший!

– Она была студенткой, извините?

– О нет, тогда – нет, но когда она была студенткой, выиграла конкурс, и город поручил ей украсить детский парк, это было за год до нашей с ней встречи. Я и раньше бывал в вашем городе, да только понятия не имел о существовании детского парка. Словом, когда мы с ней встретились, она была, что называется, свободным художником, выполняла мелкие заказы, то есть не являлась очень занятым человеком. К тому же она была не замужем. Снимала квартиру, жила очень бедно. И это при ее-то таланте! Она показала мне свои эскизы, многочисленные мелкие работы, пожаловалась, что у нее нет условий заниматься камнем, мрамором, металлом… И я сделал ей предложение, как я уже сказал, переехать ко мне в Морицбург, поселиться у меня и работать. Я еще тогда придумал, как переоборудовать садовый домик под мастерскую, какие сделать пристройки. Я увлекся этой идеей! Но не так-то просто было оформить все бумаги для ее переезда…

– Так она согласилась? – воскликнула Глафира.

– Да, разумеется. Я показал ей выложенные в Интернет снимки моего дома, сада, чтобы она имела представление, кто я, где живу… Чтобы она поверила мне. Кроме того, конечно же, сыграло роль и то, что я все-таки музыкант, которого знает весь мир, вы уж извините… Она должна была поверить мне, понимаете? К счастью, все сложилось самым наилучшим образом, и Валентина приехала ко мне. И прожила у меня целых три года! Вы не представляете себе, как много она успела за это время. Какие скульптуры сейчас украшают мой сад, а сколько их в Дрездене, на улицах! Валентина была чрезвычайно талантливым человеком!

Глафира, слушая Валенштайма, покрылась мурашками. Ведь это ее, получается, убили, раз он говорит о ней в прошедшем времени. И как это город проморгал такой талантище?! Кто посмел ее убить?!

– За эти три года ее жизнь изменилась. Она вышла замуж за моего брата, Фридриха, не менее талантливого человека, архитектора. Он был совсем молодой, когда… Словом, два года тому назад он погиб в катастрофе, и тогда Валя, тяжело переживавшая его смерть, решила вернуться на родину, сменить обстановку. Уж чего я ей только не предлагал, как ни убеждал ее остаться у нас, но только не возвращаться в Россию, тем более что она стала наследницей огромного дома Фридриха… Но она меня не слушала. Мы с ней были друзья, раньше она прислушивалась к моему мнению, ценила его, а тут уперлась – нет, и все! Я сказал ей, ладно, возвращайся, но знай, что я тебя тут буду ждать. И я на самом деле верил, что спустя какое-то время ей снова захочется вернуться в Морицбург. Тем более что она успела полюбить этот город. Вы не представляете, как там красиво! А такие люди, как Валя, умеют ценить красоту.

Понятное дело, что она вернулась в Россию богатой молодой женщиной. Она купила себе квартиру, еще одну мастерскую и продолжала работать. Я ей помогал с заказами, правда, клиентами ее были в основном москвичи, мои друзья-музыканты и их друзья, родственники. Она отливала для них скульптуры, которыми они потом украшали, правда, не свои сады, а жилища… Кроме этого, она делала бюсты известных людей, сами понимаете, это тоже работа… Я понимал, что время залечит ее душевные раны, и в ее жизни непременно появится мужчина. И он появился. Алик. Я так понял, что это ее первая любовь.

– Алик?

– Альберт Гинер. Бизнесмен, он торгует испанской мебелью в России, живет в вашем городе. Валя знакомила нас, когда я приезжал сюда с гастролями. Очень приятный человек. Мягкий, добрый, обожает… любил Валю.

Органист вздохнул.

