
Полная версия:
О книгоедстве
Однако сколь неизменно хочется верить во что-либо изумительно славное, вечное и доброе, да только та самая весьма безотчетная вера довольно-таки многих людей подчас еще затем и погубит.
И все это разве что лишь потому, что хотя без нее вовсе никак явно нельзя, но надобно напрягать ум, а не всего-то, что безотчетно во что-либо беспочвенное наспех так верить.
А, кроме того, никак не надо бы хоть как-то стесняться, сходу разом жестко схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто бездумно топчет и топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из тех самых ныне имеющихся великих общественных начинаний.
Да и вот всякая подобного рода борьба должна была вестись никак не со всеми теми сколь слащаво восторженными мыслями, буквально все, то черное сходу укутывающими в розовые одежды праздно блеклых надежд.
Этот мир к чему-либо самому наилучшему если и будет возможно некогда более чем надежно изменить, то, вовсе-то ничего подобного совсем не удастся осуществить, пройдясь кувалдой по черепам злых угнетателей, даже если и будет она весьма ответственно находиться в чьих-либо мозолистых же руках…
Да и наскоро соорудить из всей той нынешней общественной пирамиды нечто исключительно новое будет явно, считай ведь никак невозможно…
Ну а медленно и упорно возводить нечто стоящее определения, куда только поболее лучшей обители для всего ныне существующего общества будет совсем никак не по силам безо всякой солидной же помощи со стороны тех людей, что попросту напрочь отказывались даже и немного занозить свои холенные и нежные руки.
А им между тем действительно стоило на деле вдумчиво укреплять совсем уж никак не струганые балки до чего только грубого общественного быта.
Да только тот им и по сей день кажется, доверху переполненным исключительно разной и самой отъявленной скверной, к которой их души никак не могли бы соприкоснуться, весьма безнадежно, не перепачкавшись в том, в чем им извозиться было вовсе нельзя, сохранив главные свои духовные черты.
26
Люди, чей разум сколь еще всеобъемлюще затмевают всяческие ласковые чувства, мыслят до чего только пока совсем однобоко.
Их самой явной прерогативой становится немыслимо возвышенная над всем плотски низменным, безукоризненно, чистая, словно бы слеза младенца, сущая же голая правда.
И она и впрямь полностью обволакивает буквально все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно происходившее, до чего принципиально вязкими тенетами односторонне мыслящей полуслепой правоты.
Однако правда та была урезанная и строго дозированная, а потому и являлась она самым наихудшим из всех где-либо существующих видов сколь еще ласково порою очаровывающей светлые души лжи.
И внутри изумительно чистой от какой-либо грязи жизни пресловуто же, как есть единственной правды буквально все было создано, дабы в том до чего стерильно чистом уголке многих душ так и горел и горел огонек на редкость самодостаточного, да и весьма многообразно разносторонне сладострастного самообмана.
А впрочем, как-никак и сами довольно же низменные стороны всех тех общественно полезных истин для некоторых людей попросту не существуют уж полностью вообще.
И это как раз-таки сколь усердное сокрытие их от всякого более-менее полноценного внешнего же света зачастую и дозволяет некоторым слащавым интеллигентам всячески сохранять свои по-детски нежные ручки в той-то исключительно девственной чистоте.
А между тем без чьего-либо в этаком деле и впрямь-то прямого участия воз вековой разобщенности и коррупции было бы никак с места явно не сдвинуть…
И кое-кому явно следовало гораздо поменее ерничать по поводу всей той чисто уж многовековой российской отсталости от всех тех издревле еще необычайно благих общеевропейских стандартов, да вот зато значительно поболее при всем том всячески выпрямлять согбенный стан своего народа своей-то собственной к нему между тем и впрямь-то вполне естественной близостью.
Ибо как раз в чем-либо подобном и была весьма уж неизменно заключена историческая функция буквально-то во всем этом мире славной духом интеллигенции.
И это именно отчасти из-за той извечной же безудержно прекраснодушной болтологии и завелись на теле страны всяческие сибирские язвы лагерей того еще самого злосчастного сталинского ГУЛАГА.
