Ничего страшного

– Привет… – сказала она шелестящим шёпотом.

Артём вдруг, понял, что всё ещё сжимает её руки. Резко отпустил их, отпрянул от неё и отстранился к стене за компьютерное кресло. На ходу схватив воткнутый в пол циркуль и вооружившись им.

– Кто ты такое? – резко спросил Артём, не в силах отвести взгляд, будто под гипнозом. Разглядывал её бледное лицо, почти такое же белое, как её, закрывающее колени, платье с кружевами. На лице не было того рта усыпанного зубами, которое он увидел в первую встречу.

– Я – Руно. Я же тебе писала, – она указала на разбросанные по полу клавиши клавиатуры, четыре из которых лежали в ряд: «Р», «У», «Н», «О». Ниже, таким же образом, в ряд были уложены другие клавиши: «Т», «Ё», «М», «А». Вокруг этих двух рядов криво уложенные ручки и карандаши образовывали сердечко.

Артём перевёл взгляд с неё на послание на полу. Затем снова на неё. И процедил сквозь зубы:

– Что ты сделала с моим другом? Верни его!

– Ты про это? – вопросительно вскинула черную бровь Руно и кивнула на покрытого чёрным мхом Никиту, который наполовину торчал из-под дивана и напоминал человека лишь силуэтом.

– Да, я про него! Верни его обратно! – кричал Артём, позабыв про страх. Кровь закипала в его жилах. Он тыкал циркулем в воздух, не обращая внимания, как нелепо выглядит его «оружие».

– Но я… Я думала, это подарок, жертвоприношение. – слова разочарования вылетали изо рта вместе с небольшим облачком пара. Полоска губ выгнулась, чёрные брови поступили так же. Руно насупилась.

– Какой ещё к черту подарок! Это друг мой! – вскочил Артём и закричал на Руно. Бледная девушка, казалось, вот-вот заплачет. – Что ты вообще до меня докопалась?! Мне из-за тебя руку отрубят!

Юноша убрал в карман циркуль. В качестве доказательства своих слов, стянул перчатку и помахал своей почерневшей ладонью. На секунду ему показалось, что перчатка так и осталась на руке. Он взглянул на свою ладонь, и по телу снова пробежал озноб, выжимающий пот – кисть полностью почернела, мох уже начал поглощать здоровую кожу предплечья. Снова мысли об ампутации нахлынули на мальчика. Уже более явные и яркие. Он представил, как падает в обморок хирург, видя это; как показывают по новостям его чёрную кисть; как на Артёма налипает дурная слава; как его объявляют уродом, колдуном, изгоем и выгоняют из города. И в оконцове, он погибает в канаве на окраине городка в пучине тьмы и дурной славы.

Руно округлила глаза и как-то восхищённо улыбнулась.

– Что это?.. – одними губами прошептал севшим голосом Артём.

– Ничего страшного. Это чёрная метка. Я выбрала тебя! И теперь мы будем вместе. А иначе, оба исчезнем. Я так рада! – белое лицо девушки засветилось от счастья, а глаза полностью налились тьмой зрачков, как у кошки. – Ты ведь не против? Конечно ,нет! Это же – Узы Смерти! О, мой Страх, я переживала, что печать не приживётся, и ты умрёшь в муках, отдав душу церберам. Но нам несказанно повезло! Теперь тебе смертельно необходимо расстаться с жизнью до тех пор, пока чёрная плесень не покрыла всё тело.

Руно восхищённо часто задышала, аккуратно встала и по-девичьи поправила волосы. Артем пытался осмыслить всё, что сейчас произошло. Скрипя мозгами он выдал:

– Почему у тебя пар изо рта?

– А он всё ещё идёт? – девушка выдохнула и постаралась заглянуть себе под нос.

– Нет, – сухо констатировал парень.

– Ой, значит, мне пора! Я в следующий раз тебе расскажу! – крикнула она, вставая. Подошла к Никите, резким движением выдернула страдальца из-под щели дивана. И, будто накидку, стянула с него весь чёрный мох, накрылась им и исчезла в узких тёмных щелях прихожей.

Сердце неистово стучало клапанами, явно сигнализируя, что происходит что-то нездоровое. Парень присел возле друга и начал тормошить его:

– Никита. Некит, вставай! Ты меня слышишь?

Никита сильно зажмурился и, прикрыв глаза рукой, повернулся в сторону голоса.

– Голова так трещит. Я что, в обморок упал?

– А что ты помнишь?

– Мне больно думать, не то, что вспоминать. Дай воды.

– Ага, сейчас.

Артём умчался на кухню. Схватил белую кружку и на её контрастном фоне увидел свою постепенно чернеющую руку. Быстро прошмыгнул в ванную, из корзины для грязных вещей взял толстовку с длинными рукавами. Надел и начал заматывать белоснежным бинтом чёрную мохнатую метку.

