Жена штурмовика

Но она была несгибаема, она источала потоки оптимизма, веры в себя, готовности биться за свой порушенный мир.

Глядя на нее, я набиралась сил, укрепляясь ее примером.

Она стала для меня олицетворением понимания той простой истины, что, кроме нас, помочь и поддержать наших мужей (правы они или нет) больше некому.

И раз так, то надо собирать все свои силы в кулак и идти до конца.

Глава X

Тюремные дневники. Секс

В тюрьме очень много думаешь о сексе. То, что так доступно на воле и что зачастую даже не ценишь, как возможность дышать, здесь превращается в очень ценный ресурс, доступ к которому открыт не каждому.

Но, даже обладая дозированным и регламентированным доступом к сексу, как, например, в комнате длительных свиданий, положенных на общем режиме раз в 3 месяца, ты все равно ощущаешь нехватку секса, в первую очередь из-за неспособности реализовать свои потребности по мере их возникновения.

Ограничения поднимают ценность.

Близкого человека начинаешь воспринимать как дар Божий, и это хороший способ подумать о том, достаточно ли внимания ты уделял этому человеку тогда, когда он был рядом.

Как это ни странно, но нехватка секса и, шире, вообще любого доступа к женщине не обязательно направляет твои мысли в русло одной лишь похоти.

В тюрьме я не в меньшей степени ощутил, как мне не хватает рук жены. На воле я очень мало внимания уделял ее рукам, но в тюрьме я почти каждый день вспоминал их красоту, их изящность, их теплоту, восстанавливал в памяти ощущения от их прикосновения и от своего прикосновения к ним.

Разумеется, невозможно избежать мыслей о том, как там на воле ведет себя твой близкий человек.

Кто-то буквально сходит с ума, изводя себя от ревности, загоняя себя мыслями о бесконечных изменах, устраивая телефонные истерики, мучая и превращая для своей любимой в ад дни на КДС.

Кто-то более философски подходит к вопросу, отпуская проблему и принимая все происходящее там как неотвратимость и неизбежность.

Кто-то, сев в тюрьму на длительный срок, сам сознательно рушит и рвет отношения, не веря в возможность физической верности и не желая терпеть боль от измен и мыслей о ней.

Каждый реализует свое отношение к этому вопросу согласно своей психологии и морально-этическим установкам.

Глава XI

Лагерь

В самом конце августа я приехала на первое свидание в Верхотурье.

Это было краткосрочное свидание, и мы приехали вдвоем с младшим сыном. Привезли передачу. Долго, несколько часов, ждали, пока все осмотрят, проверят, примут.

Потом нас отвели в комнату коротких свиданий.

Опять стекло, опять телефон.

Тогда я впервые увидела его в этой ужасной форме черного цвета со светоотражающими серыми полосками.

В следующий раз я приехала в сентябре, и это было уже наше длительное свидание, когда впервые с того проклятого апрельского дня мы могли побыть вместе целых три дня.

Муж работал на «швейке», и поскольку это было основное производство в колонии, у них в помещении, где располагались комнаты длительных свиданий, был свой полноценный «люкс».

Правда, за то, чтобы туда попасть, необходимо было «уделить» какую-то денежку блаткомитету, но это были абсолютно посильные цифры, не составляющие никаких проблем для семейного бюджета.

Комната, а вернее сказать, номер напоминал хорошую, средней руки гостиницу в каком-то областном центре. Пол с подогревом, большая ЖК-панель на стене, холодильник, варочная панель, микроволновка, душ, нормальная двуспальная кровать.

Из окна открывался вид на внутреннее пространство лагеря. Я впервые увидела его изнутри.

Передо мной высилось торцом розовое здание штаба, перед ним футбольное поле, а по периметру громоздились трехэтажные серые коробки отрядов, или, на местном наречии, «бараков». Вдали стояло какое-то административное здание – то ли клуб, то ли библиотека, а рядом громада какого-то ангара. Как я позже узнала, той самой «швейки».

Весь лагерь окружал лесной массив.

Родственников, как правило, заводят первыми. Поэтому я успела разместиться в номере, разложить продукты по полкам в холодильнике и даже уже начать что-то готовить, когда ближе к обеду привели мужа.

Настал день и час, когда мы наконец-то могли общаться не через стекло.

Он с видимым удовольствием переоделся в вольное, долго, как нечто диковинное, рассматривал керамическую посуду. В СИЗО и в колонии он привык только к пластиковой и металлической (в столовой). Здесь же, на КДС, были обычные тарелки, стаканы, кружки, которые для меня были чем-то само собой разумеющимся, а для него – артефактом из какой-то другой, параллельной вселенной.

До вечера мы общались не переставая на самые разные темы.

Он в основном рассказывал о порядках в лагере, о внутренних правилах, гласных и негласных.

