скачать книгу бесплатно
– Мне умники не нужны, я сам умник. Мне умницы требуются.
И неожиданно закончил:
– Как ты.
– Я-то теперь плюсквамперфект — давно прошедшее время. – Забелин выудил из холодильника коньяк и, хорошо зная, насколько вынужденный трезвенник Второв не переносит спиртное, намеренно медленно нацедил стаканчик.
– А то, может, глоток на прощанье? Все-таки дело свое я неплохо делал.
– Поставь бутылку, пацан! – Взъярившийся Второв резким движением сбросил со стола налитую рюмку, так что по свежим забелинским брюкам пролегла пунктирная коньячная полоса. – А дело как делал, так и будешь делать!
– А ху-ху не хо-хо? – впал в блатной сленг и Забелин. – Я тебе не холуй вроде Чугунова. Не на тебя, пахана, на идею общую пахал.
– На нее и будешь, – тихо, на контрасте, произнес Второв. – Стратегия – это, давай так, не твоего ума дело. Тут мне решать. Но – цель! Цель, что когда-то провозгласили, – создать могучую, мирового уровня финансовую империю, – всероссийскую гордость, что локомотивом потянет село, промышленность. И это неизменно! Ты на правлении блестящую идею высказал. Между прочим, никто из стратегов ваших хваленых даже не отреагировал. А ведь из всего сегодняшнего бедлама это единственно ценное и было. Я об идее брать под банк высокотехнологичные институты.
– Расслышал-таки.
– Еще как. Только при других не показал. Слишком важно. Перспектива.
Он поднялся стремительно и, забыв оглаживать знаменитую свою язву, заходил меж стен. Говорили, что привычку эту он приобрел в начале восьмидесятых, когда полгода просидел под следствием по обвинению в частнопредпринимательской деятельности.
– Решили страну меж собой раздербанить, тихари. Межсобойчик затеяли: тому нефтяночку, тому связь или алюминий. А Второва побоку. Так и хапайте, сколько глотки хватит! Хиреет, говоришь, великая оборонная наука? – притормозил он перед погрузившимся во внимательное молчание собеседником. – Да, трудно теперь. Некоторым паникерам уж и откат чудится, – вернулся он к сегодняшнему столкновению. – Откаты эти поганые. Всем откатывай. Дооткатывались – страну откатили. Но мы-то? Если станем высокие технологии поднимать, мы что, откатываемся?
Он подозрительно оглядел Забелина и опять пустился в путь.
– Выбираем самые ключевые институты, из тех, что «просели», но у кого настоящие, ликвидные наработки есть, такие, чтоб целую отрасль под собой держали, – и поглощаем. Во-первых, доброе дело сделаем – науку поддержим. Ты сам оттуда, должен понять. Сколь можно смотреть, как мозги за границу перетекают? Наоборот, уехавших обратно развернем. Здесь служить извольте. А под это – все ноу-хау у нас! Помнишь, как ты кредиты возвращал? Не надо все имущество без разбору описывать. Важно ключевую горловину найти – и перекрыть. Опломбировать сливной краник! Вот тогда-то и приползут на брюхе! Они себя уж за чемпионов держат! А мы их апперкотом, откуда и не ждут. А чтобы раньше времени никто, кроме нас с тобой, не догадался, вот тебе для всех прикрытие – скупаем новые площадки. Банк-то растет. А там что ни институт, то пятнадцать – двадцать тысяч квадратов. А если даже явно вылезет, что не для банка, то – на перепродажу. Нормальная спекуляция, любой заглотит. Нет! Великая во всех отношениях цель. Уделаем мы их, Леха! Помяни слово – уделаем! С этим хоть согласен?
– Мое-то согласие зачем?
Второв запнулся от непонятного ему вопроса:
– То есть как?.. Ты этим и займешься, – и тут же, вдохновленный, не дав Забелину возразить, принялся ставить задачу: – Работать, чтоб не выпятить банк, станешь на своих рисках. Главное – чтоб истинную, стратегическую цель не заподозрили. Идея моя здесь такая: ты, само собой, остаешься в банке. Но внешне – и слушок соответственный подпустим – мы разбежались. Из правления тебя выведу. Для всех ты идешь с понижением: садишься на второсортное направленьице – спекулятивные поглощения. Особнячок этот за тобой оставлю. Во всем остальном ты сам по себе. Меня без нужды не донимай. Если что – через Чугунова.
