Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Возникновение в 1905 г. российских профессиональных союзов было, конечно, закономерным, – Россия вступила в стадию империализма и на её предприятиях должны были возникнуть новейшие формы самоорганизации и самозащиты рабочих. Профсоюзы представляли из себя элемент своеобразного «культурного обмена» с более продвинутыми в плане развития капиталистических отношений странами. Возникнув первоначально на Западе, профсоюзы уже в готовом виде были воспроизведены сперва правительством112, а затем и русскими социалистами на отечественной почве, тем самым, как представляется, отчасти ускорив созревание отечественного рабочего движения. Но поскольку и тогда Россия сохранила свою специфику, рано или поздно должны были возникнуть рабочие организации, строящие свою работу именно на этой специфике. Как мы видели, такими органами и стали фабзавкомы. Сотрудничество ФЗК и профсоюзов могло бы стать вполне достаточным условием стабильности рабочего движения на протяжении всего революционного периода.

Но действительность оказалась сложнее. Хаотичность становления рабочих организаций начального периода Февральской революции, самостоятельность трудовых коллективов по отношению к внешнему влиянию, быстрота происходящих перемен заведомо ставили в выигрышное положение «традиционалистские» фабзавкомы перед «заимствованными» профсоюзами. Профсоюзы оказались не в состоянии охватить всех рабочих, разбросанных по предприятиям, фабзавкомы же поначалу выполняли их функции – боролись за 8-часовой рабочий день или повышение зарплаты113.

Меньшевики сразу же отнеслись к фабзавкомам резко отрицательно, как к органам патриархальным и «необременённым ответственностью»114. Борясь с «большевистским радикализмом», правые социалисты первоначально развернули борьбу внутри самих фабрично-заводских комитетов, достигнув в первые месяцы революции существенных успехов. Во-первых, целый ряд фабзавкомов контролировался ими непосредственно, среди них были комитеты таких известных предприятий, как заводы Гужона, бр. Бромлей, Военно-артиллерийского, «Поставщик», СВАРЗ, Прохоровской мануфактуры, Сокольнического трамвайного парка, фабрики «Богатырь» и целого ряда других115. При этом господство правых не было чем-то поверхностным. К примеру, неоднократно терпели провалы попытки большевиков навязать перевыборы право-социалистического комитета Прохоровской мануфактуры. Когда же эти перевыборы всё же состоялись, большевики вновь оказались в меньшинстве, хотя на этот раз им удалось провести в товарищи председателя комитета члена своей партии С. Малинкина. И лишь в сентябре руководство фабкомом Прохоровки наконец-то оказалось у большевиков116. Во-вторых, первоначально умеренные социалисты имели ощутимое влияние на руководящие структуры, а также всевозможные съезды и конференции органов рабочего представительства, свидетельством чего могут служить I городская конференция фабзавкомов Москвы и I городская конференция фабзавкомов Петрограда117. Но всё же в определённом смысле эти две конференции можно считать переломным моментом. На них надежды меньшевиков «европеизировать», то есть организовать рабочее движение в структуры наподобие тех, которые сложились в западноевропейских профсоюзах, потерпели крах118. Уже в июне – июле проявились признаки того, что организационные принципы, выработанные меньшевиками в совершенно других условиях, стали встречать со стороны фабзавкомов растущее сопротивление119. В этой ситуации меньшевики с удвоенной энергией стали противопоставлять «передовые» и «организованные» профсоюзы «отсталым» и «заскорузлым» фабзавкомам.

Понятно, что последователи Ленина в нарождавшемся конфликте профсоюзов и фабзавкомов самой жизнью были поставлены на сторону вторых. Резолюции в поддержку рабочих комитетов и рабочего контроля над деятельностью заводоуправлений принимаются на самых разных большевистских мероприятиях, вплоть до VI съезда РСДРП (б), среди делегатов которого было 82 представителя органов рабочего самоуправления120. Когда же к середине лета 1917 г. выявилось преобладающее большевистское влияние в фабзавкомах и преобладающее меньшевистское влияние на профсоюзы, выросла не только обособленность, но и враждебность этих форм рабочего движения, быстро приобретавшая политический характер. Всё это давало повод уже тогда, да и впоследствии, рассматривать конфликт внутри российского рабочего движения через призму конфликта внутри российской социал-демократии. На наш взгляд, трактовки существующей проблемы не отражают всей сложности тогдашней революционной реальности и нуждаются в существенной корректировке.