Для меня это были истории из какого-то другого, фантастического мира. С удивлением я слушала о каких-то ворах и бродягах. Я думала, это все осталось в 90-х годах, и мне было непонятно, как все это может существовать в 2022 году. Было странно узнать, что существует целый пласт людей, для которых слово этих людей из криминальных хроник 1996 года имеет какой-то вес и ценность, что существует и исполняется установленный ими порядок, а внутри лагеря есть целая иерархия, вертикаль каких-то ставленников этих фигур, контролирующих тайную, теневую жизнь колонии.

Впрочем, была ли она тайной и теневой?

На эти темы муж особо не распространялся, но по каким-то намекам и недосказанностям у меня сложилось впечатление, что и эта воровская вертикаль, и официальная администрация представляют собой две ветви одной и той же власти и очень неплохо, конструктивно сотрудничают и ладят между собой.

«Швейка» работала бесперебойно в две смены. Заказы шли потоком, администрация их принимала, а блаткомитет следил за тем, чтобы основная масса заключенных – «мужиков» – выполняла производственный план.

В обмен «масса» имела какие-то поблажки, пользовалась вещами, на которые администрация закрывала глаза.

Общеизвестно, что осужденным в ИК нельзя пользоваться телефонами, но телефоны были, муж регулярно звонил мне по вотсапу. Если бы администрация поставила своей целью «выкосить» все эти трубки, то в маленьком лагере это было бы несложно сделать. Но этого не происходило, и это было частью какой-то негласной договоренности между легальной и теневой властью в колонии.

Ставкой во всем этом была бесперебойная работа швейного производства, каторжный труд заключенных, 12-часовый рабочий день с редкими произвольными выходными, иногда раз или два в месяц.

При всем этом в лагере царил достаточно строгий порядок в части соблюдения уголовных понятий. Не допускались драки, конфликтные ситуации разбирались блаткомитетом с гораздо более высокой степенью объективности, нежели судами общей юрисдикции на воле, жестоко пресекалось воровство.

Со стороны администрации требования к осужденным были минимальными.

Чтобы попасть в штрафной изолятор, нужно было действительно сильно набедокурить. Акты за нарушение правил внутреннего распорядка выписывались, но не нужно было прилагать особых усилий, чтобы этого избежать.

Подъем по расписанию, выход на зарядку, столовая, выход на работу, минимизация перемещений по лагерю – вот, собственно, основной список требований администрации.

Выполнять это, по словам мужа, было вполне посильно и «ненапряжно».

В колонии он решил проводить четко сбалансированную политику равноудаления как от блатных, так и от администрации.

«Я простой трудяга со швейки», – охарактеризовал он свой статус.

Ни в какие тюремные иерархические круги он не стремился, но и от администрации, от разного рода должностей сторонился. Исправно отчислял на «колхоз» и куда-то «под крышу».

Что значит «под крышу», я до сих пор не понимаю, но вряд ли это как-то связано с ласточками и воробьями.

Глава XII

Дом и бизнес

С 2013 года мой бизнес – школа танцев и фитнеса.

После того как посадили мужа, этот бизнес стал единственным кормильцем нас всех. С него я обеспечивала семью, выплачивала кредиты, содержала детей, которые в этом же году окончили школу и поступили: один после девятого класса в колледж, а другой – в университет.

Благодаря друзьям мужа я практически не тратила семейные деньги на передачи. Так, иногда закидывала ему на сигареты. Но большую часть собирали друзья.

Мы завели специальный чат поддержки в одном из мессенджеров, и, отправляясь на свидание или готовя посылку, я делала соответствующее оповещение. Буквально за пару часов необходимые деньги собирались.

Это было огромной поддержкой для меня.

Благодарность этим людям, бывшим рядом в тяжелые дни, я храню по сей день. Даже несмотря на то, что часть этих людей, либеральных взглядов, отвернулись от мужа, когда узнали о том, что он отправился на СВО.

Они помогали, пока он сидел в тюрьме, и исчезли из нашей жизни, как только он ушел на войну.

Поддержали в трудную минуту, но не приняли его выбор.

При всем том, сколь бы значима ни была эта поддержка, семейные нагрузки лежали исключительно на мне. Здесь мне уже не на кого было рассчитывать.

Бизнес мужа был мертв еще задолго до его посадки и ничего собой, кроме горы проблем, не представлял. Разбираться там было не в чем – и спасать было тоже нечего.

Основным источником дохода оставалась для меня моя студия, но денег катастрофически не хватало.

Оба сына смогли поступить только на платной основе, и для меня стоимость их обучения представляла собой колоссальную сумму.

Я устроилась на вторую работу, а в феврале 2023 года запустила свой новый проект – школу модельного бизнеса.

Это был очень рискованный шаг, ибо открытие нового бизнеса требовало вложений, а гарантий, что они окупятся, не было никаких.

Но и не попытаться как-то радикально изменить ситуацию я тоже не могла.

