скачать книгу бесплатно
– Хорошо, пойдем. Ты что-нибудь мне подскажешь…
Они ходили по супермаркету и набирали в тележку продукты.
– Фрукты тоже нужно будет купить.
Он кивнул.
С тележкой они вышли из магазина, подкатили ее к машине, открыли заднюю дверь и стали перегружать продукты из тележки в багажник.
Откатив тележку от машины, он обнял ее, поцеловал и усадил на переднее сидение. Сел сам, завел мотор, они выехали на набережную и покатили к выезду из города.
Она открыла окошко.
– Закрой попросил он.
– Хочу подышать речным воздухом.
– За город выедем и откроем верх.
Он нажал на педаль газа, положил руку ей на колено, повел немного выше, поднимая ее платье. Она взялась своей рукой за его руку и так они поехали дальше. Токи любви шли через их руки, доходили до сердца и заставляли его сильнее биться.
– Я не могу дождаться, когда мы приедем, – нетерпеливо сказал он.
– Я тоже хочу к тебе, – сказала она.
Он подвинул свою руку выше по ее ноге, и она тут же крепче сжала его кисть. Он расслабил руку и погладил, помассировал ее ногу. Почувствовал, что рука ее держит его кисть не так крепко и снова подвинул руку выше колена. Она снова схватила его руки и засмеялась.
– Смотри на дорогу, – сквозь смех сказала она.
– Смотрю, – отозвался он.
Он посмотрел на нее и увидел ее наполненность жизнью. Она переполняла ее. Ту же саму наполненность жизнью он чувствовал в себе. Необыкновенный подъем физических и духовных сил. Она сидела левой стороной к нему. Он не видел ее шрамов. Но ему было все равно. Эта девушка, которая прошедшей ночью стала женщиной, казалась ему необыкновенно дорога. Он видел в ней ее душу и желал вместе с ее телом.
– Осторожно машина, – сказала она нежно. – Не отвлекайся, пожалуйста. Мы все еще успеем.
Он убрал руку с ее ноги, смотрел на дорогу и чувствовал, что истекает к ней соком. Она находилась в самом центре его сердца. Теперь ее шрам он воспринимал как печать его любви. Отметина, по которой он ее отыщет среди тысяч других и везде найдет.
Она сидела рядом на переднем сидении кабриолета и чувствовала, что любит этого человека. Она чувствует его как-то всего и все в нем ее импонирует и радует. Глаза ее блестели, щеки счастливо приподнимались к глазам. Она ждала его к себе, его губы, его тело, его напряженную проникающую суть, и чувствовала, как увлажняется ее женское лоно, как оно расцветает и словно зовет к себе. Она истекала соком любви и с трудом сдерживала свое нетерпение.
Поглощенные друг другом
Машина развернулась на эстакаде, свернула вправо и выехала на дорогу к загородному дому. Впереди показался лес. Он ждал следующий поворот и съезд в лес, который они не должны были проехать. Повернули налево, съехали в лес, и он сразу надавил на газ. Машина рванула на асфальтовой крошке, резво покатила по лесной дороге, испытывая потряхивания от небольших неровностей, и через полтора километра уперлась в ворота.
– Подожди, – попросил он, вышел из машины и направился к появившемуся охраннику.
Он объяснил ему, что приехал в гости, назвал свое имя, фамилию, достал паспорт и показал пальцем на красный закрытый кабриолет. Она видела, как кивнул ему охранник, и тот направился обратно к машине.
Они поехали по асфальтовой дорожке между высокими заборами, свернули вправо и подкатили к воротам загородного дома. Игорь вышел из машины и позвонил в звонок у калитки дома. Из калитки появилась женщина старше средних лет с белым фартуком.
– Здравствуйте, Мария Александровна, – сказал он и широко улыбнулся.
– Здравствуйте, Игорь. Мне Владя звонил. Она достала связку ключей с брелоком, нажала на кнопочку брелока и ворота медленно поехали в сторону.
– Заезжайте.
Машина заехала в образовавшуюся брешь и остановилась за воротами на территории дома.
Мария Александровна закрыла калитку, подошла к машине и отдала связку ключей.
– Ты все знаешь. Гостевая приготовлена, в бане свежее белье. Уезжать будете, ключи отдадите.
Он кивнул ей в знак благодарности и забрал связку ключей. Когда ворота стали закрываться, Мария Александровна пошла в домик прислуги, который располагался прямо у ворот.
Он проводил ее взглядом, нажал педаль газа, и машина подкатила к подъезду трехэтажного особняка с крыльцом и декоративными колоннами.