Организационное соперничество фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов отражает, как представляется, один из моментов знакомого нам по российской истории противоборства традиционализма и западничества. Соперничество это как бы иллюстрирует противоборство двух ориентацией революции 1917 г. Стать ли России в результате этой революции «социалистическим» вариантом всё той же западной цивилизации и на путях государственного капитализма двинуться к своему тупику, или попытаться с опорой на историческую преемственность показать миру выход из тех сумерек, в которых мир оказался в результате империалистической бойни121.

Разумеется, каждая из альтернатив далеко не сводилась к одной из враждующих фракций российской социал-демократии, тем более, что и среди большевиков вовсе не преобладали приверженцы «русской идеи» и те, кто видел будущее революции в рабочем самоуправлении, контроле и демократии. Из тогдашних лидеров большевизма, за исключением В. И. Ленина, вообще никто не обратил внимание на сходство фабзавкомов с традиционными российскими формами самоуправления. Ленину же на этот счёт принадлежит всего одна фраза, на которую исследователи прежде не обращали должного внимания. Говоря о самоуправляющемся рабочем Ленин отмечал: «Правильно ли, но он делает дело так, как крестьянин в сельскохозяйственной коммуне»122.

Из контекста, в котором это высказывание сделано, видно, что Ленин допускал правомерность подобного развития, но приветствовал ли он его или, наоборот, порицал, судить сложно.

Так или иначе, но, более живо реагируя на настроения масс, прежде всего на их стремление решать свои вопросы самостоятельно, большевики смогли сделать как бы «своим собственным» центральный лозунг фабзавкомовского движения «фабрики – рабочим». Поэтому глубинные противоречия и приобретали превращённую форму межпартийного соперничества, которое ещё более запутывало и усложняло противоречия между профсоюзами и фабзавкомами123.

Как отмечают зарубежные исследователи, к концу июня проблема фабзавкомов становится центральной в борьбе меньшевиков с большевиками за преобладание в среде организованных рабочих, и критическое отношение меньшевиков по отношению к комитетам стало своего рода «принципом политики»124.

Парадоксальным образом эта, казалось бы, чисто российская проблема повторится несколько лет спустя в условиях Германской революции 1923 года. В революционной Германии также с самого начала обозначится вопрос «фабзавкомы или профсоюзы?», в том смысле, что германские профсоюзы в отношении фабзавкомов с самого момента возникновения фабзавкомов будут преследовать по отношению к ним одну единственную цель – сделать фабзавкомы органами, подчинёнными профсоюзной бюрократии125.

Подобные шаги по обузданию непредсказуемой инициативы масс настойчиво предпринимались и в России семнадцатого года. В нашей стране первая ощутимая попытка ввести фабзавкомы в русло профсоюзного строительства была предпринята на майской конференции фабзавкомов Петрограда путём «слияния» фабзавкомов с профсоюзами126. Но тогда она закончилась практически ничем. В результате развернувшихся дебатов, в принятой на конференции резолюции говорилось лишь о «налаживании сотрудничества», но никак не о слиянии организаций – здоровые тенденции в низовых структурах профсоюзов и фабзавкомов были пока ещё сильнее навязываемых сверху решений. Кроме того, преобладание на конференции радикально настроенных делегатов заметно охладило организационные устремления меньшевиков.