Заметил движение Забелина, опередил:
– Знаю, не любишь. Все вы его за верность мне не любите. Вам бы кто попокладистей. Но – надежен. Насчет института – думаю, начать стоит с твоего бывшего – «Техинформа».
– Мельгунов?!
– А что смущает? По моим сведениям, там поразительные компьютерные технологии на подходе. Заодно и альма-матер бывшую из ямы вытащишь.
– Откуда знаешь, что в яме?
– А у кого теперь иное? Всю науку в яму загнали. Жлобье. Все на дешевку нахапать норовят. – Проигранные аукционы и конкурсы заусеницей цепляли его самолюбие.
– Объект серьезный. Без солидной финансовой подпитки не поглотить.
– Деньги будут. Возьмешь на пять лет восьмимиллионную кредитную линию на одну из фирм, что под твои зачетные схемы создавали.
– В долларах?!
– Ну, не в деревянных же. Отдашь контрольным пакетом акций. Сэкономишь лимит – считай, твоя премия…
– Шибко рискуете, гражданин начальник.
Было чему удивиться – прижимистость Второва, перерождающаяся в последние годы в скаредность, была хорошо известна.
– Ничем особенно не рискую. Не чужому даю.
Забелин осекся – за внешним безразличием ко всему, что не касалось напрямую банка, сродни равнодушию старика, экономящему эмоции, оставался Второв непревзойденным, стихийным психологом, интуитивно чувствующим сердцевину каждого и умеющим при необходимости к пользе своей это знание использовать.
Вот понимал же Забелин, что приготовлена реплика заранее, всхолена, приперчена слегка в разговоре и, лишенная гарнира, подана в нужную минуту. Но купился. Даже скривился в показной насмешливости, чтоб скрыть удовольствие. Однако уже понимал: не откажется.
Потому что в жесте этом проступило главное – Второв, превыше всего ставящий надежность, избегавший, как сам выражался, «бланковых рисков», предлагая сейчас за здорово живешь, на слово восемь миллионов долларов, признавал тем самым высокую его, Забелина, ценность.
– А что свой – после сегодняшнего уверен? – не удержался Забелин.
– Иначе б не пришел. Так договорились?
– В таком варианте – договорились.
– И отлично. Да, я тебе человечка одного подошлю по ценным бумагам. Тихая такая золотиночка. Но среди фондовиков – тигра. А насчет технологии дела – не тебя учить. Тут ты профессор.
Еще не договорив, сам понял, что получилась двусмысленность, а потому слово «профессор» произнес с иронией.
Но и Забелин не спустил:
– Профессора у тебя теперь другие.
– Не цепляйся к начальству. Покровский дорогого стоит. Людей человек пять-шесть себе оставь, больше не бери – банк оголишь. Кадры Баландину понадобятся. Думаю посадить его вместо тебя на кредиты. Хватит водку с губернаторами жрать. Пора живым делом заняться. А человек он банку преданный. Как полагаешь?
Что-то Забелина от этих сегодняшних второвских виражей начало потряхивать.
– Думаю то же, что и перед этим: ты банк создал, это правда. Ты его, если не одумаешься, и развалишь.
– Это с чего такое пророчество?
– Пророчество нехитрое. Талантов в свой ровень пугаться начал. Потому и холуев вкруг себя развел немерено.
«Петровские» усики Второва принялись подергиваться в преддверии нарождающейся, но сдерживаемой еще вспышки гнева. Вспышки эти, предупреждаемые характерным подергиванием, проявились, по наблюдению Забелина, после того, как кто-то впервые в льстивом запале сравнил их с усами молодого Петра. И, как подчеркнула по-женски наблюдательная Леночка Звонарева, давно превратились в метод психологического давления: когда Второв хотел удержать собеседника от нежелательного, тупикового для него решения, он принимался подергивать губой.