Они вышли из машины по ступенькам поднялись на крыльцо с ажурным навесом к входной двери. Он одной рукой нес сумку с продуктами. Другой достал из кармана убранную связку ключей и безошибочно выбрал нужный, самый видный ключ.
Дверь открылась легко. Он пропустил ее в просторный холл, вошел сам и снова закрыл дверь на ключ.
– Нам на второй этаж. Там гостевая, наша комната.
Они прошли к центру каминного зала и остановились. Игорь поставил сумку с продуктами на пол.
– Дом уютный, давнишний. Лучшие времена его прошли, но в нем есть свои прелести. Это каминный зал, с холлом, обеденный зал, кухня. В школьные годы, я помню, здесь собиралось много народа, устраивали новогодние елки, собирались большие шумные кампании. Идем наверх… Сюда… По ступенькам… Направо, в закуток наша дверь…
Он отпер дверь, и они вошли.
– Это наше пристанище…
Она осмотрела комнату: двуспальная кровать, резной старинный шкаф, стол с двумя стульями, прикроватные тумбочки.
– Ванна есть?
– Есть на этаже. Но воды горячей нет.
Она явно огорчилась и сказала:
– Я хотела принять душ.
– Мария Александровна включила котел, скоро будет душ. Сейчас мы пойдем в баню. У них шикарная русская баня.
Она улыбнулась.
– Парилка, помывочная и комната отдыха с верандой и барбекю. Бутылочку вина разопьем в бане. Возьмем с собой продукты.
– Там есть плита? Я наскоро что-нибудь приготовлю.
– Не помню. Возможно, маленькая, электрическая, – сказал он и посмотрел на нее. – Замерзла?
Она кивнула.
– Это нервное. Через пару часов здесь будет тепло.
Он обнял ее и поцеловал.
– Я хочу посмотреть дом.
– Пойдем я тебе все покажу. Есть цокольный этаж. Там гараж и мастерская. На третьем этаже детские комнаты и игровая. – Они поднялись на третий этаж. – Это игровая комната и спортивная. Подиум… На нем играли в основном дети. И три детские комнаты. Все выходят и играют на подиуме, когда на улице плохая погода или дождь.
– Покажи мне хотя бы одну детскую комнату.
Он распахнул одну дверь.
– Двухъярусная кровать. Сразу видно, что здесь дети спят и играют.
– Удобно. Экономит в комнате место. Это комната детей брата Владика.
– А выше?
– Лестница ведет на чердак. Пойдем вниз… – Они снова спустились на второй этаж. – Это комната родителей. Дальше рабочий кабинет. Две комнаты Влада и его брата. Спускаемся в холл и пойдем в баню.
Они спустились в зал.
– Здесь удобно у камина сидеть.
Она подошла к камину. Посмотрела на кресла, диван, словно что-то вспоминала. Он подошел, обнял ее сзади.
– У нас тоже в загородном доме есть камин, – сказала она. – Папа любил сидеть у камина пить коньяк и думать.
Он поцеловал ее в шею. Она сразу вздрогнула, словно очнулась и повернулась к нему лицом. Они обнялись и поцеловались. Их поцелуй все разгорался и разгорался. Но она не позволила ему разгореться до пожирающего все огня и отняла у него губы.
– Что ты?
– Иди в баню, – улыбнулась она. – Лучше вместе со мной.
– Согласен, пойдем.
Он, улыбаясь, взял сумку с вином и продуктами. Они вышли из дома. Он закрыл дверь на ключ, и они пошли по дорожке к хозяйственным постройкам.
Все, что они делали и говорили друг другу, имело какой-то особый смысл. Они оба желали только одного уединения и слияния. И как-только кого-то из них захватывала эта мысль тот начинал заикаться, терять связь мыслей и отводить глаза в сторону, как будто что-то потерял важное. На самом деле он терял точку опоры в себе и приобретал пластичность, текучесть, зависимость от другого.
Он вел ее к бане положил руку на талию так, что чувствовал переход от тонкой талии к округлым бедрам. Чтобы чувствовать ее бедро своим, он старался идти в ногу. Когда они сбивались и шли несинхронно, он снова приноравливался чтобы идти в ногу и чувствовать ее бедро своим. По мере приближения к бане он чувствовал, как весь наполняется теплом. Чувства и эмоции наполняли его, как шарик наполняется теплым воздухом. Все в нем поднималось и хотело полететь.