– Двенадцатого октября Валентина с Альбертом отправились на озеро, на пикник. Было холодно, как я понимаю, все-таки октябрь, осень. Вода холодная… И вот в какой-то момент она исчезла из поля зрения Алика. А потом ее нашли в воде, в камышах, уже мертвую. Одетую, понимаете? На шее обнаружили следы чьих-то рук. Ее удушили, а потом утопили. В убийстве обвинили Алика. Ведь это его следы были на берегу, в грязи…

Я пришел к вам, Елизавета Сергеевна, чтобы вы помогли освободить Алика. Я уверен, что он ни в чем не виноват. Думаю, что после смерти Вали он находился в таком состоянии, что ему было уже все равно, что с ним будет дальше. Не исключаю, что он подписал все документы, в смысле признался в убийстве, потому что был не в себе. Возможно даже, что он сам захотел в тюрьму… Точных сведений у меня нет. Я еще ни у кого не был, я приехал сюда, встретился с профессором консерватории Шишкиным, это пианист, мы с ним друзья…

– Я знаю Шишкина, я защищала его сына, – сказала Лиза. – Он попал в одну нехорошую историю, но там, слава богу, все обошлось….

– Это он дал мне вашу визитку и сказал, что только вы можете мне помочь восстановить справедливость и найти настоящего убийцу Валентины. Я готов заплатить любые деньги, только соглашайтесь.

– Хорошо, господин Валенштайм… – пробормотала потрясенная историей Лиза. – Глаша, подготовь, пожалуйста, договор…

3. Декабрь 2013 г.

– Ты одна?

– Одна, заходи. – Наташа впустила Ольгу и заперла дверь. – Мой ушел на работу, все проспал, даже не позавтракал… Как хорошо, что ты пришла, сейчас вместе поедим, выпьем кофейку, покурим, пока Саши нет…

Наташа Дорофеева, двадцатипятилетняя молодая женщина, кареглазая шатенка с длинными, по пояс, волосами, была в желтых пижамных штанах и черном свитере. Полчаса тому назад ей позвонила ее близкая подруга, Оля Селиверстова, сказала, что хочет встретиться.

Оля, кудрявая блондинка, сняла с себя синий длинный плащ и осталась в джинсах и теплой кофте розового цвета.

– Ух ты, как классно, что ты одна… Знаешь, так захотелось с тобой встретиться, поговорить… До сих пор не могу привыкнуть к тому, что ты замужем, хотя вы уже давно вместе… Да и что муж у тебя – именно Саша. Для меня лично он, конечно, не Саша, а Александр Николаевич, мой преподаватель английского. Но ты ведь его жена, понятное дело, что в постели ты не можешь называть его по имени-отчеству.

– Какая красивая у тебя кофточка, – Наташа пропустила эти слова мимо ушей. Она давно уже привыкла к Оле, для которой такие понятия, как такт и деликатность, просто не существовали. Немного глуповатая, бесцеремонная, грубоватая. Но что-то в ней было, что притягивало к ней людей, которые были готовы ей многое простить. Может, ее прямота? Обостренное чувство справедливости?

– Сама вязала, честное слово. Вот никогда не вязала, разве что в детстве, а тут зашла как-то в магазин, там цены сама знаешь какие, ну а сделано все просто элементарно… Мохер, крупная вязка… Думаю, я что, сама, что ли, не сумею так связать? Ну и за неделю связала. Получилось точь-в-точь как в магазине. Сэкономила целых три тысячи рублей!

– Проходи, садись…

Наташа пригласила подругу в кухню, усадила за большой овальный, с прозрачной стеклянной столешницей стол.

– Какая у тебя все же красота! Все такое беленькое, чистенькое…

– Да, как в больнице, – покачала головой Наташа. – Ты же знаешь, Саша сам занимался ремонтом и дизайном квартиры, я же тогда в больницу с почками загремела… Он хотел сделать для меня сюрприз, но этим стилем просто убил меня. Я же люблю теплые тона, цветочки-растения, яркие ткани, обои… А здесь все как в больнице.

– Ты сказала ему об этом?

– Что ты! Зачем его расстраивать? Иногда нужно и промолчать. Я же знаю, как он старался, как много денег потратил. Нет-нет, пусть уж все остается так, как есть. Главное, что моя спальня хотя бы в моем вкусе – цветочки-розочки, деревянная резная кровать, покрывала в кружевах… Ты будешь чай или кофе?

– Кофе, если можно.

– Все можно, дорогая моя подружка! – Наташа приобняла ее. – Так рада, что ты пришла. Правда, целыми днями одна дома. Надо бы уже искать работу, да Саша не хочет, говорит, что мне с моими почками лучше сидеть дома, заниматься собой и больше отдыхать. Я бы пошла куда-нибудь прогуляться, да на улице метели, снег…

– А я доехала до тебя быстро, дороги, слава богу, расчистили… И мороза не заметила, в машине-то тепло.

