Сережик

скачать книгу бесплатно

– Лиза!

Вбежала бабуля. Она как будто знала уже, что делать, схватила бинт и стала ловко перевязывать ему рану. Перевязывала и приговаривала:

– Не хватало, чтоб еще скорая приехала! Что бы я ей сказала? Что ты хотел прибить родную внучку? Сразу бы сослали в Сибирь! Ироды вы царя небесного, совсем с цепи сорвались.

Дед сидел виновато. Мы спрятались. Кровь остановилась.

Бабуля Лиза работала во время войны в госпитале и видела много раненых.

– Вот так вот, Айк-джан. С внуками – прямо как на войне.

Пианино

В детстве у меня была привычка барабанить по бабулилизинскому пианино. Оно было черное, как гроб, и тяжелое, как мертвый бегемот. Когда после смерти бабули и деда мы продали эту квартиру, его так и не вынесли из дома. Думаю, мы сделали злое дело тому, кто квартиру купил. Пианино было расстроено и издавало металлические стоны. Как его втащили когда-то на пятый этаж без лифта, я не знаю: оно было старше меня.

Гага на нем занималась сольфеджио и потому не стала музыкантом.

Как-то я нажимал на его клавиши и стал задерживать их на низких тонах. Получился своеобразный гул, и это во мне вызывало бурю эмоций. Было уже темно. Бабуля Лиза возилась на кухне, дед уже ложился. Гага купалась в бабулилизинской ванной. Я остался один на один с огромным черным пианино, которое отвечало на мои действия низким затяжным гулом. Я поднял голову – как делают пианисты, переживая свою музыку, – и мне показалось, что на пианино кто-то стоит во весь рост. Это был человек в черном плаще. Траву в детстве я не курил, а вот фантазия была болезненная. Сердце упало в желудок, я громко завизжал и побежал на кухню. Гага голая выскочила из ванной. Бабуля Лиза не понимала, что случилось. Дед тоже прибежал, ему показалось, что это сестра меня в очередной раз воспитывает. Он начал на нее орать. Бабуля Лиза от трясущегося меня пыталась узнать, что со мной произошло. Я хотел рассказать, но у меня не получалось выговорить ни слова. Дед махнул рукой и пошел в свою спальню.

А я долго еще не мог говорить и дрожал. Мама с папой были в Африке. Бабуля взяла в этот день меня к себе в постель. Зажгла свечку на комоде и долго бормотала:

– Господи Иисусе, спаси и сохрани…

Молитва эта была как сказка, она меня убаюкала, я отключился.

Наутро бабуля Лиза собрала своих четырех сестер. Гага уже ушла в школу. Я все еще лежал в кровати. Бабуля была очень обеспокоена и рассказывала сестрам, что я испугался какого-то дьявола и у меня отнялась речь. Сестры бабули Лизы дружно обвинили мою маму, мол, вот что бывает, когда родители ради денег бросают своих детей. После совещания было решено отвести меня к какой-то бабке, которая ворожит и отгоняет страх.

Я ничего из этого не понял. И уже все забыл про вчера.

Страх возвращался ночью, я боялся темноты и одиночества. Боялся один заходить в комнаты – иногда даже днем. Не могу объяснить, что со мной произошло, боялся – и все.

Через несколько дней дедушка Айк пришел домой и сказал бабуле Лизе, что нашел эту бабку и она согласилась мне помочь. Бабуля Лиза спросила, где та живет, дед описал, и бабуля сказала, что она ее знает. Та ей тоже в детстве отводила страх. Дедушка Айк замялся, посмотрел на нее и сказал:

– Какая ты все же у меня дура, Лизик. Ты представляешь вообще, сколько бы ей было теперь лет?

Бабуля перекрестилась и согласилась, что она дура. Это, сказала, наверное, ее дочь.

Решили через несколько дней отвести меня к этой бабке. Я испугался и стал просить деда Айка не делать этого, мол, не хочу ни к какой бабке, я больше не боюсь. Бабуля Лиза сказала, что это не страшно и не больно. Бабка просто помолится и над моей головой подержит расплавленный свинец – и у меня все как рукой снимет.

