В оковах холода и страха: американский перевал Дятлова

– А о ней вообще мало кому известно, – успокоил его Гэри. – Если бы я сам случайно не подслушал, как нашего Медвежонка распекают за эти самые карандаши его братья, то также был бы в неведении. Словом, однажды я – уж не помню, по каким делам – оказался возле его дома, потому и зашел за Тедом, чтобы вместе с ним отправиться на тренировку. Подхожу к забору усадьбы Вэйеров и вижу такую картину: во дворе стоит наш Тед, ссутулившись и опустив голову – ну прямо как сейчас! – а вокруг собралось едва ли не все его семейство. И все наперебой что-то ему объясняют. В руках у него, между прочим, было около десятка упаковок с разноцветными карандашами. Во время разговора с близкими Тед, будто защищая свою собственность, прятал карандаши за спину. Я, чтобы не показаться Вэйерам появившимся не к месту и не ко времени, тихонько спрятался у забора, и вскоре мне стала понятна причина беспокойства окружающих. Оказалось, что вот этот джентльмен, – рассказчик кивнул на Теодора, во время его слов так и не поднявшего головы, – не столь давно посетил канцелярский магазин и…

– Ограбил его? – насмешливо предположил Мадруга.

– Нет, конечно! – улыбнулся Матиас. – Полагаю, что даже наоборот: вряд ли когда-нибудь до того работники этого заведения совершали такую удачную сделку, продав столько товара оптом, причем в одни руки! – Он прищелкнул пальцами. – Понимаете, Тед купил в магазине целую гору разноцветных карандашей, заплатив за них больше ста долларов наличными! За это, насколько я понял перебивающих друг друга родных Теда, его и распекали.

– Вот тебе и раз, – задумчиво произнес Уильям, причем по его тону нельзя было понять, поддерживает ли он своего приятеля в его решении или осуждает. – Сто долларов – это очень большие деньги!..

– Прауда, очень боушие! – поддакнул Джеки. – Но пачиму?

– Что – почему? – не понял Матиас, несколько недовольный тем, что его перебивают.

– Пачиму ему быуо нужно стоуко карандашей? – уточнил свой вопрос Хьюэтт. – Што чеуоуек будет деуать с кучей карандашей?

– Об этом ты спроси у него самого, – Гэри вновь кивнул в сторону героя обсуждаемого происшествия. – Видишь ли, на такие вещи я тебе ответить не в состоянии, а он только сопит, как самый настоящий медведь. Что касается меня, то я подождал у забора, пока семейство Теда удалилось в дом, и лишь тогда показался во дворе, будто пришел всего секундой назад.

– Никто меня… э-э-э… не распекал, – наконец ответил Теодор, протирая лицо рукой. – А ты, Гэри, все неправильно понял. Надо было у меня обо всем порасспросить, а не подслушивать наши беседы!

– Вот! – Матиас торжествующим взором оглядел всю компанию, поднимая вверх указательный палец. – Наконец-то Тед заговорил и, наверное, сейчас откроет нам причину своего невероятного поступка.

– Ничего невероятного, – возразил ему Вэйер, видимо, собираясь с духом для продолжительного объяснения. – Однако попрошу вас… э-э-э… никому об этом не рассказывать, договорились? Это моя тайна.

– Конечно, не скажем! – от имени всех пообещал ему сгоравший от нетерпения Стерлинг. – Давай, Тед, поделись с нами, что у тебя на душе.

– Хорошо, тогда я вам поведаю обо всем. Понимаете, перед тем как купить так много карандашей, я смотрел по телевизору передачу, где показывали… э-э-э… одного художника, – воодушевленно начал Вэйер. – Он рассказывал, какое это счастье – уметь рисовать и создавать красивые картины. Он даже показал некоторые из них – и они были очень красивыми. Там были… э-э-э… пестрые коровки на зеленом лугу, и синяя река, похожая на нашу Перью, и какие-то улицы, по которым ходили люди…

– Мы тебя поняли: он показал свои картины, – подытожил Матиас, нетерпеливо ерзая. – Дальше-то что было?