Никита постепенно приходил в себя. Прислушался к ощущениям в теле, перевернулся на живот и сел на колени. Артём вернулся в толстовке, с забинтованной рукой. Дал ему кружку с водой. На синем боку кружки белым весёлым шрифтом написано: «Лучшему педагогу». Забавно, что таких кружек явно много. И как можно сказать «лучший», если таких «лучших» больше одного?

– Спасибо, вроде полегче, – вернул кружку Никита и медленно пересел с пола на диван, держась за голову.

– Ну как, что-то вспоминается? – беспокоился о своей тайной посетительнице Артём, садясь рядом и кладя руку другу на плечо. Через пару секунд он её убрал, чтобы не вызывать лишнего внимания к бинтам.

– Я… Помню ты выбежал из подъезда и… Шибанул меня дверью?

– Да, извини, я очень торопился. Тебе может со мной в больницу? – начал утопать в своём вранье Тёма.

– А зачем тебе в больницу? – вдруг повернулся к Артёму Никита и, недоумевая, поднял бровь. Он был похож на человека, который перебрал с алкоголем накануне, и пытается вспомнить, что вчера было. – А мне зачем в больницу?

– Я со стула упал, вот, руку повредил. А ты… Ну, честно говоря, хреново выглядишь.

– Да ладно. Щас посижу немного и пойду на речку освежусь. Конечно, такой громадной дверью меня ушатал! Другой бы на моём месте, вообще, умер! А я, вон, ничего, немножко отключился и всё. – Никита начал храбриться, всё больше приходя в себя. – Тёмыч, открой окно, тут дышать нечем у тебя. Сыростью какой-то пахнет, что ли?

Артём подошёл к окну, на ходу смахнув ступнёй выложенные Руно слова, и распахнул створки, впуская в квартиру летний солнечный ветер, полный беззаботности, приключений и свободы. Летнее солнце на западе плавило небо в бархатный розовый и тёплый оранжевый. В гаражных кооперативах стучали ключами на 32 рукастые мужички. Во дворе под могучим старинным дубом играли в домино поеденные временем седые старички. А возле детской площадки, крича вразнобой, носилась детвора, пиная мяч. Где-то возле помойки в кустах слиплись собаки. Дворовый быт летнего двора успокаивал Артёма своей атмосферой, в которой не было ничего страшного: потусторонних страшил, чёрного мха, смерти и боли, ампутаций и тревог.

– Тёмыч, я пойду. Может, кого ещё встречу на речке. Ты, если что, заходи после больницы. У меня сегодня маман в ночь уходит. Можешь с ночевой остаться.

– Хорошо.

Артём закрыл за Никитой дверь и начал убираться. Наведение порядка в доме, также наводит порядок и в мыслях. Парень частенько следовал этому правилу, чтобы «разложить всё по полочкам» у себя в голове. Он думал о Руно. Её милое, хоть и бледное, лицо впечаталось в его сознание, как расплавленный сахар. Мысли о ней заставляли сердце биться быстрее. Его тянуло к ней: так сладко, так запретно, так страшно.

Еще он думал о сжирающем его заживо чёрном мхе. Артём преодолел барьер страха в голове, за которым мог спокойно думать об этой проблеме. «Ничего страшного!», – вспомнил он слова Руно, – «Это Узы Смерти».

К смерти Артём относился холодно и без особенного драматизма. Однажды, тётя говорила, что его родители всегда рядом и, когда-нибудь, в конце своего пути он обязательно сможет увидеться с ними. Временами Артём чувствовал незримое присутствие своих родителей, будто бы присматривающих за ним.

Он вдруг вспомнил то счастливое время, когда они были вместе. Как вкусно мама готовила завтрак, и только ради этого стоило оторвать голову от подушки. Как весело было играть с папой в догонялки или прятки. Из недр памяти всплыли воспоминания, как он гулял с мамой и папой по центральной площади на каком-то летнем празднике. Папа носил с собой фотоаппарат и фотографировал их везде: возле памятников, на лошадях, в лодке, на колесе обозрения. Отец хотел на фотографиях запечатлеть само счастье. Мимолётный, ускользающий момент радости зафиксировать на фотобумаге и поставить в рамочку, чтобы счастье всегда было рядом. Но, ничто не вечно.

На улице стремительно темнело. Артем протёр намокающие глаза. Он не ел со вчерашнего дня. Так недолго и до голодного обморока. И голод напомнил ему об этом, громким урчанием в животе – завладел внутренним голосом на правах древнейшего инстинкта.

Парень направился на кухню, включил свет. Достал из холодильника колбасу и сыр, чтобы приготовить бутерброды. Положил их рядом с кухонной доской, на которой лежал нож и хлебные крошки, датированные вчерашним или позавчерашним днём. Другой готовой еды не было, а готовить – лень.