Не находило понимания желание некоторых профлидеров подчинить фабзавкомы влиянию профсоюзов и в других городах России. Так, 22 апреля 1917 г. на заседании Союза фабрично-заводских комитетов Шуи с докладом выступил инструктор из центральных профсоюзных структур А. Ланнэ. Он убеждал собравшихся, что «фабрично-заводской комитет ведает узкими вопросами, чисто экономическими, своей фабрики». Исходя из этого более чем спорного утверждения, докладчик доказывал, что «Союз … заводских комитетов, как таковой, существовать не может», так как «созданы в некоторых местах и будут созданы профессиональные союзы»… Как и следовало ожидать, его выступление было встречено крайне сдержанно. Совет фабрично-заводских комитетов, по итогам обсуждения, не самораспустился в ожидании будущего «профсоюзного процветания», а продолжал свою деятельность и в дальнейшем127.

Определенный поворот в развитии ситуации происходит ко времени III Всероссийской конференции профсоюзов, состоявшейся 21-28 июня 1917 г. К моменту начала конференции для профсоюзной верхушки ситуация выглядела не утешительно. Конференция вынуждена была признать, что профсоюзы имеют на фабзавкомы очень слабое влияние, что большинство членов фабзавкомов даже не являются членами профсоюзов128. И тогда, пользуясь численным преобладанием своих депутатов, меньшевики провели резолюцию о взаимоотношении профсоюзов и фабзавкомов, написанную Астровым и Гарви. В принятой резолюции признавалось, в частности, что профсоюзы должны способствовать созданию и укреплению фабзавкомов, но фактически лишь затем, чтобы превратить их в свои форпосты на предприятиях. Роль рабочих комитетов сводилась к тому, чтобы наблюдать за ситуацией и докладывать «по начальству» о соблюдении на предприятии законов о труде и договоров, заключенных вышестоящими профсоюзными инстанциями. Хорошо понимая механизмы функционирования общих систем управления, бюрократы от профсоюзов настаивали на том, чтобы выборы в фабзавкомы проводились под контролем профсоюзов и по их спискам – то есть делалась попытка взять под контроль расстановку кадров на местах. Заводским же и фабричным комитетам принятая резолюция предписывала задачу агитировать за вступление рабочих в профессиональные союзы и повышать их авторитет. С этой целью 7-м пунктом резолюции предусматривалась передача фабзавкомами руководства возникающими на предприятии конфликтами профсоюзам, при этом, однако, «предоставляя весь свой аппарат в распоряжение союза для организованного ведения и ликвидации конфликта» (поскольку сами профсоюзы таким аппаратом просто не располагали). Таким образом, резолюция признавала неспособность профсоюзов самостоятельно решать трудовые споры, но общее руководство отводила именно им129.

Всё это не вызывало особого доверия к меньшевикам у активистов-фабзавкомовцев, пожалуй, даже внушало обратный эффект. Кроме того, на практике меньшевики нередко сами тормозили слияние ФЗК и профсоюзов на некоторых предприятиях. Например, на заводе Густава Листа, кроме профсоюзных ячеек, первоначально существовало целых три завкома, когда же необходимость работы поставила вопрос об активизации их взаимодействия с профсоюзами и о выборах общего координирующего органа, умеренные социалисты увидели в этом опасность своим позициям и попытались сорвать их130. Позиция меньшевиков-профсоюзников в этом вопросе не может получить однозначную оценку. Выступая относительно профсоюзов, кооперации и некоторых других форм рабочего движения за их самостоятельность, меньшевики отказывались признать самостоятельность за фабзавкомами.

Следующий эпизод конфронтации между руководством фабзавкомов и профсоюзов произошёл на I Всероссийской конференции фабзавкомов. На ней также прозвучали обвинения фабзавкомов в местничестве, что было отвергнуто большинством делегатов. Выступавший в прениях по докладу В. П. Милютина представитель фабзавкомов Москвы Бекренев заявил, что основной целью рабочего самоуправления является рост производства и деловитости рабочих: «У буржуазии при организации производства целью является нажива одного человека, у нас, у пролетариата, – обогащение всего человечества, – подчеркивал он. -Капиталист, улучшая производство у себя на фабрике, старается подавить конкурента. Рабочие, наоборот, должны стремиться распространять улучшения возможно шире… Пролетариат … должен стремиться к тому, чтобы продукт вырабатывался везде, где возможно, и в возможно большем количестве»131.