– Ну, дальше он еще поговорил об искусстве, о том, как оно помогает людям… э-э-э… жить и во всем видеть прекрасное, – оживленный Теодор, видимо, цитировал виденного им по телевизору художника. – А потом передача закончилась…

– И усе? – разочарованно произнес Хьюэтт.

– Нет, Джеки, – Вэйер улыбнулся. – После того, как я выключил телевизор, потому что не хотел смотреть о строительстве какой-то… э-э-э… плотины на горной реке, я уже знал, чем хочу заняться. Мне просто не терпелось начать рисовать! Вот я и сходил в магазин и купил там разные карандаши.

– А бумага? – напомнил ему водитель.

– Бумаги у меня дома сколько угодно, – ответил Теодор. – О бумаге я не беспокоился. Но вот о цветных карандашах… э-э-э… подумал в первую очередь: ведь без них ничего нельзя нарисовать!

– Погоди, – вмешался Матиас, – да разве ты вообще умеешь рисовать? Никогда за тобой не наблюдал подобного.

– Вот в этом все и заключается, – глянул на него рассказчик. – Конечно, я не умею рисовать, но… э-э-э… очень хотел научиться. Почему, например, один человек может нарисовать пестрых коровок на зеленом лугу, а я нет? Это несправедливо… Я понял, что должен учиться рисовать и тогда у меня тоже будут получаться… э-э-э… красивые картины. Я понял, что хочу быть известным художником! – с удовлетворением заключил он.

– Спасибо, Тед, что доверился нам, – произнес Уильям. – Быть известным художником – это замечательно! Может быть, когда ты научишься хорошо рисовать, ты будешь писать картины на библейские сюжеты. Но вот чего я никак не могу взять в толк, зачем тебе понадобилось так много карандашей? Неужели тебе не хватило бы одного набора?

– Как это – зачем? – удивился Вэйер. – Ведь к тому времени, когда я научусь хорошо рисовать, один набор… э-э-э… придет в совершенную негодность! Значит, решил я, мне надо сразу запастись как можно большим количеством карандашей, чтобы никогда не испытывать в них нужды. К тому же я еще не знаю, какой цвет я стану использовать больше других, понимаешь? Вдруг у меня… э-э-э… внезапно закончится красный карандаш? Или желтый? И что, вновь бежать за ним в магазин?! Нет уж, я лучше сразу подумаю о том, чтобы мне не терять времени… э-э-э… на такие мелочи, и заранее куплю, как сказал Гэри, целую кучу карандашей.

– Обожди, – вновь прервал его Матиас. – Все равно непонятно. Зачем вообще нужны карандаши, если настоящие художники всегда рисуют кисточками? Или ты об этом ничего не знаешь?

– Конечно, знаю, – сказал Теодор. – Но мне также ясно, что перед тем, как взять в руку кисточку, надо как следует… э-э-э… научиться владеть карандашами.

– Ну и как твои успехи в рисовании? – спросил Джек, увидев на дороге встречную машину и на мгновение замолчав. – Получается?

– Пробую… э-э-э… по мере сил и возможностей, – скромно ответил тот. – Пойми, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моем увлечении искусством, потому что это моя тайна. Стараюсь рисовать тогда, когда меня… э-э-э… никто не видит, и только в своей комнате.

– Слушай, Медвежонок, покажи нам свои работы, – вдруг прервал его Стерлинг. – Наверное, ты нарисовал уже много интересных и красивых картин!

– Правду сказать, пока у меня еще ничего не выходит, – развел руками Вэйер. – Так, всякая ерунда… Ведь я лишь недавно… э-э-э… стал учиться рисовать. А все свои неудачные пробы я выбрасываю, чтобы никто не увидел и не проник в мое… э-э-э… тайное занятие.

– Билл, неужели ты не понимаешь: Тед всего лишь скромничает! – усмехнулся Матиас. – Попроси его как следует – может, он что-нибудь тебе и покажет.