– Значит, отремонтировали твою лошадку?

– Да, вчера забрала из сервиса. Так плохо без машины, к хорошему быстро привыкаешь.

– Это точно. Оля, вот, смотри, можно сделать тосты и намазать их маслом, а если хочешь – блинчики, вот только что испекла несколько штук Саше на завтрак, а он, видишь, убежал, не стал есть…

– Блинчики – это хорошо.

– У меня и варенье есть клубничное, Елена Ивановна, моя свекровь, варила.

– Ну, давай! В гостях-то все вкуснее.

Оля достала сигарету и машинально закурила, забыв предложить подруге.

– Послушай, ты как спишь, спокойно? – спросила она, наблюдая, как Наташа накрывает на стол.

– Ну, да, а что? – Наташа выронила из пальцев чайную ложку.

– А меня кошмары замучили. Сначала до меня словно не доходило все то, что произошло тогда на озере, ведь это меня не касалось. А вот сейчас, когда прошло… раз, два… почти два с половиной месяца, меня эта жуткая картина просто преследует. Мне снится эта девушка под водой в камышах. А еще мне постоянно кажется, что я ее уже где-то видела. Вроде не актриса, ничего особенного, но лицо выразительное… понимаю, что несу полный бред, ведь мы же видели ее только мельком, когда прибежали на крик этого мужика, ее мужа… Я только помню жуткую грязь на берегу, прямо у воды, камыши и под водой, неглубоко, ее лицо, белое, с темными бровями.

– Да у нее лицо было вообще голубое или даже зеленое, – вздохнула, вспоминая события недавнего прошлого, Наташа. – Захлебнулась.

– Захлебнулась, – усмехнулась Ольга, затягиваясь сигаретой. – Ты что, на самом деле полагаешь, что она оступилась, и это на совершенно пологом берегу?..

– Поскользнулась, – пожала плечами Наташа. – А как же иначе?

– Эх, подруга, ничего-то ты не знаешь! Ее муж утопил.

– Как это – утопил?

– Ручками, ручками… Вот так взял ее за горло, – Ольга продемонстрировала на себе, сдавив свободной рукой горло, – и удушил… Сначала заманил, мол, иди, дорогая, помой посуду или что-то там, и когда та склонилась над водой, подтолкнул ее, и когда она упала, схватил за горло и давил, давил, пока она не захлебнулась, пока вода в легкие не набралась. А потом спокойненько себе пришел к нам, сделал большие страшные глаза, мол, ребята, вы тут развлекаетесь, пикник себе устроили, а у меня жена пропала. Не видели? Мы, как идиоты, весь берег обшарили, а она лежит себе в кустах, под водой…

– Откуда тебе все это известно?

– Да все наши знают, кроме тебя. Может, тебе и раньше бы сказали, да только ты в больнице долго лежала, да и зачем вообще было тебе говорить? Ты же ее все равно не знала.

– И что муж?

– Посадили его, вот что. Вроде как следы его на берегу…

– Да мы же все там понатоптали. Даже наши с тобой следы там. Уж мои – точно. Я так близко подходила, чтобы на нее посмотреть. Вот странно люди устроены. Вроде все смерти боимся, а почему тогда так интересно посмотреть на покойника?

– Послушай, у меня от твоих слов сейчас аппетит пропадет.

– Ладно, давай уже о чем-нибудь другом поговорим. Хотя ты же сама первая начала. Сказала, что тебя кошмары мучают.

– Да, это правда. И сегодня тоже приснилась эта девушка. Как ее звали?

– Валентина. Помнишь, этот ее муж все бегал по берегу и звал ее: «Валя, Валентина!» И ты говоришь, что его посадили. Что-то не верится мне…

– Если честно, то и мне тоже. Вот смотри. Если бы он действительно хотел ее убить, то зачем бы выбрал место рядом с нами? Мог бы устроить пикник своей женушке в безлюдном, глухом месте. А так мы рядом, орем, смеемся… Помнишь, как через костер прыгали?