Впрочем, отделить здесь игру от неподдельной реакции было теперь невозможно – в последний раз, будучи на вилле у Папы, Забелин нашел там полную видеотеку фильмов о Петре – президент пропитывался то ли образом, то ли сутью.
– Все-таки хорошо, что я тебя из правления вышиб. – Второв поднялся. – Теперь увидимся не скоро. Так что желаю. И помни – успех в скрытности. Об истинной цели лишь мы двое знаем. Чтоб никакие Онлиевские даже не принюхались. Чуть пронюхают выгоду – всей сворой кинутся. И какие там после них технологии? Выжженных площадей и то не останется.
Он шагнул к двери.
– Да, приказ о твоем понижении я уже подписал. Само собой, за дискредитацию, – как о чем-то разумеющемся припомнил он.
– Само собой, – поразился Забелин.
– Ну, я ж главного фрондера не могу подобру отпустить. Кадры не поймут. Да и другим чтоб неповадно. Потом, вижу, несмотря на мое указание, охранника ты себе так и не взял. За это тебе отдельно влеплю.
– А вот за это как раз и не влепишь – охрана мне с сегодняшнего дня не положена.
– Ах да. – Второв расстроился: то ли оттого, что Забелин больше не член правления, то ли от невозможности объявить дополнительное взыскание.
Он распахнул дверь в заполненный приехавшими с ним людьми предбанник, и лавина голосов, составленная из громкого, раздраженного голоса Второва и вкрапливающихся глухих, зализанных звуков, выкатилась на улицу.
И сразу по-особенному тревожно сделалось в особнячке. Забелин сквозь приоткрытую дверь с интересом смотрел, как тихонько вытекали из приемной бурлившие перед тем сотрудники. Все уже знали, что президент приезжал объявить бывшему фавориту об опале.
Зашел угрюмый Дерясин:
– Кредитный комитет проводить будете?
– Сами проведите.
– Указания?
Забелин припомнил теснящего его в угол горячащегося Баландина.
– Как наметили, так и решайте.
– Угу. Похоже, уходите все-таки.
– Как раз нет. На другое дело становлюсь. Недвижимость скупать буду. – С чего бы это вас в купцы? – Дерясин тряхнул головой. – А кредитование, что от и до вы поставили, Баландину на поток и разграбление?
– А вы на что?
– Мы?! Так я думал…
– Человек пять могу взять с собой. Поговори с ребятами, кто хочет. Хотя, возможно, таких условий, как на кредитовании, не будет. Тебя, увы, не приглашаю – еще неделю назад представление о твоем выдвижении на заместителя начальника управления послал.
Дерясин глянул недоуменно и, не оборачиваясь, вышел.
Едва он ушел, как впорхнула секретарша. Огромные и вздернутые, словно крылья бабочки-махаона, ресницы ее – результат многочасовых косметических усилий – обиженно подрагивали.
– Тихо как стало, – заметил Забелин.
– Попрятались со страха. Прознали, что Второв вас выгоняет. Вы из них людей сделали. А они – как тараканы.
– Стоит ли так категорично, Яночка? У людей семьи. Это мы с тобой – снялись да полетели. Ты – по молодости. А я – старый летун.
– Тоже мне старый, – поощрительно хмыкнула Яна. Подражая кому-то, провела язычком по пухлым губам. – Всего-то тридцать пять. По нынешним временам, можно сказать, мальчишеский возраст. Алексей Павлович! А у меня билет лишний подвернулся – на «Виртуозов Москвы». Может?..
– Классика? Уволь, солнышко! У меня на нее с детства аллергия, еще когда родители часами за пианино заставляли просиживать.
Это был не первый случай, когда у Яны случайно оказывались лишние билетики, и находить аргументы для отказов становилось затруднительно.
– А правда, что вы меня в филиал переводите?
Вот и истинная причина сегодняшнего демарша.
– Ну, ты ж взрослая девочка, понимать должна. Все-таки на третьем курсе экономфака, пора расти над собой, набираться профессии. Хватит в секретаршах отсиживаться. И мама твоя просила.
– Ее-то какое дело?
– Вообще-то она тебя сюда все-таки…
– Да идите вы все! – зло вскрикнула девочка. – Делайте что хотите!