– Нет, я ему верю, – Уильям улыбнулся Теодору. – Тед не станет нас обманывать. И все же, как это замечательно, что он нашел то, что может стать его занятием на всю жизнь, – мечтательно добавил он. – Подумайте, как прекрасно, когда человек находит свое призвание.

– Так что же получается? – усмехнулся Матиас. – Тед одновременно хочет быть и баскетболистом, и художником? Не многовато ли для одного человека, спрашивается?

– А разве это плохо? – не согласился с ним Вэйер, охотно включаясь в беседу о самом себе. – Почему я не могу… э-э-э… одновременно быть и хорошим баскетболистом, и хорошим художником? Ведь мне нравится и то и другое.

– Да пожалуйста, никто не запрещает, – махнул рукой Гэри. – Просто надо выбрать, что для тебя является главным занятием, а что – хоть и приятным, однако второстепенным. Иначе ты рискуешь разорваться на части.

Теодор задумался над внезапно свалившейся на его голову ужасной перспективой. Впрочем, помолчав с минуту, ответил:

– Думаю… э-э-э… что больше всего я, наверное, хотел бы стать художником… Но оставлять спорт я ни за что не собираюсь. Ведь мне баскетбол также нравится!

– Это честный ответ! – подбодрил его Мадруга. – Нам всем остается лишь порадоваться за тебя, Тед. Можешь рисовать, сколько твоей душе угодно, только не вздумай покинуть ряды «Аллигаторов». Куда же мы денемся без такого нападающего, как ты?

– А потом ты подаришь мне суою картину, – улыбнулся сидящему рядом другу Джеки. – Уедь подаришь, Тед? С пестрыми короуками?

– Обязательно подарит! – пообещал за Вэйера Матиас. – Вот как только нарисует ее, так сразу и подарит. И всем нам тоже подарит.

– Главное, что у Теда есть мечта, – воодушевился Уильям, искренне радуясь за приятеля. – Он обрел ее, и теперь она поведет его дальше и будет помогать ему во всех его достижениях. Скажите мне, – он внезапно прервал свои размышления, обращаясь ко всем одновременно, – а у вас есть какая-нибудь мечта?

– Вот прицепился, – фыркнул вместо ответа Гэри. – У каждого человека, наверное, имеется мечта. Ты лучше за себя отвечай.

– А со мной все очень просто, – улыбнулся Уильям. – Я уже нашел свой смысл жизни. И моя мечта, полагаю, здесь известна всем: я хочу стать известным проповедником слова Божия, чтобы все люди в мире жили по заповедям и хорошо относились друг к другу.

– Понятно, – пробубнил Матиас. – Другими словами, ты хочешь изменить мир? Чтобы не было войн, насилия, убийств? И таких людей, как Тед Банди или Гэри Гилмор… Думаешь, у тебя получится, Билл?

– На все воля Божья, – ответил Стерлинг. – И что невозможно человеку, возможно Всевышнему.

– Ну конечно, – молвил Гэри, складывая руки на груди. – Это мы слышим от тебя постоянно.

– Я понимаю, что Банди уже родился, и того, что он совершил, уже ничем не исправить. Но с ним следует поговорить, рассказать ему о чудесах Христовых – и он может измениться, Гэри, он в состоянии полностью исправиться!

– Ты так в этом уверен, дорогой мой? – снова фыркнул Матиас. – Я скажу тебе, что таких людей прекрасно исправляет – электрический стул, вот что! Не хочу показаться циником, но надеяться в таких делах на чудеса бесполезно. Это, пожалуй, равнозначно тому, что подарить на день рождения неверующему молитвенник.

– Думай, что хочешь, – беззлобно отреагировал Стерлинг. – Это твое право: Создатель наделил тебя разумом и свободой воли. Но еще лучше ответь на мой вопрос!

– О чем?