Лежащий на столе нож притягивал к себе взгляд. Он, будто, звал. Жаждал крови. Томился ожиданием вонзиться. Артём взял рукоять в ладонь и нож окутал его тёмными мыслями. Присосался, как осьминог, своими щупальцами. И тянул свой ядовитый рот к пульсирующей артериальной вене на шее мальчика. Сантиметр за сантиметром. Всё ближе и ближе. Мир начал погружаться во тьму вокруг центра сферы – острия ножа. Сначала потемнела область дальнего периферического зрения, затем средняя. Кухня утопала во тьме, вязкой и гулкой, как оркестровые басы – тем глубже, чем ближе нож подступал к горлу. Вот уже почернела и ближняя область периферического зрения, пропуская тьму дальше к центру, к зрачкам, к самому фокусу. К острию. Остался только нож во тьме, томимый жаждой крови.

Телефонный звонок раздался из мира живых, пробиваясь к Артёму сквозь морок. Звонила тётя. Тьма дрогнула от звонка столь любящей и уважаемой женщины и растворилась, обнажив яркую и контрастную реальность. Юноша проморгался. Нож выпал из его руки, ровно воткнувшись в пол между большим и указательным пальцами ноги. Артём ошарашенно вытащил нож и положил на стол. Грузно сел на стул и принял звонок:

– Алло?

– Привет, мой хороший. Как поживаешь там?

– Привет. Да нормально.

– Не голодаешь? Что кушаешь?

– Ну, пельмени, гречку с сосисками.

– А чего голос такой прискорбный?

– Да я спал…

– Аа. У тебя точно всё хорошо? А то у меня предчувствие какое-то нехорошее. У нас тут ещё тучи ходят, молния сверкает. Наверное, скоро и до вас дойдёт. Ты там аккуратнее. Береги себя. Я скоро приеду.

– Ага, хорошо…

– Ну всё, давай, Тёмочка. Звони, если что. Пока.

– П-подожди, а когда ты приедешь?

– …*гудки*

Тесный контакт

Артём устало оглядел кухню. Такую родную и знакомую, но будто больше не принадлежащую ему. Будто, он находился в каком-то забытым богом месте в брошенном людьми здании. Будто чувствуешь не уют дома, а лишь разорванного временем призрака уюта. И от эха воспоминаний осталась только вибрация. Казалось, в доме умерла даже память о доме. Он вдруг понял, что это больше не его дом. Он больше не чувствует себя здесь в безопасности. И здесь – это весь мир.

      Юноша, сгорбившись, сидел за столом спиной к окну. Дверь в коридор зрительно загораживал холодильник. И тут, за ним что-то заскреблось. Из пространства между стеной и холодильником показался наружу аккуратный кружевной рукав, опоясывающий белую ладонь. Затем появилась голова и, следом всё остальное. Руно плюхнулась на стул возле холодильника напротив Артёма и глуповато помахала:

– Привет.

– Виделись, – кисло поприветствовал Артём.

– Как дела? – Руно пыталась выстроить коммуникацию.

– Руно, что со мной? Чем ты меня заразила?

      Руно немного передёрнуло от звука своего имени из его уст.

– Я…это… В общем, так получилось. Ты мне понравился, я не смогла тебя укусить. Только никому не говори, у меня почему-то челюсть заклинило тогда. Такое вообще только у старух бывает, но я-то умерла молодой, – прошептала Руно свой тайный секрет, подавшись вперёд. Снова выпрямилась и начала объяснять, будто учитель ученику. – А так, как любовь между живыми и потусторонними не является истинной, на тебе появились Узы Смерти. Это сумеречная печать, которую может поставить потусторонний на живом. Но нужно быть уверенным в выборе, ибо если смертный нерешителен и не сможет расстаться с жизнью до того, как печать полностью покроет его тело – исчезнут оба.

Отныне, Смерть зовёт тебя. И тебе нужно убить себя, чтобы сохранить душу и стать потусторонним. Если тебя убьёт кто-то другой из людей, даже неумышленно, то он завладеет твоей душой и сможет делать всё, что угодно. Все его грехи упадут на твою душу, а когда Смерть придёт за ним, он сможет отдать ей твою душу взамен своей и жить ещё какое-то время. А если он так и останется безгрешен, то после смерти ему будут открыты врата Рая. Таким раньше промышляли Некроманты. Сейчас, вроде, их уже и не осталось.

А если тебя убьёт потусторонний, то печать будет сломана, а я больше не смогу их ставить. Но сам хозяин печати не может убить узника Печати.

– Ясно… – сухо прокомментировал Артём, стараясь переварить кашу в голове. – А говоришь, ничего страшного.

– Не беспокойся! Мы тебя защитим, пока ты не…ну…не станешь одним из нас. Дядя Первород уже окружил тебя страшилами. Ни один Святой дух не проскочит! – ободряюще уверяла Руно, затем поставила локти на стол, мило подпёрла ладонями свою бледную мордашку. И, глядя влюблённым взглядом на Артёма, смущённо продолжила. – А я окружу тебя заботой и любовью.

– А вы, страшилы умеете любить и заботиться? – устало спросил Артём. Последние события высосали из него все жизненные соки. К тому же, подкрепиться, чтобы восполнить силы, он так и не смог.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.