– Да дураки! Я вам еще тогда рассказала историю, как один парень вот так тоже через костер прыгал, а на нем был комбинезон рабочий, промасленный, пробензиненный весь, он и вспыхнул. Восемьдесят процентов ожогов. Я его видела, когда соседку в ожоговом центре навещала. Это просто жуть, скажу я тебе, этот ожоговый центр. А этот парень лежал на какой-то специальной сетке. Я ему, помнится, минералку приносила и котлетами покормила. У него, у бедолаги, вместо тела – мясо, руки все обгорели, красные, без кожи…

– Нет, Наташа, я не буду, пожалуй, блинчики…

– Ладно, извини… Что-то вспомнилось. Давай поговорим о чем-нибудь приятном. Расскажи, как ты поживаешь? Что нового? Как Андрей?

– Да он в командировку уехал, на целый месяц, в Ригу, какое-то оборудование налаживать. Скучно без него, хожу по квартире, так тихо… Знаю, что никто-то мне не позвонит… Правда, он в скайп выходит иногда вечерами. Вижу его в гостинице, сидит весь такой уставший, сонный…

– А как Розка, Тамарка? У них все нормально? Давно ни с кем не виделась, не разговаривала.

– Да вроде бы ничего.

– Знаешь, если весной и соберемся нашей компанией на пикник, то давайте уже поедем в какое-нибудь другое место.

– Неужели?! Конечно! Да никто из наших уже никогда в жизни не поедет на это озеро.

– Мы вот дачу к весне достроим, она прямо на берегу Волги, и будем там проводить все выходные, думаю, вам всем там понравится. Да там просто не может не понравиться! Волга, лес, тишина… Дача трехэтажная, все поместимся. А какой там подвал, какие стеллажи, забью их консервами…

– Может, и поместились бы, – перебила ее с усмешкой Оля, – да не уверена, что Саша будет в восторге от твоей идеи. Ему же, кроме тебя, никто не нужен. Он все-таки мужчина в годах, ему необходимы тишина и покой.

– Брось, Оль, ты прекрасно знаешь, что он чувствует себя да и выглядит намного моложе своих лет, он бодрый, веселый и всегда окружен молодежью. Я уже говорила с ним, ну, про шашлыки, дачу и все такое, про вас, и он сказал, что будет только рад, если в нашем большом доме будут гости. И вообще он очень легкий на подъем, компанейский и в принципе душка, ты же знаешь!

– Ну, ладно, уговорила, – улыбнулась Оля, – давайте уже поскорее достраивайте свою дачу.

– Ну, что, успокоилась немного? Я имею в виду твои ночные страхи, кошмары…

– Да вроде того. Но, знаешь, мне все равно не верится, что это тот мужик, ну, муж, убил ее… Я вот отлично помню его лицо, глаза… Мне кажется, так сыграть просто невозможно. Но, с другой стороны, кроме него и нас, на берегу никого не было… Ужасная история!

4. Декабрь 2013 г.

Делом Валенштайма занялись незамедлительно. Лиза поручила Глафире собрать как можно больше информации об убитой скульпторше, сама же направила все свои усилия, чтобы получить разрешение на свидание с заключенным Альбертом Гинером, гражданским мужем погибшей Валентины Соляных.

– С кого начнешь? – спросила Лиза перед тем, как они обе рано утром покинули приемную. – С кого или с чего? План в голове есть?

– План есть. Тем более кое-что мне уже удалось о ней выяснить, я перед сном побродила в Интернете, – сказала Глаша, допивая кофе. – Сразу скажу – информации маловато, в основном фотографии ее работ, репортажи с выставок. Когда вбиваешь ее имя на английском, сразу же появляется материал о ее работах в Дрездене, Морицбурге, ее короткие, но очень умные интервью, которые она давала, живя в Германии. Ну и, конечно, ее фото. Знаешь, она была совсем юной и очень красивой девушкой. Белая кожа, натуральные рыжие волосы, карие глаза. Очень солнечный и добрый человек, эта Валентина Соляных.

– Прямо не терпится поговорить с этим Гинером. И где был этот Валенштайм раньше, может, мы бы помогли Гинеру избежать тюрьмы. Ее мог утопить кто-то другой, находящийся там же, на берегу озера. Я звонила Сереже Мирошкину, он слышал об этом деле, да и вообще многие считали, что слишком уж быстро все было сделано-сшито-перешито и закрыто. Все говорят о том, что там же, рядом с местом, где отыхали Гинер с Валентиной, развлекалась пьяная компания, но следователю почему-то и в голову не пришло заняться возможной причастностью кого-то из этих людей к убийству. Выбили показания из находящегося в подавленном состоянии Гинера и на этом успокоились. Посадили.