– О своей мечте. Или у тебя ее нет, Гэри? – допытывался Уильям. – Может, ты мечтаешь стать астронавтом? – он вспомнил лицо приятеля, не столь давно с жаром описывающего выход Армстронга на поверхность единственного земного спутника.

– Есть, конечно, – Матиас потянулся. – Наверное, я хотел бы стать рок-звездой.

– Это здорово! – оживился Вэйер. – Мне… э-э-э… нравится музыка.

– А если не получится? – не отставал от него Уильям.

– Не знаю… Вернулся бы в армию, если меня взяли бы обратно. Впрочем, в этом я серьезно сомневаюсь, – пожал плечами Матиас. – Нет, быть рок-звездой куда лучше. Я отрастил бы волосы, как Мик Джаггер, и выступал бы на самых известных мировых площадках. Вам не понять, ребята, какое это удовольствие – петь! А когда тебе подпевают тысячи, когда твои грампластинки расходятся сумасшедшими тиражами и люди узнают тебя на улице – вообще замечательно!

– Что же, каждому свое! – резюмировал Стерлинг, после чего немедленно обратился к Хьюэтту. – А ты, Джеки? О чем ты мечтаешь? Кем хотел бы стать ты?

– Не знаю, – засмущался тот, отводя глаза. – Может, урачом? Я однажды смотреу по теуеуизору про урачей, которые темной ночью спасуи очень много чеуоуеческих жизней. Науерное, урачом, – он немного помялся, – потому што хочу быть поуезным уюдям.

– Вот где настоящие чудеса! – не выдержал Гэри, ухмыляясь. – Один нашел свое призвание после телепередачи с художником, другой – на ночь про врачей насмотрелся.

– А ты не завидуй, Гэри, – беззлобно подшутил над приятелем Стерлинг. – Где, по-твоему, ты сам нашел свою мечту – уж не в телевизоре ли, а? Или ты хочешь сказать, что видел всех своих музыкантов живьем?

– Ну, конечно, не всех, – надулся Матиас. – Но, поверь мне, Билл, я видел кое-какие рок-группы и на сцене. Несколько раз был на их концертах, – добавил он, словно в свое оправдание.

– Ладно, – раздался голос водителя, не терпящего даже малейших разногласий среди друзей. – Хватит вам спорить.

– Кстати, Джек, – тут же нашелся Стерлинг, – из нас всех только ты еще не сказал ни слова о своей мечте.

– Верно, – поддержал его Гэри, подскакивая на сиденье. – Сознавайтесь, мистер Мадруга, о чем вы мечтаете? – и, будто берущий интервью журналист, он протянул в сторону шофера воображаемый микрофон.

Находившиеся в салоне «Меркьюри Монтего» рассмеялись.

– Я как-то мало думал об этом, – смутился Джек, тем не менее улыбаясь. – Вы застали меня врасплох.

– Так ты подумай, тебя никто не подгоняет, – успокоил водителя Теодор. – Раз мы все признались друг другу в своих мечтах, теперь… э-э-э… настала твоя очередь. Спешить нам некуда.

Мадруга несколько помедлил с ответом, поглядывая на дорогу:

– Скорее всего, я хотел бы стать путешественником. Уж очень хочется повидать мир и посмотреть, как живут другие люди, – он выдохнул. – Я живу в Юба уже больше тридцати лет и почти никуда не выезжал. Но стоит подумать о том, что где-то там, далеко-далеко от Америки, есть другие страны, то сразу возникает желание посмотреть их. Я просто сел бы за руль своего автомобиля и поехал бы, честное слово, куда глаза глядят!

– Без нас? – обеспокоенно произнес Джеки.

– Ну почему же без вас? – улыбнулся Джек. – Конечно, мы поехали бы вместе.

– Да, мы путешествовали бы, как баскетбольная команда! – вставил Уильям. – Приезжали бы в какой-нибудь город, отыгрывали матч и ехали дальше…

– «Аллигаторы», вперед! – торжественно поднял кулак Матиас. – Однако я полагал, что при твоей любви к автомашинам ты непременно захочешь стать известным автогонщиком.