С поддержкой товарища выступил другой делегат из Москвы Щукин. Он привёл пример своего предприятия. Пока регулирование находилось жестко в руках рабочих – дело спорилось. Но стоило появиться соглашательским настроениям, как в организацию управления вмешалась администрация, и дело стало132. Солидарны с москвичами были представители фабзавкомов прочих городов ЦПР. Так, с очень прагматичным докладом выступил делегат от Твери А. Иванов. В своём обращении к участникам и гостям конференции он настойчиво подчёркивал, что главная цель рабочего контроля – сохранение производства, и что ради этого возможно сотрудничество и со специалистами, и с предпринимателями. Другой делегат Зарецкий, представлявший рабочих Иваново-Вознесенска, дал короткое, но предельно ясное определение того, что сами рабочие понимали под рабочим контролем: «Контроль, – указывал он, – это наблюдение за производством и распределением продуктов. Но мы понимаем его шире – как вмешательство в производственную жизнь»133.

В целом же конференция нашла верный, как нам представляется, выход из складывавшихся напряженных отношений между профсоюзами и фабзавкомами, сформулировав его в специальной резолюции – своего рода «договоре двух сторон». В ней фабзавкомы добровольно и сознательно суживали круг своих обязанностей и объём работы в пользу профсоюзов и признавали их верховенство134.

Приближался новый, как тогда казалось – пролетарский -этап Российской революции, и рабочие самим ходом событий находили общий язык, не очень-то обращая внимание на бюрократические препоны. Во многих низовых структурах единство профсоюзов и фабзавкомов было прочным.

Тесное сотрудничество между профсоюзами и фабзавкомами наладилось в Иваново-Кинешемском районе. Так, когда выяснилось, что повсюду в области профсоюзное строительство движется, а в Шуе топчется на месте, городским Союзом ФЗК 20 мая было решено: «поручить членам Бюро объединённых фабричных комитетов разработать устав профессионального общества» и форсировать его формирование135. И позже вопрос о профессиональных союзах многократно включается в повестку дня Исполнительного бюро шуйских комитетов136. С другой стороны, профсоюзы Иваново-Кинешемской промышленной области активно поддерживают фабзавкомы в период нападок на них со стороны властей и органов объединённой буржуазии. Для организации более эффективной защиты интересов рабочих и совершенствования деятельности фабрично-заводских комитетов Иваново-Вознесенские профсоюзы обменивались опытом с Московским Советом137. Не случайно в центральные органы Иваново-вознесенских профсоюзов текстильщиков, бумажников и т. д. шел поток заявлений и писем от фабрично-заводских рабочих и их комитетов о вступлении в профсоюз138.

Сотрудничество налаживалось и непосредственно на предприятиях края. Обсуждался, в частности, вопрос координации действий двух родственных организаций для решения продовольственного вопроса на фабрике Ясюнинских139. На предприятиях Кинешмы фабзавкомы и профсоюзы совместно решали проблему контроля над наймом и увольнением рабочих140.

Другой формой взаимодействия, уже непосредственно приводившей к слиянию, был контроль над уплатой профсоюзных членских взносов со стороны фабзавкомов и их отчеты об этом в центральные органы союзов. Это практиковалось фабзавкомом ткацкой мануфактуры Куваева, докладывавшего 28 августа 1917 г. в Правление Иваново-Кинешемского областного профсоюза текстильщиков о своих успехах в этом мероприятии, ФЗК фабрики Торгового Дома бр. Борисовых, Иваново-Вознесенской мануфактуры и других предприятий. Сообщали фабрично-заводские комитеты и точное количество членов профсоюзов на своём предприятии, как это делали в своих справках Правлению того же профсоюза текстильщиков фабкомы фабрики А. В. Константинова, Шуйской суконной и шляпной фабрики, Долматовской мануфактуры. При этом дело было поставлено на высоком организационном уровне: сведения и знаки об уплате взносов поступали на типовых, специально изготовленных бланках, в которые фабзавкомы лишь вписывали необходимые данные по своему предприятию и отправляли в центр141.