27
О да, конечно, от того самого прямого соприкосновения со всем тем отчаянно грязным общественным бытом, чьи-то нежные руки в единый миг станут никак не столь безукоризненно чистыми.
Ну а заодно и доведется им тогда оказаться сколь неприглядно и неприязненно мозолистыми, зато душа будет дышать тем же воздухом, что и весь остальной честной народ.
Ну, а чтобы и впрямь до чего только постепенно так добиться всего того, о чем писал Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы», и нужно было никак не бояться по временам хотя бы и немного, но посильно якшаться со всяческого рода дурно пахнущим сбродом.
Поскольку это как раз вот, всячески проливая в грязные и низменные души яркий свет всяческих духовных благ и можно будет со временем получить весьма достойные всходы, потому что люди невежественные никак не закрыты, они только не развиты, а это дело вполне поправимое.
Хотя как-никак, а на деле взойти в них могут одни лишь, и только семена сколь же довольно практического и прагматичного познания…
А потому и забивать им мозги всяческими заумными социальными теориями попросту тот еще на редкость мартышкин труд!
Они и вправду люди разболтанные и неорганизованные и их кое-кому действительно, пожалуй, явно так хочется до чего только разом полностью переделать на какой-либо несколько лучший и более благой лад.
Ну а как раз для того, мол, и надобна та самая некая социальная программа будто бы и впрямь полноценно способная довольно-то слаженно и верно во всем поспособствовать всякому истинно наилучшему обустройству людского быта путем полного выравнивания самых различных категорий людей под одну же гребенку.
А между тем именно подобным путем и уничтожаются полностью раз и навсегда, стираясь в труху всякая доподлинная творческая инициатива, а также и тот всецело настоящий никак непоказной энтузиазм.
И как оно само собой затем ведь и получается, уж вместо того вдумчивого лечения страшных общественных язв кое-кто и по сей день только и занят одной лишь мудрой заботой мысленного выравнивания, всех тех чисто всегдашних неровностей социальной почвы.
А между тем подобного рода прокрустово ложе только и может, что уложить все человечество в одну ту большую братскую могилу.
А ради того вполне ныне заслуженного родом людским весьма полноценного же прихода самых наилучших дней всеобщего людского грядущего на самом-то деле надо было всячески воевать никак не с темным прошлым, а именно с тем нисколько так совсем несветлым нынешним настоящим.
Да вот, однако, никому уж явно не следовало со всем тем эпическим упоением до чего грозно сражаться с химерой некого грубого социального неравенства, а только лишь с главным бичом всякого государства взяточничеством, кумовством и коррупцией.
Хотя, конечно, безо всякой на то особой причины лезть во всякую изначально черную грязь никому и близко негоже, а в особенности во все те самые обыденные часы ничем и никак не потревоженного житейского существования.
28
Однако весьма вот усердно всячески подгонять к свету высших истин всех тех, кто живет в скверне донельзя житейской своей низкопробной непритязательности, явно при этом еще и простецки наслаждаясь крайне незатейливым своим существованием, попросту уж и близко дело вовсе ведь никак попросту непристойное.
Нет, сначала надо было хоть сколько-то посильно выйти за узкие рамки своего довольно ограниченного кругозора, и тогда, может, и удалось бы кое-кому чисто житейски понять всех тех, кто жил, до чего жестко так находясь в суровых тисках весьма стародавнего примитивного быта.
Ну, а столь беспрестанно сюсюкать и кудахтать о той явно не в меру безрадостной народной доле, а еще и сколь еще громогласно при всем том воздыхать, что народ, мол, до сих самых пор все это безропотно терпит и молчит…
Нет, именно в том и есть чего-либо как раз оттого бездумного же взбаламучивания той самой, хотя и не бездонной, однако немыслимо при всем том безнадежно так отвратительной обывательской лужи.
И как есть, считай заранее оно более-менее ясно, что уж всем тем крайне негативным результатом этаких благих и праздных бесед и станет чудовищное беззаконие на многие десятилетия затем обредшее статус самого полноправного хозяина всех земель и недр.