– Нет, Гэри, я не смогу столь мастерски управлять гоночной техникой, – ответил Мадруга, легонько покачивая головой. – Знаешь, насколько надо владеть собой, чтобы не бояться высоких скоростей? Поэтому еще раз: нет, уж лучше я останусь простым водителем, но при этом всегда буду путешествовать.

– Это так здорово, – вслух мечтал Стерлинг, представляя себе такое будущее. – Мы неспешно передвигались бы из города в город, из страны в страну, и при этом каждый занимался бы своим делом: Джек вел автомобиль, я проповедовал бы мир во всем мире и рассказывал людям о Всевышнем, Гэри пел песни, Джеки помогал бы встреченным людям как врач, а Тед устраивал бы во всех городах свои художественные выставки. Представляете, насколько благословенной была бы такая жизнь? И в каждой стране мы играли бы в баскетбол с местными командами, представляете?

– В каждой стране? – недоверчиво ухмыльнулся Матиас. – Ну-ну… Не хочу тебя огорчать, но через границу Советского Союза нас уж точно не пропустили бы.

– Пачиму? – удивленно и обиженно спросил Джеки. – В Соуетском Союзе не уюбят играть в баскетбоу? Иуи там никто никогда не боуеет?

– Ну как тебе сказать, мой дорогой доктор… Мы же с русскими не дружим.

– Это плохо, – покачал головой Теодор. – Дружить надо со всеми…

– Почему это не дружим? – поправил водитель Матиаса. – Да, возможно, наши с ними отношения не самые лучшие, но кое-какие дела мы все же делаем вместе.

– Это ты о чем? – Гэри непонимающе глянул на приятеля.

– Да что с тобой? – удивился Мадруга. – Кто же тогда полетел с русскими в космос? Об этом я хотел сказать еще раньше, но мы заговорили о другом, и я забыл. Три года назад я смотрел по телевизору, как состыковались американская и русская космические станции.

– А-а-а, ну конечно! – Матиас прищелкнул пальцами. – Действительно, во время специальной космической программы «Аполлон-Союз» мы даже забыли о разногласиях. Я тоже смотрел по телевидению этот исторический момент: три наших астронавта и двое русских жили в космосе около двух суток.

– Они передавали на Землю все, чему были свидетелями в космосе, – продолжал Джек. – Их спрашивали журналисты всего мира, и они отвечали на вопросы. Но больше мне запомнился момент, когда американский и русский командиры станций пожали друг другу руки и поздоровались по-английски и по-русски. В ответ на это все на Земле захлопали в ладоши.

– Вот так-то лучше! – заулыбался Теодор. – А то Гэри уверяет, что русские… э-э-э… нас к себе не пустили бы.

– Ничего, я попробовал бы их уговорить! – воодушевленно пообещал Стерлинг. – Рассказал бы им об Иисусе и о том, что надо быть добрыми даже по отношению к недругам. Может, мы почитали бы вместе что-нибудь из Евангелия.

– Отлично, нашему проповеднику и карты в руки, – улыбнулся Гэри. – Уж ты бы точно заболтал русских пограничников.

– Мы могли бы написать письмо мистеру Картеру, чтобы наш президент поговорил с президентом русских, если моя проповедь на него не подействует, – продолжал мечтать Стерлинг. – Это могло бы спасти ситуацию.

– Ну ты и скажешь, Билл, – расхохотался Матиас. – Чего мелочиться, зачем писать письмо, если можно позвонить по телефону. А что касается твоей проповеди… Разве тебе не известно, что в Советском Союзе вообще нет верующих?!

– Как это – нет верующих?! – глаза Стерлинга полезли на лоб. – Совсем?! Ты, наверное, шутишь.

– Ни капли, – категорично заявил тот, однако, мгновение помедлив, добавил: – Я читал об этом в газетах… Хотя кто его знает, может, несколько человек и найдется. Ведь мы люди умные и знаем, что никогда нельзя полностью верить тому, что пишут журналисты.