– Вот-вот. Думаю, что и тебе первое, что пришло в голову в связи с этим делом, это место преступления. Да если бы этот Гинер запланировал убийство, то уж постарался бы, во всяком случае, чтобы вокруг не было свидетелей.

– Ладно, Глаша, всякое бывает. Вот встречусь с этим Гинером, поговорю с ним, попытаюсь понять, что он за человек, тогда уже и будем размышлять на тему: он или не он. А ты постарайся собрать как можно больше сведений о самой Валентине. Сама знаешь, как действовать.

– Ты спрашивала меня, есть ли у меня план? Так вот. Собираюсь наведаться в ее мастерскую. Потом поговорю с соседями, встречусь с ее сестрой, найду друзей…

– Сестра – это не менее интересно, чем Гинер, – заметила Лиза, повязывая вокруг шеи красный шарф. На ней была короткая меховая куртка и длинная красная в черную клетку шерстяная юбка. – Гинер не был ее официальным мужем, он был, говоря дубовым языком, ее сожителем, а потому ничего не выигрывал от ее смерти, в материальном плане. А вот сестра… Короче, действуй, Глашенька. Поехали.

Они вышли на заснеженное крыльцо, Глафира тщательно заперла двери их адвокатской конторы, Лиза направилась к своему любимому «Крайслеру», которого называла не иначе как «Хидклиф», Глафира села в скромный «Фольксваген».

Конечно, размышляла Глафира, встреча с Гинером в плане информации будет, несомненно, более плодотворной. Все-таки он был практически мужем Соляных. С другой стороны, разговор с человеком, которого обвинили в убийстве жены, который, по сути, сам признал свою вину, раз отказался от адвоката и не сопротивлялся судьбе, может быть очень сложным. Ведь понять Гинера не так уж и просто. А значит, трудно будет докопаться до правды.

С адресом Валентины Соляных, равно как и с информацией о ее сестре, Глаше помог Сергей Мирошкин, следователь прокуратуры, с которым Лиза и Глафира работали зачастую вместе, параллельно, и были друзьями. Сейчас, правда, он не был связан с делом Гинера, что также было неплохо, он хотя бы не будет вмешиваться в ход расследования.

Сергей сказал (а ему, вероятно, подсказал следователь, который вел дело Гинера и с которым Глафире еще наверняка предстоит познакомиться), что мастерская Соляных находится на одном этаже с ее квартирой, в самом центре города, позади цирка, в старом квартале, отданном богеме. Здесь, в густонаселенном месте, застроенном старыми двух– и трехэтажными домами, селились в основном профессиональные художники, скульпторы, актеры, артисты цирка. Здесь же доживали свой век одинокие балерины и артисты оперы и оперетты. Единственный дом серого камня, выглядевший более-менее крепким и свежеотреставрированным, и был домом под номером двадцать, в котором должна была находиться мастерская Валентины Соляных.

В лучах холодного декабрьского солнца кружево инея на окнах сияло нежно-розовым. Словно внутри дома горела огромная розовая лампа.

Невысокое парадное крыльцо было мраморным, вычурным. Глафира припарковала машину рядом со ступенями, вышла, поднялась и позвонила в дверь.

Дверь тоже была новая, массивная, темного полированного дерева с золоченой ручкой.

Рассчитывать на то, что в доме кто-то есть, почти не приходилось. Вряд ли наследница Соляных, ее сестра, живет здесь, в этом довольно-таки специфическом и шумном по вечерам месте. Наверняка ночами богема веселится тут до утра, смешивая кровь с вином, а чувства с кровью. Эмоциональные, обреченные на одиночество и непонимание люди зачастую распускали руки, прокладывая себе дорогу к истине таким вот грубым образом. Хотя, скорее всего, это все же происходило тогда, когда в их ангельскую, отмеченную печатью божественного таланта братию вторгался инородец, чужак, решивший поживиться за счет простого, душевного люда, напиться за его счет. Отсюда – поножовщина, страшные драки…

Глафира все еще стояла на крыльце, задумавшись о людях, причислявших себя к особой касте, именуемой звучным и таинственным словом «богема», пытаясь примерить их образ жизни на себя и понять, какими же талантами наделена она сама, как вдруг за дверью послышались отчетливо шаги.