Ну а точно также Сталин был вполне полноправным владельцем буквально всякого «людского материала», где-либо только вообще уж еще проживающего в пределах шестой части суши.
Однако может быть те почти бесцветные серые массы именно что при помощи чудодейственного омовения в самые недра всего того, как и понятно проникновенно сладостного и сияюще доброго, в конце концов, и сумеют переменить всю доселе имевшуюся в них обыденную обеспокоенность на те ничем непобедимые, извечно возвышенные идеалы?
Может быть, со временем – да!
Только, не все ли едино, на данный момент времени всю безыскусную естественность грязного мещанского быта нисколько не вытравишь той самой безумно благоухающей фиалками прекраснодушной искусственностью.
А между тем все лучшее в людях надо бы именно до чего старательно воспитывать, а вовсе не вытравливать все из них злое добела раскаленным железом.
29
А, кроме того, и нисколько не следует им беспрестанно лить за ворот всевозможнейшие дифирамбы обо всем том крайне утонченном и безмерно возвышенном, поскольку внутри его подчас наиболее главной блаженной сути зачастую слишком много всего того чисто аморфного и искусственного, а не этакого искусно приподнятого над всем вполне обыденно нас окружающим.
И вот чего еще можно бы привести в качестве самого наглядного подтверждения ко всему тому ранее вышесказанному.
Иван Ефремов, «Лезвие Бритвы»:
«Самый великий подвиг искусства – вырвать прекрасное из жизни, подчас враждебной, хмурой и некрасивой, вложить гигантский труд в создание подлинной, безусловной, каждому понятной, каждого возвышающей красоты. Мало этого, тебе придется бороться со все распространяющимся влиянием бездельников, думающих ловким трюком, фокусом, удивляющей безвкусных глупцов выдумкой подменить настоящее искусство. Они будут отвергать твои искания, глумиться над твоим идеалом. Сами не способные на подвижнический труд настоящего художника, они будут каждый найденный ими прием, отдельное сочетание двух красок, набор мазков или удачно найденную светотень объявлять открытием, называть элементом мира, не понимая, что в нашем ощущении природы и жизни нет ничего простого. Что везде и во всем сложнейший узор ткани Майи, что наше чувство красоты уходит в глубину сотен прошедших тысячелетий, в которых формировалась душа человека! Отразить эту сложность может лишь подлинное искусство через великий труд».
30
И вот это как раз во имя того, дабы затем никак не оказался он во всем том своем конечном итоге совсем же нелепо сизифовым, и нужно было суметь сделаться несколько ближе ко всему тому, что, безусловно, снизу-доверху перепачкано вековой грязью своей неумытости, а именно к самому сердцу бескрайне простого народа.
Однако при всем том было бы крайне необходимо всячески же стремиться, нисколько при этом не вздыбливать слепые от рождения массы куда-то вверх так и нагнетая весь тот никак небеспричинный народный гнев.
Нет, безупречно полезным тут было бы, разве что иногда при самой первой возможности, к нему посильно спускаясь до чего уж ответственно становиться с ним на одну, собственно, ногу.
Да только при всем том, и близко не отдавливая ему его нижние конечности во имя любых самых добрейших же помыслов, а также и довольно-то на редкость тускло светлых идеалов.
И вполне еще надо бы весьма сходу верно признать, что ничего сразу во всей этой жизни к чему-либо лучшему вовсе-то никогда попросту совсем этак вот явно не менялось.
Путь доподлинно же полезного преобразования общества был и будет бескрайне долог и крайне тяжел, а главное всяческие праздные и сытые речи можно сказать его лишь значительнее удлиняют.
Ну а именно тем до чего сходу разом отодвигаются вдаль ото всех этих наших нынешних реалий те пестрые и яркие мечты о некоем принципиально ведь совсем ином общественном бытии.