Уильям изумился, и это было видно по его лицу. Как? Целая страна – и, насколько ему известно, страна огромная, – в которой нет ни единого верующего?! Просто страх какой-то. Услышанное настолько отрезвило его, что он мгновенно перестал летать в облаках и вернулся на землю, вернее, на переднее сиденье салона «Меркьюри Монтего».

– Нет, уучше написать президенту письмо! – неожиданно произнес Джеки, возможно, услышав из тирады Гэри лишь одно ненавистное ему слово – «телефон». – Тоуко зуонить ему не надо…

– Отчего же, Джеки? – обратился к нему Теодор. – Это все, наверное… э-э-э… из-за твоей нелюбви к телефонам?

– Да, – кивнул тот. – Мне теуефоны ужасно не нрауятся…

– Мы в курсе, – подтвердил за всех Матиас. – А почему ты их так ненавидишь, дружище? Давно, кстати, забываю тебя спросить об этом.

Хьюэтт только вздохнул вместо ответа и опустил голову, явно не желая распространяться на эту тему. Однако Вэйер, ласково потрепав умолкшего друга по плечу, поспешил ему на выручку:

– Хорошо, я скажу вам вместо Джеки. Понимаете, в чем тут дело, – он легонько обнял сидевшего рядом с ним товарища. – Ему почему-то кажется, что человек, когда говорит с ним по телефону, должен… э-э-э… уменьшиться и поместиться в телефонную трубку, отчего ему должно быть очень больно. Я тысячу раз говорил ему, что это не так, но Джеки до сих пор мне не верит.

– Да, мистер Хьюэтт рассказывал мне что-то похожее, – подтвердил его слова Уильям. – Он уверен, что у Джеки… Забыл, как это называется… – парень приложил руку ко лбу. – Ах, ну конечно: навязчивая идея! Однако врачи успокоили его и сказали, что это когда-нибудь пройдет.

– Ну да, – согласился Матиас. – Все когда-нибудь проходит. Время, друзья, удивительно быстро летящая штука. Кажется, совсем недавно я бегал за мячом в футбольной команде «Центурионов» Оливхерста, а теперь – пожалуйста, забрасываю мяч в корзину за «Аллигаторов» Юба-Сити!

– И что ты находишь лучшим для себя, Гэри? – спросил Мадруга.

– Как тебе ответить… В каждой игре имеются свои прелести, Джек!

– Так мы будем сегодня есть или нет? – напомнил всем Теодор, пока в автомобиле стояла тишина.

– Да, действительно, – поддержал его Гэри. – Надо последовать совету нашего мудрого Медвежонка и ударить по еде немедленно!

Итак, по дороге из Чико ребята устроили настоящее пиршество. Надо думать, что в расправе над лакомствами от Теодора никто не отставал. Пока Уильям и Джеки распаковывали пироги, срывая с них обертку, Гэри, порывшись во внутреннем кармане своего легкого пальто, извлек на свет божий маленький складной консервный нож.

– Давайте-ка сюда ваши сладости! – улыбнулся он. – Сейчас я буду их разделывать.

После его слов ребята как по команде воззрились на приятеля. Водитель на мгновение тоже обернулся к Матиасу:

– А-а-а, старый знакомый! Давненько я не видел этого славного армейского изобретения.

– Я с ним вообще никогда не расстаюсь, – ответил Гэри, открывая нож. – Мало ли когда в нем будет нужда. Сегодня-то уж точно пригодится.

– Што это у тебя? – удивленно прошептал Джеки, внимательно рассматривая предмет в руках друга.

– Славное армейское изобретение, как только что сказал Джек, – вновь улыбнулся Матиас, подмигивая товарищу. – Универсальный консервный нож «П-38».

– А пачиму такой мауенький? – не отставал Хьюэтт.

– Ничего, он хоть и маленький, зато очень надежный! – прокомментировал со своего места Мадруга. – Военных специально учат пользоваться такими.