Она вышла, естественно, со значением хлопнув дверью. Еще одна абсолютно ненужная проблема. Забелин подошел к окну. Во дворе, под китайским деревом, о чем-то спорили Снежко и Дерясин. На лицах их не было привычных ухмылочек, – значит, ругались нешуточно. Эдик, ухватив Андрея за лацкан пиджака, яростно рубил воздух, что-то вколачивая в друга. Дерясин редко, устало отругивался, по своему обыкновению, упрямо морща лоб.
Какой поразительный день. В девяносто первом году взметнулась над страной кувалда ГКЧП, и в какой уж раз брызнули по всему миру российские мозги. Среди эмигрировавших был и Максим Флоровский – лучший забелинский друг, светлейшая голова и первый институтский хохмач.
Спустя год, после того как Мельгунов внезапно выгнал Забелина из института, он пришел в банк. И вот теперь, в девяносто восьмом, похоже, очередной круг замкнулся: только что он получил задание скупить институт для банка, и в тот же день после восьмилетнего молчания из шереметьевского небытия возник Максим Юрьевич Флоровский.
Глава 2
Учитель
– Ждут, – принимая куртку, интимно сообщил швейцар, обозначив картинный жест в сторону подвала, где, собственно, и размещался известный в Москве пивной ресторан. На стенах вдоль ведущей вниз лестницы были развешаны копии фламандских натюрмортов с изображением дичи – все из той же необъятной коллекции незабвенного Владыкова: Забелин в свое время ввел среди должников продразверстку – по купленной картине на каждый не вовремя выплаченный процент.
Внизу его встречали. От стойки у входа шагнула метрдотель – дородная женщина с объемистой, далеко выступающей грудью. Забелин невольно отодвинулся, – всякий раз ему казалось, что этой грудью она просто ненароком сметет его на пол.
– Гость за вашим столиком, Алексей Павлович, – с услужливым достоинством пробасила она, то ли вместо приветствия, то ли чтоб лишний раз убедиться, что саму ее перед тем не обманули.
Забелин и сам увидел сидящего в дальней кабинке мужчину с меню в небрежно откинутой руке. Вопреки заранее принятому решению быть вальяжно-неспешным, Забелин быстро пошел через зал, на ходу растекаясь в глупейшей улыбке.
Мужчина за столиком то ли услышал, то ли почувствовал этот устремленный к нему порыв. Без видимой причины резко обернулся и взлетел над диваном, сбросив меню на руки склонившемуся перед ним официанту.
– Алеха! – Макс Флоровский, игнорируя наступившую в ресторане испуганную тишину, рванулся навстречу по проходу так, что джемпер надулся на его спине парусом, направляющим движение. – Алешенький!
Они встретились, всматриваясь друг в друга, и обнялись.
– Я ж тебя, черта, подумать страшно, дай бог, лет семь не видел. – ничуть не стесняясь, что стоят они посреди прохода, на виду у заинтригованных клиентов и насторожившегося персонала, Максим заново сжал приятеля.
– Восемь, – Забелин чуть отстранился. – Ты ж еще до путча в Штаты свинтил. Всегда умел чутко предвидеть. По части просчитать варианты равных тебе в институте не было. Ну, хвастайся – что ты, где?
Они вошли в кабинку.
– Да я-то в шоколаде, – Максим заметил скептически прищуренный взгляд Забелина, слегка нахмурился. – Хотя, конечно, не сразу образовалось. Поначалу пришлось подергаться. В науку было кинулся. Помнишь, должно быть, были у меня кой-какие наработки. Но тогда и увидел – тупые они. До живого славянского ума не доросли. И – жадные. Им только то подавай, из чего на выходе тут же доллары закапают. А чтоб на шаг дальше просчитать – так боже упаси! В общем, пригляделся и подумал – чего я к вам за-ради Христа ломиться буду? Вас же, жлобов, драть надо как сидоровых коз. Тогда зауважаете.
– И?..
– Принялся фондовый рынок окучивать. Занялся ценными бумагами. Хорошо подзаработал. Дом во Флориде купил. Натурализовался.
– Из казино, поди, не вылезаешь.