И кое-кто явно перепутал вполне же естественную жизнь и те чисто вот вовсе надуманные образы вымышленного мира некой благой фантазии…
ЕЕ грядущая мнимая бытность (то есть как раз-таки время и впрямь совсем ведь ненаглядной эпохи буквально всеобщего же неминуемого счастья) была на редкость обжигающе страстно верна и пламенна.
Ну а главное – и весьма и весьма определенно вся та сладострастная кутерьма была как есть, только-то разом нацелена на все, то сколь неизбежно лишь самое-самое истинно наилучшее.
31
Ну а грязное и былое бытие вполне ныне следовало попросту запросто же зарыть в той самой свежей могиле всего того лишь вчерашнего прошлого.
А между тем во имя доподлинно праведного приближения светлого будущего нужно было воевать никак не с необычайно длинными тенями страшных пережитков всего того ныне минувшего, а как раз-таки активно насаждая те самые архиважные саженцы, куда и впрямь поболее стоящих и истинно наилучших грядущих времен.
Ну, а во имя самого последовательного осуществления чего-либо подобного и нужно было до чего беспрестанно уж умело возиться в скверне и грязи, да и как то могло быть хоть сколько-то, вообще еще явно иначе?
То есть, было, как есть неотъемлемо важно и крайне потребно на деле приучиться, пусть иногда, да и то разве что вскользь никак небеспочвенно, а весьма надлежаще вполне чувственно соприкасаться со всем, тем жизненным сором – высочайшими сторонами всей своей безупречно утонченной духовности.
Поскольку коли уж будет вся духовная жизнь интеллектуальной элиты страны протекать как-либо совсем по-другому, то это как раз тогда весь сильнодействующий яд пропагандистки подсахаренной лжи и лести попросту сколь отчетливо сделает довольно-то многих культурных людей, самыми что ни на есть невольными прислужниками чьих-либо воинственно-собственнических интересов.
А они между тем всегда были полностью чужды всякому хоть сколько-то стоящему настоящему благосостоянию всего того неизменно так именно нищего российского народа.
Причем речь тут вовсе не идет о некоем временном, проходящем процессе, никак и близко совсем не затрагивающем нашу сегодняшнюю, современную эпоху.
Наше несветлое прошлое, словно в зеркале отображается в нашем теперешнем все еще явно столь невзрачном настоящем.
А потому и абсолютно нет в том ничего удивительного, что некоторые из наших современных представителей довольно-то весьма разнообразных творческих профессий с самой искренней, и, пожалуй, что несколько уж излишне подчеркнуто детской наивностью, до чего еще смущенно объясняют всю свою неимоверную востребованность сущей пошлостью и всем тем чудодейственно слащавым мраком.
Хотя все это на деле является самой элементарной же хитроумной уловкой, а именно не более чем низменным самообманом и совершенно того и близко нисколько не более.
32
А между тем абсолютно любой социальный заказ искусству может быть кем-либо вполне уж верно осуществлен разве что лишь в меру его истинной и самой безусловной продажности, а как-либо иначе ему никогда этак вовсе явно совсем не бывать.
Однако зачем – это он вообще мог кому-либо столь непременно как-никак, а на деле ведь разом сходу понадобиться?
А все дело тут именно в том, что бесхитростное упрощение жизни, следуя при этом наиболее удобному к тому изгибу, есть самое естественное продолжение повторения в области духовности тех ласковых удобств, что нам создает довольно-то быстро и легко уносящий нас вдаль от всякой простейшей естественности буквально-то вездесущий и всесильный технический прогресс.
33
Массам хлеба и зрелищ – это вполне уж полностью само собой разом понятно, а чего это тогда, значится, всем тем баловням судьбы патрициям?
А вот он и всецело верный ответ.
Технически подкованная, словно блоха мастера Левши, цивилизация, само собой, всенепременно потребует стиля, вовсе так никак и близко недоступного простым смертным, всем-то духом своим грозно ограждающего возвышенных чувствами и разумом интеллектуалов-патрициев от того искренне сколь откровенно презираемого ими плебса.