Часто мирное срастание фабзавкомов и профсоюзов приводило к последствиям, прямо противоположным тем, к которым так упорно стремились меньшевики, а именно к тому, что профсоюзная организация просто полностью подчинялась ФЗК. О таком случае на своей фабрике рассказывала Разумова, член фабричного коллектива т-ва мануфактур И. Гарелина, выступая 3 сентября 1917 г. на общем собрании рабочих предприятия142.

Похожие случаи, что и в Иваново-Вознесенске, происходили и в других городах ЦПР. Так, активны в защите органов низового производственного самоуправления были профсоюзы Ярославля. К примеру, когда в губернии разразился крупный, продолжавшийся четыре месяца, конфликт на Гаврило-Ямской мануфактуре льняных изделий А. А. Локалова, на помощь заводскому комитету пришел Союз текстильщиков, без чего дело рабочих фабрики заведомо было обречено на поражение143.

Аналогичные процессы сближения профсоюзов и фабзавкомов на базе активизации революционных выступлений рабочих разворачивались и в Москве. Московские профсоюзы нередко оказывались на острие борьбы за расширение прав фабрично-заводских комитетов, что хорошо отражено в литературе144. На сторону фабзавкомов стала Московская областная конференция профсоюзов металлистов. В принятых на ней решениях говорилось о важной роли фабзавкомов в налаживании рабочего контроля над производством145. Союзом металлистов была 6 июля 1917 г. объявлена всеобщая забастовка, и в ее проведении Союз всецело опирался на фабзавкомы146. А 29 августа 1917 г. началась забастовка под руководством Союза кожевников в защиту прав фабзавкомов и против притеснений их со стороны Министерства труда147.

При содействии профсоюзов борьба фабзавкомов становилась более организованной и целенаправленной. Например, общегородское делегатское собрание рабочих-металлистов Москвы постановило отчислять однодневный заработок на финансирование органов рабочего самоуправления и поддержку борьбы трудовых коллективов за свои права. Подобные отчисления уже давно практиковались на ряде предприятий Москвы и региона, среди которых следует назвать прежде все такие гиганты, как завод Гужона, Гакенталя, Военно-артиллерийский и другие148, но решение собрания профсоюзников имело тот смысл, что, во-первых, так делалось не везде, и, во-вторых, вслед за резолюцией в первичные органы рабочего самоуправления последовала очень подробная и обстоятельная инструкция по использованию собираемых денег на забастовки, стачки, помощь членам союза и прочие надобности149. В условиях острой нехватки опытных пропагандистов и организаторов и тем более специалистов в области финансов подобные разъяснения имели своё положительное значение.

В свою очередь фабзавкомы Москвы, так же как и фабзавкомы Иваново-Вознесенска, Смоленска, Ярославля, Рязани, Тулы и других городов ЦПР, вели активную агитацию за вступление рабочих в профсоюзы. С призывом вступать в профсоюз, например, обратился ещё 13 марта 1917 г. фабрично-заводской комитет Варшавского арматурного завода, дополнив призыв специальной разъяснительной запиской о необходимости создания профессиональных союзов. Этот вопрос комитетом завода обсуждался и в более поздний период150. Немалую работу по созданию на предприятиях профсоюза проделал комитет пуговичной фабрики Ронталлера151. По обобщающим данным проведённого райсоветами Москвы обследования деятельности московских фабзавкомов, в некоторых районах города до 90% фабзавкомов содействовало возникновению у себя на предприятии профсоюзных ячеек152.

Однако позитивные тенденции расширения связей между органами производственного и профессионального самоуправления рабочих носили спорадический и неглубокий характер. Природа конфликта между фабзавкомами и профсоюзами была слишком сложна, чтобы окончательно преодолеть этот конфликт за те несколько месяцев, когда рабочие организации имели возможность развиваться свободно, без вмешательства в их дела извне, со стороны всесильного государства. Поэтому атмосфера конфронтации не была преодолена вплоть до октября 1917 г., многие проблемы во взаимоотношениях профсоюзов и фабзавкомов, как отмечают историки, встречаются и в период становления большевистского режима, о чём подробнее речь пойдёт ниже.