Мы с дедом Айком вышли на улицу, ярко светило солнышко, и я забыл, куда мы идем. Мы сели в троллейбус, я очень любил троллейбусы, особенно их заднее стекло. Оттуда были видны машины, и я всегда просил деда поднять меня на руки, чтобы я мог видеть улицу. Дедушка Айк в этот день был особенно ласков со мной и выполнял все мои капризы, даже купил карамельного петуха красного цвета. Это было очень вкусно. Мороженое мне не покупали, сразу запускалась пластинка «гланды, гемоглобин, ангина…»

Мы добрались до какого-то дома с общим ереванским двором. На балконе с деревянными перилами стояли старушки, и я вспомнил, что мы идем к какой-то бабке. К моему сожалению, на балкон мы не поднялись, а пошли к первому этажу. Дед постучался в грязную деревянную дверь; она не сразу открылась, но наконец заскрипела, и оттуда вышла женщина. Она сказала деду Айку, что надо подождать, бабка делом занята, и мы пришли рано. Я обрадовался, что смогу побежать на деревянный балкон, но дедушка Айк меня не пустил и подкупил вторым петухом, которого достал из кармана. Леденец был уже пыльный, весь в каких-то нитках. Дед подержал его под водой, которая лилась в ведро из трубы в середине двора. Леденец, приятно холодный, был сразу отправлен мной за щеку.

У деда Айка была привычка все совать в карманы. Он специально надевал пиджак с большими карманами, в магазине вынимал оттуда плетеную сетку и клал в нее покупки. Целлофановые пакеты, как сейчас, нигде не выдавались. И у всех в карманах были эти сетки. Но деду ее обычно не хватало, и он все, что не помещалось в сетку, совал в карманы. Это было забавно. Когда он приходил домой, то выкладывал из карманов банку сметаны, килограмм лука и еще что-то, и еще. Кроме этого в карманах у него лежали платки на все случаи жизни, документы, свернутая газета, спичечные коробки, очки и все, что он мог забыть выложить оттуда со вчерашнего дня. Так что сладкий и липкий леденец там мог находиться спокойно. Главное, он его быстро нашел, а то я бы побежал на балкон.

Я сел у трубы с испорченным краном, откуда шла вода. Под проточную воду обычно клали арбузы, но в маленьком замшелом бассейне в ведре лежали бутылки с отклеившимися ярлыками. Я начал играть с водой, но мою игру прервал скрип двери: оттуда вышла какая-то женщина с большой сумкой, а другая пригласила нас войти.

Мы зашли в комнату со старыми вещами. На комоде у зеркала стоял портрет какого-то мужика, перед ним – коробка с деньгами. На диване с длинными подушками, перевязанными с концов, как конфеты, сидела, поджав под себя ноги, бабка. Ее бело-желтые волосы выбивались из-под черного платка. У нее был острый горбатый нос. И бородка. Я никогда не видел бабушек с бородой. Она напомнила мне Бабу-ягу из мультика. Я прижался к деду Айку.

Бабка встала, подошла ко мне и попросила сесть на стул у круглого стола. На столе стоял эмалированный таз с водой. Я сел, но держал деда Айка за руку. Бабка тихо и с улыбкой сказала, чтобы я отпустил руку деда. Он вырвал свою ладонь, и мне показалось, что я сейчас упаду в пропасть. Бабка положила мне на плечи руки и начала о чем-то спрашивать деда. Он что-то отвечал, а я не мог пошевелиться.

Бабка отпустила мои плечи и подошла к спиртовке, которая стояла у портрета на комоде, рядом с деньгами. Зажгла ее и поставила на нее какую-то посуду. Дед сказал, чтобы я не боялся – это она свинец топит, чтобы подержать у меня над головой. Мне было интересно, но все равно страшно. Единственная надежда была на то, что дед Айк не оставит меня одного. Бабка попросила его подержать над моей головой тазик с водой, сама опять отошла к спиртовке, взяла с нее посуду с расплавленным свинцом, вернулась ко мне…

У меня дух захватывало! Бабка заговорила на непонятном мне языке. Хорошо, что я ее не видел. Дед потом сам со страхом рассказывал бабуле Лизе, что она глаза как-то закатывала вовнутрь глазниц и бормотала, бормотала… Потом вдруг резко вылила свинец в таз надо мной. Я так сильно втянул голову в плечи, что, кажется, снаружи остались только зажмуренные глаза. Свинец в воде шипел, и вода в тазу бурлила. Это продолжалось всего несколько секунд, но мне казалось, что сейчас свинец пробьет таз и выльется мне в мозг. Затем бабка вынула из воды остывший кусок свинца и сказала, что это петух, и начала деду давать какие-то советы. Я попросил посмотреть на этого петушка. Мне показали, но кроме какой-то кляксы я ничего не увидел. И решил как-нибудь сам растопить свинец, чтобы петушок вышел, не вечно ведь гвозди варить.

Бабка взяла грязное полотенце, пахнущее сыростью, и вытерла с меня пот: я был мокрый, как будто пробежал километр. Обычно после того, как вспотею, меня сушили феном.