– Научите и меня, – очарованно пробормотал Джеки.

– Эх, приятель, чтобы таким пользоваться, нужна известная сноровка, – снова подмигнул ему Матиас. – С непривычки ты даже не сможешь удержать его в пальцах, а если и удержишь, так обязательно порежешься. Давайте ваши пироги.

Стерлинг и Вэйер молча протянули Гэри просимое, наблюдая за его действиями.

– Но зачем же резать пироги таким мауеньким ножом? Уучше подеуить их руками! – предложил Хьюэтт.

– Ну конечно! В любом случае крошек будет куда больше, нежели от резки, – возразил Гэри, пытаясь аккуратно прорезать верхний слой продукции. – Спроси Джека, готов ли он лишний раз чистить свой автомобиль от крошек? – он улыбнулся своим мыслям. – Впрочем, он и так его драит ежедневно.

– Как же ты откроешь… э-э-э… пакет с молоком? – полюбопытствовал Вэйер. – Ведь оно прольется!

– Проколю сверху, да и все тут, – лаконично ответил Матиас. – Главное, чтобы после этого ты не расплескал его по всему салону.

– Эй, на заднем сиденье, – забеспокоился все слышавший Мадруга. – Чем вы там занимаетесь?

– Не волнуйся, дружище, – успокоил его бравый обладатель ножа. – Операция почти закончена, причем, заметь, без последствий для твоего «Меркьюри Монтего». Лишний раз чистить не придется.

– А куда мы положим пустые пакеты, бутылки и обертки? – поинтересовался Стерлинг.

– Ну… – на мгновение задумался Мадруга, – хотя бы сложите себе под ноги, чтобы мне было легче убирать.

– …или распихайте по карманам, – съязвил никогда не унывающий Матиас. – Тогда Джек вообще не будет заниматься уборкой. Итак, к столу, джентльмены!

Друзья занялись делом, и на некоторое время в салоне воцарилась почти полная тишина. Лишь водитель отказался от лакомства, по-прежнему держа руки на руле.

– Ты что, Джек, совсем ничего не будешь есть? – обратился к нему Уильям, держа в руках бутылку «Pepsi».

– Не очень хочется, – ответил тот, – потерплю, пока не приедем домой. К тому же это весьма неудобно: управлять машиной и одновременно есть. Впрочем, от шоколада не откажусь, – прибавил он мгновением позже.

Уильям передал ему батончик «Marathon», предварительно наполовину сняв с него обертку, чтобы самому водителю не пришлось тратить на это время. Мадруга откусил кусочек, отложив остальное на панель перед собой.

– Кстати, ребята, это нехорошо – есть перед сном, – вдруг назидательно сказал Стерлинг. – Пока мы приедем, пока поедим дома, придет время ложиться спать. А вставать нам завтра с раннего утра, чтобы быть в отличном состоянии. Папа мне всегда говорил, что негоже есть перед сном: пища не успеет перевариться, и человеку будут сниться плохие сны.

– А нам надо быть у отличном состоянии! – повторил за Стерлингом Джеки.

– Ну конечно! – выдохнул Мадруга. – Только что вся компания прикончила столько еды, а теперь ты, Билл, начинаешь говорить о том, что это вредно для здоровья. Где же ты был раньше, а?

– Да вот как-то не подумал, – ответил тот, застенчиво отводя глаза. – Папа рассказывал, что если есть на ночь, то человеку обязательно будут сниться кошмары.

– Еще чего не хватало! – лицо шофера едва заметно передернулось. – Я вовсе не собираюсь видеть кошмары!

– Не грусти, Джек, – успокоил его Хьюэтт. – Ты уедь почти ничего не еу, тоуко откусиу кусочек шокоуадки. А стоуко мауо еды перед сном не считается.

– Честно сказать, дружище, я уже думаю только об одном, – произнес Мадруга. – Добраться бы домой, поспать, и чтобы поскорее наступило завтра. Не могу дождаться завтрашнего матча.