Аксиология гражданского разлома в судьбах рабочего самоуправления

5. Кризис механизмов социального партнёрства

В эволюции органов рабочего самоуправления ведущая роль закономерно принадлежала факторам внутреннего характера153. И тем не менее, не должно сложиться впечатление, что рабочее движение в 1917 г. развивалось как нечто совершенно автономное, изолированное. На процессы, происходившие в нём, влияла вся ситуация в революционной России. Взаимодействие различного рода факторов формировало ту среду, в которой и происходило развитие рабочего движения. В этом ключе в первую очередь обращает на себя внимание проблема так называемого «социального партнёрства», на которой, в силу её слабой изученности применительно к событиям революции 1917 г., следует остановиться подробней154. Некоторые исследователи полагают, что в начале XX века у России были шансы прийти именно к такой форме межклассовых отношений. Насколько было вероятно, что этот шанс реализуется в период революции 1917 года? Проблема эта напрямую выводит на те механизмы, которые были призваны «замирить» общество, вздыбленное революцией. Понять, почему эти механизмы не сработали, – и значит ответить на вопрос о причинах возникновения чрезвычайных органов, сочетающих в себе революционные функции с функциями общественной стабилизации, какими с течением времени становятся фабзавкомы.

Прежде в советской историографии проблема социального партнёрства изучалась недостаточно. Впрочем, так же как и проблема перехода от традиционного общества к гражданскому. Между тем в период однородного буржуазного и первого коалиционного правительств идея социального партнёрства занимает одно из ключевых мест в деятельности и прогрессистских и правосоциалистических деятелей. А поскольку именно они в тот момент определяли правительственный курс, то социальное партнёрство могло рассматриваться в качестве одной из реальных альтернатив развития отношений непосредственно на производстве.

Идея социального партнёрства бралась правящими кругами в двух аспектах. Во-первых, как один из вариантов нормализации отношений с пролетариатом и решения рабочего вопроса, острого для России. Во-вторых, в качестве доктринального рычага закрепления контроля над независимым рабочим движением. При этом должны были учитываться революционные настроения рабочих. Контроль над рабочими устанавливался как бы «на справедливых, приемлемых для них» условиях.

Но в традициях российской истории социальное партнёрство было укоренено слабо. В русском обществе существовали иные механизмы межклассовых связей. Всё дальнейшее развитие социального партнёрства после свержение самодержавия во многом предопределялось этими особенностями социальных отношений дореволюционной России. Особенности эти наиболее выпукло проявились как раз в методах решения самодержавием рабочего вопроса. Если сравнить законы, регулирующие отношения на производстве в России и европейских государствах, обнаружится интересная картина155. В Европе фабричное законодательство своим появлениям сходно с генезисом конституционного строя. Конституционный строй, по сути, стал следствием жёсткой борьбы между обществом и противостоящим ему маленьким человеком из толпы. Конституция ограничивала вмешательства общества в личную жизнь и давала маленькому человеку возможность оставаться один на один с собой. Фабричное законодательство также явилось следствием упорной, продолжавшейся не одно десятилетие борьбы между маленьким человеком (на этот раз пролетарием) и угнетавшей его средой. По аналогии с конституционным правом, рабочее законодательство ограждало рабочего от произвола, гарантировало ему материальный минимум, позволяющий выполнять его гражданские функции.

В России классовая борьба была не менее острой и принципиальной. Но здесь рабочее законодательство не гарантировало рабочим уважения их гражданских прав в материальной сфере, поскольку гражданских прав в России, в европейском их понимании, не было вообще. Рабочее законодательство царской России, если использовать весьма популярную в наши время аналогию с большой семьёй, было попыткой «отца» ограничить обиды, которые «старший сын» (буржуазия) чинил «младшему сыну» (рабочим).