Бабка подошла к дивану и села, опять убрав под себя ноги. Я подумал, что на ней колготки моей ленинаканской бабушки Вардануш. Коричневые. Она закрыла глаза. Мы с дедом смотрели на нее, я уже встал со стула. Тут вошла та женщина, которая открывала нам дверь, и попросила нас уйти. Дед подошел к комоду, достал из кармана бумажник, оставил деньги в коробке перед портретом, и мы вышли.

Солнце влилось в комнату, мы вышли на белый свет. Свежий воздух лез в нос. Мы пошли домой.

Потом я понял, что эта бабка была куда страшнее привидения, которое мне почудилось на пианино, и я все боялся в следующий раз увидеть ее вместо него. В любом случае я решил к пианино больше не подходить. Но этот страх оставался вплоть до армейского возраста.

Дед бабуле Лизе в шутку говорил:

– Лизик, она была такая же страшная, как ты. Когда на меня сердишься.

И смех и грех

Дорогой читатель, некоторые эпизоды из этой книги вошли в мой спектакль «Серёжик». Но эта история не вошла по одной банальной причине. У меня бы не хватило актерского мастерства правдоподобно показать ее зрителю, который может сделать кислую рожу и зазевать. Может, и вы в нее не поверите, но я этого не увижу! И мне остается только поклясться, что пишу я чистую правду.

Итак…

Дед Айк был со странностями, вы уже в этом убедились. Скажем, чтобы что-то не забыть утром, он перед сном ставил туфли на сервант. Это было для него своеобразным напоминанием.

У него был фронтовой друг Парсегов – дед никогда не называл его по имени, мне кажется, он был старше деда по званию. Я его ни разу не видел. Он был военным врачом и давал деду разные советы, каждый год отправлял его в санаторий. Однажды дед пришел домой – кажется, после бани – и попросил бабулю Лизу дать ему чеснок. Бабуля дала ему чеснок, дед взял ступу и стал его толочь.

Запах чеснока пополз по кухне. Дед часто добавлял чеснок в еду, и ничего в этом странного пока не было. Но вот он открыл свой банный чемоданчик и достал оттуда что-то, завернутое в газету. Бросил в ступу, добавил туда воды и продолжил толочь. Из этой магии получилась черная вонючая каша. Дед взял ложку, подошел со ступой к зеркалу над умывальником и стал накладывать себе эту гадость на лысину. Бабуля перекрестилась.

– Господи Иисусе, совсем с ума сошел. Айк, ты что делаешь?

Дед, тщательно размазывая кашу по голове, ответил:

– Лизик, это лекарство, от которого растут волосы.

Бабуля посмотрела на него с сожалением.

– Ну конечно, у тебя еще волосы кудрявые вырастут, подыщем тебе молодую жену. Конечно, конечно!

– Лизик, какая ты все же у меня дура! – нежно сказал дед Айк.

Он обернул себе голову калькой и завязал полотенцем. Стал очень похож на Бармалея. Мне было очень весело от этой дедовской затеи, я смеялся и был счастлив. Но беда в том, что дед эту магическую процедуру начал делать каждый день! Жижа воняла, дед мазал ее перед сном, и страдали от этого запаха все. Но дед не унимался, он мазал эту гадость и говорил:

– О-о-о, щиплет, значит, поры открываются, скоро вырастут волосы!

На меня запах не действовал, но бабуля Лиза наконец взорвалась:

– Божье наказание! Как можно мазать на голову это говно?!

Дед с ужасом посмотрел на бабулю Лизу и сел на стул.

– Откуда ты узнала, что это?

Бабуля Лиза тоже села – на кушетку под стеной, – чтобы не упасть, и дрожащим голосом прошептала:

– Так это и впрямь то, что я сказала?

И у нее дрогнула нижняя губа. Я почуял что-то неладное и затаив дыхание смотрел на деда.

– Да! Но это не просто говно, а лекарство из собачьей какашки. Парсегов сказал, это очень даже помогает от облысения.

Бабуля побежала к телефону, набрала Парсегову и стала кричать, что он мерзавец, что она пожалуется на него, и его отправят в Сибирь за издевательство над доверчивым ветераном, и деда Айка тоже сошлют к чертовой матери!

Потом бабуля Лиза заплакала и сказала, что она должна была выйти за того майора, который за ней ухаживал до деда. Он был настоящим офицером. А не дураком.

Тут дед снял с головы повязку с жижей и со всей силы ударил ею об стол. Содержимое повязки разлетелось по кухне, как будто он бросил его на вентилятор. И сказал:

– Если ты еще раз о нем вспомнишь, я разобью тебе голову!

– А я расскажу всем, что у тебя была любовница из Америки, и ты даже с ней переписывался!