Причем явно еще найдутся и всякие те, кто со всем тем большим аппетитом, торжественно осуществят – этот самый до чего ныне насущный социальный заказ.
Уж как в области философии, бездушно отдалившейся от всех докучливых явей мира сего в некие изумительно отвлеченные от любых реалий жизни метафизические бредни, так и сводящиеся ко всяческим пространным разговорам о самой сущности вселенского бытия.
Ну а также надо бы тут упомянуть и ту весьма вот славно прикормленную властями политологии, что более чем самоуверенно превратила обман безмерно доверчивого народа в некий культ всегда единолично правого вождя.
Само же название его нынешней должности всякой той или иной ее сокровенной сути и близко ведь совсем не меняет, поскольку в России должность царя можно было вполне всерьез обозвать и должностью главного кучера.
Причем – это как раз при самом непосредственном посредстве ярких бликов далекого будущего и произошло возрождение всей той неимоверно дичайшей дикости.
Ну, так и самое главное все – это до чего сурово претворилось в жизнь именно в условиях отчаянно новых реалий века, что попросту стал эрой неимоверно доблестных открытий всяческих исключительно разнообразных способов буквально всеобщего нашего взаимоуничтожения.
И именно в том все тут дело, что донельзя помпезная имперская напыщенность всецело укрупняет амбициозность позиций бравых не умом, а силой своего привилегированного положения ярых господ от лихо вздернутой фуражки с околышем и пышных пампасов.
Да и гражданские руководители тоже весьма многозначительно почувствовали себя истинными властелинами мира, в котором они, пожалуй, так могут свершать большие поступки, однако если уж и будут они, затем ощущаться даже и сквозь миллионолетия, то вот окажется это одним лишь диким ощущением стыда и страха.
Причем яснее ясного, как и почему!
Наша планета имеет очень даже тонкую настройку, и мы ее во многом вполне уже реально нарушили, однако сделали – это разве что совсем невольно от глупости и жадности, а не по тому самому чудовищно злому умыслу.
И лучше бы нам и близко не доводить как раз до того, чтобы буквально весь этот мир действительно стал всецело пустым и на редкость пустынным…
Идеология слепой силы, делающая особо острыми когти хищных империй попросту нивелирует все человеческое внутри душ тех, кто принимает решения, никак не беря в расчет ничьи людские судьбы, а только лишь твердо определяя границы, за которые чужая подлость не должна перейти без спуска с цепи ядерной реакции.
Причем, поболее всего, подобному роду рассуждений могло бы поспособствовать как раз то самое явное превращение живых людей в безвольные винтики в машине сколь определенно созданной именно во имя построения государственного, а никак уж отныне нисколько не личностного и чисто человеческого счастья.
Причем счастье государственное было воплощено уж именно в том существе, что попросту ослепило собой и своим крайне-то низменным естеством все и вся в пределах его суверенного влияния и владычества.
Сталин стал ярчайшим символом славного отечества, но отечество при этом стало напоминать собой тюремную зону и все условия существования в ней при этом были вот до конца более чем вполне соответствующие.
И понятное дело, что никакой тюремный пахан, в качестве ярчайшего символа своей эпохи лучше ту как она есть всеобщую жизнь, точно ведь никак явно не сделает.
А все потому, что уж служит он разве что только самому себе и все время его правления он только лишь и потребует всяческих языческих обрядов и жертвоприношений.
Причем ему для всего этого и было как раз-таки и нужна именно людская, а не какая-либо животная кровь.
Но все – это некогда вот вдохновляло не одну разве что только лишь серую толпу…
Нет, точно также – это всецело вдохновляло и высоких духом и умом интеллектуалов, которые при этом сколь искренне верили в то, что руль политической власти ныне находится во вполне надежных руках.
А ведь во имя того, чтобы избавить народ от засилья тьмы, нужно было стать для него ярким светочем, греющим сердца, а не только уличным фонарем весьма уж отдаленно освещающим серым массам их крайне нелегкий жизненный путь.