– Вот это, бревенчатая баня, – показал он. Остановился и принялся искать в связке ключ от нее. Он попробовал один ключ, второй. И третьим открыл дверь. Они вошли на веранду. Здесь стоял большой стол и лавки. Напротив, входа располагалось барбекю. Они вошли в предбанник, и на них пошел банный запах. На стенах висели веники березовые, дубовые, можжевеловые, эвкалиптовые. В помывочной на полках лежали халаты, простыни, полотенца. В душевой на полках стояли пузырьки и баночки с шампунями. Все источало чистоту и словно ждало их. Она расчувствовалась, вздохнула, повернулась к нему лицом и с объятиями упала на грудь. Он поставил сумку с продуктами на пол и обнял ее. Она дрожала.
– Ну что ты?
– Не знаю.
Ее дрожь и легкое подрагивание передались и ему.
– Это сейчас пройдет, – сказала она.
Он обнял ее сильнее и прижал к себе. Поцеловал в волосы. Она подняла на него глаза, и он поймал ее неуловимые губы, которые она прятала от него, как только он обнимал ее и хотел поцеловать. Токи любви пошли от тела к телу. И они стали наливаться теплом любви. Ему казалось, что он становится большим и заполняет всю баню. Все в нем поднималось и крепло. И те истечения, которые он испытывал, находясь с ней, словно прекратились и ждали фонтана, ждали неистового извержения вулкана. И если его сила, то поднималась и ждала разрешения, когда он касался ее и чуть заикался, и волновался, то снова медленно сникала и ждала призывов. То теперь он сам, словно накалился, набряк отдельными частями, стал стойким, крепким, пронзительным.
Она ждала его внимания. Томилась и истекала соком любви и ожидания. Она трепетно ждала, когда он волнами начнет к ней приступать и овладевать, когда он коснется ее недр, чтобы войти и изведать все, что она к нему накопила за прошедшие годы и берегла только для него.
У него кружилась голова. Под ногами мешалась сумка с продуктами. Он поцеловал ее, разжал руки и убрал пакет с пола, поставив на столик. С полки он взял белую простынь для парной, развернул ее и набросил на диван. Движения его были лихорадочны и торопливы. Он боялся, что что-то изменится, и хотел только одного.
– Пожалуйста, наша белая ладья ждет нас для плавания, – дрожащим голосом произнес он.
Она смутилась.
Он торопливо стал снимать пиджак и расстегивать рубашку. Она не двигалась.
– Что такое? – спросил он.
– Я стесняюсь.
Он посмотрел в окошко на улицу. Через него в парную пронимал солнечный свет.
«Ночью шрамы не видны», – вспомнил он и сказал:
– Закрой глаза.
– Не могу… – ответила она.
Он перестал расстегивать рубашку и подошел к ней. Прижал к себе и замер. Она слегка подрагивала, как струна, которая только что издала звуки и замолчала. Ее горячий пах приник к его паху. Он его чувствовал через брюки и ее платье. Он расстегнул ее жакет и поцеловал в грудь. Она испуганно тихо ойкнула и с облегчением вздохнула. Он еще больше обнажил насколько можно ее грудь и снова поцеловал. Она застонала. Взяла руками его голову, и сама стала целовать. И она целовал ее и раздевал. И снова он искал способы, чтобы не доставить ей беспокойства. Жакет упал на пол под ноги первым. Темное платье с фиолетовой вставкой он поднимал пальчиками двумя руками, целуя ее в губы. И она как будто тонула в нем. Поднимала руки и уходила на дно наслаждений. А он через поднятые руки снимал с нее платье. Она глотала заливающую ее воду страсти и захлебывалась ей, и хватала раскрытым ртом воздух и отвечала на его поцелуи. Обнимая, пальчиками, словно играл на клавишах, он искал застежки на ее лифе. Он сразу понял, что это не крючочки, не завязочки, а пуговки по выступающим головкам. Их было три, но он не понимал этого, а расстегивал и расстегивал одну за другой, продолжая ее целовать. И когда лиф ослаб и груди стали свободно мягкими и упругими, он приник ним и стал их целовать, не соблюдая очереди и переключаясь с одной на другую. А она стонала и держала двумя руками его голову. Ее губы шептали одно слово, непонятное, страшное и вечное. Они шептали:
– Люблю… Люблю… Люблю…
Она нагнулась и подтянула его голову к губам, словно прося поцелуев в губы. И он стал целовать ее губы. И она отвечала ему также страстно, глубоко и полно. И его язык приходил к ней в рот. И ее язык приходил к нему в рот. И они встречались на границе ее рта и изведывали губы друг друга. И он встал перед ней на колени и уперся головой в лобок, покрытый ажурными трусиками. И он через трусы поцеловал ее в горячий лобок. И она дрогнула и застонала. Он обнял ее бедра руками и провел снизу-вверх, прижимая руки к бедрам. И на талии его пальцы нащупали запретную границу упругую, растягивающуюся, которая плотно прилегала к ее телу. И он запустил пальца под резиночку и начал медленно делать все, чтобы ажурный материал начал сползать. Он целовал ее лобок, пах и покусывал ее тело под трусиками. А она стонала. И откинув голову назад, схватилась за лобок и снова застонала. А он с силой потянул шелковистую материю вниз. И где-то вдали показался лес. И он замер подбородком между полем и лесом, и уперся в лес носом. Он проводил шелковую материю в низ, до самого пола. Она сделала шаг назад, еще и ее руки задвигались локтями по ее бокам. Она схватилась руками за голову, словно вот-вот могла упасть. Он встал, подхватил ее и сделал вместе с ней еще шаг назад, снимая с себя одежду, и еще, пока она не уперлась ногой в диван и не села на него, держа себя одной рукой за голову. Он сел рядом и целовал ее в шею и в грудь. Он целовал ее в подбородок и в щеки. Точно так порхает над белой курочкой хищный ястреб, чтобы насытить ею свое тело. Он не хотел причинить ей боль и поэтому старался проявлять еще большую нежность. Если она испытывала неудобство и сквозь зубы со вздохом всасывала, втягивала воздух, он ослабевал напор и проявление страстей.