Не прошло и года, как муж сел в тюрьму, а я уже в полной мере почувствовала груз проблем, легших на мои плечи.

Я пыталась убедить себя, что во многом это было иллюзорное ощущение, что муж решал текущие проблемы в ущерб стратегическим.

Да, они существенно облегчали быт здесь и сейчас. Я даже не прикасалась к коммунальным квитанциям, не занималась ремонтом машин. Были деньги куда-то поехать и отдохнуть.

Не случайно едва ли не самый первый вопрос мой, заданный мужу, когда он позвонил из СИЗО, был не «Как ты там, жив, здоров?», а «Какой пароль от личного кабинета Энергосбыта?». Ведь действительно – как платить за газ, как платить за квартиру и других подобных элементарных вещей я просто-напросто не знала.

Так что многое было прекрасно здесь и сейчас.

А потом наручники, конвой – и добро пожаловать на ИК-53.

Понимая это, я успокаивала себя тем, что, как бы ни было тяжело, это – тяжесть без подводных камней.

Какие проблемы есть, те и есть.

Они с трудом, но решаются, не превращаясь в снежный ком.

Они медленно, но тают, а не отодвигаются в глубинные дали – по тактике моего мужа…

Но утешать себя было мало. Нужно было находить силы, чтобы действовать, нужно было не только держать оборону, сохраняя имеющееся, но и атаковать, развиваться, идти вперед.

На пользу здесь шла очень важная черта моего характера.

Сталкиваясь с какими-то жесткими проблемами, я воспринимаю их как вызов. Я, не побоюсь этого слова, психую. Это даже не обрисовать словом «мобилизуюсь», я реально психую и что-то на этом фоне вызова и критической ситуации создаю.

В 2020 году, в разгар пандемии ковида, когда были закрыты все общественные места, мой бизнес, казалось, не переживет этого испытания. Студия танцев не работала ровно полгода. Полгода в буквальном смысле «избушка была на клюшке». Я переживала, плакала и думала, как и куда двигаться дальше, ну а в итоге через полгода при условии всех мыслимых и немыслимых ограничений я открыла свой второй зал. Смогла ли бы я это сделать в обычных, некритических условиях, вне вызова, брошенного мне?

Не уверена.

Сейчас это свойство характера снова играло свою позитивную роль. В силу сложившейся ситуации я испытывала невероятный стресс. Муж сел, я осталась одна, с кредитами и детьми, и даже не только то, что мне надо было зарабатывать, а именно некий псих, как адреналиновый вброс, давал мне дополнительные силы.

Мне нужно было двигаться дальше, что-то создавать, и на этом фоне родилось модельное агентство AnFashion, где все началось с того, что мне просто сказали: «А вот такая есть идея…»

И я зацепилась за нее, дала анонс и начала прощупывать почву.

Стали подтягиваться люди, и я, приходя к этим людям на первые встречи, говорила всегда открыто: есть идея и есть ситуация.

Я владею студией танца и фитнеса, имею опыт в организации бизнеса и открытии новых проектов, у меня есть такая-то идея, и у меня… есть муж, который сидит.

Да, я сознательно и честно говорила это незнакомым, впервые видевшим меня людям, чтобы этого не боялись, не домысливали лишнего, ибо шила в мешке никогда не утаишь.

Я действительно никогда не скрывала того, что есть, в первую очередь, повторюсь, чтобы ни для кого не было потом сюрпризов, способных вызвать осадок от недоговоренностей.

Я открывала все сама и в ответ получала искреннее расположение именно потому, что изначально была искренна с людьми.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

СУНЦ – специализированный учебно-научный центр, одно из детищ фонда Сороса, созданных на заре 90-х гг. при Московском, Уральском и Новосибирском государственных университетах с целью формирования будущей научной элиты, воспитанной и ограненной в прозападной, русофобской и либеральной формациях. Формально созданные для одаренных детей из всех слоев населения, фактически на 80 % они комплектовались детьми из семей «людей с хорошими лицами» и процентов на 20 из детей туземного населения. Так, в частности, в одном СУНЦе с автором, чуть позже него, обучение проходил небезызвестный Леонид Волков, иноагент и экстремист. (Прим. авт.)

2

Мене, мене, текел, упарсин – согласно ветхозаветной Книге пророка Даниила, слова, начертанные таинственной рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона от рук Кира. Объяснение этого знамения вызвало затруднения у вавилонских мудрецов, однако их смог пояснить пророк Даниил: «Вот и значение слов: мене – исчислил Бог царство твое и положил конец ему; текел – ты взвешен на весах и найден очень легким; перес – разделено царство твое и дано мидянам и персам» (Дан. 5: 26–28). В ту же ночь Валтасар был убит, и Вавилон перешел под власть Персидской империи (Дан. 5: 30).

3

Здесь и далее курсивом помечены реальные записи из тюремных дневников и переписок в мессенджерах. (Прим. авт.)