Причем хоть как-либо вообще свершить нечто подобное будет попросту вовсе-то и невозможно без всего того крайне нечестивого своего соприкосновения с темными сторонами жизни, а именно всего того, что всячески вполне осознанно губит ростки всякого наилучшего же грядущего.
А еще данное соприкосновение должно было быть на редкость взвешенным, а также до самого уж чего-то нутра насквозь пронизывающим и здравым, поскольку главное – это никак не вобрать внутрь себя всякую ту крайне до чего непроглядную тьму.
Ну а чисто извне разглядывать чужую скверну можно с буквально считай вовсе-то самого уж малого расстояния.
И главное тут сдержанность и кротость пока нет ровно никакой необходимости по мере сил защищать свое честь и достоинство.
И вот еще что!
Страшнее зверя нет в природе, чем дикое и тупое людское невежество.
Именно оно враг прогресса, а не самодовольное чванство тех, кто весьма ведь значительно лучше в этой жизни вполне еще явно обустроен.
И вся наиболее страшная трагедия мира, в котором мы живем, заключена, прежде всего, в том, что нашлись ярые идеалисты, которые и впрямь попытались зажечь солнце гуманизма, совсем истребив тьму тьмущую всяких чисто абстрактных понятий вместе с теми, кто эти понятия само собой вполне отчетливо же олицетворял.
И простой народ по наивности своей всецело поверил этим кликушам яростно зовущих толпу сделаться самим себе вольными господами.
И те ничего и ни о чем несведущие граждане подошли к этому делу со всем, тем искренне так самым надлежащим же рвением.
Раз весьма многие из их числа все еще по старинке верили во всякие ныне совсем обветшалые идеалы и были они даже готовы вполне всерьез за них разом отдать свою жизнь.
И ясное дело, что тогда более чем сходу нашлось, кому самом-то должным же образом вдохновить их на этакие великие подвиги.
И сколь сердечно и пламенно бравые деятели беспардонно на редкость слащавой демагогии и занялись оголтелым кликушеством во имя построения общества древнего рабства в той самой беспардонно новой идеологической упаковке.
И разве то и близко никому никак непонятно, что враз тогда мигом еще отыщутся и впрямь чересчур прилизанные деятели «всеядного искусства», что довольно старательно вовсю затем обкормят серую толпу сладенькой и до чего непритязательно откровенной пошлостью.
А она крайне прилипчива и надо чтобы сменилась пара поколений, чтобы почти всем действительно стало ясно, что весь уж тот сколь еще долгий путь к всеобщему счастью он только одна самая нелепая видимость и никак того нисколько так явно не более.
Правда толпу можно всегда вдохновить и некими новыми лозунгами она ведь своим властителям всею душою неизменно же внемлет…
Причем пламенно революционна она или нет, будет зависеть только лишь от всего того нынешнего духа времени.
И вот если оно надо из одного пламени в иное полымя всегда уж людские невежественные массы можно разом сходу так смело толкнуть.
34
И сама доля искусства во всем том вполне успешном формировании нового образа сознания у всякого того чрезвычайно простого обывателя явно уж сколь еще весьма велика.
Причем никак не обязательно, чтобы оно всячески восхваляло всякие там немыслимые прелести нынче вот властвующей идеологии.
Раз этого никак подчас совсем и не требуется.
И все это потому, что если до чего славное искусство никак небезуспешно себя более чем откровенно продает или предназначается для одних исключительно избранных, то тогда из него никак не окажется затруднительным запросто вылепить некий тот довольно удобный для всякой той тоталитарной власти повседневно нужный ей инструмент.
И уж будет он предназначен именно для самого безмерного возвеличивания всей ее чудовищно мертвенной идеологии.
И, ясное дело, что никак тут было не обойтись без помощи талантливых художников, скульпторов и кинорежиссеров, поскольку это именно их труд максимально нагляден и прост для его и вправду действительно уж вполне максимально естественного всеобщего восприятия.
А между тем все эти духовные гиганты подчас до чего и впрямь безмятежно живут той самой несколько иной весьма вот отрешенной жизнью, нежели чем все другие боги Олимпа возвышенного искусства.