Сестра? Кто? Ведь она приехала сюда безо всякой надежды встретить хотя бы кого-то из окружения Соляных.

– Кто там? – услышала она высокий нежный голос и поежилась от холода, как если бы услышала голос потерявшегося и запертого на сто замков призрака самой Валентины Соляных.

– Меня зовут Глафира Кифер, я пришла по поводу аренды мастерской… – сказала она, чтобы внести хотя бы что-то человеческое, живое в общий призрачный фон этого холодного зимнего утра.

– Сейчас…

Послышался лязг отпираемых замков и засовов, звон цепей, словно кто-то собирался выпустить на волю огромного зверя.

Дверь наконец распахнулась, и Глафира почувствовала, как колени ее слабеют и она готова рухнуть прямо на твердые мраморные ступени крыльца! Перед ней стояла, если верить интернетовским снимкам, сама Валентина Соляных! Хрупкая, нежная девушка с белым лицом покойницы, карими большими глазами и копной густых ярко-рыжих волос.

«Может, я переместилась во времени и попала как раз в то временное пространство, когда она была еще жива?» – подумала Глаша, чувствуя, как реально закружилась у нее голова.

– Вы… Валентина?

Она спросила так, на всякий случай, как если бы, к примеру, ничего не знала о ее смерти. Сама же с жадностью разглядывала девушку. Серое длинное теплое платье с большим декольте, пестрая узорчатая красная шаль обнимает плечи, на ногах – меховые тапочки. Сквозь золото волос просвечивают крупные коралловые тяжелые серьги.

– Валентина? – Тонкие темные брови девушки приподнялись в страдальческом изломе. – Вы что, не знаете? Ее же нет… Она умерла.

– Вы извините меня… Вообще-то я помощник адвоката, Глафира Кифер. Я обманула вас, чтобы вы просто открыли мне дверь. Но когда я увидела вас, то чуть с ума не сошла, признаюсь честно. Вы – ну просто точная копия самой Валентины. Вероятно, вы ее родная сестра… Да???

– Проходите, – опустив глаза и посторонившись, чтобы пропустить Глафиру внутрь квартиры, сказала девушка и еще плотнее запахнула на груди шаль. – Не надо на пороге…

Глафира оказалась в темном коридоре, но потом вспыхнул свет, и она увидела большой пустой холл с плиточным черно-белым полом и белыми стенами, увешанными картинами странного, фантазийного плана. Несколько дверей вели в неизвестность. И кто эта девушка?

– Идите за мной, я дома одна, – как бы успокаивая, проговорила она, то и дело оглядываясь, словно приглашая Глашу следовать за ней. Открыв последнюю дверь, девушка в сером платье пропустила вперед себя Глашу.

Они оказались на просторной кухне, которую можно было бы назвать даже скорее студией из-за больших размеров, огромных диванов, разделяющих пространство на рабочую секцию с традиционной плитой, шкафчиками и нормальным кухонным столом и зону отдыха.

Повсюду было чисто, уютно, помещение украшало огромное количество больших, смелых в своей сочетаемости букетов из сухих цветов, трав, колючек, декоративных тыкв, физалиса, лунника… Прозрачные серые занавески падали с высоких окон и складками лежали на плиточном же кремовом полу.

– Это квартира Валентины или мастерская?

– Мастерская. Квартира этажом выше, она поменьше, Валя там просто спала.

– Так вы ее сестра?

– Да никакая я не сестра! – воскликнула девушка, машинально наливая воду в электрический чайник и включая его. – Как меня вообще можно было принять за ее сестру?

– Но вы похожи… – растерялась Глафира.

– Да ничего мы не похожи! У нас все разное с Валей, и форма головы, и носа, и ушей, и губ… Единственное, что мне удалось повторить, так это цветовая гамма. Да и с кожей мне повезло, такая же белая и тонкая, как была у нее… Не смотрите на меня так. Да, мне просто очень хочется быть похожей на нее. Я любила ее, понимаете?