Она слушалась его движений, слушалась его пальцев и рук. Угадывала его желания и подчинялась им. Он доводил ее до экстаза до умопомрачения только касаниями и поцелуями. Они словно ходили по райским кущам и заходили в тайные, заповедные места, куда посторонним вход запрещен. Он являлся ее проводником, ее поводырем. И она то закрывала глаза, то открывала их, чтобы понять его движения лучше и откликаться. Он целовал ее, и она отклонялась под его руками. Она падала в пропасть и вдруг понимала, что он держит ее руками. Она ложилась на простынь, и ей казалось, что ее укладывают в колыбель. И его касания, его поцелуи вызывали истечение ее и маленькие сладкие конвульсии. Но она понимала, что это все еще только подготовка к главному, к главной сладости, к слиянию и восторгу. И в какой-то момент, когда его ласки ослабевали, она сама с силой хватала его тело, чтобы ощутить его силу и испросить новых ласк. И он снова приникал к ней и целовал.
Он повернул ее так, чтобы она легла рядом с ним. И наклонился, изгибая шею, и стал целовать ее снова и снова. В этот миг он походил на лебедя, как на картине Микеланджело «Леда», когда Зевс прилетает к Леде в виде прекрасного лебедя и соблазняет Леду своей белоснежной красотой, и совокупляется с ней, прикрывая место соития, как ажурной занавесочкой, распушенным белым хвостом. В этой картине было столько экспрессии, столько страсти. И белый лебедь обладал ею распластав себя над Ледой и поместив себя между ее ног. Только он был еще на пути к обладанию предметом своей страсти. Голова кружилась. Он ничего не понимал и только хотел ее сути, ее тела и ее души.
Она словно теряла сознание, уходя в неведомые дали. И возвращалась, видя, что она уже обнажена и лежит на простыни. Она открывала глаза и закрывала. То, что она ждала, приближалось к ней, чтобы войти довести до экстаза и раствориться в ней новой жизнью.
Он струился к ней в желании. Ласкал ее груди, ее плечи, и целовал, целовал. Он словно забывал, что нужно делать дальше и наслаждался тем, что было ему доступно. И когда нежность и ласки достигали пика он чувствовал, что подъем чувств заканчивался, тогда он двигался дальше, приближаясь к заветному. От нетерпения он сглатывал слюну, вздрагивал и двигался навстречу наслаждению. Он чувствовал ее всю через поцелуи, через ласки. И теперь ему представлялось снова познать ее всю. Его крепость достигла предела. И напряжение шло от паха через все тело, подкатывало к горлу комком и стучало в висках. Он входил в нее осторожно, словно мальчик продирался сквозь кусты, словно ослепший от счастья мужчина, ищущий вход в рай на ощупь. Он входил медленно, чтобы не причинить ей вреда. И она, не выдержав вожделения, сама стала ему помогать входить в себя. Они сливались в движениях и в желаниях. Он входил в нее и узнавал ее вновь и вновь. И он вошел в нее и ощутил пахом ее пах. Он был горячий и трепетный. Они построили мост между собой, по которому пошли, потекли токи бесконечной любви.
– Любимый… – говорила она.
– Любимая… – говорил он.
– Любимый…– говорила она.
– Любимая…– говорил он.
